К трем часам дня автобус подъехал к вокзалу города Н - невысокому голубому зданию с двумя дверьми. Как оказалось, одна дверь ведет в зал ожидания, другая - в привокзальный магазинчик. Оно и видно - вся дверь увешана рекламками и объявлениями явно неспроста.
Вика могла уверенно сказать, что у вокзала располагается второй зал ожидания. Правда, он не был таким презентабельным и представлял из себя несколько старых деревянных лавок под дырявым навесом, но все же времяпрепровождение на свежем воздухе было куда предпочтительнее пятнадцати минут на пластиковом трехногом стульчике в холодном помещении под пристальным строгим взглядом напомаденной кассирши.
- Так, - Маришка обвела взглядом собравшихся и только потом заметила Алю, что-то искавшую под рыхлой лавкой. - Александра! - окрикнула ее тетка Петухова, не замечая, как Вика уже краснеет от злости. - Александра-а-а-а! - повторила она. - Ну что ж такое! Невежливо игнорировать взрослых.
Аля, естественно, будто следуя законам природы, не отозвалась на чужое имя, будто Мурка на крик "Жучка!"
Вика фактически с презрением относилась ко всем, кто делил людей на "взрослых" и "деток"(себя они обычно относят к первой группе), поэтому желание художественно съязвить не поддавалось уговорам совести. Ферез уже готова была ляпнуть, как на помощь незадачливой Маришке пришла Яна.
Если честно, она сама была в шоке от того, что, по сути, нашла в себе эхо гуманных идей.
- Полное имя Али - Алина. - объяснила Яна, заслоняя собой не на шутку возмущенную Ферез.
- А? Правда? - равнодушно переспросила Маришка, опустив глаза и якобы увлеченно рассматривая свой новый маникюр. - Все на месте, и это хорошо...в любом случае. - она не решилась посмотреть на Вику, потому просто сказала в пустоту: - Я не знала.
"Если б знали, не сказали," - буркнула Вика так, что никто не услышал, а может не обратил внимания, ведь все уже привыкли к постоянным комментариям исподтешка. Яна, естественно, уже пожалела, что вообще не позволила Вике выпустить своего внутреннего зверя на прогулку.
Очевидно, что этот внутренний зверь - либо персидский кот, больной бешенством, либо кот Бегемот. Хотя...ладно, все вместе.
Автобус до пункта назначения обещал прибыть к четырем двадцати, и все снова заскучали, как и полагается в первый или последний день отпуска.
Июнь только начался, кто-то уже с облегчением бросил школьную форму в стирку, а кто-то вовсе ее не носил, поэтому теперь джинсы, футболки и свитшоты не считались нарушением какого-нибудь устава, на который, если честно, и без этого было плевать.
Теплело. Кто-то бы обратил внимание на небо, постепенно меняющее цвет в связи с непрерывной работой часов по всему миру и городу Н в частности. Иными словами, время перевалило за полдень, но, как в первые деньки лета, до темноты еще долго, и день в самом разгаре. Так сказать, летом солнце достигает зенита немного позже, потому что встает раньше и не спешит прятаться за горизонтом.
В центре асфальтированной площадки (в таких городках дефицит асфальта) располагался зеленый островок из кустарников и сорных трав, а в центре, на пьедестале, величественно возвышался бюст вождя, участливо взирающий на новоприбывших москвичей.
Все молчали. Вика уже подумывала проверить, чем там занята Аля, и почти сделала шаг в ее сторону. Яна разглядывала чужеродные новостройки и строителей в затертых комбинезонах, шныряющих вокруг полосатых ограждений.
- Кстати, здесь есть интернет. - напомнила Людмила Викторовна.
Москвичам не понадобилось много времени, чтобы обдумать полученную информацию. Все в мгновение ока достали телефоны, уткнувшись в мерцающие экраны и по-страусиному согнувшись, и принялись дружно стучать ногтями по защитным стеклам.
- Зря я это, да? - шепотом спросила мама у Вики, набирая номер мужа.
- Да все нормально, расслабься. Они потом так ныть и пищать будут, что палочек нет, так что наслаждайся тишиной. - Ферез довольно подмигнула матери и направилась к Але.
- Палочек каких? Вай-фая?... - только и успела кинуть в след дочери Людмила Викторовна, и Вика, сделав несколько шагов назад, шепнула ей на ухо:
- У нас тут деревня, все свое - зелень, молоко, яйца. Каких они палочек не досчитаются? Кишечных точно.
- И то верно. - согласилась Людмила Викторовна и отошла в сторону.
Автобус все же приехал, соизволив опоздать на добрых восемь минут. Яна, Валя, Вика и Аля - в общем, Квартет (далее будем именовать их так), - уже до смерти затискали найденного Афанасьевой рыжего кота с высохшими после дождя клоками шерсти, что свисали с миловидной мордашки сосульками. Маришка, естественно, отнеслась к этому с долей столичного скептицизма и морщила нос так, будто слышала запах блох или бешенства, а Людмила Викторовна не спешила ее успокаивать, т.к. сама не была уверена в безопасности прямого физического контакта бесхозного голодного котенка с еще более бесхозными и не менее голодными подростками.
