Мы были
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Врагам, друзьям, любимым,
жившим, живущим, и будущим жить...
МЫ БЫЛИ...
ЧАСТЬ 1. СЕРЕЖКА...
За последней партой играли в карты, но делали это тихо, не с тем азартом и сопутствующими ему действиями, которые присущи подобным играм. Риск быть замеченным и возможные последствия этого обстоятельства заставляли весь увлекательный игровой процесс свести к примитивным молчаливым незаметным действиям "передал-убрал" и чуть заметным движениям головы, обозначающим "да" или "нет". Но даже Алик, называемый за глаза одноклассниками "отморозком", и его вечный соратник-прихлебатель Степка, стремившийся в своем поведении во всем подражать своему товарищу, на уроках истории всегда вели себя достаточно тихо, никогда не затевая на них какую-либо очередную клоунаду и не вступая в какие-либо дискуссии-отговорки с преподавателем. Разве вот маленькая шалость - поиграть немного в карты. Веру Ивановну побаивались и, побаиваясь, уважали в школе все, начиная от преподавательского коллектива во главе с директором школы, заканчивая даже самыми отъявленными учениками-хулиганами, к коим можно было смело отнести и Алика с его вечно задиристым, наглым и неудержимым нравом, и его соседа по парте - Степку, считающего себя верным другом Алика. Такой авторитет многими советскими годами ковался Верой Ивановной в данном учебном заведении и считался незыблемым и непререкаемым в преподавательской среде. Шутка ли: более тридцати лет преподавательского стажа, звания "Заслуженный учитель Московской области", "Заслуженный учитель РСФСР", не считая иных десятков почетных грамот и благодарностей. Да еще поговаривают, что лет пятнадцать назад что-то у нее не сложилось с начальником районного отдела народного образования, в результате чего данный начальник при вмешательстве высших партийных сфер был вынужден "уйти" в другие сферы деятельности "по собственному желанию". Когда, пять лет назад свой пост покинул предыдущий директор школы, заняв скромную должность учителя рисования в соседней школе, то, с учетом вышеуказанного обстоятельства, и это событие все без исключения прописали к козням Веры Ивановны. "А вы помните, что на педагогическом совете она прямо выступила против тех нововведений в образовательном процессе, которые бедная Мария Николаевна пыталась ввести с учетом веяний перестройки, заявив, что все это ахинея, не соответствующая социалистическим принципам воспитания и образования, заложенным еще самим великим Лениным и его соратником Луначарским".
Перестройка перестройкой, но от знания и служения незыблемым социалистическим принципам она не освобождала. А в этих знании и служении скорей всего и состоял весь смысл духовной и материальной жизни Веры Ивановны. Поэтому даже высшие партийные сферы районного и областного масштаба, с которыми Вере Ивановне порой в силу своей преподавательской деятельности, а затем последовавших многократных побед и награждений приходилось общаться, достаточно хорошо были осведомлены о цели жизни этого замечательного в их глазах педагога. Разве мог кто-либо из них наизусть процитировать "Апрельские тезисы" и придать им тот смысл и ту актуальность, которые требуют прошедшие годы? А она могла... Что уж говорить о тех двух десятках неучей, которые по незнанию Великой социалистической истории и нежеланию иметь такие знания, благодаря Вере Ивановне были справедливо оставлены на второй год, двое из них, впрочем, были оставлены и на третий год, а троим из них даже пришлось покинуть учебное заведение досрочно, перейдя в вечернюю школу.
Советская эпоха растсроилась перестройкой, перестройка же, также расстроившись, окончательно развалилась за последние четыре года, но молва, боязнь и уважение еще продолжали оставаться и железно охранялись Верой Ивановной. И поэтому Владу казалось, что сам процесс игры в карты на уроке истории интересен Алику и Степке не столько достижением результата "победил - не победил", сколько наличием в молодых организмах адреналина от того, что за этим процессом их может заметить Вера Ивановна.
Владику было скучно. Нет, он любил историю. И даже считался в классе одним из лучших учеников по данному предмету. Более того, знание истории и другого преподаваемого Верой Ивановной предмета "Обществоведение" были необходимы Владу для грядущего поступления в ВУЗ, но ему было скучно. В последнюю четверть они детально изучали период с момента Великой Октябрьской Революции, переименованной вдруг года два назад в одночасье средствами массовой информации в переворот, до исторических событий последних лет. И всю эту четверть Вера Ивановна казалась Владику заезженной пластинкой, упрямо застревавшей на одном месте, все повторяя и повторяя фразу из припева песни, которая, увы, уже закончилась. Конечно, Вере Ивановне очень трудно было смириться с тем, что в последние два-три года все то, чем она жила и дышала, вдруг с таким цинизмом и страстью было истоптано и исковеркано газетами, телевидением, новыми политическими деятелями, да и просто людьми, которые, попав в этот поток нескончаемой информации, вдруг также стали активно и открыто обсуждать о то, что Сталин, оказывается, не Великий Вождь, а Великий Злодей, загубивший не один миллион жизней; что Лениным двигали вовсе не чаяния о простом народе, а всего лишь жажда власти, к которой он пришел во многом не по причине неиссякаемой поддержки крестьянских и трудовых масс, а из-за роковых стечений ряда обстоятельств; что благодаря еще одному вождю: любителю поцелуев и наград Советский Союз попал в застой, а затем и стал разваливаться, и многое, многое другое. Причину огромной трагедии последних лет Вера Ивановна объясняла отступлением руководства страны от истинных принципов и ценностей, которые были заложены в своих трудах великим революционером Лениным и его соратниками. Она смирилась с клеймом Великого Вождя Сталина, поскольку вырвавшийся на свободу поток информации, содержащий факты, факты и только факты, заставил ее сделать это, но и его политику коллективизации и репрессий она во многом объясняла отступлением от истинных Ленинских идей. Нет, она не могла и не хотела смириться с этим. И вот уже на протяжении всей последней четверти на каждом из своих уроков она объясняла ученикам одиннадцатого класса, которым вот уже скоро идти в большую жизнь, то, что все ошибки, проблемы, потрясения и трагедии связаны ни с чем иным, а именно с отступлением от тех светлых, вечных и незыблемых идеалов и ценностей, которые завещал Великий Ленин, по старинке продолжая засыпать класс цитатами из различных несгораемых произведений вождя революции. Но эти нескончаемые повторения, оправдания, объяснения и возвеличивания буквально до тошноты разрывали мозг учеников одиннадцатого класса на части. И Владик не был этому исключением. Борясь с пытающимся проникнуть в голову потоком казалось бы нескончаемых слов и вновь нахлынувшей на него скукой, он не нашел ничего лучшего, как бросать взгляды в окно, отвлекаясь, рассматривать своих одноклассников, периодически уходя в свои собственные мысли.
За окном бежал март со своими первыми ручьями, осевшим снегом и борьбой не желающей уходить зимы. Сегодня было солнечно. И от этого настроение Владика несколько улучшалось. Он заметил, как с третьей парты чуть вперед потянулся его друг и одноклассник Паша, пытаясь незаметно передать записку обитателю парты второй. Обитателем парты второй была шебутная и веселая девочка Аня, считавшаяся подругой Паши, и по инициативе которой они ежемесячно второго числа дружно отмечали каждый прошедший месяц со дня начала их любви. Внешне их пара выглядела на первый взгляд достаточно смешно: невысокий - метр с кепкой, но коренастый Паша, и, напротив, худощавая, под метр восемьдесят два, Аня. Но пофигисту по всей жизни Паше и весельчаку по всей жизни Ане на это было наплевать. И скоро все в школе к их необычной паре привыкли. А они, напившись в очередной раз купленного в райповском ларьке Аней, которой смело по внешнему виду можно было присвоить уже наступившее совершеннолетие, разбавленного разливного пива, дружно отсчитали шестнадцатый месяц. Шестнадцатый месяц... Вспомнив об этом, Владик задумался: "А сколько же интересно было бы сейчас месяцев у него и Ленки со дня начала их Большой Любви?" Это было в феврале. Кажется, пошел бы тринадцатый месяц. Пошел бы, если бы эта Большая Любовь не закончилась в августе прошлого года. От этого воспоминания он поморщился, почувствовав, что его поднявшееся было из-за солнечной погоды настроение, вновь начинает ухудшаться. Ленка сидела рядом. Такая близкая, но вместе с тем уже далекая Ленка. Вместе за одной партой они сидели давно, по-моему, класса с пятого, еще задолго до начала их Большой Любви. Большая Любовь прошла, но эта парта и они вместе за ней по-прежнему остались. Да, это было в феврале. Хотя какие-то дружеские отношения начались между ними еще раньше. И, возможно, виной тому была эта парта, за которой они сидели с пятого класса. Дело в том, что в девятом классе Владик начал писать стихи. Первые протесты его переходного возраста и отношений "отцы и дети" почему-то захотели вылиться на бумагу в виде еще неумелых рифм по типу: "Для матери ублюдок, а для отца - козел, но все же кто ж я буду - наверно идиот". Конечно, в его отношениях с родителями не все было так плохо. Но протестное настроение переходного периода и неумело переводимые по словарю тексты одной из любимых американских рок-групп W.A.S.P. требовали крайности даже в его начинающейся поэзии. А потом это его увлекло, в голове рождались темы, к темам приходили мысли, а за мыслями следовали строки, которые он пытался доводить до критериев им же и установленного своего внутреннего совершенства. И тогда случайно замеченный на улице и просящий милостыню старый бомж; увиденный по телевизору репортаж о событиях в Приднестровье, услышанный разговор родителей о том, что сосед-негодяй после двадцати лет совместной жизни бросил свою жену, вдруг начинали преображаться в темы-мысли-строки-рифмы. Они приходили внезапно и во многом случайно. Но когда они появлялись, он уже не мог остановиться до тех пор, пока не обращал их в законченное произведение. Поэтому случалось так, что он, проснувшись ночью, хватался за ручку и листок бумаги и тихо, чтобы не разбудить родителей, пробирался на кухню, повторял про себя по дороге домой (только бы не забыть до дома), вдруг созревший в голове текст осмысленной рифмы. Писал он и в школе. Соседке-Ленке стало интересно, что же быстро выводит он на бумаге тогда, когда весь класс не пишет, а слушает урок, а иной раз, напротив, почему он задумчиво смотрит в окно тогда, когда все стараются успеть решить написанные учителем на доске примеры.
