Аннотация: Перезалитая версия 2015 года. Будет правиться ещё.
Елена Канина
-Мэдэлинни-
Лучших целительниц воспитывали на юге. На светлом юге, в старинной школе, в Медовом лесу. Наставницы каждый год выбирали девочек с мягкими руками и твёрдым сердцем и несколько лет раскрывали им тайны: как исправить испорченное, как вернуть утраченное, как сберечь погибающее.
Ученицы долго поднимались по ступеням мастерства. Выше всех стояли мэдэлинни - те, что умели исцелять не только болезни, но и скорбь, и разрушительную страсть. Мэдэлинни изгоняли ужас и отчаяние, ненависть и ревность, одержимость и безумство. Ими и рождались, и становились, но не при помощи рассудка.
Каждую осень к Медовому лесу приводили многих крестьянских дочек. В деревянной беседке, обвитой шиповником, их поджидала одна из наставниц.
Квэльду принесли к беседке ранним утром. Девочка с тонкими пепельными волосами и бледным личиком проснулась, когда наставница начала расспрашивать ее приемную мать:
- Сколько лет этой малышке?
- Пять.
- Почему бы не повременить? Приходите с ней через год или два.
- Нельзя. У нас она лишняя. Чужая.
- Откуда взялась?
- Проезжала женщина, спешила на север. Хотела рожать на родной земле, да не успела. Родила у нас и умерла. Девочку-то я себе оставила... Тихой сначала была, послушной... А тут как заговорит с деревьями, с птицами! Боюсь я. Родители-то её... неизвестно, кто такие. Может, и не люди вовсе!
- Ну хорошо. Поглядим.
Девчонку приобняли, чмокнули в щёку. Приёмная мать заворковала:
- Квэльда, милая, прощай и не сердись! Научат тебя хорошим делам, никто дразнить тебя не будет, ты только в лесу оставайся и слушайся всех старших!
- Кто дал ей имя? - спросила наставница.
- Родная мать.
Целительница молча кивнула, словно бы о чем-то догадываясь.
- Замечательно! Нам нужны такие, как она. Будьте спокойны, мы позаботимся о девочке. Я полагаю, вы не сильно опечалитесь утратой?
- Какие печали? Не до печали мне, теперь уж и своих детей полно.
- Что ж, возвращайтесь к своим. И не забывайте вовремя просить о помощи!
Невнятные слова благодарности и торопливые шаги вскоре затихли. А наставница, женщина лет тридцати, со спокойным лицом и сильным взглядом, в темно-зеленом платье поверх льняной рубахи, прижала к себе Квэльду, поглаживая ее пушистые пепельные волосы.
- Почему ты молчишь? Ты не заплачешь, не запросишься домой?
Бледное личико приподнялось, вздрогнули редкие, но очень длинные ресницы, шевельнулись тоненькие брови, под которыми будто бы лежали вечерние тени. Целительница ахнула, когда девочка открыла свои чудные глаза - то ли темные, то ли светлые, то ли серые, то ли синие. Они были похожи на камень аметист. На колдовской, фиалковый, бесценный аметист, мерцающий во тьме.
- Неудивительно, - прошептала наставница. - С твоими-то глазами разве люди признают тебя своей?
Где-то за деревьями поднималось солнце. Земля посветлела, ветер потеплел. Это сладкое сухое осеннее утро Квэльда запомнила навсегда... Высокие сосны, деревянные ступени, осиное гнездо под крышей старенькой беседки, сиреневое небо между ветвями, темная зелень и красные ягоды шиповника.
Через поле брели усталые люди. Многие проделали долгий путь, чтобы отдать дочерей в Медовый лес.
- Погляди, милая, идут твои будущие сестры. Не тревожься. В школе все ученицы равны и любимы.
Целительница верила своим словам и была счастлива. Ничто не давало ей такого прилива сил, как встреча с новыми воспитанницами. Каждый год происходило одно и то же: кто-то начинал учиться, кто-то уходил странствовать по миру. Но кому, как не школе доброты, жить по главному закону миропорядка - по закону вечного круговорота?
***
В школе доброты не находилось доброты для тех, кто нарушал правила.
Скромность взращивалась строгостью, бесстрашия от юных целительниц добивались так, что не каждая из них сохраняла рассудок, а знания стоили слёз. Но Квэльда справлялась, за год успевая то, что другие - за два, и хладнокровно выдерживала испытания.
Сначала в школе не могли нарадоваться на способную ученицу, милую, бледную и бессловесную. Сначала казалось, что умеет она только молчать, кивать и соглашаться. Когда ей исполнилось десять, она впервые повысила голос.
