Уйрету делал грязную, но необходимую работу: писал анонимный донос. "Стучал" на своего учителя, профессора Шапшу, выбившего для него "бронь", когда началась война. Сообщал, что Шапшу сказал, будто Неизвестные Отцы врут и будто бы войну начала не Хонти, а мы. Аргументы Уйрету записывать не стал - чтоб не вызвали в Гвардию на допрос. Он надеялся, что учителя накажут не слишком сильно, добросовестно упомянул, что Шапшу полностью одобрял войну и верил в быструю и скорую победу.
Писать было тяжело, но необходимо - ведь кто-нибудь мог сообщить, что Уйрету слышал ложь Шапшу, но не донес, а значит, стал сообщником.
Шапшу просто исчез - через сутки.
Зав.каф., высокий, худой и бледный, собрал совещание в своем кабинете. Преподаватели в серых, коричневых и черных костюмах сгрудились в клетке стен, выкрашенных в стандартный грязно-зеленый цвет. Старый шкаф кособочился за спиной зав.кафа, серебряные кубки за олимпиады и чемпионат в настольный теннис клонились друг к другу, словно шептались про что-то незаконное. В окно лился хмурый свет пасмурного утра.
- Шапшу не выйдет на работу, - отрывисто сказал зав.каф., нервно перекладывая бумаги на столе. На коллег он старался не смотреть. - По крайней мере, до конца учебного года.
- А что случилось? - спросил Пишту, самый молодой сотрудник, с нездоровым румянцем на впалых щеках. Серый заношенный костюм болтался на нем, как на пугале.
- Сверху, - зав.каф. украдкой глянул на потолок и снова уставился в пол. - Распорядились, что все часы получит Уйрету.
- Но...
- Вы что, не понимаете?! - взорвался зав.каф. Схватил какую-то папку, потряс прямо перед лицом молодого сотрудника. - Сверху распорядились! Массаракш! Из института хотите вылететь?! Мигом! Пробкой! Да как вы вообще смеете оспаривать решения сверху?!
- Но...
- Даже заикаться об этом?! Вы что, не понимаете, что мне теперь придется сообщить о вашем поведении?! Где мне вам замену искать посреди учебного года?!
- Но я же...
- Молчать, болван! - неожиданно рявкнул профессор Каан. - В горы! Скотину пасти! Массаракш! Тебе и скотину страшно доверить!
Преподаватели ввязывались в свару - один за другим, скандал ширился, захватывал весь кабинет. Все орали друг на друга, глаза лезли из орбит, лица шли красными пятнами, голоса поднимались до истошного визга. Феньеш, костлявый преподаватель на вечные полставки, истерически захохотал. Яндо Йене, сухощавый старичок, начал молиться, воздев над головой трясущиеся руки...
С началом хонтийской войны читать лекции стало для Уйрету сплошным удовольствием.
Студенты-первокурсники походили на солдат - в одинаковых серых костюмах-френчах, с одинаковыми короткими аккуратными прическами, все, как один, застывшие в позах напряженного внимания. Нескольких не хватало - их призвали на фронт, несмотря на учебу. Оставшиеся боялись лишний раз вдохнуть, чтобы не отправиться в атомную мясорубку.
Уйрету должен был осуждать их за трусость - но не мог. Он и сам очень не хотел сложить голову на границе. Это было почетно и нужно - но Уйрету надеялся, что он больше пользы принесет в тылу, а воевать могут и воспитуемые, кровью смывая грехи перед Родиной.
В окна стучал дождь, на потолке снова расплывались пятна сырости, капли набухали гроздьями и с деревянным стуком рушились вниз. Студенты слаженно, почти бесшумно, рассредоточились по аудитории, чтобы вода не портила им конспекты.
Мел противно скрипел, не хотел чертить по серой от старости доске.
- Извините, господин Уйрету, можно вопрос? - вежливо спросил Шаркади, студент, выделявшийся среди своих товарищей здоровым цветом лица. Серый пиджак не болтался на тощих плечах, а сидел, как на манекене.
- Только по делу, - сухо ответил Уйрету, чувствуя, что неприятности приближаются.
- Шапшу ушел добровольцем на войну, - соврал Уйрету и сам поверил в свою ложь. - Защищать таких... как ты. Всех нас.
- Спасибо! - горячо поблагодарил староста. - Мы знали, что наши преподаватели - настоящие патриоты! Мы всегда...
- Он воспитуемый, - оборвал его Шаркади. - На юге.
- Врешь! - заорал староста. - Он на фронте!
- Подлец! - поддержала его группа.
- Клевещун!
- Выродок!
- Как мы его терпим в группе?!
- Мы ж не знали!
- Кто напишет заявление на его отчисление?!
- Я подпишусь!
- И я!
- А я дважды!
- Очистим ряды от хонтийской сволочи!
- Шпион!
- Предатель!
- Гнусь!
- А ты чего молчишь?! - накинулся староста на не участвовавшего в общем бардаке студента. - Ты с ним?!
- П-подпишусь я... - чуть заикаясь, отозвался молчун. - Если н-надо...
- Ах, не надо?! Пиши обоих!
- Ме-меня-то за что?! Совсем сдурели все?!
- Да может господин лектор сам не знал! - завопил перепуганный Шаркади.