- Слушай, что ты там все время пишешь? - как-то спросила она.
- Любовные послания, - попытался отшутиться он.
- Судя по частоте процесса у тебя или неразделенная любовь, или несколько объектов для написания любовных посланий, - парировала Ленка. - Ну а если серьезно?
Он стеснялся показать ей плоды своих творений и поэтому на ее любопытство пытался отшутиться или перевести разговор на другую тему. Но все-таки она добилась своего. И однажды он, смущаясь и краснея, передал ей восемнадцатистраничную исписанную его неразборчивым почерком тетрадь, робко сказав: - Прочитаешь. Тетрадь не возвращалась неделю, а потом вдруг появилась вместе с вложенными в нее пятью листочками аккуратно и красиво написанного Ленкой-отличницей текста под названием "Маленькие критические заметки на творчество начинающего, но многообещающего поэта Владислава Капитанова" и подаренной ему хитро-озорной улыбкой Лены. Общая суть критических заметок сводилась к тому, что в его стихах уже начинает просматриваться определенный профессионализм, который автор в силу имеющихся у него задатков таланта способен довести до совершенства, если будет продолжать выбранный им путь, стихи лишены шаблонов и рифмоплетства по типу "красивая березка и голубое небо", они заставляют задуматься, осознать, понять, почувствовать, и это главное, но вот в общем контексте его произведения пессимистичны, грустны и печальны и от этого могут вызывать у читателя депрессивную тоску. Может быть, автору стоит несколько изменить свои взгляды на мир, который не так уж и плох, и тогда, тогда перед поэтом откроются новые более радужные поэтические тропинки на его большой дороге поэзии.
- Я ведь тоже немножко пишу, - потом призналась она, - хочешь почитать?
Так они сблизились и, можно сказать, стали друзьями. Они обменивались своими стихами, вместе их читали и обсуждали (в основном это касалось его стихов, Лена писала мало), говорили о русской литературе и поэзии. Выяснилось, что здесь у них есть общие предпочтения. Как же! Несравненный Булгаков с его "Дьяволиадой", "Роковыми яйцами" и "Белой гвардией", Пастернак с его "Доктором Живаго" и изумительными стихами. Все это они уже самостоятельно прочитали в девятом классе. Кроме того, Ленка была круглой отличницей, и их сближение попутно освободило Владика от проблем с мучившими его и так ненавидимыми им математикой, геометрией и химией. Ведь теперь самостоятельные и контрольные по ним ему незаметно помогала делать соседка по парте. На летних каникулах Владик, как он считал, научился играть на гитаре благодаря соседским дворовым пацанам. Обучение состояло в освоении им трех блатных и трех сопутствующих им аккордов, а также в трех элементарных аккордов баре, которые долго не хотели у него получаться. Но гитара пела!!! К своему счастью он также не был лишен музыкального слуха. Освоив же гитару, он, помимо стихов, стал писать еще и песни. На день рождения родители, зная о новом увлечении их сына, подарили ему купленную в кооперативном магазине гитару. Первая "презентация" случилась в октябре. Бесцельно шляясь вместе с Пашей по закоулкам городка (Аня заболела и была дома), в одном из дворов они встретили сидящих в беседке тех соседских пацанов, которые летом показали ему первые уроки игры на гитаре. Пацаны горлопанили под шестиструнку что-то из репертуара Цоя и ДДТ и в паузах между песнями пили из трехлитровой банки брагу.
- Стащил у папаши, - пояснил главный гитарист и певец Толик, - а то скоро в самогон, и уже не попьешь, а самогон батя прячет. Будете?
- Пропажу батя не заметит? - поинтересовался Паша
- Хрена ему, там фляга литров пятьдесят, к тому же я туда воды добавил, - рассмеялся Толик. - Что, думаешь, это моя первая ходка-банка?
- Фаршмачный самогон у бати твоего выйдет, с такими разбавлениями градусов тридцать не больше получится, - отозвался Владик, принимая из рук Толика банку мутной браги.
Проорав пару песен и выдав соло аля-AC/DC на гитаре, Толик поинтересовался успехами Владика в освоении гитарных аккордов.
- Хочешь, свои спою, - предложил Владик. Употребленная приторно кислая брага начинала давать свой результат появлением приятной расслабленности, а вместе с ней и возникшей смелости. И тогда он запел. "Ты приведи с собою ночь", "Свеча", "Прощай" понеслись еще неумелым перебором по двору, закружились по осенней улице, заставляя замолчать и прислушаться развеселившуюся до этого от выпитой браги компанию.
- Слушай, здорово! - первым не выдержал все тот же Толик. - Ты это все сам в натуре написал?
Владик ответил кивком и, обрадовавшись неожиданному успеху своего первого маленького концерта, сделал несколько больших глотков из банки.
- Если это на две гитары наложить с соло, вообще будет отпад, - не унимался Толик, - плюс подпевки. "А это идея", - подумал Владик. На том и порешили. После уроков Толик, учившийся в соседней школе, стал приходить вместе со своей гитарой к Владику домой. Разместившись за кухонным столом, на котором Владиком был поставлен двухкассетник "Панасоник", купленный его отцом еще в советские времена в инвалютном специализированном магазине "Березка" по приезду из первой и одновременно последней командировки из-за границы, а также положены два листочка бумаги с текстом песни (один для Толика, другой для Владика), они начинали репетировать, подстраивая ритмы и тона своих гитар, подбирая вставки соло и обсуждая, в каком отрезке песни должен участвовать второй голос и уместен ли он там вообще. Репетиции прекращались около пяти часов вечера, так как вскоре родители Владика должны были возвращаться с работы домой. Доводить же до их сведения новый этап своего творчества Владику почему-то не хотелось. Результатом их репетиций явилось то, что к концу декабря на японском чуде "Панасоник" была записана шестидесятиминутная кассета с двенадцатью песнями Владика. Больше же песен он придумать и сочинить к этому времени просто не успел. На этом же двухкассетном японском чуде кассета была растиражирована в количестве четырех экземпляров, по два на каждого из соучастников "застолья", на что Владику пришлось потратить все свои накопленные за четыре месяца карманные деньги. Дело в том, что аудиокассеты в тот период времени еще оставались дефицитом и продавались в городке только в так называемом "кооперативном магазине", где стоили баснословных денег. Проблески первой предпринимательской не кооперативной торговли пришли в городок чуть позже. Месяца через три, весной, Владик обнаружил, что на рынке появился киоск с ярким названием "Звукозапись", где продавались записанные аудиокассеты с "Ласковым маем", "Комиссаром", "Аббой" и другими, в основном попсовыми исполнителями, по цене в три раза ниже, чем такие чистые кассеты покупались им в декабре в единственном в городке кооперативном магазине. Результат проделанной работы по записи песен воодушевлял и радовал его, ему казалось, что он (ну и еще, конечно же, Толик) сделали что-то выдающееся. Ведь теперь его песни в профессиональной (как ему тогда казалось) обработке на гитарах также, как и записи других музыкальных групп, можно было послушать на магнитофоне, пусть и не в совсем хорошем качестве. И посему этим радостным результатом ему хотелось поделиться, но поделиться с тем, кто способен это оценить по достоинству. И опять это были не родители, а все та же соседка по парте отличница-Леночка. Он помнил ее маленькие критические заметки. Кассета отсутствовала ровно один день. На следующее утро Ленка, как только вошла в класс, сразу же бросилась к нему.
- Мон шер, - игриво пролепетала она (Ленка дополнительно занималась французским), - Ваше музыкальное творчество произвело в моей семье настоящий фурор. Вчера я с маман и сестрой посвятили целый вечер прослушиванию Ваших песен. Это было что-то. Передать словами я затрудняюсь. Скажу только, что несколько раз у своей маман я обнаруживала в глазах слезы, и она просит переписать эту кассету для нее, а также непременно желает с тобой поближе познакомиться и приглашает в гости с надеждой, что ты исполнишь эти песни для нас вживую.
- Под одну гитару и только моим голосом они будут звучать иначе, - смущаясь, пробормотал он в ответ.
Ну а потом действительно был февраль. Как-то в субботу он и Паша забрались в гости к однокласснику Сережке - их третьему другу - не разлей вода. Они любили ходить в гости к Сережке. К нему можно было придти практически в любое время суток и привести с собой любое количество людей, при этом, занимаясь там абсолютно чем угодно (в рамках, конечно же, более или менее приличного), не смотря на присутствие дома Сережкиных родителей. Именно там Владик попробовал свою первую сигарету, да и первые порции вина, а потом уже и водки были выпиты им именно там. Родители Сережки в тот период времени казались ему и Паше абсолютно своими в доску людьми. Их простое и равное отношение к ним (заходите, есть будете? Штопор для вина? Сейчас найдем, но в обмен на два бокала. Ой, ребята, давайте с нами, у нас годовщина свадьбы, но вам только по одной стопочке. Приходили соседи, жаловались на громкую музыку, я им объяснила, что до одиннадцати часов мы можем в квартире хоть на танках ездить); их беседы на равных и по свойски (по типу: ну не хрена он не прав, да пошли ты его на хер) вызывали у Владика и Паши восторг и восхищение.
