Когда в сердце человека зарождается ненависть к кому-то, он этого кого-то видит абсолютно во всем. Кажется, что и сейчас обидчик рядом, он злорадствует, любуясь страданиями жертвы, прячется за углом и еле сдерживает хохот - каким смешным ему кажется лицо несчастного, искаженное горем и болью!
Коллектор ведет Сахаровых по заснеженным улицам, каждый шаг - шаг во мрак, темноту. Дома вокруг до жути похожи на спящих великанов или еще хуже...они стражники, что готовы напасть в любой момент; они в засаде, выжидают удобного случая, чтобы проглотить случайного зеваку-прохожего.
Луна изредка выглядывает из-за рваных льняных облаков, но ее свет не падает на улицы, а останавливается и застывает где-то в вышине, окрашивает ватные облачка, что витают вокруг.
Коля раз за разом поднимает глаза, но ему видится только одно. Жуткое видение - из-за крыш домов тянутся руки. Они кажутся черными, но это из-за темноты, а так они разные - одна в черной кожаной перчатке, другая - тонкая, белая, в кружевных манжетах, третья - короткая, с маленькой ладошкой и пухлыми пальчиками, увешанными перстнями.
Все они одновременно отламывают пальцами по ломтю от луны, будто круглого печенья, и вдруг тают за занавесом надвигающихся облаков.
- Чего остановились? - рявкнул Кривцов, и Коля буквально отмер.
Они стояли перед переулком, закрытым строительными знаками, под тремя скрюченными голыми деревьями, на которые так пялился парень, запрокинув голову. Впрочем, Коля тут же встрепенулся, отгоняя видения, тряхнул непокорно выбивающимися из-под вязаной шапки локонами и обратил на Коллектора невидящие и затуманенные тревогой глаза.
- Вот здесь. Переход. - Кривцов будто разжевывал пищу беззубому, и Олю эта манера взбесила. - В Град.
Коле не хватило сил и решительности даже на короткое "ага", и он только кивнул, прикусив как обычно обветрившуюся губу.
Коллектор достал из-за пазухи что-то вроде ключа, но очень интересной формы, и поднес к свету фонаря.
Это и был ключ. Черный, блестящий, с затейливыми узорами и не менее странными зубцами, он походил на сказочный артефакт больше, чем на портал миров. Точнее, это и был сказочный артефакт.
- Итак, объясняю правила.
- Мы уже?... - удивилась Оля.
- Да! УЖЕ. - Коллектор повертел ключ в пальцах, демонстрируя публике. - Этот ключ можно использовать дважды - редкое исключение, ведь обычно за раз совершается только один переход - в Град. Но в вашем случае я вас туда доставлю и верну снова сюда с помощью этого же ключа. Вопросы по транспартировке есть?
- Это больно? - серьезно спросил Коля, и Коллектор повернулся к нему, сложив руки за спиной.
- Вам суждено это узнать. - лукаво и гадко улыбнулся Кривцов и вновь обратился к невидимым трибунам, т.к. говорил он с должным ораторским тоном. - Мы прибудем в Град в течение получаса. Если что, полчаса это максимум, а обычно переход длится минут пять, от силы десять. - Кривцов маршировал от столба до знака и обратно, продолжая декламирацию. - Когда перенесемся в Град, там будет далеко за полночь, так что внимание не привлекаем, не шумим и тем более не бунтуем. И особенно вы, молодая леди. - он указал прямым длинным пальцем на Олю.
Та в свою очередь невозмутимо рассматривала кожаную перчатку и уже хотела сделать комплимент форме Кривцова, когда он, лишив ее такой возможности, вернул руку за спину и продолжил обход и декламирацию.
- Предупреждаю, вас будет трясти, знобить и ломать из-за разницы не только в давлении и времени, но и вообще во всем - воздухе! - он махнул рукой на небо. - Земле! - топнул ногой по ледяной корочке на песке. - Во всем! Это не другой город, а другое измерение! Официально оно называется... а впрочем, это вам знать не обязательно. Продолжим! Первым делом мы поместим Николая в центральный госпиталь - там именно таким и занимаются...я имею в виду нарушения обращения энергетики. - Кривцов задумался, напряженно вспоминая что-то. - Так, госпиталь...Святой Натальи...это рядом с Восточной Палатой...ага! - очнулся он. - Николаю сделают перевязку, и я должен предупредить - ваша рука будет парализована.