Наставниц начали тревожить успехи девочки с мерцающими глазами. Никто не мог понять, откуда Квэльда, неведомо чья дочь, берёт силу, терпение и любопытство. Что служит ей опорой? Почему она ни с кем не делится мечтами, почему упрямо повторяет то, за чем следует наказание? Само по себе упрямство не навредило бы талантливой ученице, но вскоре обнаружилась другая, худшая, вина. Девочка не отличала творений светлых от творений тёмных. Не отличала - или не хотела отличать. Иначе говоря, она бы помогла и другу, и врагу. Прежде её простили бы. Но не теперь, когда наставницы дрожали над добрым именем.
Ушли времена, когда школа была сама себе хозяйка, не зависела от богов и властителей, от учений о тьме и свете, о смерти и о солнце. Те времена ушли, и мэдэлинни давным-давно их оплакали. Большое сердце жаждет помогать всем, но, с другой стороны, никто не хочет угодить на костёр... Квэльда же как будто не видела угрозы и рассуждала так, будто мир един. Наставницы волновались с каждым днём сильней. Из школы не принято выгонять. Тем более безродных и бездомных. Но ведь, как ни крути, никто не хочет угодить на костёр... Когда Квэльде исполнилось двенадцать, решение постучалось в двери школы и в мудрые головы наставниц под вполне благородным предлогом.
***
Близился вечер.
- Ты как? Дышать не больно? Ну-ка пошевелись! - торопливо шептала Квэльда.- Ты лежал у дороги, в крови и без сознания. Я помогла тебе. Через час ты, наверное, поднимешься.
- А кто...
- Ш-ш-ш!
- Как тебе удалось? Я же умирал...
- Представь себе, не всем по нраву драться. Кое-кто и лечить должен. Не знаю, кто тебя отделал, но послушайся совета, не наживай себе врагов.
- Спасибо.
- Богов благодари. И лес.
Немного подумав, она добавила:
- Я Квэльда.
- Ты сильная колдунья?
- Я не колдунья.
- Но сильная?
- Может быть.
- Ты умеешь летать?
- Нет.
- А оборачиваться зверем?
- Нет.
- А взглядом разжигать огонь?
- Нет, - терпеливо ответила Квэльда.
- А вызывать дождь? А разговаривать с мертвецами?
- Ну нет же! - обиженно вскричала Квэльда, пресекая поток вопросов. - Как ты не понимаешь? Мы не колдуем, не убиваем и не разрушаем! Мы залечиваем раны. Прогоняем усталость. Дарим надежду.
- Значит, ты... травница? Нет? А кто? Ведьма?
- Мэльта ахаль.
- Кто?
- Старшая спутница.
- Ничего не понял!
- Ладно, - девочка отмахнулась и пояснила: - Я ученица из Медового леса. Слышал?
- Школа целительниц! Сразу бы сказала! А то "мэльта", "мэльта"... Кто вас словам таким учит?
- Это древняя речь. Школа очень старая. Её придумали прежние боги, а первыми учителями были прежние люди.
- Кого придумали? Речь или школу?
- И то, и другое.
- Погоди, а что за "прежние люди"?
- Самые первые. Те, что и не Светлые, и не Тёмные.
- Я думал, люди остались те же. Такие же, как раньше, я хотел сказать.
- А ты совсем историю не учил?
- А в моей истории нет таких подробностей!
Квэльда фыркнула и скрестила руки на груди, давая понять, что с неучами общаться не желает.
- А что приключилось с прежними?
- Они ушли.
- Куда?
- Слушай! - Квэльда возмутилась. - Может, вначале расскажешь о себе? Имя я твоё услышать недостойна? Кто ты? Откуда взялся? Что умеешь, кроме того, как задавать вопросы? Меня на экзаменах так не пытали, как ты!
- Я ж не виноват, что ты столько интересного знаешь.
Квэльда недоверчиво поглядела на мальчишку, стараясь разгадать, шутит он или нет.
- Где я древнюю речь послушаю? Кто мне, бедному, расскажет о нынешних и прежних?
Он улыбался, и Квэльда, посмотрев на него, хихикнула, ничуть не сердясь. Ну не ссориться же из-за древних легенд Яралина...
- Я Имбер. Приехал сюда недавно. Моего отца наградили землёй за службу.
- Значит, у него ты нахватался небылиц про колдунов?
- Там, где он воевал, обычные люди не могут голыми руками раны сращивать.
- Но это же не магия.
- Почему ты так боишься, что твою силу назовут колдовством?
- Потому что из-за страха перед колдовством у меня нет и не будет семьи.
Квэльда ожидала новых вопросов, но их не последовало.
- Я не знаю, кто мои родители, кто мой народ. Вся моя история может уместиться на ладони: деревня и школа. Рассказывать тут нечего! Была бы я человеком...
- А почему ты не человек?
- Была бы человеком - не прогнали бы в лес.
- Тебе тут плохо?