- Нам бы таких, - говорили они Сергею, - тебе с предками здорово повезло.
Мать Сергея работала уборщицей в конторе дорожно-строительного комбината, отец был пристроен старшей сестрой Сергея грузчиком на хлебопекарню в райпо. Уже в последствии Владику стало казаться, что такое поведение родителей Сергея по отношению к ним было во многом обусловлено тем, что они очень любили выпить. Выпивая, имели в силу спокойных характеров радостное и умиротворенное настроение. В состоянии трезвости остатки радостного и умиротворенного настроения в силу опять-таки спокойных характеров также распространялись на них. Хотя, казалось, что навеселе они были чаще, чем находились в абсолютно трезвом состоянии. Объявленная борьба за трезвость, последовавший затем всемасштабный дефицит алкоголя, закончившийся введением талонов на спиртное, как и на другие, основные продукты питания (талоны фактически прировняли алкоголь к продуктам питания) не были тому помехой, и обходились поставленной брагой, подпольно выгнанным самогоном, изготовленным из растущей в деревне у тети Люды смородины домашним вином, а чуть позднее, во времена талонов, принесенными из райповского винного магазина старшей сестрой Сергея, работавшей в нем продавцом, списанными на бой бутылками бормотухи. В квартире кроме Сергея они обнаружили "умиротворенных" в стельку от выпитого алкоголя его отца, а также мужа старшей сестры, которые счастливо спали вдвоем на старом диване в зале. Сергей же был абсолютно трезв. Он в отличии от своих домочадцев безразлично относился к зеленому змию, с ними не пил, хотя такая возможность в силу существовавшего в семье равенства отношений имелась, выпивал только лишь тогда, когда это действо происходило в их компании, да и так, немного, никогда не напиваясь. У Сергея была серьезная, красивая девочка Нина, учившаяся в параллельном классе, с которой он начал встречаться с девятого класса, и которую ему порой, в отличии от его друзей, было стыдно приводить в свою квартиру. "Да, брось ты, Сережка, у тебя замечательные родители, - при этом говорила она, - ты моих не знаешь, посмотрел бы, сущие Церберы, шаг влево, шаг вправо - расстрел". Кто такие Церберы, Сережка не знал, и поэтому ему все равно было стыдно перед Ниной за иной раз очень веселое поведение его родителей. Да и был еще один нюанс, влияющий на безразличие Сергея к алкоголю. Он уже более двух лет серьезно занимался боксом.
- Вчера водку талонную в райпо завезли, - пояснил друзьям Сергей, - вот они и затоварились, обналичили свои талоны. А мать ушла в контору убираться.
- Осталось че? - шустро поинтересовался Паша.
- Раскатал губу, они пока все не допьют, спать хрен лягут, - ответил Сергей.
- Дай хоть пожрать тогда что-нибудь, - разочаровано протянул Паша, - в этот раз у нас наверно опять жареная картошка?
С продуктами было плохо. Это объяснялось, как не парадоксально, вовсе не тем, что родители Сергея очень часто употребляли алкоголь. С продуктами было плохо в большинстве своем у всех как пьяных, так и трезвых семей городка. Основные продукты питания в городке в те последних три года были жутким дефицитом, свидетельством чему служили прилавки магазинов райпо, полностью заставленные в один ряд баклажанной икрой и консервными банками морской капусты. Вот и весь ассортимент магазина. Еще один раз в два дня в магазин завозили выпеченный в местной хлебопекарне пластилиновый черный хлеб и подгоревшие батоны. Потом пришли талоны, и основные продукты питания стали выдавать по талонам. Один член семьи - один талон на килограмм сахара, на килограмм гречки и им же подобное в месяц. Это касалось и алкоголя, один талон на бутылку вина, один талон на бутылку водки на взрослого члена семьи в месяц. Спасались многие семьи, в том числе и семья Сергея, своими огородами и садовыми участками, употребляя выращенную на них сельскохозяйственную продукцию. Эпоха талонов уйдет из городка с приходом рыночной драконовско-свободной торговли уже к лету 1992 года, но в феврале этого же года об этом еще никто не знал.
Едва они разместились на кухне, подогревая оставшуюся от трапезы жареную картошку, как в квартиру буквально залетела старшая сестра Сергея - Вика.
- Где эти суки, твари подзаборные!? - то ли вопросительно, то ли утвердительно закричала она, и ворвавшись в зал, продолжила, обнаружив названных ею лиц. - Нажрались, скоты! Светка же вам говорила вчера, что в субботу на пекарню муку привезут, чтобы вышли на работу, я же с утра вам, твари, это тоже напоминала!!!
Со всего размаху она двинула по спящим телам сразу двумя руками. "По одной для каждого", -усмехнувшись, подумал Владик. Отец Сергея и Вики, промычав что-то нечленораздельное в ответ, не обратил на дочь совершенно никакого внимания и продолжил искать счастливые сны. Муж же быстро вскочил с дивана, протирая глаза, и на мгновенье показался Владику и Пашке отрезвевшим. Но только на мгновенье, поскольку незримая сила зеленого змия сразу же повела его куда-то в сторону, и он, взмахнув рукой, в попытке удержать равновесие, рухнул на покрытый старым оргалитом пол, после чего, пробормотав: "Где вы суки были, когда я в Афгане горел под БТРОМ", -перестал подавать какие-либо признаки жизни. Муж Вики, периодически напиваясь, и после этого заходя в комнату Сергея, где тусовались его друзья, частенько любил рассказывать ребятам о своих боевых подвигах и погибших друзьях в Афганистане. Все это постоянно заканчивалось тем, что он начинал плакать и, размазывая по щекам слезы, уходил из комнаты, монотонно бормоча: "Бляди, загубили всю жизнь, бляди". К этим выходкам Викиного мужа Паша и Владик довольно быстро привыкли и не обращали на них никакого внимания. К тому же со слов Сергея следовало, что он как-то случайно обнаружил военный билет мужа Вики и выяснил, что тот служил вовсе и не в Афганистане, а был простым водителем в стройбате в виноградной республике Молдавия. После чего друзья дружно окрестили Викиного мужа кличкой "Пиндабол", и всегда его так называли в его отсутствие. Пиндабол также как и отец Вики был устроен Викой грузчиком на хлебопекарню. Из быстрого, срывающегося на крик, нервного рассказа Вики выяснилось, что сегодня, в выходной день, на пекарню должны были из Москвы привезти муку. Что и было сделано в 11 часов утра. Об этом были предупреждены заранее валяющиеся пьяными в зале горе-грузчики, которые именно к 11 должны были выйти на работу. Поэтому вчера вечером, несмотря на отоваривание талонов, алкоголь в семье никто не пил, разве что Вика с мамой "уговорили" бутылку портвейна. С утра Вика, уходя, также напомнила горе-грузчикам об их рабочем долге, лицезрев их в абсолютно трезвом виде. Но грузчики не появились ни в 11, ни в 12, ни даже в час дня, при том, что тетя Дуся-заведующая пекарней все это время их ждала в надежде на их сознательность. И только в час дня, когда водитель, привезший муку, пояснил, что у него начинается простой, он ждет еще ровно час, а потом вместе с этой долбаной мукой возвращается обратно, так как сам разгружать он ее не намерен, тетя Дуся забила тревогу. В пекарне разгружать муку также было некому, поскольку предыдущая смена пекарей ушла, выполнив свою работу, а другая смена должна была заступать к работе только в 8 вечера. У тети Дуси были хорошие отношения с Викой, и поэтому первым делом она побежала к ней в магазин. Вика, за неимением времени, из магазина стала звонить в центральный магазин, где, по обыкновению, должны были находиться другие райповские грузчики и откуда их забирали для разгрузки товаров во все иные магазины райпо. Но грузчиков там не оказалось, был выходной, привоз иного товара в магазины не планировался. И вот тогда Вика прибежала домой. Ситуация осложнялась тем, что и Викин отец, и ее муж за предыдущий пьяный инцидент на работе висели на последнем предупреждении и были оставлены только лишь под личную ответственность и поручительство Вики.
- Выпрут в понедельник на хер по статье, алкаши долбанные, хер куда потом устроитесь. Да и меня вместе с Вами, - голосила Вика.
-Херня - война, - сказал пофигист Пашка, - людям надо помогать.
И они втроем, нисколько не раздумывая, отправились на хлебопекарню, успокаивая по дороге заведенную Вику. Водитель уехать не успел, мука стараниями перепачкавшихся, запыхавшихся и надорвавших свои спины друзей была разгружена. За что тетя Дуся в благодарность выдала им огромный кекс с изюмом и присыпкой, а Вика, заведя в подсобку винного магазина, - бутылку портвейна, пояснив при этом, что ее муж и дорогой папа хрен от нее больше что-нибудь получат.
- Весь бой теперь будет наш, - веселился Пашка
- Губу закатай, - отвечали ему Владик и Сергей. - Машина муки - одна бутылка, если не загнемся.
По случаю приобретения бутылки портвейна и огромного кекса возникла идея организовать вечеринку. К тому же, на следующей неделе наступало 23 февраля - негласный день всех мужиков. В связи с чем вечеринка была назначена на следующие выходные, как обычно в квартире, где проживал Сережка. Поскольку у двух из троих друзей к этому времени уже имелись объекты любви и ухаживания, они были также приглашены на это мероприятие. "Кто-то же должен съесть этот огромный кекс!" - смеялись друзья. Сам кекс был упакован в целлофановый пакет и помещен для сохранения в холодильник "Орск", а бутылка портвейна спрятана под кроватью (от родителей и Пиндабола подальше) в Сережкиной квартире.
