Процесс разоружения, демобилизации и интеграции повстанцев RUF* в мирную жизнь продолжал набирать обороты. Переговоры разного уровня и масштаба, наконец, начали приносить свои плоды. Оказывая давление на лидеров повстанцев с разных сторон, руководство миссии ООН и правительство сумели добиться начала DDR*. В этом немалая заслуга принадлежала и тем, кто работал в "поле", т.е. непосредственно в провинциях встречался с партизанами и убеждал их не просто закопать штыки в землю, а сдать их и начать нормальную жизнь граждан Леон-Сьерры. Это было непросто. Страна была разграблена и измотана десятилетней войной, инфляцией, коррупцией, практически полностью разрушенной экономической инфраструктурой. Но в любом случае, худой мир лучше доброй ссоры. Это понимали все стороны конфликта. Существенное влияние на процесс примирения оказывало и присутствие почти двадцатитысячного контингента голубых касок ООН. Военные наблюдатели миссии проводили различные мероприятия по примирению, а голубые каски обеспечивали безопасность и техническую поддержку.
Одним из моментов этого действа было создание временных лагерей проживания для тех повстанцев, кто сдал оружие и боеприпасы и принял решение начать мирную жизнь. В этих лагерях бывшие партизаны и члены их семей проходили процесс регистрации и получения временных документов, материальных и денежных пособий на первое время. Потом ооновские грузовики развозили группы уже мирных граждан по стране в провинции и уезды, где они собирались начать новую жизнь.
Максим Громов отдыхал. После тяжелых и опасных месяцев встреч и переговоров, патрулей и сопровождения колонн жизнь и служба миротворцев начала стабилизироваться. Время накала страстей, когда одно неосторожное слово или жест могли привести к новой эскалации конфликта, прошло; партизаны сами тянулись к миру, и жители городков и деревушек с большим энтузиазмом поддерживали их в этом. Все устали от войны и неопределенности. Но не всем это нравилось. Те, кто с приходом мирной жизни теряли власть и деньги, не собирались просто так сдаваться. Они использовали любую возможность, или оплошность правительства и ооновцев, чтобы дестабилизировать начало мирной жизни.
День протекал спокойно, по распорядку. Максим оставался в штабе для координации действий военных наблюдателей в лагере и на выезде, тех, кто вместе с охраной из нигерийского контингента и на грузовиках украинского батальона совершал вояжи по городишкам и деревням провинции Локо Порт для сбора оружия и доставки повстанцев в лагерь. В самом лагере военные наблюдатели работали в небольших комнатках, проводя регистрацию безоружных партизан, которые толпились в длинных очередях, стараясь побыстрее получить временное удостоверение личности и отправиться в спальные бараки для отдыха и приема пищи. Кормили их бесплатно за счет ООН и гуманитарных поступлений два раза в день, в 11.00 и к вечеру, где-то в 18.00, чтобы люди ложились отдыхать и спать на сытый желудок.
Выездные группы собранное оружие отвозили для временного хранения на склады нигерийского батальона ооновского контингента. Потом собранное оружие и боеприпасы по мере заполнения складов периодически уничтожались. Делалось это обычно с большой помпой, присутствием прессы и ооновского начальства, местных властей и представителей окрестных племен, чтобы каждый мог запечатлеть эти исторические моменты преобразований. Особенно опасным была перевозка боеприпасов. Гранаты и выстрелы к гранатометам, минометные мины, РСы и прочие ВВ были уже, мягко говоря, в большинстве своём нетранспортабельными, годные лишь для уничтожения на месте. Однако по регуляциям, утвержденным каким-то ооновским олухом, видевшем всё это только в кино и по телевизору, уничтожение всего этого безобразия на месте запрещалось из гуманитарных и экологических соображений. И солдаты украинского батальона, рядовые герои миссии, рискуя взлететь на воздух на каждой кочке, а дороги этой милой страны ещё хуже, чем проселочные в России, грузили всю эту дрянь на грузовики и отвозили к нигерийцам. Обычно один из офицеров, возглавлявший украинцев, говорил по-английски. Максим дружил и знал многих из них. Наибольшей теплотой отличались отношения с майором Алексеем Бузиковым, с которым Максим сошелся как-то сразу, видно, что-то общее было у них обоих и в характере, и в отношении к службе в ООН. Алексей и Максим частенько приглашали друг друга в гости на различные дружеские попойки и возлияния, отчего их отношения только крепли и улучшались в геометрической прогрессии. Лёша также периодически делился с Максом и его командой всякой вкуснятиной и излишками продуктов с батальонной кухни. В свою очередь, Максим в долгу не оставался, обильно сдабривая эту пищу спиртным и пивом из "дьюти фри".