- Лучше, чем где-либо.
- Тогда зачем жалуешься?
- Из леса тоже прогонят.
Имбер пощупал выправленные рёбра, поглядел на затянувшиеся раны.
- Почему прогонят? Разве ты плохой лекарь? Не верю!
- Зря. Лекарь я действительно неважный. С людьми хуже получается, чем с животными или растениями. Учителя шутят, что меня возьмут на работу во дворец. Ага... В зверинец или в оранжерею. Жаль, что мне не суждено быть мэдэлинни.
- Кем?
- Ученица - это мэльта. Наставница - аданна. А выше наставницы - мэдэлинни.
- Красивое слово... Что оно значит?
- Богиня исцеления.
- В школе таких много?
- Ни одной. Мэдэлинни странствуют по миру и спасают тех, кто гибнет.
- Значит, для меня ты тоже мэдэлинни. Ты меня спасла!
- Спасают не только от ран и переломов. Вылечить плоть и кости - это самое малое и самое простое, что может сделать настоящая мэдэлинни. А я даже вылечить как следует не умею. Долго мне еще идти к вершине мастерства...
- Смешная ты. Говоришь так, как будто по книжке читаешь, а сама такая маленькая, что тебе бы куклу в руки, а не книжку.
- Ха! Вот ещё! Кое-где в моём возрасте уже о женихах мечтают.
- А ты не мечтаешь?
- Конечно, нет! Какой же ты противный! Я тебе тут скоро всю библиотеку наизусть перескажу! А ты спрашиваешь и спрашиваешь.
- А расскажи мне...
***
Квэльда выбежала за ворота, обрадованная очередным поручением. Путь предстоял неблизкий, а это значило, что впереди - два или даже три дня свободы! Квэльда подозревала, что её нарочно отправляют в самые дальние из местных деревень, чтобы в школе никого не смущали мерцающие глаза и неправильные вопросы.
Сразу за воротами, на лесной тропинке, Квэльда едва не столкнулась с Имбером.
- Здравствуй, мэдэлинни! - весёлое лицо, сияющая улыбка... ещё чуть-чуть, и обниматься кинется.
- Ты что тут делаешь?
- Иду на помощь звать. Лошадей посмотреть, сразу две вчера пали. Хорошо бы колдуна найти, да только какого-нибудь попроще. В городе одни боевые маги, к ним и подступиться-то страшно. Не поедут они к нам, скажут, что ерундой такой не занимаются. Решили вначале у целительниц спросить...
- А по-твоему, не ерунда? Знаем мы ваши сказки, примчится посыльный, закричит про всемирный мор, бросаешься к нему в усадьбу как на пожар, а там козлёнок ногу подвернул.
- И ты туда же? - разочарованно вздохнул Имбер.
- И подшутить над тобой нельзя? Ну конечно, мы попробуем помочь! Рада тебя видеть целым и цветущим! - Квэльда сама обняла его.
- Если честно, я сюда шёл ещё и за тем, чтобы тебя поблагодарить. Подарок тебе передать. От родителей.
- Ты меня с кем-то путаешь, - рассмеялась Квэльда. - Меня за одно дело дважды благодарить ни к чему. Я тебя спасала из любви ко всему живому, потому что я мэльта, я не могу иначе.
- Знаю. Я всего лишь принёс подарок от моей семьи. Не обижай нас отказом. Посмотри, какая прелесть! - на ладони Имбера лежала подвеска. Четыре маленьких аметиста в скромной серебряной оправе и на тонкой цепочке. - На солнце эти камни такие же яркие, как твои глаза.
- Это цветок сирени? - спросила Квэльда, разглядывая подарок.
- Думаю, да. Вообще-то, - смущенно добавил Имбер, заметив, как странно и даже укоризненно смотрит на него целительница, - их дарят невестам, но мы решили... Ну... что ты сделала для меня не меньше, чем сделала бы девушка, которая меня полюбит.
Квэльда неловко надела на себя украшение, полюбовалась им и спрятала под одежду.
- Нам не разрешают драгоценностей, но я не буду никому показывать. Извини, что чуть не обидела тебя. Мне впервые дарят такую красивую вещь... Но ты говорил, у вас беда? Пойдём, я провожу тебя к наставницам, расскажешь им, что стряслось и какая помощь нужна.
- Я думал именно тебя позвать... Ты же сказала, что животных лечишь лучше, чем людей.
- Тогда попроси наставниц, чтобы меня отпустили. Без их позволения нельзя пойти. Только не вздумай меня назвать мэдэлинни! Не доросла ещё... Имбер, - дотронувшись до его руки, вполголоса добавила Квэльда, - спасибо, что помнишь меня.
К счастью, Имбер тогда не сказал, что не только помнит, но и постоянно думает о ней.