- Как-то неправильно получается, - заявил Владику в среду Пашка, - мы будем с подругами, а ты один. Начнем целоваться и прижиматься, а ты облизываться будешь.
- Когда начнете, уйду домой, - ответил Владик. - Первый раз что ли?
- Да я не к тому, тебе просто тоже нужно кого-нибудь найти.
- Давай повесим мне на груди табличку, - рассмеялся Владик, - с объявлением: "ищу чиксу на одну вечеринку."
- Слушай, а почему бы тебе Ленку не пригласить? - вмешался в разговор Сергей. - Мы вот тут с Пашей наблюдаем, ты в последнее время с ней очень дружелюбен. Только и видим хи-хи ха-ха, да постоянные перешептывания.
- Нет, - смущенно стал сопротивляться Владик
- Если не ты, давай мы с ней сами поговорим, - продолжали друзья, которым понравилась возникшая вдруг мысль пригласить на мероприятие Ленку-отличницу, - может потом будет за нас домашние работы делать, тебе же помогает.
- Нет, - но уже не совсем уверенно продолжал отказываться объект маленьких критических статей.
Лену на вечеринку он пригласил сам, набравшись смелости, в четверг.
- Помнишь, ты говорила, что хочешь услышать мои песни вживую, мы тут с друзьями, Паша, Сережа, Аня и Нина из соседнего класса, собираемся у Сережки в субботу. Приходи.
- Ой, мон шер, для меня это так неожиданно. А как отнесутся к этому твои друзья? Я же буду новичком в вашей компании.
- Мои друзья тоже приглашают тебя, ты им всем очень нравишься, - отвечал Владик, не упоминая истинную причину такого приглашения, - у нас классная тусовка, и никто тебя там не съест.
- Знаешь, а это здорово, поскольку моя маман в восторге от твоего творчества, я ей скажу, что иду в гости к тебе, а не к Сергею. А то начнутся вопросы, почему, зачем и куда, а также, где, кто и с кем. Я думаю, она мне разрешит. Одобрям? - согласилась Лена
- Одобрям, - подтвердил Владик. Маман у Лены была действительно очень серьезной женщиной, работавшей заместителем председателя райисполкома, впоследствии перекочевавшей по причине окончания перестройки в заместители Главы Администрации района, и видевшей в будущем Леночки обязательно высшее экономическое образование, а также аспирантуру, полученные только в Академии имени Плеханова, которую она когда-то сама успешно закончила. Об этом ему как-то говорила Лена. Поэтому к воспитанию Лены маман относилась достаточно строго, ежедневно погружая ее помимо обязательной школьной программы в дополнительные занятия по нужным предметам, нанимая ей частных репетиторов, в том числе, почему-то и по французскому языку. В связи с чем Лена была очень редким гостем на всех классных и внеклассных мероприятиях класса, дискотеках, новогодних и иных праздничных огоньках и тусовках. А что уж говорить о возможном походе на непонятную вечеринку к однокласснику-троечнику Сережке, у которого родители... Но творчество Влада, пожалуй, действительно оказало на нее магическое воздействие. В гости к Владу маман Лену отпустила.
Вечеринка началась ровно в шесть вечера. Помирившиеся Пиндабол и Вика смотались к кому-то в гости. Отец и мама Сережки скромно тусовались в спальне. Поэтому в распоряжение ребят была предоставлена практически вся, за исключением одной комнаты, трехкомнатная хрущевка Сергея. К заработанной бутылке портвейна была добавлена еще одна аналогичная емкость с таким же названием, принесенная Пашкой.
- Что бы вы без нас делали, были бы совсем трезвые, одно вино на шестерых - это несерьезно! - сам себя, свою находчивость, а также подругу Аню нахваливал Паша. Отец Паши страдал каким-то сердечным заболеванием и часто болел. По данным причинам совсем не пил. Поэтому ежемесячно получаемые семьей талоны на водку и вино реализовывались родителями Паши по соседям по цене, равной половине стоимости алкогольной продукции. Под таким соусом Пашей дома было заявлено, что у мамы Влада день рождение, и, как сказал ему Владик (который на самом деле ничего такого не говорил), вся его семья ищет возможность затариться дополнительной алкогольной продукцией. Родителям Паши было неудобно продавать родителям друга сына талоны на вино, они даже выразили желание отдать их бесплатно. На что с полной серьезностью бастовал Паша, опасаясь, что его молчаливое согласие может привести к провалу операции. В результате чего два талона на вино перекочевали в карман к Паше, а мятые рубли, составляющие карманные расходы самого Паши, к его отцу. На вопрос же, а не нужны ли родителям Влада талоны на водку, Паша ответил однозначным отказом, пояснив, что на день рождения мамы Владика собирается исключительно женская компания, состоящая их подруг мамы, которые пьют только вино. Дело в том, что карманные деньги у Паши с приобретением талонов на вино закончились. А просить у друзей он не стал, намереваясь устроить им небольшой сюрприз. Ну а внешне совершеннолетней Ане не составило никакого труда отоварить полученные талоны в винном магазине у сменщицы Вики.
- Придурок, - возмущался Владик, - нашел на кого свалить. А если твоя мамаша при встрече с моей поинтересуется, каково было вино?
- По фиг, ты об этом ничего не знал, свалишь все на меня, - отвечал пофигист Паша, - да и подумай, как это будет выглядеть: здравствуйте, а вы купили вино на те талоны, которые мы вам продали? Мои родители не из таких чтобы задавать такие вопросы.
- Вопрос может и не зададут, а вот с прошедшим днем рождения могут поздравить, - продолжал возмущаться Владик, не желавший иметь возможных неприятностей со своими родителями. День рождения его мамы был в сентябре.
- Ну и что, - не сдавался Паша, - они, может быть, и поздравят ее с сентябрьским. Не будут же они говорить, поздравляем Вас с прошедшим днем рождением, которое было у Вас в феврале.
Бутылки вина на столе были разбавлены еще не зачерствевшим кексом, жареной картошкой и маринованными помидорами, производства семьи Сергея, принесенной Ниной четвертью батона варенокопченой колбасы, которую ее папа приобрел по блату, а также торжественно положенной на стол Ленкой коробкой шоколадных конфет, которые в то время в магазинах также отсутствовали (папе подарили на работе на 23 февраля, а маман вручила их мне, сказав что в гости с пустыми руками не ходят). Застольная трапеза плавно перетекла в разговоры на общие темы, шутки и приколы. После того, как мужская часть компании дважды сбегала покурить на балкон, стащив из спрятанного Пиндаболом за шкафом в зале талонного блока пачку кубинского "Партогаса", именуемого за свою крепость "смертью под парусом", друзья обнаружили девчонок танцующими под скрипевшего на хромированной аудиокассете "Маленького принца", перешедшего в "Мираж" и закончившегося "Ласковым маем". Девчонки, танцуя и веселясь, хватали их за руки и пытались тоже вытащить на танцы. Паша, дурачась, схватил, найденную им где-то швабру, и пытался с ее помощью попеременно изображать певца Шатунова, а также неизвестного компании гитариста, используя ее как микрофон и гитару. Выпитый портвейн начинал оказывать на компанию свое влияние. Владик заметил, что Ленка совсем не теряется в его компании, хотя была она в ней впервые. Со стороны казалось, что она с ними уже давным-давно и является для них абсолютно своим человеком. И это обстоятельство восхищало его, равно как и кружившаяся в такте танца пластичная Лена, о чем-то озорно перешептывающаяся с Аней и Ниной, Лена, рассказывающая очередную смешную историю, вызывающую у компании бурю эмоций, Лена, закрыв глаза, выпивающая бокал портвейна, Лена, хватающая его за руки и тянущая в круг танцующих, - Лена, Ленка-отличница, Ленка-соседка по парте, Ленка-сочинитель критических заметок и оценщик его творчества, Лена, Леночка, Ленусик.
Ну а потом он пел им свои песни, почему-то безумно волнуясь и от волнения, не всегда попадая голосом в такт, и ошибаясь пальцами по струнам, он пел, пел для НЕЕ. Пел для НЕЕ, словно загипнотизированный, не отводя от нее своего взгляда, окунаясь в бездонное тепло ее голубых глаз, которое, казалось, она дарит ему, он пел. О любви и ненависти, добре и зле, встречах и расставаниях, дружбе и предательстве и всех тех вечных ценностях, которые были неумело описаны им в бессонных и мучительных попытках самореализации переходного возраста, - он пел.
В девять часов ей пора было домой: "Маман сказала, что не позже десяти, пока дойду, как раз".
- Стоп, - не унимался развеселившийся от выпитого портвейна Паша, - сегодня выходной, твоя маман не обидится, если ты немного запоздаешь.
- Нет. С вами так здорово, я хотела бы здесь остаться хоть на всю ночь, но я обещала, - отвечала она.
- Тогда по причине окончания портвейна на посошок белый танец, все приглашают всех, - заявил Пашка и хитро подмигнул Владику.
Клаус Майне затянул "Still loving you". И девушки, схватив своих парней, стали танцевать медленный танец. Лена подошла к сидящему на табуретке Владику.
- Я вас приглашаю, мон шер, - прошептала она, близко наклонившись к его лицу, и он почувствовал тепло ее губ. ЕЕ руки, обнимая и притягивая к себе, ее тело, прижимаясь к нему, обжигали его, вызывая приятную дрожь. Все кружилось вокруг и перемешивалось, сияло и плыло, плыло еще не совсем ему понятно куда, но плыло вместе с ними.
