Сеньор Винсенто Нери-Розаль был несказанно рад, когда ему сообщили чудеснейшую новость - у него родился сын.
Почему мужчина так ждет сына? Ответ на этот вопрос долго искать не придется. Нужно лишь заглянуть в прошлое, в котором консервативный румын-итальянец голубых кровей обитает по сей день. Конечно, в Круге XIX многое изменилось вследствие смешания времен - то мастеров из центра закажут, то наряды привезут. В общем, сохранить ампирский особняк с ротондой над садом и покатой крышей с каминной трубой оказалось без современных вставок типа газовой плиты и обустроенной ванной оказалось намного сложнее, чем сохранить нравы и порядки. Слуг уже заменили развитые духи, ничем не отличающиеся от людей-тугодумов, но ими тоже надо руководить.
Поэтому Винсенто молился на наследника, а не наследницу. Он уже был готов к сражениям с духами-пустышками, что обитают на берегу Бескрайнего Моря; к дуэлям на деревянных шпагах, а потом и настоящих зачарованных мечах; в конце концов, к тому, что его сын будет пить и играть, нещадно прожигая кипы условных единиц дорогой терпкой сигарой. И тогда бы Винсенто был горд, несмотря ни на что!
Качая на своих могучих смуглых руках беззащитного младенца, он уже видел перед собой высокого статного мужчину, бесстрашного, отчаянного, а главное - гордого. Он был бы до ужаса похож на отца своей внешностью - непокорными черными кудрями, такими же черными пугающими глазами, широкими плечами и сильными руками, гнущими железо.
Винсенто уже твердил его имя - Евграф. Евграф Нери-Розаль.
Но у судьбы были свои планы на новорожденного.
Наследник вырос...не таким, каким его желал видеть отец.
Во-первых, он был Человеком-Фонарем. Винсенто не воспринял это всерьез, но, изучив этот народ, понял, что его надежды стали прахом, и даже широких плеч и могучих рук ему не ждать.
Т.к. сила Людей-Фонарей сосредоточена на их даре, все остальные факторы в большинстве случаев не имеют значения. Иначе говоря, остальные навыки просто притуплены.
Дар мальчика связан с мыслями - телекинез и телепатия, так что физической силой его судьба обделила. Он рос слабым и болезненным, телосложением был схож с девушками, к тому же тонкий и высокий, как розга. Люди-Фонари все же имеют свои жутковатые преимущества. Например, внешне они намного красивее людей, над которым природа ворковала не так долго и старательно. У мальчика были пушистые вьющиеся шоколадные волосы, которые он зачесывал с пробором направо; небесно-голубые светящиеся глаза, пышные ресницы и густые, но все же симпатичные брови; бледная хрупкая кожа и несколько очаровательных родинок.
Винсенто был близок к отчаянию, когда наблюдал за занятиями сына. Как любой образованный родитель, он принимал ребенка беспрекословно и отдавал всего себя заботе о мальчике, но, упаси Господи, чтобы наследник рода аристократов и даже аферистов, которому должна была достаться роль достойного хозяина особняка или нового наркобарона, как его крестный...чтобы этот мальчик играл с дочерью прачки в куклы?! Чтобы читал романтическую поэзию и французские книжки о каких-то там глубоких чувствах?! И чтобы, на худой конец, пренебрегая всеми правилами приличия, обращался к старшим слугам на "вы"?!...
Винсенто не мог смириться с тем, что его сын никогда не рискнет вызвать кого-то на дуэль, а если и вызовет, то из-за дамы сердца!
Это горько, когда отец называет сына другим именем, потому что еще надеется, что в юноше проснется дух отца, что он осмелится противостоять обществу, что сможет держаться и не отступит до конца, если придется стоять и защищать что-то по истине дорогое.
Винсенто даже не задумывался о том, что его сын - не причина отчаиваться, а причина гордиться. Что Евгений пусть и не Евграф, но на деле выдуманному идеальному наследнику ни в чем не уступает.