***
Их следующая встреча произошла там же, где предыдущая. Но на этот раз Имбер выходил из ворот школы, а Квэльда торопилась навстречу.
- Мэдэлинни! А я ждал, ждал тебя... Всех расспросил - никто не знал, когда вернёшься. Зато я похвалил тебя перед наставницами!
- Что ты им наговорил?! - вместо приветствия встревожено воскликнула Квэльда.
- Только правду! О том, как ты сохранила табун и выследила моронику. О том, как выгнала её из логова, встала перед ней и приказала уйти - и она ушла! О том, что ты не боишься никаких чудовищ. И всем всегда помогаешь!
- Зачем? - она испуганно уставилась на Имбера. - Зачем рассказал?
- Разве ты не жаловалась, что в школе тебя не ценят?
- Что же ты наделал!
Увернувшись от рук, готовых обнять её и утешить, и не слушая больше ничего, что говорил Имбер, мэльта бросилась в школу.
... Он всё-таки дождался. И сразу понял, что Квэльда вот-вот расплачется.
- Меня выгнали из школы.
- Как?! Ты столько добра людям сделала! Я слышал о тебе во всех ближайших деревнях - тебя везде считают доброй волшебницей.
Глаза у Квэльды сделались совсем несчастными.
- Волшебницей! Дело как раз в этом. Даже лучшая целительница не сумеет прогнать моронику. К тому же настоящая целительница должна была натравить на нечисть охотников, а я пожалела творение тьмы. Когда ты рассказал о моём поступке, наставницы рассердились и решили меня выгнать.
- Ты не пропадёшь! Тебя с твоими знаниями примут в любом доме! Увидишь, лет через пять сама начнешь набирать учениц. Хочешь, вместе придумаем, куда тебя поселить?
- Подожди. Ты не дослушал. Меня выгнали из одной школы, но послали в другую. Там учат магии.
- Но ведь это не так уж плохо?
Квэльда хмуро посмотрела на него.
- Может быть.
- Далеко?
- В столицу.
- Но это замечательно! Ты выучишься и будешь сама себе госпожой.
Целительница покачала головой. Она хотела поделиться своими страхами, хотела рассказать, на что намекали ей наставницы и о чём она сама догадалась, но, взглянув на Имбера, передумала. Зачем ему, наивному верному другу, знать чужие печали?
- Ты меня когда-нибудь простишь? - спросил верный друг. - Я даже не представлял, чем закончится моё желание сделать как лучше.
- Рано или поздно мои причуды открылись бы. Твоей вины нет ни в чём. Ты и впрямь сделал как лучше. Уж лучше раньше, чем позже. Я ухожу завтра утром. В Таэле меня будут ждать, чтобы проводить до столицы.
- Я пойду с тобой!
- Не надо. Поверь мне. Не надо.
Её голос, то ли ласковый, то ли властный, её глаза, то ли светлые, то ли тёмные, дарили умиротворение и смирение.
Они долго сидели на траве, обнявшись, слушая стрекотание кузнечиков и шум листвы. Имбер показал Квэльде узкий остро наточенный нож.
- Возьми с собой в дорогу. Вдруг пригодится?
- Нет, нет, - мэльтэ отстранилась. - Мы не берём в руки оружие.
- Неужто и рыбу руками чистите?
- Почему? Я же вижу, какой нож выкован для дома, а какой - для бойни.
- Защищать себя должна даже мэдэлинни.
- Много ты понимаешь... У нас другая защита.
- А я тебя никогда не понимал, - с лукавой улыбкой ответил Имбер. - Приведи меня к просветлению, расскажи мне ещё раз про нынешних и прежних.
- Вредина же ты! Я расскажу, но больше не смейся над историей. Она, знаешь ли, не прощает, в отличие от меня!
***
На окраине славной столицы, в полуразваленной крепости Алькавнис, располагалась школа магии. Там обучали детей сомнительного происхождения, полукровок, чьи дарования оказались на грани дозволенного. Им сохраняли жизнь, потому что их таланты служили благим целям.
Об этих благих целях Квэльда узнала очень быстро. Вся работа, от которой отказывались люди, берегущие честь, ложилась на плечи подмастерьев Алькавниса. Пользу приносили все, даже самые слабые ученики. Отстающих время от времени предъявляли разгневанному народу под видом преступников, извергов, душегубов... Проще говоря, для публичных казней не обязательно было искать преступников настоящих.
Но целителей в Алькавнисе было мало, ими дорожили. Квэльду часто посылали работать в город, и вскоре она стала пользоваться большим спросом у знатных дам, особенно когда выяснилось, что мэльта знает рецепты мазей и кремов на все случаи жизни, а также прекрасно лечит домашних питомцев, от карманных собачек до грифонов.