Старшим выездной группы всегда назначался один из военных наблюдателей сектора, сегодня им был майор из Киргизии Бахтияр Кулов, молодой, но подготовленный офицер. Его английский был просто великолепен, и в отношениях с другими офицерами его отличали дружелюбие и простота. В миссии он был дольше Макса, поэтому Максим всегда рассчитывал на него, как на опытного работника, который не подведёт.
В лагере в этот день работали коллеги из соседнего сектора, которых придали группе Максима для усиления. Почти все наблюдатели Макса были задействованы на выездах, поэтому соседи из ближайшего сектора приезжали каждый день в лагерь, а вечером убывали к себе обратно. Из своих в лагере целыми днями пропадал лишь майор Дмитрий Маркатов, ответственный за наблюдением процесса внутрилагерной жизни и отношениями между бывшими партизанами и ооновской администрацией, тоже ответственный и подготовленный товарищ.
Всё началось, как всегда, внезапно. Сначала радио истошными голосами перепуганных военных наблюдателей из Кении и Египта (Максим уже распознавал акцент и мог примерно определить, откуда говорящий) завопило о беспорядках, заложниках и потребовало немедленной вооруженной помощи. Максим подошел к рации и сделал запрос, кто говорит и что происходит. Тут же рация ответила по-русски голосом капитана Иржи Коспешела, чешского военного наблюдателя. Иржи был сорокапятилетним, но ещё очень энергичным малым (местные красотки его просто обожали), из прапорщиков, большую часть жизни проживший и прослуживший при социализме. По-русски он говорил довольно прилично (войска связи), и к бывшим собратьям по Варшавскому договору относился порядочно, искренне и бесхитростно выражая свои чувства. Максим его знал давно и уважал за природную доброту и умение наслаждаться жизнью. Чернокожие барышни видели в нём европейского мужчину, щедрого и неуставшего от общения с африканскими женщинами. Иржи вступал в контакт с ними просто и без обмана, сразу угощал пивом (пиво для него было как вода), предлагал подарки и продукты. Местные ребятишки также толпами бегали за ним, всегда знавшие, что им обязательно перепадёт на конфеты.
"Макс, это Иржи, черные что-то бунтуют, начали крушить всё в лагере, мы успели запереться в комнате выдачи документов, пока дверь не ломают, и джипы вроде целые, но охраны из нигерийцев не видно. Помоги, разберись. Я буду на связи".
Максим понял, что заварилась каша нешуточная, так как заметил ещё и необычайную активность среди штабников сектора. Штаб военных наблюдателей занимал одну просторную, большую комнату на первом этаже особняка, где располагался штаб миротворческих подразделений сектора Локо Порт. Командовал ими нигерийский бригадный генерал, До Иджинаду, мужик боевой, но осторожный. Отношения между ним и Максимом были хорошими и деловыми, иногда даже выпивали вместе. Макс отметил для себя, что начавшаяся возня характерна для аварийных или предбоевых ситуаций. Офицеры-штабники носились по всем трем этажам особняка, зашевелилась и охрана штаба, располагавшаяся по периметру просторного двора и у ворот, водители завели дежурные машины и легкий броневичок производства ЮАР, находящийся на вооружении нигерийского контингента.