Противостоять обществу? Он уже три года ему противостоит и, похоже, что Евгений это общество даже вызвал на дуэль...
Юноша одет в тот самый серый свитер с высоким горлом и классические брюки - элемент формы лицеистов-выпускников. Евгений так любит этот мышиный вязаный свитер, напоминающий о соседстве цивилизации, что старается как можно меньше ерзать, а то мама заметит, как плетеные спицами колечки колятся.
Если, конечно, в центре продаются вручную связанные свитера, о чем Евгений ровным счетом ничего не знал, ведь его бабушка тоже вязала.
Юноша берет щипцами рыхлый кубик сахара и осторожно бросает в свой кофе так, чтобы не поднять брызги.
- Я весь внимание.
Нора Павловна провожает взглядом мальчика, бегущего за газетами в район. Она и думать не хочет о предстоящем разговоре - как Евгений отреагирует на это предложение? Стать опекунами пятнадцатилетнего ссыльного чародея, скорее всего, не только трудного подростка с беспричинными вспышками агрессии и меланхолией, но и ужасными психологическими травмами после всего случившегося! Как Евгений примет его? Как он отнесется к Евгению?
Нора Павловна томительно вздохнула и, подперев щеку кулаком в своей любимой перчатке, продолжала осторожно дробить ложечкой заледеневший кофе в покрывшейся инеем грациозной чашечке.
- Я так понял, mama еще тебе не сообщила о наших намерениях.
- Нет, я предпочитаю слушать сообщения о ваших намерениях после недолгой прогулки. Как вы смотрите на это предложение? Всего лишь перенести разговор на...два или три часа. Я вернусь бодрым и буду готов смириться с любыми вашими намерениями! - уверил Евгений и пригубил из чашечки, чуть обжигая губы.
Винсенто бросил супруге вопрошающий взгляд: "Правильно ли я понял, что он надо мной насмехается?" Нора пожала плечами, как бы говоря: "А ты чего ждал? У него депрессия третий год, причем не меланхолия какая-то, а полноценная болезнь. В его возрасте с такими проблемами не грех и огрызаться".
Винсенто выдохнул, собираясь с мыслями, и начал сначала:
- Евграф, Singurul meu*, ты должен знать об этом...
- Не сейчас. - перебил Евгений и тут же качнул головой и раздраженно пропел: - Извини, что перебил.
"В кого он такой стервозный?" - подумал сеньор, и юноша тут же демонстративно уронил на пол щипцы, чтобы поднять побольше шума.
Нора Павловна удивленно хлопала ресницами, ее кофе вмиг растаял, и от него даже потянулась ленточка пара. Винсенто вперил в сына жуткий взгляд бездонных черных глаз, какими может обладать лишь сущий дьявол. Дьяволом Винсенто не являлся, но все же был похож.
- Аккуратнее, Singurul meu*... - вымолвил сеньор, хотя всем было ясно, что это было сделано специально.
- Вы что же, думаете, я не знаю? - щипцы поднялись в воздух и, покачиваясь у правого плеча юноши, начали угрожающе щелкать и скрипеть. - Я все прекрасно знаю. Вы считаете, что я буду терпеть в доме лишнего? Вы уж простите, матушка, отец, но если я причиню ему вред, хоть и не намеренно, а как бывает всегда, случайно, то за нами тут же приедут эти люди в черном, его отправят в приют, а нас...Бог знает, быть может, посадят.
- За что? - удивилась Нора Павловна.
- За умышленное членовредительство и обман государственных надежд! - щипцы пронзительно лязгнули, подчеркивая строгость высказывания. - Вы хоть подумайте, с другого угла на это все гляньте! Если я его хоть раню, то...то...
- Не ранишь, милый мой, родной... - заверила сына мать тихим ласковым голосом. - ты уже можешь контролировать силы.