- Я?! - возмутился Уйрету. Вспомнил, что он на самом деле ничего не знает про судьбу Шапшу и неожиданно для самого себя смутился. - Тебе-то откуда знать?
- У меня брат в Гвардии! Он сказал... - Шаркади вздрогнул и Уйрету увидел у него в глазах ужас. - Нет...
Уйрету понял, откуда у Шаркади улучшенное питание - от брата, который служит в Гвардии, охраняет воспитуемых. Но гвардейцы не имеют права никому рассказывать про служебные дела.
Иначе они становятся бывшими гвардейцами.
- Слава Гвардии! - внезапно заорал староста, не забивавший себе голову мыслями. У него все было просто: раз Гвардия - значит, хорошо.
- Слава! - подхватили все.
- Слава! - чуть замешкавшись, рявкнул и Уйрету, стараясь не отстать от студентов.
- Не позорь имя своего брата, ты, - староста не нашел подходящего слова, чтобы выразить все свое презрение. - Мы прощаем тебя, но только чтобы не расстраивать его. Учись и не вякай больше. Понял? Вычеркни его фамилию. А ты готовься.
- Я?! - пролепетал молчун. - За что?! Г-господин лектор!
- Продолжим лекцию, - сухо сказал Уйрету.
- Ме-меня в армию... Ме-меня?! За что?!
- Выйдете из аудитории, - отрезал Уйрету.
- Трус! - староста заклеймил очередного "выродка", когда молчун трясущимися руками начал собирать вещи. - Извините, пожалуйста, господин лектор. Продолжайте, пожалуйста.
По случаю неожиданной прибавки к зарплате, Уйрету захотел устроить маленький праздник. Забежал в магазин - и снова огорчился: цены лезли вверх, и если бы не Неизвестные Отцы, сдерживавшие алчные аппетиты хапуг-спекулянтов, пришлось бы голодать. Уйрету долго выбирал деликатесы, пересчитывал деньги - и в конце концов купил четыре диетические сосиски и сто грамм конфет. Настоящих, шоколадных, как любила Ладва.
Уйрету взбежал по крутой каменной лестнице с липкими железными перилами, узкой и грязной, озаренной нездоровым гнойным светом. Он не замечал привычную гнусную слякоть под ногами и захарканные стены, мечтал, как удивится жена...
- Ты с ума сошел?! - испугалась Ладва, глядя на лакомства. В тесном коридорчике было не развернуться - чтобы снять серый рабочий пиджак, Уйрету приходилось ждать, пока жена понесет пакет на кухню. Она не радовалась - причитала. - Где ты это взял?! Отнеси назад немедленно!
Уйрету разозлился, но заставил себя сдержаться, чтобы не портить торжество. В двух словах объяснил, в чем дело - и, наконец, дождался восхищенного поцелуя.
Ладва юркнула на кухню, быстро переставила хлебницу, солонку, перечницу и что-то еще со стола на рукомойник, ловко закрыла поцарапанный стол праздничной скатертью. Поставила чайник на огонь, на второй конфорке чудом уместила кастрюльку - чтоб закинуть лакомство, когда закипит вода. Вскочила на шатающуюся от старости табуретку, достала подаренный на свадьбу сервиз. Отыскала несколько свеч...
И тут под окнами остановилась желтая машина. Уйрету задохнулся от страха. Он не верил, что выродки заразные - большую часть времени не верил. Но когда по лестнице грохотали ботинки, а гвардейцы в униформе вваливались в квартирку, обшаривая все комнатушки - тогда Уйрету сомневался и отчаянно боялся. Что он заразился. Или что Ладва заразилась. Или что у него заболит зуб или схватит живот, а гвардейцы решат, что он - выродок. Ошибка, конечно же, разрешится, но репутация будет испорчена. А может быть и нет - ведь лучше наказать десять невиновных, чем отпустить одного выродка. Это правило было хорошо повторять на полит.часах, но так страшно было оказаться одним из этих десяти...
В дверь стучали - ногами. Трясущимися руками Уйрету открыл дверь и вжался в стену, пропуская людей в униформе внутрь. Ладва замерла на пороге кухни, растерянная, дрожащая от ужаса - и обиженная. Гвардеец бесцеремонно отодвинул ее в сторону, хмыкнул. Сгреб горсть конфет в карман, прихватил пару сосисок и крикнув "Чисто!", ногой распахнул обшарпанную дверь в санузел, ткнул стволом во все углы и вывалился из квартиры вслед за товарищами.
Уйрету перевел дух. Вытер вспотевший лоб. Закрыл дверь плотнее, но не рискнул закрывать на замок - если гвардейцы решат, что ему есть, что скрывать, могут и вернуться. На ватных ногах Уйрету доковылял до кухни, рухнул на жалобно скрипнувшую табуретку.
- Зачем? - прошептала Ладва. - Почему они пришли именно сейчас? Зачем было портить нам праздник?
- Молчи! - заорал от ужаса Уйрету. - Они делают грязную работу, но необходимую! Кто, если не они, защитит нас от выродков?!
Жена закрыла лицо руками, всхлипнула.
- А если бы кто-то услышал? - очень тихо спросил Уйрету. - Нас бы обоих отправили на юг, к мутантам. Не говори так больше. Никогда.
Закипел чайник - прощальным свистком поезда, который увозил праздник.