Он произнес это с такой интонацией и еле заметным удовольствием(и даже насмешкой!), что казалось, будто ему в радость сообщать об этом явном неудобстве.
- Но! - Кривцов ткнул пальцем в запястье и развел руками. - Это временно, т.к. перевязка не действует дольше недели. За эту неделю вы проститесь...
Эти слова очень встревожили всех, хотя, казалось бы, Сахаровы уже смирились. Но нет! Что-то внутри настойчиво продолжало сопротивляться.
- ...мы найдем опекунов, решим все в суде и...все. Больше ничего. Для вас, я имею в виду! - Коллектор небрежно махнул рукой на Сахаровых. - Вы вернетесь сюда! А Николай будет в больнице, пока решаются вопросы с документами на опекунство.
- А есть шанс... - Толик выступил вперед. - что Колю оправдают в суде?
- М-м-м... - Коллектор изобразил напряженный мыслительный процесс, но быстро остыл и ответил коротко и сухо: - Нет.
- Но зачем тогда суд? - не унимался Толик.
- Сказать по правде...да просто так! - протянул Кривцов и развел руками, как бы извиняясь за это забавнейшее недоразумение. - Это достаточно редкий случай, так что мы создадим иллюзию, будто нам и правда хочется разобраться в вашем деле! Хотя, если честно, все уже решено. Все решается в тот момент, когда Коллектору - в данном случае мне - выдают ордер на арест. Так что не мутите воду в суде, а иначе... - Кривцов хрустнул пальцами и навис над Сахаровыми, будто коршун над добычей, но тут же отвернулся и скороговоркой выпалил: - это не в моих обязанностях следить за вами. Просто предупредил.
- Скажите, - вмешался Алексей Анатольевич. - а почему вы так уверены, что за нами не следят обычные люди?
- Я обо всем позаботился заранее, - Коллектор гордо обвел выход из переулка рукой, и все, проследив за его жестом, заметили нескольких прохожих. Люди шли мимо, тупо уставившись в землю под ногами, ежились от холода, кто-то останавливался, чтобы закурить, но сигарета и зажигалка почти выскальзывали из дрожащих озябших пальцев. Никто не замечал ничего странного.
- Достойно восхищения. - с досадой вымолвил Алексей Анатольевич.
Коллектор приказал расступиться, встал "солдатиком" и поднял ключ над головой, приговаривая какие-то слова тихим низким голосом, и им отзывалось эхо, будто в расписных стенах храма. Ключ наливался лиловым светом, блестел и блестел, почти загораясь звездой в его руке, норовил выскочить из цепких пальцев. Черная перчатка, форма, плащ, который упрямо трепал неведомо откуда пришедший ветер, - все постепенно заливал резкий фиолетовый свет. Коля прикрыл глаза тыльной стороной правой ладони, но длилось это недолго - Коллектор сжал ключ наподобие ножа и всадил в землю, по которой вмиг поползли трещины, и из них лился тот же свет. Коля глядел на него как завороженный, не мог отвести взгляд от этого чудного зрелища, хотя чувствовал, что предаст его это восхищение и обернется слезами и кровью.
Толик схватил Олю, которую отбросило в сторону, Алексей Анатольевич прикрыл их руками, и только Коля стоял обособленно от семьи. Эта жуткая картина запечатлилась в его памяти - он стоит поодаль от родных, защищается от ослепительного сияния руками. Глаза слезятся, ноги не держат, все тело будто тает, слабеет. Становится жарко, тут же холодает, его бросает в жар, берет озноб!... мгновенные судороги, хаотичные вспышки резкой боли, что оставляют странные ощущения. Коля уже не чувствовал ног, когда под ними треснул асфальт. Большие глыбы с ледяной коркой, припорошенные местами утоптанным снегом, выскользнули из-под ног, и все вокруг замелькало серыми кадрами, а потом и вовсе исчезло.
Мелькали уже пестрые картинки: лица в толпе, улицы в праздничные дни, окна квартир и домов на окраине с жалюзи или занавесками, за которыми мелькали те же размытые лица.