- Да? - Евгений махнул рукой в сторону гостиной, где на днях все слушали декламирации какого-то человека из Круга XX. - Убедите в этом господ! Зря их называют важными шишками, их надо звать большими мазолями! Это ведь они свили мне это амплуа! Такой сякой недочародей, что расхаживает по улицам Круга XIX! Держитесь подальше, он очень опасен! Может ненароком убить! - Евгений передразнил писклявым голоском местного журналиста, которому не раз хотел расцарапать глаза. - Тьфу, пропасть! Вы что, - начал он тише, склонившись над столом с заговорщеским видом. - вы правда думаете, что меня еще можно оправдать? Серьезно?
Судя по интонации, юноша резко остыл и был готов обдумать предложение, так и оставшееся невысказанным. Потерев пальцем лоб и разгладив морщину меж бровей, а потом и сами брови, он глубоко задумался и хотел уже было сообщить приговор идее родителей, когда в столовую проковылял Павел Всеволодович.
- Так, так, так! - протараторил он, с улыбкой разглядывая внука своими зоркими глазами. - Мором экзамены сдать можно в том случае, если морят профессора! Голодом, я имею в виду. Насташка, подай еще приборы и болтунью!
- Но дедушка... - начал было юноша, но его вовремя прервали.
- Цыц! - Павел Всеволодович тряхнул кулаком. - Прием пищи есть необходимый растущему организму процесс! Бесспорно, он необходим, и грех отказываться, если есть возможность набить брюхо.
Нора Павловна что-то благодарно промычала, качнув головой, и соболиная шапка (в которой она всегда ходит и без которой ее не встретишь даже в стенах собственного дома) спозла на глаза.
Насташка - на вид молоденькая служанка, а вследствие того, что она дух, она вечно "молоденькая". На самом-то деле никто не помнил, как зовут ее - Наталья или Анастасия -, и все звали ее как бы и так и так, т.е. Насташкой.
Она, как любой дух, слышит приказ хозяев хоть на другом конце имения и тут же исполняет. Насташка вмиг примчалась с завернутыми в платок вилкой и ножом в одной руке и тарелкой с ломтем желтой болтуньи в другой.
Евгений незаметно закатил глаза и позволил девушке поставить перед ним блюдо.
- Итак, ты, вроде, в мир намылился? - Павел Всеволодович смерил юношу проницательным взглядом, что-то приметил и для себя запомнил. - Надолго?
- Нет, дедушка... - Евгений нехотя ковырял болтунью вилкой. - хотел повидать старых знакомых.
- Старых знакомых? - переспросил старик, усаживаясь рядом. - Насташка, подай мне кофий! Так, старых знакомых, значит...а что ты думаешь насчет новых знакомых?
- Новых? - повторил юноша с той же интонацией. - Я никого знать не хочу и видеть и слышать не желаю.
- Почему же так сразу?
- Потому что никто меня знать не хочет и видеть и слышать не желает.
За спиной юноши промелькнула граненая женская фигура, остановилась возле старика и с тихим звоном поставила перед ним на стол блюдце и чашечку. Вечно грустные полузакрытые глаза невидящим взором блуждали по полу под ее ногами; руки, выполнив работу, сами складывались крестом на поясе юбки; мягкие волосы заплетены в тугую косу.
- Вот опять ты не вник в суть вопроса! - с досадой подытожил Павел Всеволодович, жестом отогнав служанку. - Ну вот откуда ты об этом знаешь, если еще никого нового не встретил? - старик хитро сощурил глазки. - А тут есть возможность...
Насташка прислушалась, прислонившись к стене спиной и потупив глаза. Объект ее вечных немых воздыханий и адресат невысказанных слов был как обычно печален и скучен. Девичье сердце, давно не гнавшее кровь по венам и вообще не выполняющее свои базовые функции, однако было способно говорить, а сейчас твердило вполне внятно: "Вам обоим есть о чем рассказать".
