Аннотация: Появление и развитие никарагуанского жестового языка.
Ни в одном языке, смоделированном лингвистами,
не будет и половины такого богатства и сложности,
как в языке, созданном четырёхлетним ребёнком.
Дж. Кегл
Мы усваиваем язык главным образом в первые пять лет жизни, и тогда же под влиянием языка особенно интенсивно развивается наше мышление. Если ребёнок в раннем возрасте оказывается вне человеческого общества, потом ему очень сложно бывает в общество вернуться: пропущен критический период развития, и такой ребёнок, скорее всего, окажется неспособен выучить язык и развиваться как полноценная личность. Это хорошо видно на примере детей, воспитанных дикими зверями. Самый известный из таких случаев - история индийских девочек Камалы и Амалы, волчьих воспитанниц, которых нашли в 20х годах прошлого века. Амале на момент возвращения к людям было около двух лет, Камале - около семи. Младшая девочка умерла вскоре, а Камала за последующие семь лет выучила менее пятидесяти слов, неохотно соглашалась носить одежду и бегать предпочитала на четвереньках. В Советском Союзе (в Туркмении) в пятидесятых годах прошлого века геологи нашли мальчика-волка, который тоже прожил недолго и к шестнадцати годам едва освоил несколько десятков слов. Известны дети, воспитанные леопардами, орангутангами...
Ребёнку, не научившемуся говорить в первые годы лет жизни, в дальнейшем сложно будет вести полноценную жизнь, даже если его обучением станет целенаправленно заниматься команда специалистов. Тем не менее, даже в родной семье с психически здоровыми родителями ребёнок может оказаться в подобной ситуации - если он родился глухим в семье слышащих. Родители могут тратить годы на попытки вылечить глухоту, не пробуя попутно научить ребёнка разговаривать, - или пробуют обучить его устной речи. Глухому ребёнку очень сложно освоить устную речь: он может копировать артикуляцию, но вряд ли будет копировать её правильно, поскольку сам не слышит ни собственных слов, ни слов родителей. Если родители не знают ни одного из жестовых языков, в то время как звуками ребёнок с ними объясняться не может, то такой ребёнок спонтанно создаёт собственную систему, так называемый домашний жестовый язык с ограниченным, но относительно устойчивым словарём, с зачатками грамматики и синтаксиса. Такая система не является языком в полном смысле слова, но позволяет худо-бедно общаться на бытовые темы. Как правило, домашние жесты основаны на пантомиме: имитировать жевание или указать на рот, когда хочешь есть, например. Однако даже домашний жестовый язык к пантомиме не сводится: с его помощью ребёнок может выражать своё отношение к людям, событиям и явлениям, может разграничивать в речи события прошлого, настоящего и будущего, может строить последовательности знаков - то есть, предложения.
Тем не менее, домашний жестовый язык нельзя признать полноценным языком по нескольким причинам. Нэнси Фрисберг, например, называет такие отличия домашних жестовых языков:
- недостаточно устойчивая связь между знаками и значениями;
- система такого языка не передаётся от поколения к поколению;
- такой язык не является средством общения для некоей группы;
- системы знаков индивидуальны и различаются от человека к человеку.
Тем не менее, некоторые учёные рассматривают домашние жестовые языки как модель возникновения новых языков или как подтверждение существования у человека "инстинкта языкотворчества".