Коля сгруппировался, прижав ноги к животу и обхватив колени руками. Остальные парили где-то рядом в пустоте ярких сиреневых, лиловых и фиолетовых оттенков: Оля кричала, вцепившись в Толик, отец семейства расправил руки и оглядывался по сторонам. Постепенно все вокруг выцвело, вновь замелькали картинки.
Совсем другие картинки.
Чумазый мальчишка бросается на кого-то с кривым грязным ножом и через миг влетает спиной в стену. Человек в черном плаще с желтой лентой на предплечье отбирает у него нож и...
Картинка тает.
Роскошно одетая белокурая девушка падает на колени и целует сапоги уже другого мужчины в черной форме с таким же желтым бантом на запястье, но тот грубо вцепился пальцами в ее завитые локоны и швырнул в угол комнаты.
Все исчезает.
Обессилевший старик с родимым пятном на щеке опирается на плечо того же человека в черном, на этот раз проклятая лента привязана к цепочке на шее. Старик вытирает слезы дрожащей иссохшей рукой и умоляет о чем-то, но человек с размаха бьет его в висок.
Следующий кадр.
Девочка лет семи в коротком платьице прижимает к груди завернутого в одеяло малыша и смотрит стеклянными пустыми глазами на человека в черном, который тащит сопротивляющуюся женщину к двери. Она кричит, вырывается, рвет на нем форму и всячески сопротивляется... Происходит что-то страшное, но Коля не видит - он жмурится и затыкает уши.
И снова мелькают кадры.
Насилие и жестокость, кровь, пот и слезы. Каждый преступник - ссыльный, но отнюдь не каждый ссыльный - преступник. Коля видел худшие дни их жизней и постепенно пришло осознание, что его сломанная жизнь лишь одна из многих, что так несправедливо поступили как с ним, так и со многими другими.
Коля не мог различить во всем этом кошмаре и сумятице своих - вокруг мелькали чужие лица, чужие тела. Сахаров понял, что его лицо и его тело привидятся следующему арестанту, когда его перенесут в Град, и Коля станет лишь мимолетным кадром в череде кадров, объединенных общим горем.
Он видел разных людей, он уже почти привык, как вдруг...перед ним возникла женщина. Ее лица не было видно из-за тучи темных прядей. Она стояла у почтового ящика на лестничной клетке спиной к Коле, а человек в черном следил за ней, стиснув плечо женщины пальцами. Она...писала письмо. Прижимая бумагу пальцами к стене, она быстро набрасывала слова легкими спешными движениями, а после сложила листок и, поцеловав напоследок, положила в почтовый ящик.
Женщина сложила листок вчетверо.
Раз. Два. Три. Четыре.
Коля наблюдал за ней с особым вниманием, но эта сцена ничем не отличалась от других, поэтому она также зацепила, также в груди защемило, а потом все также растаяло.
Коля продолжал падать в никуда, а картинки все менялись и менялись. Ему было страшно. Ему было больно. Он хотел, чтобы этот кошмар поскорее кончился, ведь даже новую жизнь нельзя начинать с такого...последняя неделя его ломала, разрушала и в целом медленно убивала. Он уже не верил, что впереди его ждет свет и тепло. Коле видится лишь тьма, страх, боль.
Зритель не понимает, почему Автор решил рассказать эту историю, начав именно с этого инцидента, т.е. с ужасной трагедии.
Автор объяснит. Позже. А пока Автор предлагает проследовать за Сахаровым в Град Ссыльных, где Зрителю - упаси, Господи - не случится побывать.
...
Коля резко открыл глаза и шумно втянул воздух, да так, что в груди защемило, будто легким не хватало места в грудной клетке. Так жадно глотают воздух "ожившие утопленники" - спасенные, которые нахлебались воды, и теперь хотят вернуть каждый упущенный вздох.
Парню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, но вскоре он решил, что в последнее время слишком часто отключается. "Что бы ни происходило, как бы меня ни ломало, а планку надо держать", - думал он, поднимаясь на локтях, но постепенно ощущения возвращали его в реальность, и Коля понял - его несут на носилках.
Сахаров пытался разглядеть лица фельдшеров, но было так темно, что различимы были только профили, мало о чем говорящие.