Насташка уже подумывала об уловке, которая могла бы сблизить ее с возлюбленным чародеем, когда Павел Всеволодович соизволил закончить предложение.
Евгению уж было не до служанки.
- ...слушай, купи газету, а?
Нора Павловна ожидала чего угодно: уговоров, обещаний, уверений, но...
- Что? - не поверила она, уставившись на отца. - Газету?
- Ziarul**? - прошипел Винсенто.
- Какую еще газету, дедушка? - недоверчиво нахмурил брови Евгений.
- Ну какую газету? Обычную! Свежую!
- Я не читаю газеты, а вы можете приказать мальчику, который у нас якобы на побегушках. Он, кажется, уже ушел...
- А я хочу, чтоб ты прочитал! Именно ты! - Павел Всеволодович ткнул пальцем в лоб внука.
Насташка стояла у стены, опустив голову и исподлобья поглядывая на Евгения. Его глаза в тот миг чуть посветлели, и девушка - как могла - почувствовала облегчение, будто больной горячкой очнулся от долгого, подозрительно крепкого сна.
- Хорошо, раз вы так хотите этого... - сдался юноша и, проглотив последний кусочек, сложил приборы, поклонился и встал. - я пойду, с вашего позволения. Мне нужно все обдумать... - он повернулся к родителям. - хотя вы ведь все уже сами решили, я прав? Знаете, я, наверное, не имею права... останавливать вас... предостерегать... вам, должно быть, виднее... ах, отдал бы вам свои глаза, ведь сам уж нагляделся. - добавил он шепотом, удаляясь.
Насташка последовала за ним, не отрывая от спины юноши глаз. Тот тосковал.
В прихожей она подала ему пальто-крылатку и помогла застегнуть все пуговички, не смея поднять глаза. Евгений же и вовсе ее не замечал, но Насташка уже привыкла...или внушила себе, что к такому безразличию со стороны возлюбленного можно привыкнуть, ссылаясь на положение низшей ступени иерархии сословий.
Но Евгений и правда не видел девушку: меж бровей пролегла складка; губы сжаты, как перед дракой; глаза, обычно серо-голубые, если он не в настроении (а Евгений уже три года не в настроении), теперь налились ртутью.
Он выходил на улицу, в общество...и каждый раз готовился к демонстративному отвращению на лицах, неподдельному ужасу или презрительным и высокомерным взглядам.
Да, он не просто так сжимал губы.
Он и правда был готов драться, мог броситься в бой в любой момент.
Вот только сил не было даже на малейшее лишнее движение.
Евгений неспешно шагал по улице Грибоедова, опустив голову и разглядывая бантики на туфлях-лодочках. Один уже почти оторвался и съехал в сторону, чем очень раздражал хозяина обуви. Юноша наклонился, поправил несносный бантик и поплелся дальше.
Он уже миновал "Точильное заведение" с ножницами и замком на вывеске под крышей из желтых квадратов, будто из немецкой книжки сказок. Евгений шел, не оборачиваясь, ровно посередине улицы, в аллее фонарей. Его окружали старомодные здания с узорчатыми оконными рамами, искусной лепниной, колоннами и парадными подъездами с кружевом черного железа, на котором и держались вывески.
Вскоре юноша вышел на площадь с фонтаном в центре, кишащую людьми.
Евгений встал поодаль от толпы и обвел взглядом центр района: несколько лавок, банк(на вывеске "БАНКЪ" буква "А" почти отвалилась и перевернулась, из последних сил держась на гвозде) и "Конторскiя КНИГИ" с двумя узкими деревянными дверцами под навесом. Прямо за спиной чародея располагались "НОМЕРА боярскiй дворъ", не очень-то походившие на приличное заведение.