Крайне любопытна в этом отношении ситуация в западном Никарагуа во второй половине прошлого века. До 70-х годов, при диктатуре Сомосы, сообщества глухих в Никарагуа не было, были только изолированные друг от друга люди, создававшие независимо разные знаковые системы для бытового общения с близкими. Ситуация с образованием была катастрофической. В лучшем случае глухого ребёнка отправляли в школу для умственно отсталых, в худшем - никуда. В 1977 году центр специального обучения запустил образовательный проект Сан-Худас для пятидесяти глухих детей в городе Манагуа. За два года число учеников выросло вдвое. После 1979 года пришедшие к власти сандинисты (марксисты, католики, сторонники "теологии освобождения") объявили курс на всеобщую грамотность и обязательное четырёхлетнее образование, и положение людей с ограниченными возможностями стало улучшаться. В 1980 году в том же Манагуа открылась Вилла Либертад, училище для глухих подростков. К 1983 году в обоих этих учебных заведениях училось более 400 глухих детей. Учителя в школе были слышащими, не владели никаким жестовым языком и для общения со школьниками обходились ручной азбукой - то есть, простыми жестами, обозначающими буквы испанского алфавита. Изначально акцент в учебной программе делался на обучение устному испанскому и на чтение по губам - этому возможно научить слабослышащего ребёнка, но не глухого. Неудивительно, что глухие студенты с большим трудом запоминали бессмысленные для них сочетания жестов или букв, которыми обозначались испанские слова, и общение учеников с преподавателями оставалось очень ограниченным. Но в это же время общение учеников между собой делалось всё более активным - на переменах, на уроках за спиной у учителя, на спортивной площадке и школьном дворе, в школьном автобусе, на встречах с друзьями после уроков... Все те индивидуальные жестовые системы, которые изолированные друг от друга дети создавали для общения с родственниками, теперь использовались для общения между собой, и по мере общения отдельные "домашние" жестовые языки срастались воедино, образуя некий пиджин, позже названный Lenguaje de Signos Nicaragüense (LSN или НЖН, никарагуанское жестовое наречие). Самые удобные знаки и синтаксические конструкции естественным образом получали большее распространение, менее удачные варианты отбраковывались, и из зачаточных систем вырастал пока не слишком оформившийся, но вполне пригодный для бытового общения язык. Этим наречием пользуются и до сих пор: преимущественно люди 30 с небольшим лет, которые его и создавали в годы учёбы в восьмидесятые.
Но главный скачок в развитии языка приходится не на первые годы работы школы и первый набор учеников, а на пару лет позже, на время прихода в школу новых учеников. Эти первогодки, иногда не старше четырёх лет, приносили свои домашние жестовые языки уже не на пустое место, а в некую языковую среду, пусть и довольно ограниченную вначале. А кроме того, чем раньше ребёнок попадает в языковую среду, тем проще ему освоить язык в совершенстве - в пять-шесть лет это несравненно проще, чем в пятнадцать.
Любопытно, что учителя, не знакомые с жестовыми языками и пытавшиеся насадить среди детей устный испанский, появление нового языка не заметили. Жестикуляцию и мимику детей они считали пантомимой или бессмысленным кривлянием и всячески пытались непорядок искоренять. Представьте четыре сотни детей, которые всю свою предыдущую жизнь страдали от недостатка общения, у которых наконец появилась возможность этот недостаток восполнить, и которым учителя пытаются закрыть рот - или связать руки, в данном случае. Несложно догадаться, что эти попытки ни к чему не привели.
В 1986 году кому-то, наконец, пришла в голову здравая мысль пригласить лингвистов, работающих с жестовыми языками, и в Никарагуа приехала группа специалистов по амслену, американскому жестовому языку, в том числе Джуди Кегл, Энн Сенгас и другие. Приехавшие в Никарагуа учёные сначала работали с подростками в Вилла Либертад, и там зафиксировали самые простые мимические знаки ("есть", "щипчики для бровей") и некоторые более сложные. Например, общаясь с Кегл, одна девочка показала следующее: протянула левую руку ладонью вниз, провела по ней правым указательным пальцем от среднего пальца до запястья и указала на свой живот ниже пояса, после чего захихикала. (Кегл расшифровала это как "гигиеническая прокладка"). Позже Кегл пыталась объединить знак "дом" и стандартный для Никарагуа жест с вопросительным значением, чтобы спросить "где ты живёшь?" Дети отвечали охотно, делая сложные и на первый взгляд совершенно бессмысленные жесты. "Я начинала подозревать свою лингвистическую несостоятельность, - вспоминала потом Кегл. - Я не видела никаких устойчивых закономерностей. Это всё казалось полным хаосом".
В жестах старших детей - никарагуанском жестовом наречии, НЖН, - действительно не было строгих правил и закономерностей, только предпосылки к ним, некие общие тенденции, в рамках которых каждый говорящий действовал по своему усмотрению.