В автобусе, намного хуже устроенном как внутри, так и снаружи, в котором царили духота и запах чего-то неприятного, им пришлось маяться недолго.
Помимо москвичей в автобусе была обнаружена сухая старушка в потертой куртке с заплатками на локтях и платке. Где-то в складках морщин блестели глубоко посаженные глазки, а губы застыли в вечной улыбке, доброй и простой. Костлявые руки держали корзинку на коленях, из-под покрывала время от времени высовывалась кошачья голова. В общем, грубое слово "ископаемое" ей явно не подходило, как и девяносто девяти процентам пенсионеров в России; здесь скорее явилась иллюстрация к доброму "бабушка".
Вика заметила, как при виде сопутчицы Аля расслабляет плечи, и уголки ее розовых губ тянутся вверх.
Остановка у въезда в деревню К выглядывала из-за стены некошеной травы и была изрисована решительно всем - чем можно и чем нельзя. Наскальные рисунки пестрели разнообразием: рожицы углем, "Комсомольск" и "Беларусь" мелом, "Город Н" голубой краской и деревня П красной и т.д. Яна уже хотела было достать фломастер и дополнить список ссылкой на свой "телеграмм" канал, но Вика ее остановила и шепнула: "Потом". Полосухину это успокоило.
Они шли по грунтовке в аллее пышных деревьев. Листья блестели на солнце, ветер временами колыхал крону дуба, что растет слева, за канавой, через которую перекинут ненадежный, но стойкий мостик. Дом - большой, с ухоженным садиком сзади, с усталым старым псом на цепи, провожающим гостей глазами, - остался позади.
Людмила Викторовна ни на минуту не умолкала, комментируя все, что ловил ее беглый взгляд.
- Это был магазин, он закрылся пять лет назад, - сказала она, когда компания поднялась наконец в горку и оказалась у длинного здания из темных досок с табличкой "МАГАЗИН" над железной дверью с замком и заколоченными окнами. - тут работала тетя Оля, это ее дом нам первым попался. Кстати, если кому-то захотите позвонить, тут можно порыскать - ловит лучше, чем у дома.
- Здесь, наверное, толпы 24/7? - предположила Валя, но Людмила Викторовна лишь усмехнулась.
- Тут жильцов на толпу не наберется.
Яна сглотнула и оглянулась на еще один пышный дуб, на толстой ветви которого располагался штаб из отсыревших досок.
Вика всю дорогу молчала. В голове одно за другим вспыхивали воспоминания, будто сигнальные огни - нужно остановиться и помянуть доброй мыслью очередной памятник ностальгии. Памятник...памятник на могиле ее детства, а может, и ее счастья.
Ферез шла не спеша, но и не отставая. Они еще успеют навестить все памятники. Время есть. Немного. Десять дней.
Многое в отношении Вики Ферез прояснилось после встречи с Громовым Виктором Николаичем, ее дедом.
Это был высокий худой человек с седыми взъерошенными волосами, белыми редкими бровями, слабыми мутными глазами и смуглыми жилистыми руками, увенчанными короткими слоящимися ногтями.
Он встретил гостей на пороге, стоя на деревянном просевшем крыльце в синей куртке с вышитой визиткой "РОССЕТИ" на сердце.
Маришка окинула дом, пристройки, гараж и яблоневый сад оценивающим взглядом, шмыгнула носом и принялась расстегивать ремешки сандалий, напряженно вычисляя в голове стоимость обратного билета с багажом. Валя даже видеть краем глаза тетю не хотела и, все еще удерживая лямку чехла на плече, начала разуваться.
Яна глазела на густую листву яблонь со вкраплениями розовых пятен - некоторые яблоки еще не созрели, но уже имели довольно привлекательный вид запретного плода.
Ну а Аля увидела кошку и была в восторге, пока Вика проводила обмен нестандартными репликами приветствия с дедом. Одичавшая пестрая Мура угрожающе зашипела, прижав острые уши к голове, и скользнула в щель под крыльцом между сгнивших досок.
- Ну что, как тут наш британец? - поинтересовалась Людмила Викторовна у отца, тактично отодвигая Вику в сторону (дед и внучка дошли до обсуждения политики).
- Ваш Буржуй подрал всех соседских котов! - гордо объявил он.
- А него? Тоже подрали?
- И вашего тоже подрали. Но ваш начал давать отпор, и это хорошо! Я-то уже собирался пневматическое ружье доставать, но он сам справился с врагом... - добавил тише Виктор Николаич.
- Нельзя же! - тихо воскликнула Людмила Викторовна.
- Слушайте, - Виктор Николаич взывал к свидетелям. - Иванушка сказал, мол, делайте что хотите, его эти коты заколебали! У него семь собак, Иванушка все ждет, что они котов его сожрут! Короче, - махнул рукой Виктор Николаич. - перестреляю всех, типа защищал территорию. Человека же можно убить, если защищаешь территорию!...
