Не уверен, знакомо ли Вам чувство иррационального страха, когда в аморфном силуэте дерева или неаккуратно брошенной на кресло одежде находишь очертания грозных чудовищ. В эти моменты тело цепенеет, на коже проступает холодный пот, и все мысли заглушаются глухим всеобъемлющим звоном адреналиновой инъекции в кровь.
В утренние и дневные прогулки по огородам не отмечал подобных явлений, но вечерние часы полностью поглощают внимание. Правда, со временем, уже не так ярко проступают признаки первобытного ужаса и лишь удивляешься картинам, что рисует неуёмная фантазия. Малиновый куст на повороте, превращается в бампер с шипами и на фоне общей разрухи садового общества, картина более чем постапокалиптична. Оцинкованный профнастил белым парящим меж ветвей призраком следит за каждым шагом. Ржавый металлический столб, обвитый старым тряпьем, мимо которого пролегает ежедневный маршрут, оборачивается в след тебе одноглазым морщинистым лицом древнего старца и скрипучим голосом шелестит в след:
- Привет, Максим!
И снова это чувство адреналинового ступора. Тысяча вопросов в голове: Кто? Что? Почему? Что это за старик? Откуда он меня знает? Что ему от меня нужно?
Советское воспитание предписывает обращаться вежливо хоть с богом, хоть с чёртом, хоть с галлюцинацией.
- Добрый вечер, - стараюсь не глядеть в его сторону и потихоньку двигаюсь своим маршрутом, изображая побелевшим лицом гримасу крайней степени непринужденности и расслабленности. Типа, П-ф-ф, говорящие столбы, у меня в соцсетях половина "френдов" таких.
- Раз уж разглядел меня сегодня, может выслушаешь мою историю?
Бомж. Да. Наверное, это местный маргинал. Ошивается в огородах, живёт где-то в будке. Имя моё узнал от огородников, они меня знают. Такое простое объяснение ослабило тиски мышечного оцепенения, дышать стало немного легче.
- Извините, но я тороплюсь, - и вновь тело сковали железные объятья ужаса, когда наши взгляды встретились. Глаз, который уставился на меня, был словно сплетен из вязких волокон, грубые их переплетения перетекали одно в другое, рвались, образовывали новые нити. Зрачок, словно рыбка в аквариуме, плавал в этой вязкой жиже, пристёгнутый такими же связями, и то и дело вздрагивал и дергался в сторону, когда одна из них обрывалась. Вторая глазница была абсолютна пуста и лишь где-то в глубине полыхающим заревом отдавалось мерцающее шевеление, будто в пещере разгорался и снова гас костёр. Тряпьё укутало тощую фигуру в бесформенный кокон, ноги зарыты в золу недавнего кострища, седые всклоченные волосы сплелись в тугие узлы и свисают до самой бороды, путаясь в ней.
- Я не отниму у тебя много времени. Мне лишь нужно попросить тебя об одной услуге. Тебя это не обременит, а меня освободит от ежесуточного бдения. Только сначала предыстория, чтобы ты проникся всей важностью моей просьбы. Хорошо?
Не способный пошевелить онемевшим языком, я просто утвердительно кивнул, лишь бы поскорее свалить подальше от этого жуткого старика.
- Ну и ладно. Ладно, - он подошел к торчащей из земли трехпалой коряге и присел на неё. Казалось, что он сидит на ладони древнего исполина, некогда протянувшего вверх руку и так и застывшего на века, чье тело было погребено под толстым слоем нанесенной земли, песка и глины. Старик начал свой рассказ.