- Давай, эта песня, будет нашей с тобой песней, - шептала она ему, а он, он сладко погибал от этого шепота, прикосновений и движений, понимая, что погибает от нее.
Ну а потом он провожал ее домой. На улице было как-то совсем не по-февральски тихо и спокойно. Мелкими хлопьями падал снег. А он, он чувствовал, что ему хорошо, хорошо рядом с ней, просто вот так идти, держа ее за руку и делясь впечатлением от прошедшей вечеринки, интересуясь, не заметит ли ее маман признаки употребления ею портвейна и, успокаиваясь от заверений, что она вовсе не пьяна, а запах заеден на кухне у Сережки семечками, слушая ее восторг от спетых им песен, ее утверждения о том, что у него огромный поэтический талант, который непременно нужно развивать и скромно возражая, что это всего лишь его увлечение. Возле подъезда ее дома она робко поцеловала его в губы, а он, вновь обжигаясь от тепла ее глаз, нежности рук и огня сладких от портвейна и конфет, а может быть и от рождающейся к нему любви губ, привлек ее к себе и стал целовать, целовать, не в силах остановиться.
После вечеринки провожаю тебя домой,
Падают снежинки, мне хорошо с тобой,
Думаю о чем-то, слов не говоря,
Чувствуя и зная, что полюбил тебя...
Он вспомнил эти первые стихи, посвященные ей. Был бы тринадцатый месяц, если бы... Мысли об этом вернули Владика в окружающую его действительность класса. Он увидел, как Сергей почему-то не сидит, а стоит возле своей парты, и услышал его голос.
- Вера Ивановна я упорно тяну руку, а Вы меня не видите или не хотите видеть.
- Что тебе нужно Сердцов? - голос Веры Ивановны был похож на перетянутую басовую струну.
- Я хочу выйти.
- Ты же знаешь, что на своих уроках я никого не отпускаю, - и это было правдой: на уроках Веры Ивановны ни по нужде, ни покурить юношам выйти было нельзя. Исключение в силу своей физиологии составляли девочки, да и те, зная отношение к этому Веры Ивановны, очень редко заявляли ей такие просьбы.
- Мне нужно, - упрямо продолжал Сергей. Класс удивленно насторожился. И даже за последней партой перестали играть в карты.
- У тебя что, недержание? Сядь на место! До конца урока осталось двадцать минут, тогда и выйдешь, - приказы Веры Ивановны, как правило, не обсуждались.
- Мне нужно, - еще раз упрямо повторил Сергей. Сидящий за третьей партой Паша удивленно покрутил пальцем у виска, вот, мол, придурок напрашивается. А соседка Ленка испуганно посмотрела на Владика.
- А я сказала, сядь. Знаю ваше нужно: покурить в туалете, - Вера Ивановна была неприклонна, а это уже классу: - Вы должны знать историю нашей страны и всю правду о нашей истории. Через три месяца Вы, надеюсь, закончите школу, если же я каждого буду отпускать и отвлекаться на это, знаний у Вас, которых и так нет, не прибавится.
- Тогда я выйду сам, - сказал Сергей и медленно направился к двери класса. Класс ухнул. Подобного на памяти класса на уроках Веры Ивановны еще не было.
- Сердцов!!! - перетянутая басовая струна вдруг лопнула. - Только попробуй, я поставлю тебе два и до конца года больше не пущу на урок!!!
"Промолчи, промолчи, осел," - пронеслось в голове у Влада.
- Ставьте, только вот тогда я и не пойму, чем Ваши методы отличаются от методов сталинских репрессий, которые вы критикуете, как и не понимаю сейчас, чем красный террор отличается от белого и сегодняшних войн в советских республиках, чем продразверстка отличается от коллективизации или сегодняшней голодухи, - словно нарочно наперекор желанию Владика отозвался Сергей и покинул класс.
Вера Ивановна растерянно села на стул и замолчала. Различные выходки нерадивых учеников были далеко не редкостью для учителей в школе. Один Алик чего только стоил. Но Веру Ивановну они не касались. И она, уверовав в свой непререкаемо-железный авторитет, и впервые за многие годы столкнувшись с этим, вдруг растерялась, не поверила и одновременно ужаснулась. Молчал и класс.
- Так, запишите домашнее задание, параграфы двадцать восьмой и двадцать девятый на самостоятельное изучение, завтра опрос,- собравшись духом, минут через десять вновь перетянутой басовой струной произнесла она, - а на сегодня урок окончен.
Сергея они обнаружили курившим в школьном туалете.
- Ну ты и придурок! - констатировал Паша, вновь воспроизведя пальцем у виска. - Ты что, потерпеть не мог?
- Хоть бы помолчал, - соглашался Владик, - а то нет, я не понимаю, что вы нам там за всякую хрень несете и ваших методов. Так хоть потом можно было объясниться, что в туалет до потери сознания хотелось. А теперь она сгнобит тебя.
- А она это запросто может, - вторил Паша. А Сергей, Сергей улыбался.
- Что ты лыбишься? У тебя и так у нее с двойки на тройку. С крышей дружишь? Или потерял? - не смотря, на, казалось бы, здравые рассуждения друзей Сергей продолжал улыбаться.
- Хорош вам, все в порядке. Я не ссать вовсе хотел. С Ниной в раздевалке перед уроком тусовались. И она свою косметичку на подоконнике оставила. Я вспомнил и решил забрать, чтобы никто не стащил. Поэтому и надо было выйти. Не буду же я всем это объяснять.
О существовании у Нины косметички и причинах ее появления друзьям было известно. Дорогую, импортную и купленную у кооператоров косметичку подарил Нине Сергей на восьмое марта. Куплена же она была им на полученную в результате победы в декабре на межрайонном чемпионате по боксу премию.
- Ну и как, забрал?
- Нет. Ни хрена, - Сергей театрально выждал паузу, видя, как от расстройства меняются лица друзей, - не успел. Нина забрала, она как только пошла на урок, сразу вспомнила и меня опередила. А я тут, не зная об этом, на уши всех уборщиц и гардеробщика поднял.
В туалет зашли Алик и Степка. Алик, презрительно окинув взглядом Сергея, закурил.
- Ну что, обоссался? - язвительно поинтересовался он. - Трусы поменял?
Сергей нахмурился. В накуренном школьном туалете помимо табака запахло назревающим конфликтом. Алику не нравился Сергей. Алику вообще-то мало кто нравился, разве что его старший, вечно попадающий под криминал, брат Максим. Хотя даже и слово "не нравился" здесь было, наверно, неуместно. Алик с недавних пор ненавидел Сергея. И друзья это чувствовали. Причиной же возникшей ненависти послужило то обстоятельство, что Алик, как и Сергей, активно посещал районную спортивную секцию по боксу. Так уж получилось, что в декабре в финал проводимого между пятью соседними районами чемпионата по боксу среди юношей 1974-1977 годов рождения в их весовой категории вышли, посещавшие одну и ту же секцию, Сергей и Алик, каждый из них успешно победил до этого троих своих соперников. Руководству секции и представителям отдела по физической культуре и работе с молодежью, в принципе, было все равно, кто из них одержит победу. В любом случае кубок оставался в районе. Но у Алика и Сергея были на этот счет свои мнения. В набитом до отказа спорткомплексе Владик, Паша и Аня буквально охрипли, поддерживая своими криками Сергея. Нину на столь ужасное для ее восприятия мероприятие (моему мальчику больно) компания единогласно решила на финал не пускать, не смотря на ее решительные протесты. Решающим в этом оказался голос Сергея. По результатам набранных во время боя очков с большим отрывом победил Сергей. Да и смотрелся, если честно, он в бою гораздо лучше Алика, прущего в силу своего буйного нрава на Сергея как танк напролом. Сергей же легко уходил от танковых атак Алика, постоянно нанося ему точные контрудары. А к третьему раунду Алик, исчерпав весь свой запал, просто выдохся. Участники спортивной секции, да и просто районные болельщики, находящиеся в спорткомплексе, дружно приветствовали победу Сергея. И, казалось бы, все были рады его победе, все, кроме Алика, затаившего после этого на Сергея злость, которая в классе проявлялась в мелких подковырках и словесных издевках. На что Сергей и его друзья, в принципе, старались не обращать внимания.
- Атас, прячь бычки, - вдруг закричал стоящий у входной двери Степка. Назревающему в туалете конфликту не суждено было разгореться. В туалет зашел Дмитрий Иванович - учитель начальной военной подготовки, прозванный в школе "А если завтра война" за то, что обучая премудростям НВП, частенько в обосновании необходимости этого предмета любил повторять данную фразу своим ученикам. Уроки НВП ученикам нравились. Где еще можно было поймать столько приколов, как не на уроках начальной военной подготовки. Рытье окопов на таящем весеннем снегу возле школы и застилка их старыми шинелями, чтобы лежа не промокнуть, внезапная общешкольная радиационная тревога, когда Владик с Пашей в ужасающих резиновых костюмах и противогазах с носилками ворвались в класс к перепуганным от их внешнего вида третьеклассникам, и на их глазах похитили одного из них, положив его на носилки и вытащив по-настоящему теряющего сознание от испуга мальчишку в коридор. Урок освоения основных приемов рукопашного боя, во время которого Сережка неловко бросил Пашу через себя на маты, отчего Паша, ударившись головой, закрыл глаза и замер, а перепуганный Дмитрий Иванович стал кричать: "Позовите медсестру!"
- Мы здесь! - отзывались одноклассницы сестры-близнецы Марина и Ирина, назначенные на уроках НВП медсестрами.