- Человек - одно, животное - другое. - напомнила Маришка.
Натолий Николаич повернулся к ней с таким лицом, будто только заметил присутствие незнакомой средневозрастной дамы.
- А вы что, из защитников лесов и зверей? - ни капли сарказма в голосе - просто стопроцентый язвительный тон, разбавленный кислой ухмылкой.
- Да, считайте, что так. - выступила вперед Петухова.
- Ну идите тогда, защищайте леса и зверей! А, извините, нечего! Леса срубили, зверей перестреляли!
- Верно! - подхватила Вика, пропуская в прихожую подруг. - Вот если сгоняем в деревню Р., увидите! Там знак стоит: "БЕРЕГИТЕ ЛЕС ОТ ПОЖАРА"!
- Хорошо, что стоит. - выдохнула тетка, полируя одним пальцем ноготь другого.
- Ага, стоит. - в голосе Вики промелькнула такая неподдельная обида, что женщина тут же оторвалась от маникюра. - А за ним стволы штабелями. Люди от людей не уберегли.
Маришка подняла глаза, выставив вперед подбородок. Она внимательно вглядывалась в лицо девочки - совершенно нечитаемое лицо, и в ее курином сердечке нежданно-негаданно возникла тяга оправдываться перед этой "деревенщиной". Если бы Маришка тогда думала как москвичка, потом она бы себя еще не так бранила за такое...но в тот миг она не думала вообще - только инстинктивное отступление.
- Знаете... - начала она, протягивая промелькнувшей прямо под носом племяннице сумку. - если вас это так волнует, то будьте спокойны: в Москве этим уже занимаются...
- Превосходно. Нам стало намного легче. - буркнула Вика и с грохотом захлопнула дверь. Где-то под ударной волной задребезжали банки.
Подумав немного, Маришка спросила, с опаской поглядывая на Виктора Николаича:
- Ее так волнуют проблемы экологии?
Тот посмеялся про себя и указал пальцем на дверь, хотя казалось, что он имеет в виду всю деревню - точнее, еще живую ее часть.
- Где мы? И где... - Виктор Николаич распахнул перед гостьей дверь. - ваша экология?...
- Постелим им у меня. А что? Десять ночевок подряд - мечта столичной молодежи. - Вика протянула Але кружку черного чая "Richard" - деревня деревней, а богато жить не запретишь.
- А я думаю, все нормально. Нам с матерью в зале, а вас рядом с молодежью столичной. - Виктор Николаич потрепал по плечу шарообразную бабушку с копной темно-бордовых волос с седыми корнями. - Никто не против такого расклада?
Любовь Сергеевна ворошила лопаткой жареный картофель на грязной сковороде, в составе которой ржавчины и нагара в целом было больше, чем изначального материала. Ее круглое лицо с высоким лбом, на котором пролегли неглубокие морщины, выражало только спокойствие заядлого трудоголика, больного работой и помощью решительно всем, кроме себя самого. Бабушка время от времени поглядывала на Алю, гадая, как она вписалась вообще в эту банду, хотя что-то в ней такое было, что Вика в людях не только ценила - обожала.
Наверное, молчание.
- А есть молоко? - внезапно подала голос Афанасьева.
- Конечно, что за вопросы? - Ферез проскользнула к холодильнику, ловко отпихнув Яну, изъяла из него бутылку и протянула Але.
Та, изрядно помучив находку, отвинтила крышечку и щедро сдобрила белоснежной субстанцией чай.
Вика бросила на тетку Петухову глумливый взгляд и, ухмыляясь, вышла.
- Ну, раз все довольны, я пошла обустраиваться. - бросила Маришка и следом покинула кухню, напоследок отправив племяннице очень многозначительный взгляд, значивший: "Я жду тебя на воспитательную беседу".
Валя проигнорировала сообщение тетки и осталась в компании "деревенщины".
"Деревенщина" тем временем вспомнила последние новости, и началось бурное обсуждение новоиспеченной экранизации романа Булгакова. Вскоре вернулась Вика с тем самым выражением лица, говорящим, что кратчайший миг, когда они пересеклись с Маришкой (на пути в спальню Квартета находилась спальня Людмилы Викторовны), был страшнее всей Афганской войны, от начала до конца. С появлением Ферез очередь подошла к спору о ситуации в стране в двадцатом веке.
Валя гордилась "деревенщиной", гордилась подругами, гордилась стариками, которых видела впервые. Вика была как рыба в воде, окунувшись в бурные волны доказательств, теорий, фактов и многого, что совмещать нежелательно. Аля в душе была рада, что Вика подливает масла в огонь, а не кефир ей в чай, и с немым благоговением любовалась жарким спором двух горячих полемистов: Ферез и Натолия Николаича. Яна жуть как хотела закурить на природе, ведь нет ничего приятнее, чем губить легкие на свежем воздухе.
А мадмуазель Петухова нервно точила пилочкой ноготь в одиночестве, усевшись на краю узкой кровати со встроенными иглоукалыванием и массажными пружинами.