Оперативный дежурный толком сказать о том, то происходит в лагере не смог, и Максим отправился напрямую к генералу. До Иджинаду был на месте, у себя в кабинете, он сидел в кресле и внимательно слушал доклад начальника охраны лагеря.
"Всё ясно. О, Макс, ты как раз вовремя. Ситуация мне понятна. Охране в лагерь не заходить ни при каких обстоятельствах. Стрелять только в воздух. Я сообщу в штаб миссии, что происходит. Пусть они принимают решение, а то потом опять все будут винить нигерийцев во всех бедах*. Макс, я слышал, твои люди внутри, пусть сидят тихо и не сопротивляются, тогда, может, только побьют их и отпустят. Извини, но отдать приказ на применение силы не могу. Ты же знаешь наши регуляции*".
"Я вас понял, сэр. Тогда я прикажу всем выездным группам сегодня никого не везти в лагерь, отложить до завтра. Пойду доложу по своей линии, может что-нибудь дельное и присоветуют".
Однако, из штаба миссии, как обычно, ничего толкового не посоветовали. "Контролируйте ситуацию, выводите своих людей за периметр, держите нас в курсе". Это были слова английского полковника Гарри Литгоу, нового начальника штаба военных наблюдателей миссии, недавно прибывшего на смену предыдущего классного толстяка Джона Дебингтона, морпеха-британца, умевшего и не боявшегося принимать решения.
"Поеду к лагерю, посмотрю на месте, что можно сделать". Приняв такое решение, Максим уже было направился в выходу из штаба, как вдруг снова рация заверещала жалобным голосом Иржи.
"Максим, спасай нас, эти чёрные грозятся раздолбать машины, если не выйдем из здания, или говорят, что начнут горящие тряпки забрасывать к нам в помещение".
"Сидите тихо, я уже выезжаю к вам". Однако покинуть комнату не удалось. Рация заговорила голосом Бахтияра: "Готовы на выезд в лагерь. Люди и оружие погружены в разные машины. Ждём указаний".
"Баха, подожди. Сегодня никого не привози в лагерь, там беспорядки, а новенькие только добавят бардака. Скажи им, что завтра приедешь и заберёшь их всех". И Максим пулей выскочил из штаба, завёл служебный джип "Лэнд Крузер" и помчался к лагерю. Через минут пять Бахтияр снова вышел на связь.
"Макс, партизаны расшумелись, не хотят вылезать из машин, грозятся разобрать оружие, если сегодня не повезём их в лагерь. Нас мало, их в шесть или семь раз больше. Надо в лагерь их везти".
"Баха, в лагерь нельзя, уговаривай".
"Не уговариваются, тебя бы самого сюда, вот и уговорил бы сам".
Такого ответа Максим не ожидал. "Майор, вы же офицер, успокойтесь и выполняйте моё указание: сегодня лагерь для новеньких закрыт. У тебя же есть охрана там, и водители-хохлы с автоматами. Продемонстрируйте повстанцам решимость к внештатным действиям. Давай, не робей. Удачи".
Но Бахтияра уже несло не в ту сторону. "Ты для меня не авторитет, ты не контролируешь ситуацию, я не согласен с тобой, и т.п.".
Максим рассердился. "Мне некогда уговаривать тебя. Я в лагерь еду на разборки. Выполняй указание. Вернешься, поговорим". И свернув на перекрестке, помчался к лагерю, из которого в нескольких местах подымался к небу черный дым.
*RUF - (по-англ.) Революционный объединённый фронт освобождения Леон-Сьерры
*DDR - (по-англ.) разоружение, демобилизация и интеграция. Программа ООН и правительства Леон-Сьерры, направленная на стабилизацию обстановки в стране.
*Нигерия активно участвует практически во всех миротворческих и прочих операциях на африканском континенте. Поэтому за ними стойко утвердилась слава бойцов, применяющих оружие по любому поводу.
*регуляции ООН предусматривают применение оружия только для самозащиты, да и то, в крайнем случае.