У неё не открылось новых способностей кроме умения находить общий язык с любым живым существом. Главным её даром по-прежнему была редкостная жизненная сила, способная возрождать всё, что почти умерло. Правда, никто из мастеров так и не смог доказать, что это магия.
За два года ни одной весточки не пришло из прошлой жизни, и Квэльда перестала грезить о Медовом лесе. Она исцелила саму себя от снов, где шумели сосны, пели птицы и алели гроздья ягод под синими небесами, чтобы выжить и не зачахнуть от тоски. Но однажды весть всё-таки пришла. Вернее, забралась в окно со счастливыми глазами и лучшей на свете улыбкой.
- Имбер!
Подбежал, обнял.
- Имбер? О боги, как давно я тебя потеряла...
- Я едва тебя нашёл! Но караулят вас тут плохо. У соседа яблоки украсть труднее, чем у колдунов - красавицу. Тебя здесь не замучили? Ты совсем бледная.
- Я повидала много такого, о чём не нужно знать. Имбер... А ты повзрослел.
- Ну конечно! Видишь, на голову выше тебя. Послушай, некогда разговаривать, бежим! Я проверял, тут даже дозорных нет. Мы до рассвета успеем скрыться, и ты больше никогда сюда не вернёшься.
- Дозорные есть! Но ты их не видишь, не можешь видеть.
- Мы их обманем!
- Нельзя, Имбер! Нельзя отсюда ускользнуть. Мы пленники в гнезде колдунов, мы привязаны, мы не выберемся, пока не сделаемся достаточно сильными. А нам не позволят дожить до того времени. Ты избавлен от подобной участи - и свободен! Будь счастлив, что в тебе нет силы, иначе бы тебя тоже заперли в этом прогнившем углу.
- Я без тебя не уйду. И если понадобится, я заставлю!..
Он схватил её за локоть, но утонул в отчаянии, что рыдало в фиалковых глазах юной мэдэлинни. Вздохнул и склонил голову.
- Я не заставлю. Я никогда не знал, как тебе перечить, хотя должен был. Ты спасаешь других, но губишь себя.
- Прости. Я очень хочу уйти с тобой и жить как человек, но ведь нельзя! Сожгут нас обоих и всех, кто нам поможет. Если я когда-нибудь освобожусь, то в сражении, а не в бегстве.
- Ты никогда не держала оружия.
- Я держала его каждый день с тех пор, как начала исцелять. Я сражалась за жизнь.
- Но не за свою.
- А ты по-прежнему не понимаешь, что значит мэдэлинни...
- Я понимаю, что всегда хочу тебя чувствовать рядом. С твоим даром или без, человеком или нет... И чтобы ты забыла любимые тобою глупости о спасении мира. И чтобы, как раньше, рассказывала мне истории из книг, и радовалась встрече со мной, не боясь, что кто-то рассердится и накажет.
- Как раньше? Только во сне ты можешь увидеть меня такой же, как раньше, Имбер. А я даже снов вместе с тобой не увижу. Я запретила себе сны.
- Ты сказала, что хочешь уйти? Но ты не хочешь! Ты решила стать мученицей, чтобы приблизить исцеление мира, ведь об этом ты мечтаешь? Ты не думала, что больше поможет миру счастливый целитель, а не терзающий сам себя?
- Я счастлива, когда делаю то, что делаю.
- А как же я?
- Прости.
Она сняла с шеи аметистовый цветок. Лиловые камешки жалобно качнулись на цепочке.
- Не хочу, чтобы твой подарок попал в плохие руки. Забери его. Я боюсь не сохранить память о тебе.
- Может, потому что не хочешь её хранить? Нет, не заберу. У тебя своя честь, у меня - своя. Когда мне вернуться?
Её губы дрогнули, но замерли, не произнеся непростительного ответа.
- Ты сказала, отсюда вырвется тот, кто станет достаточно сильным. Когда станешь ты?
- В назначенный час. Ты сердишься, что я говорю загадками, но, поверь, я и сама не знаю отгадок. Что-то должно произойти.
- Что-то могло бы произойти прямо сегодня, если бы ты согласилась вернуться домой!
- Домой вернуться можешь ты, а я - безродная...
- Только до тех пор, пока считаешь себя такой. И дом, и род мы могли бы создать.
- Раньше ты всегда делал так, как я просила. Послушайся меня ещё один раз! Уходи, уходи, пока тебя не поймали!
- Ты должна была меня спасти, чтобы сказать именно те слова, которые сказала сегодня?
Она отвернулась, вжалась в стену.
- Я буду сожалеть много лет, но ты должен уйти!
Он подождал. Не приближаясь, а лишь вытянув руку, погладил нежные пепельные волосы своей любви. Ловко выскользнул в окно и исчез. Когда Квэльда выглянула наружу, повсюду было глухо и пустынно.