Они приближались к источнику света, но т.к. Колю несли головой вперед(и на том спасибо!) он никак не мог изловчиться и посмотреть.
- Так, вас...поместим... - слышал он обрывки реплик. - проследите...
- А мы не?...с ним...
- Нет.
Коля тряхнул головой, чтобы отогнать неестественную дрему, но тут же пожалел - голова так закружилась, что он испуганно вцепился пальцами в грубое полотно носилок - неужели снова падает?
Все же голоса стали четче, и когда его занесли в здание, Коля, жмурясь от ослепительных огней ламп, наконец полностью вернулся в реальность.
- Я бы поместил их в свободную комнату на третьем этаже. - посоветовал Коллектор темненькой женщине в темно-фиолетовой форме с вышитой золотыми нитками визиткой на груди.
- А она уже не свободная, там "поверенные". - ответила женщина, и Коля разглядел симметричные зеленые татуировки на ее щеках, лбу и даже какие-то знаки на шее, уходящие под воротник белой рубашки, что торчала из-под формы. Парень вскоре понял, что на ее лбу был изображен лотос, на щеках - бутоны, а на шее - вьюны. Только эти рисунки были очень странные, какие-то кубические.
Коля сразу понял, что это медсестра. Он однажды попал в больницу - вроде, с переломом -, и медсестры там ходили в такой же одеженке, только темно-красной.
- В смысле "поверенные"? - в голосе Кривцова промелькнуло возмущение. - Я "поверенных" не брал.
- Так еще группировку выслали.
- И мне не доложили?! - рявкнул Коллектор.
Коля почувствовал, что его заносят в лифт, и правда вскоре встретился взглядом с блестящим потолком.
Один из фельдшеров с острой бородкой обратил внимание на парня и, обменявшись взглядом с другим, кивнул на Сахарова.
Коля открыл было рот и хотел спросить, чего они так странно смотрят, но вдруг услышал чужой мальчишеский голос:
- Ч-чего вы т-так с-с-с-странно смот-трите?
- А чего он, заикается что ли? - медсестра положила одну руку на Колино колено и заглянула ему в глаза своими черными маленькими глазками.
- Да не, не заикался...а с чего это вы тему меняете? Вопрос еще не закрыт! Как могли "поверенных" взять без моего ведома? И кто их в Град доставил?
- Так члены той группировки и доставили. - невозмутимо отвечала медсестра.
- Как-то вы чересчур спокойно о таких вещах говорите!
- А мне-то что? Я в мире людей ни разу не была, да мне туда и не надо. Сиди тут, да пациентов обхаживай.
Кривцов не мог не согласиться с ней и, чтобы не выглядеть обутым дураком, переключился на Колю.
- Как самочувствие? - судя по интонации, он надеялся на самое худшее.
- Н-нор-р-р-р... - снова начал чужой голос. - маль...но.
- И правда заикается. - Коллектор присвиснул и обратился к фельшерам. - Куда можно поместить сопровождающих?
Тот, что с острой бородкой, явно очень удивился, что имеются сопровождающие - видимо, он думал, что они все под арестом. Другой продолжал держать носилки одной рукой, почесал щеку и предложил:
- Может, ординаторская?
- Может, не надо? Мне сегодня и так с Новиком дежурить, так что давайте-ка не ущимлять врачей...
- А вы, товарищ медсестра, когда врачом успели стать? Доучились, что ли? - съязвил Кривцов и положил руку на плечо фельдшера. - Годится, сейчас отдам приказ. Выпустите меня на четвертом.
Он нажал кнопку на стенке, и через несколько мгновений покинул лифт, напоследок махнув черным плащом.
- Доучилась! - передразнила его медсестра и встала руки в боки. - Ну ладно, я ему еще такие ребусы в отчетах напишу, что...
- А на каком выходим-то? - подал голос остробородый.
- На шестом.
- А там что, палаты свободные есть?
- Я сказала, значит, есть! Положим его в восемнадцатую.
- Особое отделение, да?