За фонтаном - огромное здание с ротондой под куполом, ниже - огромные "обручи" с перилами и колоннами, между которых на пьедесталах стояли женские бюсты. Еще ниже - второй "обруч" с вывесками "ШВЕЙНЫЯ МАШИНЫ ••ЮЛЕРЪ••" и "РАЗМЪНЬ ДЕНЕГЪ", а между ними - изображения двух львов, держащих корону. Под каждой вывеской была деревянная дверь: какие-то были заперты, иные распахнуты настежь.
Евгений хотел уже было пойти в "АНГЛiИСКiЙ КНИЖНЫЙ МАГАЗИНЪ", когда над шумом толпы пронесся пронзительный женский крик, тут же оборвался и осел в сердцах вмиг замолкших людей.
Евгений чуть не сорвался с места, готовый броситься в глубь толпы, но не понадобилось много времени, чтобы понять, что же так встревожило народ.
Какая-то женщина под руки увела двух совсем юных дочерей, не отводивших от Евгения полные обожания взгляды. Группа молодых, только вышедших из трактира, двери и ставни которого были гостеприимно распахнуты в ожидании обладателей толстых кошельков и больной печени, поспешили вернуться обратно и запереть двери и окна. Люди постепенно начали расходиться, толпа редела.
Площадь опустела.
Взгляд Евгения блуждал по голым стенам, косым вывескам, пустынным переулкам. На миг в окошке напротив показалась курчавая головка, смеющееся лицо было обращено к юноше. Девочка помахала Евгению круглой ладошкой и в ту же минуту исчезла. Чьи-то большие руки - одна в замшевой перчатке - захлопнули ставни.
Еагений задумался и очнулся только когда за спиной кто-то откашлялся, пытаясь обратить на себя внимание чародея. Этот кашель - как и голос в общем - был очень странным, неестественным. Юноше он всегда казался механическим, будто исходящим из глубины ущелья.
На самом деле, голос исходил из камня.
Евгений обернулся и, облокотившись о колонну, на которой стояла каменная статуя женщины (таких здесь было две - они головами держали крышу здания), заглянул в неподвижное холодное лицо, увенчанное колечками волос.
Глаза закрыты, сжатые губы тронула вечная улыбка - выражение, не смываемое дождем, но колеблемое ласковой речью внимательного человека.
- Здравствуй, Мельпомена. - Евгений улыбнулся левой стороной лица - правая всегда оставалась неподвижной. - Я не забыл, честное слово! Лишь задумался...
Девушка даже не покачнулась - лишь механическим движением руки поправила тогу и вновь стала в свою величественную позу, горделиво выставив подбородок.
- Ну все, кончай уж, чего на меня обиду держать? - юноша положил ладонь на холодное колено, погладил пальцами и коснулся лежащей на бедре ладони с отколотым мизинцем.
- Ах, оставь ее, прелестный юноша! - послышался такой же механический голос, но все же иной - бодрый, веселый, даже живой.
Евгений в недоумении уставился на вторую статую, прикрывающую губы ладонью, чтобы не показать улыбку.
- С чего бы мне ее оставить? - не понял чародей, и вторая девушка, не сдержав порыва, звонко рассмеялась, будто камешки попадали на дно колодца.
- С того, прелестный юноша, что наша Мельпомена уж сто двадцать шесть лет как в обиде! На всех, на всех, на всех! - девушка расхохоталась, наклонив голову, и крыша покачнулась и поползла вниз с ее стороны.
- Ну, Талия, - мученически вздохнул Еагений. - не говори так.
- Зачем ты пришел? - наконец подала голос строгая жесткая Мельпомена.
- Мне... - Евгений замолк - он нащупал в кармане монетку в пять валтов. - я...я хотел загадать...
- Снова? Ха-ха-ха, ты так хочешь, чтобы оно исполнилось?! Ха-ха-ха! Одумайся, о, прелестный юноша! Наша богиня сегодня в хорошем настроении, рискни, прелестный юноша, коль так желаешь этого!
Талия ойкнула и поддержала ладонями крышу, достаточно съехавшую вбок, чтобы это заметить.