***
Раньше Квэльда не знала, что участие в праздниках может быть обязанностью, и обязанностью тяжкой.
Жертвоприношения во имя богини войны совершались каждый год - в память об одной из великих побед над Тьмой. Поначалу жертв приносилось множество - как говори злые языки, чуть ли не больше, чем было отдано жизней для той самой победы. Но время утекало. Богиня, утолив голод, отдалилась от земных тревог, а жертвоприношения остались. В последние дни весны устраивались празднества, в храмах торжественно казнили порождений Тьмы. Удовольствие было трудоёмким и дорогостоящим. Шутка ли - проделать долгий путь на Север, живьём поймать опасного зверя или оборотня и привезти его в южную столицу. С каждым годом правители предпочитали обходиться всё более скромными подношениями спящей богине.
Неделю назад охотники привели колдовского северного коня, и ухаживать за ним поручили Квэльде.
Ночь, предпоследняя ночь весны, выдалась по-летнему тёплой, но в воздухе ещё нежился аромат первоцветов, смолистых лиственных почек и искристой талой воды. Девушка, подкравшись к развалинам конюшни, торопливо огляделась и поскорее юркнула в тень, чтобы никто не увидел.
Огромный конь был не просто вороным, а блистательно-чёрным, и глаза его сияли звёздным холодом. Харзэл, величавый даже в плену, никого не подпускал к себе, но Квэльде позволял гладить свою волнистую гриву, пахнущую дикими травами, или целовать лоснящееся плечо, или шептать ему что-то ласковое и грустное.
- Когда ты доброе слово-то в последний раз слышал? Они ведь думают, если ты на Севере рожден, то и обращаться с тобой можно будто с проклятым. Но нельзя тебя спасти. Иначе меня саму проклянут, - прошептала Квэльда. - Хочешь прогуляться? Застоялся, бедный...
Девушка вслушалась в тишину, всмотрелась в туман и отважилась вывести коня на пустырь. Там вволю рос бурьян, дышалось легко и мелькали серые ночные мотыльки.
- Ступай потише, Харзэл! Если нас поймают - меня накажут. Знаешь, здесь была королевская конюшня когда-то, и держали в ней белых рыцарских коней. Здесь с ними гуляли, как сейчас мы с тобой, и готовили к турнирам и битвам. Отсюда они уходили на войну. Мне почему-то коней больше жаль, чем их хозяев - рыцарей, у которых знамёна белые с золотом.
Харзэла не пришлось уговаривать - он сам подогнул колени, чтобы девушка сумела взобраться на его спину. А когда он выпрямился, Квэльда ахнула, не узнавая ни земли, ни неба, ни воздуха. И почудилось ей, будто она маленькая королева на высоком троне, а внизу - белые лилии, выше - зубчатые стены, и тонкие статуи во мраморных арках виднеются вдали вместо развалин, а над юным миром тянется мерцающий млечный путь, жемчужный ковыль небес...
- Ах, Харзэл! Родился бы ты в прошлой Эпохе - приручил бы тебя древний властитель, не знал бы ты ни цепей, ни смерти, летел бы наравне с северным ветром... Я боюсь прикасаться к сказке, Харзэл, потому что придется прощаться с нею! Но спасибо тебе!..
Квэльда быстро и со вздохом прижалась к шее коня, уже готовая вернуться наземь.
В этот миг - хлыст и сполох - огонь факела, гневный окрик:
- Да как ты посмела! Освободить его вздумала?!
- Нет, нет же! Я только... свежим воздухом подышать.
- Подышать? Обойдётся. Ему скоро никакого воздуха не захочется, ни свежего, ни старого. Предупреждал же тебя!
Можно было зарыдать и взмолиться о прощении - может, и простили бы. Но Квэльда посмотрела на Харзэла, заглянула в его странные глаза, светлые, длинные, словно серебрящиеся листья ивы, - и поняла, что ни о чём и никогда не захочет попросить будущих убийц прекрасного зверя, чьи предки, должно быть, помнили о том, как творился мир.
- Уведите её! Заприте в башне Иссар. Пусть раскаивается.
"Спасибо тебе, Харзэл. Я прикоснулась к сказке".
***
Башня Иссар, что была древнее столицы и даже страны, пустовала с незапамятных времён. Может, приключилось какое-то проклятие, может, строители выбрали неудачное место? Столетьями башня стояла без пользы, пока новые правители не отдали её обитателям Алькавниса - пускай колдуны разбираются, к чему её приспособить. И теперь колдуны запирали в башне своих провинившихся учеников.