- Да не вас, дуры, - горячился Дмитрий Иванович, отчего Паша, не выдержав, расплывался в улыбке. И смоделированный Дмитрием Ивановичем БТР: два ряда по два соединенных стула, пятый стул чуть впереди для водителя-Алика, на последнем ряду обязательно гранатометчик: "Сердцов, будешь гранатометчиком. Кто сказал, что нет гранатомета?" И труба-футляр для ватмана становилась гранатометом. Все это служило яркими тому примерами. А еще Дмитрий Иванович действительно боялся, что рано или поздно может начаться война.
- Накурили! Хоть топор вешай! - загромыхал Дмитрий Иванович, - Вам что, непонятно было сказано, что курить на территории школы запрещено?
Конечно, это было понятно, но бегать за угол на улицу по морозу ученикам не хотелось.
- А кто курит-то, - нагло отозвался Алик.
- Ты Карпович, как я погляжу, слишком умный стал, - Дмитрий Иванович прищурился. - Ну-ка вытаскивай свою руку из кармана, дымишься уже весь, сейчас штаны загорятся.
Недокуренную сигарету Алик действительно спрятал в карман. Во времена сигаретных талонов (десять пачек на взрослого в месяц) недокуренную сигарету выбрасывать было жалко, а затушить ее как следует, он просто не успел, отчего из кармана его школьных брюк тонкой струйкой стал просачиваться сизый дым.
- Мне подбросили, - продолжал наглеть пойманный с поличным Алик.
- Сейчас к директору пойдешь объясняться, - удовлетворенно констатировал Дмитрий Иванович. - Слоны двухметровые, здоровье свое губите, никакой совести, лучше бы полезное что-нибудь сделали. Вон бачок на соплях болтается, того и гляди упадет, как смывать тогда будете, а поправить никто не догадается. Бачок для слива на высоте двух метров действительно еле держался на стене на одном крепеже.
- Ну-ка, Карпович, ты у нас самый длинный, поправляй, - приказал Дмитрий Иванович, оценив взглядом присутствующих в туалете.
- К директору тогда не пойдем? - поинтересовался Алик
- Не пойдем, - согласился Дмитрий Иванович.
Встав на унитаз, Алик чуть приподнял бачок, пытаясь его зацепить за второй крепеж. Но сделал это расторопно неловко, отчего его правая нога соскользнула с унитаза, и Алик плюхнулся на пол. На данные движения Алика бачок отозвался плеском воды, вылившейся на него и окатившей Алика с головы до ног.
- Вот у нас оказывается, кто обоссался, - произнес Сергей, и друзья, смеясь, вышли из туалета.
На следующем уроке истории результатами опроса 11-го "Б" явились восемнадцать сияющих от синего цвета чернил "двоек" и одна "тройка" (отличнице-Леночке), аккуратно занесенные в классный журнал Верой Ивановной. Сергей на урок допущен не был, но двойка ему была также поставлена. Пошатнувшийся авторитет нужно было поправлять.
- Параграфы тридцатый и тридцать первый на самостоятельное изучение. Не хотите слушать меня, изучайте сами, на следующем уроке повторный опрос, - удовлетворенно заявила Вера Ивановна. "Что этой дуре надо, она, что хочет, чтобы весь класс ползал на коленях и просил у нее за выходку Сергея прощение?" - думал Владик.
11-й "Б" был дежурным по школе. В связи с чем на левых рукавах учеников красовались красные повязки. Длящееся неделю дежурство начиналось и заканчивалось в понедельник построением двух старших классов в коридоре школы, во время которого в присутствии директора и классных руководителей отдежуривший класс коротко отчитывался о результатах самого дежурства и случившихся в это время в школе происшествиях, а затем передавал красные повязки классу, к дежурству приступающему. Суть дежурства по школе заключалась в том, что старшие ученики должны были следить за порядком на переменах, пресекать беготню и "стояние на ушах", имевших место в младшей среде, не допускать бросания мусора на пол и рисования на стенах, проверять наличие сменной обуви, школьных костюмов и опрятность внешнего вида других учеников. В связи с чем помещение школы было условно разбито на сектора, которые закреплялись за отдельными дежурившими. Паша дежурил в правом крыле второго этажа, Владик - в крыле левом, Сергей находился на первом этаже. В длинной центральной части второго этажа дежурили Алик и Степка.
- Иди сюда, я сказал! - Алик грозно поманил пальцем, бросившего бумажный самолетик на пол мальчишку, по внешнему виду учившегося в классе втором или третьем. Испуганный мальчишка попытался убежать, но был схвачен за воротник Степкой.
- Подними, - приказал Алик пытавшемуся вырваться из плена пацану и показал на самолетик. Пацан послушно поднял бумажку с пола.
- Ну и какое тебе за это наказание? Пиратский щелбан или волшебный пендаль? - продолжал Алик. - Выбирай, я сегодня добрый.
Пацан молчал.
- Он хочет и того, и того, - засмеялся Степка и отвесил мальчишке так называемого пиратского щелбана. На глазах пацана выступили слезы.
- А теперь волшебный пендаль, - произнес Алик, примериваясь ногой к мальчишке.
- Мудаки, - вдруг неожиданно отозвался пацан, отчего Алик от удивления замер в полу-позе, словно балерина, застыв на одной ноге и вытянув в сторону ногу вторую.
- Мудаки? - протянул Степка. - Сейчас ты у нас полетишь в космос. - И схватил пацана за уши. Мальчишка заплакал.
- Хорош вам, - вмешался Паша, забредший в центральную часть второго этажа и увидевший данную картину. В принципе, ему было бы все равно. Паша никогда не был рьяным борцом за слабых, за правду, справедливость и подобные критерии, в силу своего характера слывший в окружающей его среде пофигистом. Да и развязавшуюся и непослушную мелкотню он также иной раз учил и лечил волшебными пендалями и пиратскими щелбанами. Но данное вмешательство объяснялось тем, что заплакавший и, будучи схваченным за уши, болтающийся в воздухе пацан был родным братом Ани.
- Пошел на хер, - отозвался Алик, в душе которого еще продолжало полыхать от пережитого им три дня назад унитазного унижения в туалете.
- Сам пошел на хер, - ответил Паша и вырвал из рук Степки пацана, который, обретя свободу, бросился бежать.
- Я пошел на хер? - переспросил Алик
- Ты пошел на хер, - подтвердил Паша и тот час же упал на пол от молнеиносного удара Алика-боксера. Он попытался вскочить на ноги и броситься на Алика, но вновь был отброшен ударом ноги последнего на пол. Разность весовых категорий и боксерский опыт Алика делали свое дело. В голове загудело, а выступившие от удара в глаз слезы стали застилать видимость. Сквозь нарастающий в голове шум Паша услышал все тот же Степкин "атас!". По коридору шла зауч Елена Петровна...
- Ты мой герой! - восхищенно лепетала Аня и целовала Пашу. Паша довольно улыбался и потирал огромный кровоподтек-фингал, полностью закрывший ему левый глаз.
- Плохо, нас с Сергеем не было, - переживал и немного завидовал, видя непритворное внимание Ани к Паше, Владик, - уложили бы его на хер.
- Трое на одного - это беспредел, - констатировал Паша, - нужно один на один. Сергей бы его точно уложил. А ты - не знаю, вряд ли.
- Вот и посмотрели бы, уложил не уложил, - пробурчал Владик, раздасованный сомнением друга в его превосходстве над Аликом.
- Мой герой! - продолжала лепетать Аня, многочисленными поцелуями покрывая лицо Паши. Они сидели на автобусной остановке. Дул холодный мартовский ветер. И эта трехсторонняя железная коробка спасала ребят от его порывов. Но все равно было холодно. Сергей и Нина остались у Сергея в квартире. А они, чтобы не мешать влюбленным, ушли шляться по весенним сырым улицам и вот, спасаясь от промозглого ветра, забрели на остановку.
Сидя на остановке, Владик чувствовал себя третьим лишним и собирался уйти домой. "Когда-то и я вот так на остановке обнимался с Ленкой", - горько подумал он, вспоминая ту прошедшую весну, единственную весну их Большой Любви. Они любили вдвоем ходить по улицам, взявшись за руки, останавливаясь вдруг посредине тротуара, прижимаясь друг к другу и, целуя друг друга на виду у оторопевших от внезапности происходящего прохожих. Конечно, они могли проводить время у него или у нее в квартире (родителям Лены и Влада были известны их отношения). Он познакомился с мамой Лены и по ее просьбе устроил в квартире Лены вечер своих песен, волнуясь и для моральной поддержки захватив с собой почему-то Пашу, который, тоже выразив желание произвести на маму Лены благоприятное впечатление, и, видя висящую на стене в прихожей картину, с порога заявил: "Какой прекрасный прозаик написал эту картину!".
- Прозаики не пишут картин, - одернул старания Паши Влад, почему-то добавив: - Они пишут поэмы.
Песни Влада да и сам он произвели на маму Лены отличное впечатление.
- Вы собираетесь поступать на юридический? Это очень хорошо и весьма престижно, - почему-то обращаясь к нему на Вы, говорила она, - а мы с Леночкой видим будущее Лены в экономике.
Он несколько раз бывал у Лены в гостях, и она - один раз у него, познакомившись с его родителями. Вот только отца Лены он не видел ни разу. Как-то на его любопытство о том, где ее папа, Ленка ответила, что на работе. Больше таких вопросов Владик не задавал. Папа Лены, занимавший престижную должность директора строительного предприятия - Передвижной механизированной колонны, действительно мог быть на работе. Родители, как им казалось, поддерживали их отношения. Они также могли проводить свое время и в квартире-тусовке Сергея. Но они не хотели квартир и не хотели друзей. Им было хорошо вдвоем. Когда улицы городка были изучены вдоль и поперек, Ленка предложила совершить путешествие в весенний лес на предмет изучения очнувшейся от зимней спячки природы. Благо, что жила она на окраине городка, и лес был рядом. Первый поход в лес закончился мокрыми ногами и легкой недельной простудой Лены, поскольку они вдвоем провалились в спрятанный под тонким льдом и насыпавшим снегом ручей. Но оживающие набухающими почками деревья, поющие переливами воды ручьи, появляющиеся тут и там проталины и островки пожухлых, но переживших зиму осенних листьев и травы буквально сводили его с ума. Ведь с ними и здесь были Они.
