Аннотация: Небольшая статья об "Отблесках Этерны" Веры Камши, о Рокэ Алве, мэрисью и байронических персонажах. И немного о крючках для ловли читателей.
Чёрный Ворон, что ты вьёшься...
Разные люди ловятся на разные "крючки" в книгах. Для кого-то главное - динамичный продуманный сюжет, политические многоходовки и закулисные шахматные баталии. Кто-то с первых страниц выбирает персонажа или команду персонажей, за которых намерен болеть всю книгу подряд, и читает любую книгу, где есть персонажи, попадающие под любимый типаж. Кто-то согласен на любые типажи, лишь бы они были яркими и живыми. Некоторым достаточно гладкого языка и изящной иронии, чтобы счесть книгу достойной затраченного на неё времени. Ещё кто-то заранее готов простить любые нелогичности, если в книге блестяще выписан антураж, если мир живёт и дышит по своим законам, если города и страны внутри книги разнятся между собой и оставляют особое послевкусие, как после хорошего вина или элитного чая. Кто-то читает ради настроения. Кто-то - ради батальных сцен. Кто-то одинаково легко ловится на каждый из этих крючков.
А бывают книги, где автор умудрился уместить крючки на любой вкус, для всех, даром, и чтобы никто не ушёл обиженным. В умении расставлять крючки мало общего с объективной гениальностью, если таковая вообще существует. Сложно сказать, останется ли популярен после смерти автор, умеющий ловить на свои книги современников. Но при жизни ему популярность обеспечена. Или ей.
Впрочем, я ухожу в сторону от темы. Здесь я постараюсь рассмотреть технологию создания всего одного крючка. Этот крючок называется типажом рокового мужчины и пользуется популярностью уже не первое столетие.
Супергерои как класс делятся на две большие группы: мужики, которые всех бьют, и бабы, которых все хотят. Зачастую эти два свойства совмещаются, давая на выходе непобедимый секс-символ. Именно этот случай мы видим на примере Рокэ Алвы. В последние несколько лет получил широкое распространение термин "мэрисью", подразумевающий, что автор на примере главного героя показывает, каким был бы он сам, будь природа чуть более справедлива (ц). Классическое мэрисью пишется для того, чтобы каждый получил свою долю поглаживаний; автор в число "всех" тоже входит. Наверное, именно этим объясняется безотказность этого крючка.
При создании такого персонажа автор играет с ним в поддавки, обрекая на успех любое его начинание. Если герой берёт в руки шпагу, он оказывается гением фехтования. Поставленный во главе армии - разбивает всех врагов. Если вместо шпаги в руке оказывается гитара - в персонаже просыпается гениальный бард, если шахматная доска - шахматист, если уздечка - наездник. Честь имею представить - ценитель красивой жизни, жгучий брюнет и испанец душой, Рокэ Алва, Первый Маршал Талига. По совместительству - любимый персонаж Веры Камши в "Отблесках Этерны". Все таланты Алвы налицо с первой же книги сериала и ещё до того, как сам персонаж предстаёт перед читателем. О его непобедимости, как и о том, что его хочет всё половозрелое женское население Талига (и, вроде бы, даже часть мужского), Камша говорит открытым текстом. В принципе, доказательство теоремы "Рокэ Алва - мэрисью" можно было бы начать этой фразой и закончить ей же. При необходимости можно ещё добавить, что он ни разу за всю книгу не оказывается в глупом или невыигрышном положении. Камша не рисует ни одного персонажа, который играл бы свою собственную игру против Алвы или никак не связанную с ним, и был ему равен.
На фоне общего профессионального уровня Камши напрашивается мнение, что такой персонаж родился не случайно; что автор сознательно выводит Алву этаким роковым демоническим героем - в качестве одного из крючков для читателей. Вернее, для читательниц. В частности потому, что он, помимо безусловной гениальности, производит впечатление несчастного человека, а читательниц хлебом не корми, дай пожалеть кого-то крутого и демонического. Особенно, если это красивый мужик.
Ведь в чём сущность байронического героя со времён, собственно, Байрона? Это не просто гениальный гад, но гад страдающий. И Камша создаёт очередного "печального демона, духа сомненья" с поправкой на фэнтезийность. Именно в силу внутренней трагичности образа барышни вешаются на него пачками. Хотя и тот факт, что мы любим подонков, тоже играет свою роль. Но подонок с трагическим надломом в душе притягателен вдвое, потому что его можно ещё и жалеть... На этом Камша виртуозно играет, и чем дальше, тем больше. Если в первых двух книгах мрачный фон вокруг Алвы сводился, главным образом, к обилию врагов, дурной репутации и обилию чёрного цвета в описании волос, одежды и масти лошадей, то к концу третьего тома драматизм образа нарастает, чтобы в четвёртой книге выйти на первый план. Сюда относится и мимоходом высказанное намерение защищать Талиг, если высшие силы с этим не справятся; и героическая сдача в плен в обмен на никчёмного короля - потому что нельзя нарушить присягу; и условия, в которых мы видим Первого Маршала Талига глазами Робера, в тюрьме. И, конечно, видения Эпине идут на пользу общему делу: мало того, что Рамиро Алву незаслуженно считают предателем, хотя он единственный агнец среди козлищ, так ещё и Рокэ страдает, оказывается, на почве разбитого сердца...