-Так давно, как рассказывают только учебники, на Земле жизнь была представлена динозаврами и век их был долог. Но пришли перемены, с неба рухнул метеорит, на Землю опустилась холодная пелена. Древние пресмыкающиеся неприспособленные к таким условиям, вымирали. Метеорит, помимо разрушения, принес на Землю с собой "пассажиров" - микробов. При столкновении их разбросало на многие километры. Они проникли всюду, в животных, почву, деревья. Но динозавры вымирали, почва замерзала и лишь деревья боролись с холодами, качали из земли питательный сок. Пришельцы научились этим соком питаться, а взамен подарили деревьям сознание. Конечно, всё это произошло не сразу, многие тысячелетия потребовались для того, чтобы деревья обрели разум. Еще тысячелетие они учились ходить и находить общий язык с выжившими обитателями планеты. А микробы-симбионты развивались, переходили к другим существам и меняли их. Ветви разумных деревьев давали жильё всему разнообразию летающих существ, корни приютили рожденных ползать. Но новый климат диктовал свои правила выживания. Для сохранения энергии и тепла требовалась глобальная миниатюризация, так же требовался механизм выживания в самый суровый сезон холодов. Разумные микробы запустили процессы мутации и всё живое постепенно стало уменьшаться в размерах, деревья научились уходить в анабиоз, сбрасывать листья и приостанавливать течение соков. Как только становилось теплее, а ветви наполнялись силой и покрывались сочной зеленью листьев, молодая поросль втягивала в себя корни и выдвигалась в неизведанные земли, нести программу управляемой эволюции. Менялась жизнь, менялась природа, на смену одним видам приходили новые, более приспособленные. Деревянные творцы не имели склонности симпатизировать тем или иным существам, но новый вид весёлых, шумных и ловких приматов насыщал их деревянные души радостью и позволял расслабиться наблюдением за их беззаботной и весёлой жизнью. Микробы-симбионты почувствовали потенциал в этих активных любопытных существах и разработали новую программу мутации специально для них. Прошло не так уж много времени и обезьяны спрыгнули с ветвей на две ноги, раскиданные кругом ветки, послужили материалом при возведении жилья, плоды и ягоды пропитанием. Деревья передали эстафету развития более мобильным существам и предпочли оставаться рядом, наблюдать. Вскоре, вчерашние приматы почувствовали себя увереннее, в руки легли палки и кремниевые копья, остальные существа ужаснулись их кровожадному преображению, началась эпоха охоты. Программа эволюции не включала в себя такое развитие событий, но голос микробов-симбионтов был заглушен эгоцентричностью прямоходящих охотников. Теперь этот голос люди называют совестью, душой, внутренним голосом. В те времена немногие прислушались к этому зову, отделились от основного племени и совершили Великий Исход подальше от жестоких сородичей. Два племени познавали мир, курс развития во многом определялся стилем жизни. Собиратели нашли связь с древними творцами, научились находить разумные деревья и селились рядом. Древо стало родоначальником - Родом, в каком-то смысле богом. Без слепого суеверного поклонения, а с уважением и благодарностью осуществлялось поддержание чистоты и древесного здоровья. Хищники же ударились в мистику. Удача на охоте зависела не от мастерства охотников, а от величины жертвы принесённой в угоду самому сильному, ужасающему Богу, способному разверзнуть небеса и покарать неугодных ярким копьем молнии. Но нельзя просто взять и убить жертву. Как поставить Великого в известность? Что поднимается к небесам с земли? Дым. Так начались ритуальные сожжения. Но разве угодна Богу жертва, спалённая на палом сухом хворосте? Нет. Великому и дрова нужны соответствующие. И в ход пошли древние творцы. За два поколения были сожжены почти все известные в округе великие деревья. Связь с голосом связующих всё живое микроорганизмов кровожадным племенем была утеряна, отчего находить новые объекты для поддержания костра они не научились и прибегли к способу подрезки ветвей. Но сколько бы мучения не продолжались, рано или поздно дерево облегчённо испускало дух. Бог молний требовал жертв, топливо для поддержания священного огня заканчивалось. Где взять ресурс для выживания, если свой закончился? Конечно же попросить у друга или соседа. Что делать, если друг напрочь отказывается отдать святое на поругание? Забрать силой. Началась эпоха братоубийственной войны. Собиратели не могли противопоставить лукам и копьям ничего. Деревни разрушались одна за другой, деревья нещадно срубались и вывозились. Собиратели преклонились перед деревьями в коллективной просьбе защитить. Мольба не осталась без внимания, но многие века, что древние пускали корни, сковали их, переплели в узлы корни, и возможности двинуться с места уже не было. Беспомощные они умоляли людей уходить, но совесть подсказывала, что бросать своих друзей - это предательство. Подростков с детьми снаряжали в путь, а взрослые оставались, пусть и на верную гибель, но защищать свою Родину. Чем глубже уходили собиратели, тем дальше приходилось перевозить срубленные деревья. Племя убийц решило так, побежденный враг тоже добыча и костры заполыхали уже на каждом побоище. Не срубленное дерево - экономия сил воинов, поэтому тела сваливались на сухие ветки у его корней и огонь пожирал всех вместе.