- Ты умеешь танцевать вальс? - игриво спрашивала она, и, убедившись, что не умеет, предлагала: - Хочешь, научу?
И они медленно плыли в немом танце вальса под звуки окружавшего их тающего леса.
- Для первого урока неплохо. Ты запомнил движения? - ее голос серебром разливался внутри его, и от этого Владик таял вместе с лесом,
- Дома, для повторения, тебе придется танцевать с табуреткой, - серебро светилась искрами и кружило ему голову.
И он, он готов был танцевать с табуреткой, со шкафом, да с чем угодно, делать все то, что скажет ему Она, ведь он любил... Первый раз в жизни любил безумно, задыхаясь от своей любви. А еще они писали друг другу письма и отправляли их по почте. Так, ни о чем и без необходимости. "... Ты уже наверное спишь, мое солнышко, а я вот решила написать тебе очередное письмо... Без тебя так одиноко... Знаешь, мне кажется, свобода - это такой подарочек, с которым люди часто не знают, что делать... Интересно, какими мы будем с тобою лет через десять, что ждет нас в этой жизни... Я буду любить тебя всегда... Спасибо за стихотворение, мон шер, я чувствую себя твоей Музой, иной раз мне кажется, что я недостойна твоих стихов и такого внимания. Но, представляешь, все уйдет и мы уйдем, а твои стихи, как в "Белой гвардии" Булгакова звезды, останутся в вечности, и я буду в них..." "Я счастлив быть с тобой, я впервые узнал, что такое счастье... Ты - мое дыхание, мой свет, моя жизнь, моя кровь..." Казалось, что им не хватает того времени, в котором они находились вдвоем, и вот, от такой нехватки они писали друг другу эти письма.
Второй опрос на уроке истории происходил по аналогии с опросом первым. Смирнова урока не знает, не знает урока, Смирновой - два. Карпович тоже не готов, Карповичу - два. Тимофеева, старайся, не старайся, все равно будет тебе два, хоть ты и отличница. Метод устрашения и невозможности жертв устрашения исправить ситуацию заставляет уважать и подчиняться. Поэтому даже, если бы параграфы тридцать и тридцать один были выучены наизусть, это все равно не спасло бы отвечающего. Вера Ивановна умела задавать интересные дополнительные вопросы, на которых не находилось ответа.
Первым возмутился Владик.
- Вера Ивановна, я считаю, что Вы не правы, - он поднялся из-за парты. - Я, как и большинство других, ответили Вам на положительные оценки, а не на двойки.-
- Да, - вслух согласилась соседка-Ленка, на глаза которой стали накатываться слезы. Неприятности по истории ставили под угрозу получение золотой медали.
- Сердцов - мудак, - прошептали с последней парты. - Из-за этого козла теперь нас дрочут.
- Если ты с чем-то не согласен, я никого не держу. Можешь проследовать вслед за Сердцовым, - отозвалась Владику Вера Ивановна, не услышавшая шепот последней парты.
И тогда он понял, что все это его окончательно достало.
- Да, не согласен, - подтвердил Владик и проследовал вслед за Сердцовым, который ранее также был не допущен на урок Верой Ивановной, а сейчас курил в туалете.
- Еще есть несогласные? - оторопело поинтересовалась Вера Ивановна, удивляясь, что метод устрашения начинает не срабатывать.
- А, по фиг, вместе - значит вместе, - пояснил классу сверкающий фингалом Паша и направился к входной двери.
После уроков в классном кабинете собрался почти весь 11-й "Б". Лидером "партийного собрания" был Владик.
- Она уже всех достала, - соглашались с ним одноклассники. - Хватит быть покорными баранами, нужно что-то предпринимать.
- Необходимость красного террора была вызвана белым террором, развязанным и проводимым контрреволюционным движением, - язвил, картавя под Ленина, Паша. - Поэтому на террор белый пренепрейменнейше нужно ответить террором красным.
- Все из-за тебя, Сердцов, - поглядывая на Алика, пытался обозначить истинного виновника происходящего Степка. На что Сергей и остальные одноклассники никак не реагировали. Но класс бурлил и кипел словно лава. Даже трус и чмошник в глазах одноклассников, рыхлый и вечно всеми обиженный Ленька по прозвищу "Батон", и тот выражал негодование. Методы красного террора после поступка Владика и Паши напрашивались сами собой. Было решено, что на следующий урок Веры Ивановны класс не пойдет, равно как и не пойдет и на другие ее уроки до тех пор, пока она не успокоится и не отменит выставленные ею двойки либо до тех пор, пока ее не поменяют на работающую первый год в школе молодую учительницу истории Светланы Алексеевну, с возбуждением называемую мужской половиной старшеклассников "Мисс большая грудь". Также договорились о том, что тот, кто нарушит объявленный Вере Ивановне бойкот и все же осмелится придти на урок, будет объявлен классом изгоем и прокаженным, с которым никто в дальнейшем не станет общаться и которого можно будет только лишь всячески чмырить. От принятого классом решения в глазах отличницы Ленки вновь появились слезы. Ей нужно было учиться и соблюдать школьную дисциплину. Маман. Но затеянная Верой Ивановной несправедливость, а также возможное порицание и отрицание Лены со стороны всего класса в случае несоблюдения решения "партсобрания" пересилили мысли о маман, и Ленка с принятым решением согласилась.
Положенный по расписанию в среду урок истории у Веры Ивановны не состоялся за отсутствием 11-го "Б", равно, как и не состоялся урок истории у Веры Ивановны в пятницу.
Мокрый от пота Батон пыхтел и извивался на турнике, словно толстый уж. Но турник не поддавался.
- Овчеренко, опять ставить двойку? - Вера Константиновна, учитель физкультуры, потянулась за журналом, - что там у нас, пятая двойка будет, Овчеренко, и, похоже, за оставшихся полтора месяца ты вряд ли что исправишь. А с учетом двойки во второй четверти (тогда Батон бесполезно тонул, скользил и падал на лыжах) у тебя появляется возможность получить двойку и за год. Так что для кого-то выпускной, а для кого-то второй год.
- Батон, давай, хотя бы раз, - ржала и поддерживала Батона мужская половина класса, еще оставаясь под впечатлением от перемены, на которой до тех пор, пока не попался на глаза возмущенному директору, незнающий Батон ходил по школе с воткнутым иголкой в спину его школьного пиджака и написанным кем-то крупными буквами объявлением: "Отдамся любому и по-всякому за три рубля".
- Вера Константиновна, а если он хотя бы один раз подтянется, поставите ему тройку? - продолжал ржать класс.
- Да я ему пять пятерок за это поставлю, - досадливо морщилась уставшая от "нефизкультурности" Батона Вера Константиновна, сомневающаяся, что этот один раз у Батона получится. С физкультурой в силу комплекции, трусости и забитости у Батона всегда были огромные проблемы.
- Батон - один раз, Батон - один раз, - начал дружно скандировать класс. И Батон попытался. Непослушные руки отказывались подчиняться и под весом Батона дрожали, но постепенно, постепенно сжимались суставы и тащили подбородок Батона к столь нужной ему для засчитывания одного раза перекладине турника. Казалось, что еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть и у Батона все получится. Немного, еще немного, самую малость. Притихший чуть было от напряжения происходящего класс, вдруг грохнул диким хохотом. С висевшего и старающегося на турнике Батона подскочивший к нему Алик стянул спортивные штаны, подцепив их вместе с широченными трусами-семейниками. Полуголый и сверкающий белой мясистой задницей Батон грохнулся на пол, вскочил, упал, путаясь в спущенных штанах и трусах, рванулся в сторону Алика, вновь упал уже у ног Алика и, рыча и плача от бессилия и позора, укусил Алика за ногу.
- Карпович - два за поведение, Овчеренко - пять по пять за старание, - подвела итог Вера Константиновна.
В школьном туалете опять было накурено - хоть вешай топор. Набившаяся в туалет мужская часть 11-го "Б" и параллельного 11-го "А" классов жаждала зрелища. Мужской туалет был забит до отказа, так, что всем желающим в нем разместиться, не хватило места. Единственным свободным пространством в туалете был небольшой образованный толпой в центре полукруг, в котором находились Алик и красный, словно вареный рак, Батон. Батон вызвал Алика один на один. Данное обстоятельство вызвало у знающих Батона школьников шок. Батон, которого пинали все, кому не лень пацаны, начиная с учеников 8-х - 9-х классов, Батон, которому плевали в лицо, вешали на спину смешные записки, Батон, на котором ездили верхом, которым вытирали грязный пол в коридоре, забитый, задерганный, задроченный всеми Батон, которого не считали за человека, вызывал Алика один на один. Такое, как и байкот Веры Ивановны, случилось в школе впервые. Мнение на этот счет большинства толпы было однозначно: "чмошника нужно поставить на свое место". И только серая тихоня, невзрачная и неказистая девочка Инна, плача в соседнем женском туалете, догадывалась об истинной причине поступка Батона. Батон был влюблен в девочку Инну, увидевшую его позор на уроке физкультуры.