Квэльду привели в Иссар к исходу ночи и, ни слова не сказав, оставили одну. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь - башня над тобой, башня вокруг тебя. В подземелье? Там - вереницы склепов и застенков, там только камень, ослепший и немой. Наверх? Там - залы, где гуляет эхо давно отживших голосов, где в тусклом воздухе дрожит каменная пыль. Тёмная мелодия, как пика, пробивала башню снизу доверху, и то была диковинная музыка: флейты витых лестниц, клавесины мраморных ступеней, пронзительные взвывы ветра, врывавшегося в окна. Квэльда чувствовала себя беззащитной и маленькой, боясь исчезнуть, потеряться здесь, точно серая ниточка в сумраке расплескавшегося бархата.
Башня помнила чьи-то страдания и страдала сама, но исцелять в ней было нечего. Квэльда шла из зала в зал, держась за стены своими чуткими руками, но камни не желали её нежности. Квэльда шла, страшась остановиться: ведь если прекратить идти, то подкрадётся изворотливый и мерзкий ужас, задышит в спину, пытаясь изогнуться, заглянуть в лицо. А если закричать, рвануться к выходу, заколотить кулаками в закрытые наглухо ворота, то ужас и окрепнет, и набросится, и сожрёт до мельчайшего кусочка кожи. Дождёшься ли тогда освобождения, вернёшься ли к живому солнечному свету?
Девушка, вспоминая картинки в книгах, ожидала встретить пауков или скелетов, пятна засохшей крови или раздробленные магией колонны, но в башне было всего-навсего пыльно и пусто, будто её воздвигли и сразу же покинули, никогда не нарушая каменный покой. Однако отчего-то же никто не выдержал здесь дольше двух ночей...
Шаг за шагом обгоняя ползущий следом ужас, Квэльда обошла все верхние этажи, ни разу не столкнувшись ни с одной преградой, ни с одной запертой дверью. Как выяснилось, все коридоры, все переходы и лестницы исподволь, хитро и вкрадчиво подталкивают скитальца в один и тот же закоулок. Раз за разом, круг за кругом девушка возвращалась туда, в извилистый серый тупик, высеченный в огромной глыбе, в скале, вокруг которой выстроили башню. Железная дверь, единственная запертая, была в том тупике. Не смея к ней приблизиться и не смея остановиться, Квэльда раз за разом пробегала мимо, но все пути вели её назад. Ноги начинали спотыкаться от беспрестанной ходьбы. "Башня закружит меня до смерти, - думала юная целительница. - Или я сойду с ума, если закричу и буду звать на помощь. Меня притягивает западня, но я должна пойти и посмотреть на неё".
Железная дверь казалась самым крепким, что есть в башне. "Замочной скважины нет, - удивилась Квэльда. - А как же её?.."
Прикоснулась. Рука будто вмёрзла в железо. Дыхание пропало. На плечи обрушилась незримая тяжесть. Единственный ключ - воля входящего.
"Я исцеляю любую частицу нашего мира, исцелю и то, что за дверью. Откройся!"
Гулко содрогнулись камни, тяжесть отхлынула, дверь с усилием отодвинулась вглубь стены, растрескиваясь, распадаясь на две половины...
Медленно, снисходительно, горделиво-злобно явила себя чёрная усыпальница. Без углов и без окон, замкнутая в себе, пропитанная болью, вечной, никуда не уходящей. Какая-то сила не давала ни единой капле боли просочиться наружу, не давала сгустившемуся злу утихнуть, развеяться и позабыться спустя тысячелетия. Но что же это? Зеркала! Повсюду - полированные, тусклые, серебряные, синие, тёмные... В те зеркала не гляделись красавицы. То были начищенные обломки разбитых в бою доспехов. Мерцали жуткие стены, будто металлическая чешуя, будто сумрачное поле битвы, усеянное нетронутой бронёй, тела под которой давно обратились в тлен. Испускал серое сияние низкий потолок, зеркала которого были словно горькие озёра потусторонних сторожащих глаз. Едва лишь Квэльда вступила под них - навалилось зачарованное зябкое онемение. Будто чужая, каменная кровь вливалась в вены, гнула вниз - но упасть было страшно! Внизу лилово-чёрным сонным зельем переливались отсветы зеркал. Зеркал, зеркал, зеркал - будь они неладны!
В одном мелькали отражения коней и копьеносцев, сверкали золотом и белизной немилосердные победные знамёна. В другом скользили тени, всплывали, как из-под воды, мёртвые лица, вместо ртов и глаз - рваные дыры, ни слов, ни имён, ни прощальных взглядов. Струились молнии, и расцветали среди ночи, тяжкой, как гранит, белые погребальные лилии. Но всё тонуло в багряном зареве, рассечённом движением клинка - разящего клинка, огненного оружия Богини, раскалённого и белого, как лезвие полуденного солнца. О, сколько же зеркал, готовых распахнуть злые очи, поразить огнём, пронзить памятью о прошлом!