Горечь в голосе древнего старца оборвала его повествование на мгновение. Но он продолжал.
- Я был тогда маленьким мальчиком, наша деревня была очень далеко от всех этих распрей, и мы даже слыхать не слыхивали о грядущей беде. В тот день, древо шевельнулось. Всё племя собралось, чтобы стать свидетелями великого чуда. Нашему дереву удалось втянуть корни, узлы не стали помехой. Оно стояло величественное и непоколебимое, огромный исполин. Но радость наша была недолгой. И мгновения не прошло, как отравленная стрела пригвоздила вождя к телу древесного великана. Помню, как передо мной опустилась зеленая ветвь, мол залезай, и внутренний голос толкнул меня вцепиться в неё изо всех сил. Пока взрослые отдавали жизни в пустых попытках противодействия копьям и стрелам, дети уносились древесным голиафом в сторону горного хребта. Стоит ли говорить, что наши родители не продержались и битого часа, охотники пустились за нами в погоню. Стрелы плотным потоком понеслись нам вслед. Как созревшие плоды с дерева падал кровавый урожай. Я прятался за толстой веткой и выглянул лишь на секунду, глянуть далеко ли мы оторвались от преследователей, мощнейший удар в висок вспыхнул яркими звездами перед глазами, и мир погас. В чёрной пелене передо мной возник светящийся аморфный силуэт, представился душой моего спасителя. Глаз меня лишила прошедшая через висок стрела и блекнущий дух передал мне остатки своих жизненных сил. Он вложил мне в глаза те самые микроорганизмы, что определили наше развитие и завещал нести их по миру, как делали это древесные исполины. Очнулся я от странного чувства, словно спину лизали языки пламени, а на груди лежала ледяная глыба. Взор был подёрнут мутной пеленой, через которую я мог разглядеть лишь яркие оранжевые пятна огня, что подбирались ко мне снизу, и белую пелену снежного плато с вкраплениями серых клякс камней. Я соскочил с ветвей спасителя-голиафа и двинулся к чёрному зёву пещеры, что укрыла меня от ветра и снега. Я устал в тот день так, что сон мой прервался лишь на третьи сутки. Мой отремонтированный глаз взглянул на мир лучше двух прежних, моё тело вместило душу древнего творца, который в отчаянной попытке сохранить своё наследие отдал свою жизнь мне. Он донёс меня до горного хребта, корни вплелись узлами в скальную почву. Кору пожирал жар, разведенный охотниками у корней. Но ствол отвердел до состояния камня и не поддавался всепожирающему пламени. Неимоверным усилием творец схватил меня самой длинной своей веткой и растянулся в вышину словно телескопическая удочка. Охотники бились в ярости у подножия скалы, что упустили меня, им было теперь не достать, окаменелое дерево свалить они тоже не могли, так и ушли восвояси. С тех пор прошли миллионы лет, я не могу уйти далеко с этого места, нужно следить за моим другом, - он с уважением погладил обгорелые ветви коряги, на которой сидел, - поэтому хочу попросить тебя, чтобы ты просто следил, не появятся ли по весне новые ростки. Мне же предстоит долгий путь сквозь века. Пора запустить ещё один виток эволюции.
Старик исчез, видимо, моего согласия ему не требовалось. Он и так знал, обладание такими знаниями обязывало меня хранить покой древнего творца, до тех пока он не проснётся, сколько бы лет на это не понадобилось. Я не видел, как в моих глазах разгорелся огонь жизни древнейших микроорганизмов, лишь голос совести утверждал, что в благодарность за наше существование, моя ноша ничтожно малая цена.