И вот спит он, малыш мой, сердце заячье - тук, тук... Нет, то не сердце, а маятник покачивается, отстукивает минуты.
Спит; хмурится, коричневая прядка среди подушек. Хороший мальчик, кровиночка - порою капризный, но это пройдет. Вот сейчас завозится, потом откроет глаза.. Все хорошо, сынок, я, твоя мама, рядом, солнышко светит, на дворе лето, я поведу тебя в детский сад. Там пахнет сдобной выпечкой, гуляшом и тиной от маленького пруда - неглубокий прудик, ты не утонешь, никто не утонет, не бойся. Листья кувшинок смыкаются, как ладони, глаза рыб смотрят сквозь ряску...
Пока не просыпайся, сынок, спи, молчи, а я на тебя погляжу, как те рыбы.
Тиму вот-вот исполнится пять. Он ждет гостей, начал ждать еще за неделю до праздника - старого дядю Исмаила, с колючей седой бородой, и тетю Марину - от нее всегда пахнет конфетами... Знает, что принесут много подарков, но хочет только красный трехколесный велосипед, и новую дверь. Старая, обшитая темной кожей, живая, нехорошая, за ней в темноте караулят чудовища. Поэтому ночью в коридор Тим без мамы не выходит.
- Что тебе подарить, мое солнышко?
Мама самая лучшая, самая красивая, Тиму нравится ее звать - вот темно в комнате, пусто, тоскливо, а крикнешь - и свет заливает комнату, на пороге мама. Руки к груди прижимает зачем-то, и глаза красные.
- Велосипед, - шепчет Тим, улыбается. Про страхи сейчас не помнит. Мама рядом.
Боюсь, так и замирает в груди - совсем еще мал, всякое может случиться. Автомобиль вывернет из-за угла, ножка ли подвернется, головой о порог - и все... А у соседей на даче сын утонул, десять лет ему было, и ведь плавать умел. Только через сутки из речки достали. А вот еще на кладбище у самого входа - могилка детская, глянцево-черный гранит, изображение высечено - милое личико, совсем как у моего. Волосы темные, гладкие, щечки округлые, тихий такой...
День рождения понравился. Друзей Тима не было; мама сказала, завтра даст с собою конфет, раздать в детском саду - а сегодня пришли только взрослые. Их он тоже любил.
И велосипед подарили, можно ездить по коридору, только руль пока не слушается. Тим старался ехать осторожно, но врезался в этажерку, книги посыпались, и всякие мамины штуки, одна упала на столик у зеркала. Мальчик боялся - будут ругать, но дядя Исмаил покачал головой и погладил его по голове, а мама смеялась и повторяла - вот он у меня какой, растет, скоро будет совсем большой!
Вырасти и вправду хотелось - тогда те, за стеной, больше не будут страшны. Мальчик думал, после дня рождения его оставят в покое, но они снова пришли...
Тим напряженно смотрел на дверь - позвать маму боялся. Вдруг его крик придаст чудовищу сил? Собравшись с духом, потянул за шнурок, и загорелся огонек ночника. Страх отступил; чудовище там, за дверью, притихло, обескураженное. Теперь можно было крикнуть, позвать.
По коридору прошуршали торопливые шаги - мама.
- Что, сыночек? Боишься двери? Ну что же, поставим новую, самую дорогую, у меня как раз деньги отложены, тяжелую такую дверь, деревянную... ах, боишься, что не услышишь, когда позовешь ночью? А зачем ты меня будешь звать, если надежная дверь? Вдруг? Ну, что за вдруг? Ну, что сразу слезы, приду, сынок, прибегу, среди ночи, когда угодно, спать не буду, и так не сплю почитай никогда... Вчера глаз не смыкала, готовила к празднику... Все для тебя, не сплю, не ем, кино не смотрю, тебя, кровиночку, караулю, так что не бойся, солнышко, мама все сделает...
Через новую дверь чудовищу было не проникнуть. Тим повеселел. Сидя на кровати, показывал язык тому, что таилось по другую сторону стены - и не сомневался, что оно прекрасно все видит. Ну и пусть злится, думал мальчик. Здесь комнату заливал желто-оранжевый свет, а в спальне по соседству была мама, сильная, прогоняющая любые страхи - а пока мама спала, дверь надежно сдерживала чудовищ.
Но время от времени он все равно звал, чтобы убедиться - мама его по-прежнему любит, и сразу откликнется, стоит только произнести волшебное слово, самое лучшее слово на свете.
Как же мне тебя успокоить, чтобы не дрожал, не боялся глупых своих придумок? Чтобы не кричал по ночам, а я ведь не высыпаюсь, золотко, а маме надо работать, чтобы ты кушать мог. А маме самой кушать не обязательно, и одеваться не обязательно, и в жизни только - сокровище, кровиночка, а остальное забыть, не было остального, не нужно, не хочется...
Да что ж ты снова кричишь - или послышалось, или собака под окном завыла?
Да все равно, идти проверять, иду я, иду...
Ночь была самой обычной, чудовище за дверью копошилось вяло, почти признав себя побежденным. Тим решил окончательно прогнать его - конечно, с помощью мамы, она обрадуется, узнав, что страх ушел навсегда.
Тим позвал, потом еще раз, погромче, вот уже стремительный, родной шорох шагов - чудовище осознало, что ему приходит конец, и рванулось. Тим скорее ощутил, нежели увидел движение.
Приоткрыв рот, мальчик смотрел, как дверь втягивается сама в себя, одновременно с этим выпячивается - и то, что стояло по другую сторону, приняло облик самого близкого человека, оказалось в комнате, пересекло ее одним плавным прыжком. Крикнуть Тим не успел.
Вот и середина лета настала, жарко, как никогда. Сарафан новый, не привыкла - плечи обгорели совсем. Сегодня кофту накину легкую, ничего, не изжарюсь - а сынок порадуется, в этой обновке он меня не видел еще.
Хорошо ему здесь, мальчику моему - птички чирикают, солнышко пригревает, и, главное, забот никаких ни ему, ни мне. Вчера навещала, цветы купила - искусственные, дорогие, алые чашечки. Долго будут стоять. И тому, у входа, поставила тоже - наверняка подружатся детки, небось, уже в гости ходят один к другому. Так чтобы никого не обидеть, обоим цветы. Мне не жаль. И спокойней - пусть дружат, дело хорошее.