В Сан-Худас, к младшим детям, лингвисты отправились через три недели. В первый день Кегл обратила внимание на одну девочку, быстро что-то рассказывающую на школьном дворе - и в её жестах явно была система, ритм, большая чёткость и большая беглость, нежели у подростков в Вилла Либертад. Это был уже именно язык - с правилами и закономерностями. Он получил название никарагуанского жестового языка, НЖЯ (ISN, от португ. Idioma de Signos Nicaragüense; исп. Idioma de Señas de Nicaragua). Младшие дети использовали более сложную и последовательную грамматику, более стилизованные жесты, меньше похожие на пантомиму, самих слов было существенно больше, с большим количеством нюансов и оттенков значения. Различия хорошо видны на примере спряжения глаголов. Так, носитель НЖН для передачи значения "говорить с кем-то" сделает жест "говорить" (кисть находится возле рта пальцами вперёд, большой палец несколько раз соприкасается с четырьмя остальными), а затем проведёт линию от одного воображаемого собеседника к другому. Носитель НЖЯ покажет "говорить", одновременно проводя линию между собеседниками. В НЖЯ существовала уже система спряжения глаголов, в частности, категория лица ("я говорю", "он говорит", "мне говорят"...). Так, чтобы сказать "я говорю", нужно "раскрыть рот" - отвести кончик большого пальца от четырёх остальных, а чтобы сказать "мне говорят" - сомкнуть пальцы.
Для расшифровки языка Кегл показывала детям комиксы и просила пересказать историю жестами, что позволило получить много информации по грамматике и синтаксису. Особенно интересно рассмотреть использование глаголов. В частности, "пространственное спряжение": например, чтобы сказать о персонаже, что он падал с горы, дети поднимали руку, обозначая вершину горы, затем показывали жест "падать", одновременно двигая руку вниз по воображаемому склону.
Ещё одно любопытное свойство глаголов в НЖЯ - тенденция растягиваться, включая в себя дополнительные значения. Например, персонаж того же комикса продавал детям индейские головные уборы из перьев в обмен на куриные яйца. Чтобы сказать на НЖЯ "каждый ребёнок из группы даёт взрослому предмет в форме яйца" достаточно одного жеста "давать": говорящий складывает пальцы в "яйцо", два раза выставляет руку с этим "яйцом" вперёд и затем резко поднимает вверх.
Предлоги - в частности, указывающие на положение в пространстве, - сближаются по использованию с глаголами. Например, "книга внутри сумки" на НЖЯ будет выглядеть, скорее, как "сумка книговнутреет".
Энн Сенгас отметила среди младших детей тенденцию к расщеплению сложных жестов на элементарные. Например, чтобы передать значение "катиться вниз по улице" слышащий человек, скорее всего, нарисует в воздухе спираль. Так же передавали это значение старшие дети с Вилла Либертад. Дети в Сан-Худос показывали круг со значением "катиться" и рисовали прямую линию, чтобы показать направление движения. Два жеста показать сложнее, чем один, но элементарные знаки с простым значением можно использовать в самых разных контекстах - на этом принципе стоит лексическая система любого языка.
В некотором смысле, с НЖЯ произошло то же, что неоднократно на протяжении истории происходило с креольскими языками и пиджинами. Пиджин возникает при смешении двух или более отдельных языков, затем становится родным языком для следующего поколения, основным средством общения, формой мышления, и в качестве такового начинает стремительно развиваться. Но при этом у НЖЯ не было языков-источников, а только разрозненные домашние знаки.
За годы работы Кегл и другие исследователи написали ряд работ по НЖЯ и создали внушительную базу по его лексике, грамматике и синтаксису. Любопытно, что, будучи носителем амслена, Кегл тщательно избегала насаживать амслен в Никарагуа, чтобы не препятствовать развитию местного языка. В этой связи её обвиняли в попытках изолировать никарагуанский жестовый язык и его носителей от глухих из других стран мира, но созданная Кегл организация по развитию жестового языка Никарагуа достаточно убедительно ответила на эти обвинения, создав школу для глухих детей с преподавателями из числа глухих носителей НЖЯ и содействуя участию местных глухих в международных конференциях. В 1997 году на НЖЯ по примерным оценкам общалось около трёх тысяч человек. Также в девяностых для языка была разработана письменность.
В девяностых годах исследованием НЖЯ занимались, помимо Кегл, уже упомянутая Энн Сенгас, а также Мари Коппола, Ричард Сенгас, Лора Полич, Дженни Пайерс. Защитник теории об инстинкте языкотворчества Стивен Пинкер считает историю НЖЯ подтверждением своей теории. Уильям Стоки, крупнейший специалист по амслену, эту теорию оспаривает, говоря, что НЖЯ возник всё-таки не в полной изоляции, и испытывал влияние, как минимум, звучащего испанского или амслена. Сложно сказать, насколько другие языки влияли на появление НЖЯ, но на более позднем этапе он, разумеется, начал контактировать с другими языками - как звучащими, так и жестовыми.