- Батоша, прости меня, пожалуйста, бес попутал, не хотел тебя обидеть, - театрально закатывая глаза и простирая руки вверх, издевался Алик. - Хочешь, упаду на колени?
Порыв решимости, появившийся в кабинете русского языка, когда он в присутствии одноклассников, в том числе и девочки Инны, подошел к Алику и сказал сухо и отчетливо, слышимое всеми: "Пойдем выйдем, урод", - у Батона закончился с пересечением порога мужского туалета. И Батон молчал.
- Ну что, сука, совсем страх потерял? - голос Алика изменился и из издевательского стал угрожающим. - На колени, тварь, будешь прощен, может быть.
И тогда Батон ударил, нерешительно, неумело и неловко ударил. Рука скользнула по щеке не ожидавшего удара Алика и оставила на ней царапину от грязных нестриженных ногтей Батона. Все закончилось предсказуемо быстро. Через минуту растрепанный, избитый и плачущий от невозможности повлиять на происходящее Батон валялся на захарканном полу туалета, а возвышающийся над ним Алик монотонно всаживал в мешкообразное тело Батона удары своих ног.
- На, сука, раз, на, сука, два, на, сука, три, - Алик победоносным взглядом окинул толпу, которая, осознав наступивший финал, начинала постепенно покидать туалет, потер поцарапанное лицо рукой и продолжил: - Ты даже ударить не умеешь, как баба. А может ты и есть баба? А? Пацаны, давайте проверим? Будешь сосать у меня Батон, а? Прощение просить не хочешь, значит будешь сосать.
То ли прикалываясь-издеваясь, то ли всерьез Алик стал расстегивать ширинку. Расходившаяся было из туалета толпа, остановилась, уловив, что у шоу, быть может, будет и вторая часть.
- Хватит ему, - это был Сергей, - отхерачил и хватит.
Толпа замерла. Алик обернулся и зло посмотрел на Сергея.
- Это че, твой друган, Сердцов? А? Или братишка, а может твоя сестренка? А? - в толпе неуверенно захихикали. - Или ты Робин Гуд, Сердцов? Робин Гуд - правдолюб, истребитель историчек?
- Ну уж не такой отморозок, как ты, - отозвался Алику Сергей и, схватив валявшегося на полу Батона, отбросил его из полукруга в толпу: - Вали отсюда, - это уже предназначалось Батону.
- А может быть, ты мне Батона заменишь? - Алик вызывающе почесал по ширинке рукой.
- Сейчас, заменю, - и Сергей, как и Батон, ударил Алика первым. Толпа загудела. Два финалиста межрайонного чемпионата по боксу вновь сошлись на ринге. Только вот не было привычного пространства и веревок-канатов, не было жестких, но одновременно смягчающих удары перчаток, не было отсчета длительности раундов времени, а тренеров и судей заменила клокочущая и удовлетворяемая второй частью шоу толпа... Алик хрипел, из разбитой брови и носа хлынула кровь. Кровь сочилась и по губам Сергея, правый глаз которого стал закрываться от пропущенного удара с левой, также как еще совсем недавно закрывался левый глаз друга - Пашки. Ограниченное пространство не предоставляло возможности вести бой по правилу дистанции боксерского поединка, уходить и уворачиваться от ударов, отсутствие перчаток не помогало блоками наглухо закрывать атаки противника. Руки хрипящего Алика схватили за горло Сергея и стали его душить.
- Убью, блядь, - шипел Алик, усиливая свою хватку и с помощью этого пытаясь свалить Сергея с ног. Сергей стал задыхаться. Правила бокса в мужском туалете не существовали ... Но Алик ошибся, как и в том финале, где он неправильно избрал танковую тактику своего боя, Алик ошибся, слишком сблизившись своим лицом с лицом Сергея в попытках поддушить и завалить его на пол. Это длилось всего лишь несколько секунд. Но Сергею их было достаточно. Он ударил головой в лицо Алику. Душащие и держащие его шею руки противника ослабили силу удара. Но прямое попадание лбом в переносицу нокаутировало Алика, вдруг отпустившего Сергея и ставшего заваливаться на толпу. Толпа шарахнулась, и, потерявший координацию и окружающую действительность, Алик упал к писсуарам. В боях без правил есть одно только лишь правило - добить. И Сергей добивал: "А это тебе за Пашку, отморозок! А это тебе за "обоссался"!" Послушная голова обмякшего и потерявшего сознание Алика окуналась в писсуар...
- Сергей!!! Сердцов!!! Хватит, хватит, ты что, сам что ли отморозок, - Владик, Паша и кто-то еще из параллельного класса оттаскивали Сергея от Алика.
- Да достал он меня уже с января месяца, - сказал Сергей, приходя в себя и успокаиваясь. Толпа стала вновь покидать туалет. Вторая часть шоу закончилась. И только Степка, смочив носовой платок в раковине, пытался привести в себя мычащего Алика, растирая мокрым платком кровь по его лицу.
То, что Сергей в последнее время изменился, было видно, но почему? - непонятно его друзьям. В спокойном и немногословном в компании Сергее появилась какая-то нервозность, которая стала выплескиваться в не замечаемую до этого у него друзьями агрессию. Хотя все последние поступки Сергея имели свое внешнее объяснение: забытая в раздевалке и дорогая ему и Нине косметичка породила конфликт с Верой Ивановной, сверкающий под глазом синяк у Паши явился последней каплей в терпении поведения Алика и заставил его поставить Алика на место. "По херу мне этот Батон, я за тебя его отхерачил", - объяснял свое вмешательство в конфликт друзьям Сережка. Все эти действия Сергея объяснялись... Но все равно было что-то не так. "Вроде бы и с Ниной у него все нормально, вон никак друг от друга не могут оторваться", - рассуждал про себя, поглядывая на влюбленных, Владик. Они сидели на трибунах городского стадиона. Владик с Пашей и Аней пили принесенное Аней в банке разливное пиво, а Сергей с Ниной целовались... С Ниной Сергей подружился и сблизился при достаточно романтических "киношных" обстоятельствах: герой спасает красавицу от хулиганов. И, может быть, именно это и послужило причиной появившейся вдруг после этого у Нины влюбленности в Сергея. Нина, затюканная строгими родителями, отнимающими свободу действий и заставляющими делать ее то, что хотят они, и поэтому редко выходящая на улицу и не знающая до этого шумных, веселых, а порой, и пьяных, компаний, похожая этим чем-то на Ленку-отличницу; Нина, которую чуть ли не с пятого класса родители готовили к поступлению на юридический и которой постоянно вдалбливалось, что думать о друзьях-подругах и мальчиках ей рано, "вот поступишь-закончишь-устроишься, тогда и появится свой круг общения", "твой будущий спутник жизни должен быть образован и обеспечен, как твой папа"; Нина после произошедшего "киношного" случая вдруг влюбилась в Сергея. Сергей ходил в городской спортивный комплекс на секцию бокса, а Нина по велению своей мамы ("девушка должна уметь красиво танцевать") посещала там кружок танцев. Как-то в октябре позапрошлого года Сергей возвращался с секции домой. По-осеннему рано стемнело, накрапывал мелкий дождь. "Отдайте сумку", - услышал он, проходя дворами по 2-й Советской. Так можно было срезать путь. На детской площадке подвыпившая компания, состоявшая из трех 15-ти - 17-ти летних недорослей, гогоча, перекидывала друг другу отнятую у Нины сумочку. "Поймай, га-га-га", "Оп, не хочешь, а че там у тебя в ней, может затычки? Посмотрим?". Нина решительно металась между хулиганами, пытаясь отобрать свою сумочку, сумочка перекидывалась по кругу и под хохот пьяной компании Нине не доставалась.
- Отдайте сумку, - прервал веселье малолетних гопников Сергей.
- Оп-па, а это кто у нас здесь такой нарисовался?- растягивая по блатному слова, выплыл из темноты на свет фонаря самый высокий из компании, на руке которого болталась брошенная до этого ему соседом сумочка Нины. "Лидер", - определил Сергей, росший в рабочем районе и имевший до этого определенный опыт дворовых драк, в которых первичная нейтрализация лидера в толпе давала возможный шанс того, что ведомая до этого повергнутым вожаком стая, спасует и разбежится. "Лидер", - подтвердил Сергей себе вновь, разглядев и выплывшую из темноты за высоким компанию. И Сергей ударил, стараясь прямым попасть высокому в подбородок, а затем, добивая, оседающего - двумя ударами в челюсть.
- Эй, ты чего, тормози, мы же прикалывались, - гопники, видя участь упавшего в лужу лидера, сдулись.
- На хер отсюда, - железно-спокойный голос Сергея, отскочившего от упавшего в сторону, вставшего в боксерскую стойку и ждущего возможной атаки, не заставил долго ждать. Погрустневшие хулиганы, захватив с собою поднятого из лужи вожака, которого шатало из стороны в сторону и который, матерясь, дал понять, что Сергей, возможно, сломал ему челюсть, исчезли в темноте.
- Ты то чего по темным закоулкам шляешься? - поинтересовался Сергей, передавая Нине поднятую из лужи сумочку и одновременно разглядывая Нину ("А я ее знаю, учится в соседнем классе").
- С танцев шла, решила срезать, - отозвалась она.
- С танцев? - удивился он. Дискотеки посредине недели в городском доме культуры не проводились.
- С кружка танцев, - поправилась дрожащая от пережитого Нина. И они, разговорившись, пошли вместе. Выяснилось, что время ведения уроков танцев практически совпадает со временем его секции по боксу: дни одни и те же, а разница во времени всего лишь полчаса.
- Давай вместе что ли ходить, - шутя, предложил он ей, расставаясь с Ниной у ее дома.