Взгляд медсестры четко говорил: "Да", и Коля закрыл глаза и сложил руки на животе, прислушиваясь к окружающим звукам. Шорохи ткани, бормотание медсестры, гудение лифта, тяжелое дыхание одного из фельдшеров. Почему-то тогда Коле было совсем не страшно. Он догадывался, что это временно, и надеялся что уже не вернется в то состояние, в каком он был дома. Коля не хотел и думать о том, что все это по-настоящему. В голову лезли странные мысли - какими будут опекуны; чем Град отличается от мира людей; что это за суд такой и т.д.
Об одном он забыл. О Евгении.
Как и было запланировано, Колю поместили в центральный госпиталь Святой Натальи. Сахаров не поверил, что он в Граде, когда его пронесли по самому обычному коридору, но, только оказавшись в палате, он ощутил реальность, окружающую его, во всех красках.
Стены палаты были окрашены нежно-сиреневым, постельное белье тоже, и Коля, сам того не заметив, спросил:
- П-почему вс-с-се такое ф-фиолет-т-товое?
- Цвет дара Основателей - фиолетовый. - отнюдь не заинтересованно отозвалась медсестра, приводя единственную постель в палате в порядок.
- А ч-ч-то з-значит с-с...цвет! Д-дара! - выкрикнул Коля, пытаясь заикаться как можно меньше.
- Он указан у всех чародеев в досье. У тебя он вроде... - медсестра встряхнула наволочку и подняла глаза на голую однотонную стену. - забыла...желтый? У тебя же солнечная энергетика?
- Я-я не з-знаю. - признался Коля, ерзая на пластиковом стульчике у двери.
- Сейчас заменю постельное и посмотрю. А что, московские чародеи не знают даже базовые данные о своих способностях?
Коля что-то промычал в знак согласия. Медсестра обернулась и, прочитав выражение его лица, кивнула и вернулась к прямым обязанностям.
Сахаров тем временем рассматривал вид за окном. Похоже, это и была Восточная Палата - белокаменное здание с куполом в свете уличных фонарей возвышалось за углом, с одной стороны купаясь в свете, а с другой утопая в тени. На фоне ютились самые обычные здания, чем дальше от центра, тем скромнее - от "накрахмаленных" гигантов к кирпичным домикам и картонным многоэтажкам.
Над городом висело самое обычное иссиня-черное небо с вкраплениями редких звезд. Большая часть небесного свода была скрыта медными тяжелыми облаками.
Коля не мог отвести взгляд от пейзажа, казалось бы, мало чем отличающегося от московских проспектов, но все же чужого. Это чужое было заметно во всем - в небе, что лежит над городом одеялом; в камнях, из которых сооружены белые здания поблизости; в свете фонарей, ласкающих остывшие с наступлением темноты стены Восточной Палаты; в пастельных тонах палаты и даже лампочке под потолком, излучающей слабый белый свет.
Медсестра взяла папку ярко-желтого цвета, пролистала, стоя к Коле спиной, потом обернулась и, не поднимая глаз, процитировала:
- "Сахаров Николай Алексеевич..."...ну да, ты вроде, судя по фотке.
- Т-там что, ф-ф-фотка есть? - не поверил Коля.
- Ага! Из паспорта, походу.
- Я-я-я там п-плохо... - Коля кашлянул и поежился. - пол-лучился...все, к-как у-у лю-людей.
- Точно! Так, читаю..."дата рождения - 31.08...." да ладно! - медсестра хлопнула по странице ладонью и подняла на Колю глаза. - Ты тридцать первого августа родился?
- В-в ночь. С т-три...
- Я поняла, не трудись объяснять. Бедный...что ж ты так заикаешься?
- Я-я сам не в-в ку-курсе. Н-никогда не за-за-заикался!
- Тут написано, что ты окончил театральную школу! И правда, не заикался, значит. На сцену заик не пускают.
- Так-с...статус - ссыльный. В пятнадцать лет! - тихо воскликнула медсестра и цыкнула языком, качая головой. - Ты не чародей, кстати...
У Коли сердце на миг упало в пятки и продолжило отбивать свой привычный ритм там, но вскоре вернулось на место.
- ...ты одаренный.
- А-а-а в чем ра-разница?
- Ну, - медсестра покачала папкой, глубоко задумавшись, и уклончиво ответила: - есть разница...я, конечно, не уверена, но отличий не так много. Кажется, у одаренных много разных способностей, совершенно не связанных друг с другом.