- Не слушай ее, - посоветовала Мельпомена, подняв наконец веки и глядя прямо перед собой. - Талия груба, но справедлива.
Талия активно закивала, заверяя в том, что ее соседка права, и водрузила ношу обратно на голову.
Мельпомена продолжала:
- Пойми, Фортуна помнит все загаданные желания и исполняет только те, что принесут счастье...
- Я буду счастлив! - решительно выкрикнул Евгений, грея монету в кулаке. - Я знаю это, знаю, знаю!
- Ты ошибаешься. - зрачки Мельпомены скользнули под веками и уставились на юношу. - Ты был счастлив. Тогда все было по-другому. А теперь все иначе. Пойми...
Дева подняла руку и едва коснулась пальцами щеки чародея.
- Время не вернуть. То время - тем более. Все будет иначе, ты будешь также несчастен, и также все время будешь оборачиваться назад, на те дни. Подумай...нужно ли тебе это?
Евгений хотел было ответить не раздумывая, но вовремя прикусил язык и опустил глаза. Он вдумался в слова статуи...
- Я всегда знал, что хочу этого, - наконец сказал он. - но я никогда не думал даже, нужно ли мне это... Я загадывал, потому что не верил, что сбудется...
Евгений прижался щекой к раскрытой каменной ладони и закрыл глаза, внимая ощущениям. Жесткая, холодная рука со всей нежностью, что могла скрываться в камне, гладила его кожу, волосы, иногда трогая шею и ворот крылатки.
Талия завистливо скрежетала тонкими губами, но ей наскучило наблюдение, и она вновь вросла в стену, выпрямившись и приняв неестественную позу - чуть согнула ногу в колене, одна рука - по швам, другая согнута, и ладонь на бедре.
Мельпомена стиснула пальцами подбородок Евгения и подняла его лицо. Только тогда он открыл глаза, опьяневший от ласки...ласки женщины, пусть и каменной.
Дева наклонилась, и крыша сползла вместе с ней. Евгений не раз удивлялся, что архитекторы водрузили всю конструкцию на колонны, не подозревая, что они могут ожить. Иными словами, стены здания с крышей не соприкасались каким-то чудесным образом, и вся тяжесть лежала на этих хрупких округлых плечах...точнее, головах в венцах.
Мельпомена, придерживая крышу рукой, склонилась над юношей и осторожно коснулась ледяными губами его лба.
- Загадай, что тебе угодно. Твое право.
После этих слов статуя тоже выпрямилась, и обе музы вернули себе прежний вид и больше не двигались. До следующего визита их смертного друга они будут молчать и держать крышу здания, как Атлант - небесный свод.
Евгений направился к Капризному Фонтану.
Это было шикарное сооружение - мраморный бортик с маленькими шишечками, на которых держался бортик намного тоньше; в центре, окруженная вечно искрящейся чистой водой, стояла двухметровая мраморная статуя женщины в обтягивающем платье с пышными рукавами и кружевным воротом. Густые волосы заплетены в толстую "рыбью" косу. Взгляд глаз без век и ресниц обращен к предмету в ее руках - круглому решето со сверкающими на солнце золотыми монетами, с которого и льется вода. Именно поэтому данный объект было сложно назвать "фонтаном", но все же базовая внешняя характеристика прямо твердила, что это не что иное как "фонтан".
Евгений достал нагретую в руке монетку, повертел в руке, перевернул на другую сторону, взяв монету пальцами, поцеловал портрет одного из Основателей Града и прошептал:
- Я хочу вернуть ее. - и подбросил.
Монетка несколько раз перевернулась в воздухе, и статуя, скрипя суставами, изловчилась и поймала монетку в решето.
- Снова у человека несчастная любовь. - вздохнула Фортуна, наклоняя решето, чтобы лучше рассмотреть монету. - Ко мне такие толпами ходят. Извини, я не могу. Это сделает тебя несчастным...