Таким образом, все мрачные страницы в биографии Рокэ Алвы льют воду на ту же мельницу. Все эти проклятия, леворукие и прочие кошки только оттеняют готичность и драматизм готичного и драматического персонажа. И красной нитью идёт через повествование негромкая, но настойчивая мысль: на самом деле Ворон белый и пушистый, его просто не поняли. Потому что белых ворон вообще редко понимают. То есть он а) несчастный (читай: одинокий); б) одинокий (читай: исключительный); в) исключительный (читай: гениальный). И при том без вредных привычек, детей, жены и манеры громко храпеть сразу же по исполнении семейного долга. А если такие и есть, то нам о них ничего не известно.
В этом ещё одна особенность любого идеала: его следует наблюдать с некоторого отдаления. Поскольку, когда подходишь к идеалу вплотную, есть опасность заметить больные почки или комплекс неполноценности, - а это разрушит образ. Это с одной стороны. С другой же стороны, читателю свойственно стремление понять персонажа как можно ближе и объективней. Насколько я могу судить, именно поэтому Камша от книги к книге изящно намекает, что дальше трагический образ Алвы будет раскрываться полней; изнутри, в том числе.
Такой метод идёт ещё из классики, из того времени, когда пресловутый байронический герой был в литературе не штампом, а новаторством. Достаточно вспомнить композицию "Героя нашего времени". Лермонтов использует именно этот эффект постепенного приближения. Он показывает Печорина сначала глазами Максима Максимыча, который и другом близким Печорину не был, и по социальному положению и образованию отстоял от него далеко. Потом - глазами самого автора, человека печоринского же круга, т.е., более способного его понять. И, наконец, глазами самого Печорина: через его дневник.
Вспомним, как Алва появляется у Камши: сначала о нём говорят - родственники Дикона, причём, знакомые с Алвой не слишком близко и считающие его врагом. Потом - целый калейдоскоп мнений с разных сторон, плюс восприятие самого Дика, через которое местами явно просвечивает авторское (в тех местах, где Камша с Диконом не согласна).
Опять же, "Зимний излом", как выразилась одна моя подруга, это книга, которую Камша написала, чтобы доказать миру, что её книги и без Алвы хороши. Возможно, но маловероятно. Алва и в "Зимнем изломе" остаётся главным героем, хотя за всю книгу только один раз "появился, покидал понты десять страниц и опять исчез" (ц). Выше я уже говорила об этом. В полном соответствии с каноном, камера медленно приближается к загадочной фигуре в чёрном и синем. Так или иначе, внимание читателей остаётся приковано к Алве; его отсутствие только подогревает интерес, хотя бы потому, что все, кому не лень, мимоходом говорят читателю, как было бы хорошо и замечательно, если бы пришёл Алва и всех построил. И как без него плохо и сложно.
Если Камша и дальше будет использовать лермонтовскую методику, то эффект приближения к Алве будет прогрессировать. Скорее всего, картинку изнутри него нам и не дадут, но есть куча других способов. Впрочем, тут всё зависит от того, как именно к этому персонажу относится сама Камша. Возможно, она рисует Алву так же, как, скажем, Никитин рисовал Мрака из "Троих из леса". То есть, это сознательно созданный сильный персонаж, с которым читатели с удовольствием будут самоидентифицироваться, но с которым автор не идентифицирует себя. При общем уровне профессионализма у Камши эта версия кажется мне очень убедительной. Но, с другой стороны, Камша Алве явно симпатизирует. Если это профессиональное отношение будет преобладать над личным, то Камше выгодней оставить Алву на высоте до конца цикла (он же ещё грозится хранить Талиг самостоятельно, если высшие силы с этим не справятся). Выгодней потому, что это проще, это оправдает надежды постоянных читателей и финансовые надежды издателя. Если же четвёртый том действительно был попыткой доказать граду и миру, что Алва - не самый-самый из персонажей, а только один из, то Камша может и дальше пойти по этой же линии, спустить Алву с небес на землю. Это несколько более рискованно, но тоже может оправдать себя. Потому что среди читателей Камши немало и таких, которым безупречность Алвы уже поднадоела.