Гриша пошел на пляж у Петропавловки позагорать. Ну и на девиц поглазеть конечно. Они там с апреля у стеночки стоят - к лету готовятся. Трусики в ниточку, ягодицами подмигивают. Гриша два раза вдоль прошелся чуть не по всему периметру, а потом у ж к песочку направился. Газетку постелил, разделся. Греется.
И тут дождь.
В Питере обычное дело - то солнце и день чудесный - редко, то буря мглою - куда чаще. Не успеешь обернуться. И убежать тоже не успеешь. Поэтому Гриша и не стал. Он только одежку в пакет политиленовый с Зенитом-чемпионом засунул, и чтоб наверняка не промокла в песок закопал. Сам стоит рядышком вверх лицо поднял - жмурится. Капли с неба тяжелые, теплые, солнышко сквозь них, по ресницам тип-тип. Ненадолго дождик-то.
Четверть часа лило, а потом кончилось - залатали небесное сито.
Гришка - одежду откапывать, а ее нету. Вот вроде тут пакет был. Над ним холмик, на холмике камушек приметный. Только пусто под песком. Может подземный поток какой внезапный, или особо крупный крот-модник утянул, пока Гриша, закрыв глаза, наслаждался.
Вокруг потихоньку появлялся народ, убежавший поначалу к стене, в арку или под скудные кроны десятка деревьев. Гриша встал на четвереньки и, запустив руки под верхний слой песка, внимательно словно сапер начал обшаривать пляж. Двигался он медленно. Мысленно поделив территорию на квадраты, не менял позиции, пока не убеждался что пакета с одежкой тут нет. Шаг за шагом. Несмотря на уже расцарапанные коленки - уж очень не хотелось ехать на трамвае в плавках - продвигался Гриша к кромке воды. И вдруг уперся в пару стройных ног в цветастых стареньких вьетнамках.
- Ваше?
Гриша медленно поднимал голову не в силах оторвать взгляд от сначала суховатых тонких щиколоток, потом гладких блестящих икр, коленей с прилипшими песчинкаи, упругих бедер.
Упершись глазами в аккуратный утопленный пупок - дальше голова назад не откидывалась, - Гриша сел, по-собачьи отряхнулся , наконец встал и сказал:
- Здравствуйте. Меня зовут Гриша, можно Грег или еще как. А это - не знаю, - он посмотрел на два одинаковах зенитовских пакета в руках девушки.
- Значит, так, я свою одежду выкапывала и вот сначала какой-то пакет нашла, там джинсы, а у меня юбка. Хотите юбку?
Гриша глупо кивнул, потом улыбнулся.
- Не очень, но если не будет другого выхода. Не в плавках же мне домой возвращаться. Все равно спасибо.
Девушка прыснула
- Смешной! Ты не понял, джинсы не мои. Юбка моя. Я ее тебе не дам. Меня Лена зовут.
- Гриша. - сказал Гриша.
- Да я еще с первого раза запомнила.
Голос у девушки звонкий такой, как воздух после дождя. И веселый. Смотрит она на Гришку радостно и задорно. Их тут двое умников на весь пляж, что тряпки свои закопали. А больше пока ничего общего. Может потом появится.
Улыбаются друг друга молча. Расматривают все внимательнее. Он сверху вниз, от зачесанных назад волос на светлом высоком лбу вниз по щекам, чуть широковатым скулам, вдоль высокой шеи, по ямочкам над тонкими ключицами. Она наоборот - снизу вверх от впалого живота, по слегка волосатойне сильно спортивной но широкой груди и защитно ощетинившемуся подбородку и потом к черным почти большим, чуть коровьим глазам.
Простояли так вечность - минуты две наверное, а потом за руки взялись и пошли к Петровскому мостику. Уже только на нем сообращили что одеться надо. Опять перепутали пакеты, посмеялись и пешком по Кировскому,через Марсово поле. До середины
-Здесь я зведочку октябрятскую поменял на пионерский галстук, - зачем-то поведал Гриша, глядя не вечный огонь.
- А я на "Авроре", - ответила Лена, - отличницею была.
Они свернули налево и пошли назад к Неве вдоль Лебяжьей канавки, чтоб не так быстро все. Жирная ленивая утка проводила их снизу осуждающим взглядом, потом поменяла уставшую ногу и снова уставилась в черную холодную воду.
На набережной расцепили ладони, провели, не сговариваясь, по напряженным струнам решетки - услышали одну и ту же беззвучную мелодию. Внутри Летнего сада почему-то перебежками стали продвигаться мимо статуй, к пруду. К Михайловскому замку, к гришкиному дому в конце концов, что оба уже и понимали.
Почти не разговаривали, только поочередно корчили рожицы мраморным античным богам и нимфам, и громко смеялись, посматривая друг на друга.
- А мы куда? - встрепенулась внезапно Лена, когда они, снова схватившись друг за друга, оказалась на Литейном.
Гриша засмущался, хотел сказать - "кофе пить тут есть рядом с Домом офицеров", но потом покраснев, выдохнул
- Ко мне, - а после паузы добавил, - кофе пить, или если хочешь, тут есть рядом...
- Знаю, знаю, возле Дома офицеров, - Лена улыбнулась на этот раз медленно, задумчиво, и тут же быстро и звонко, как прежде, продолжила, - к тебе, только к тебе! А какой кофе?
Из красного Гришка стал сначала розовым и очень быстро белым
- Ну кофе нет, чай только. Ничего?
Вот теперь девушка засмеялась в голос. Даже остановилась и прижалась спиной к нагретым солнцем стенам "Академкниги".
- Ну что возвращаемся к Кирочной? В кафе.
Лицо Гришки стало таким несчастным и беспомощным, что Лена даже перестала смеяться и потянула его за руку.
- Всё. Пошли.
И пошли. Побежали почти. Вел Гриша, откуда ей знать куда. Надо было на ту сторону. Мимо кинотеатра, налево во двор, потом еще раз во двор уже внутренний. В низкую дверь, приютившуюся возле подворотни, и на второй этаж, в старую пахнущую прошлогодними осенними листьями квартиру, где в дальней огромной комнате за стоявшим посредине шкафом пряталась гришкина неширокая кровать, мало пока видевшая на своем веку.
И было очень хорошо.
Вот.
А женился Гриша через два года на совсем другой женщине. Потому что теплый дождь в солнечный день не бывает долгим. И в основном в Ленинграде пасмурно, и поколения ленинградцев давно выработали в себе привычку эту пасмурность любить.