Квэльда отшатнулась, ища спасения. Взор её столкнулся с тем, ради чего была выстроена башня. На железном ложе покоился некто под недвижным чёрным облачением, в светящемся венце. Но нет же, нет! Померещилось. Смутное мерцание зеркал нечаянно придало очертания вороху тряпья и обрубку серебра. От стены к стене по зеркальной чешуе снова пробежали отсветы невесть когда отгремевших гроз... На ложе действительно кто-то был! Квэльда могла поклясться, что та одежда пуста! Но ткань, сотканная тьмой из тьмы, окутывая пленника башни и зеркал от головы до пят, держала форму, будто внутри лежала чья-нибудь плоть. Плоть, пробитая и пригвождённая к ложу огненным клинком.
Теперь картина вырисовалась так ясно, что рвануться на свободу захотелось в тысячу раз сильней.
Доспехи павших рыцарей сторожили своего врага. Вот кого сразила богиня войны в ушедшую эпоху! Вот над кем победу празднуют каждый последний день весны! Вот властитель, правивший древним Севером.
"Вот о ком я сказала Хэрзэлу, пожелав ему лучшей доли", - вспомнила девушка.
Сквозь нарастающий грохот битвы, лязг и клацанье доспехов, раскатившийся в свинцовых тучах гром послышалось всего одно слово: "Беги". Квэльда потянулась к двери. Уж не захлопнется ли ловушка? Нет, открыта настежь. Помрачнев, мигнули зеркала - и ноги подкосились, а движения увязли в дремотной беспамятной трясине. Не дойти до двери. Увидеть бы лицо друга по ту сторону порога... Что там за пятно ширится и светлеет?
Далёкое окно вспыхнуло, как свеча, на девичье плечо упал слабый солнечный луч. Квэльда ухватилась за него из последних сил, но стальные зеркала заскрежетали, раздробили утренний свет и вышвырнули прочь. Нить ускользнула, жизнь потерялась в расплескавшемся сером бархате. И настала мгла.
***
Огонь сопротивлялся, но целительная кровь из разрезанных рук затушила его. Пробоина в груди сопротивлялась, но слёзы и целительные речи залечили её. Ткань, сотканная тьмой из тьмы, сомкнулась сама собой. Дуновением нездешнего ветра всколыхнулось одеяние властителя.
Как холодно и странно... Почему ладони горят? Почему так бледен и смутен мир? Квэльда не сдержала вопль, переводя взгляд с потухшего клинка на шевелящиеся рукава чёрных одежд. Вспомнила, как вставала, пошатываясь, как в колено впился зуб треснувшего зеркала; как дотронулась до вспоротой кожи, залечивая её; как, начав с себя, не смогла остановиться; как нахлынуло безумие. Подобно тому, как берсерков заливает ярость, так и дев-мэдэлинни заливает любовь. Вспомнила, как вытягивала огненный клинок из пустующей груди властителя. Что теперь с клинком богини? Бесцветный ломкий брусок. Упал и разбился.
"Что я наделала! - Квэльда сникла и повалилась на обломки. - Я не могу исправить сделанное, даже если пожертвую собой. Я не могу отнять то, что даровала".
Башню заполняла тьма. Нездешний ветер уподобился шторму. С железного ложа поднялся бесплотный властитель в мертвенной короне. Он приказал - и зеркала навек замолчали, рассыпавшись мириадами игл, искристым облаком серебряного праха.
Наступила тишина. Вслед за тьмой поползла могильная стужа, с игривым жутким весельем подбираясь, как ледяная вода, ближе и ближе, захлёстывая девушку по пояс, по шею, с головой. Властитель выплыл на середину комнаты, остановился, покачнулся. Нетерпеливо вскинулись пустые рукава. Где-то наверху, за пределами небесной тверди, разверзлись незримые врата, врата в лунное царство, недоступное смертным - ибо там, в океане сияния, царила иная луна, иссиня-белоснежная, смертоносно-холодная, луна для тех, кого нет среди живых. В этом сиянии призрачная плоть властителя засеребрилась, обретая форму, покрываясь искуснейшей бронёй - шедевром луны и теней.
Преображение завершилось. Под чёрным облачением угадывалась фигура воина, скрывавшего своё лицо. Или... или же не было никакого лица?
- Я, Посланник Смерти, именованный многими титулами, благодарю тебя!
Он говорил двумя голосами. Первый голос будто гремел, тяжко, как набат из подземного мира. Второй - вкрадывался в сердце, как змей, чарующий добычу, скользил вдоль каждой трепещущей косточки жертвы.
Квэльда, пересилив себя, поднялась на ноги и, едва совладав с медленно цепенеющим языком, ответила:
- Твоя благодарность не поможет мне, когда те, кого я люблю, меня проклянут. Я заслужила только проклятие за то, что совершила. Если бы я знала...