Дед и внучка могли бы общаться без слов - такими говорящими взглядами они обменялись, когда Вика взглянула на Виктора Николаича сверху вниз, а он на нее - снизу вверх. Но молчать, когда нужно говорить, умеют только очень глубокие зацикленные люди, считающие, что сила мысли действует на собеседника без предупреждения.
- Вы какого хрена, блин, не спите?! - зашипел Виктор Николаич, дергая руками и резко поворачиваясь то к пострадавшей клумбе, то к краю крыши.
- Деда, ну звезды! - Вика воззвала к его натуре охотника, который не раз оставался в лесу до рассвета, сидя с ружьем в обнимку на прицепленном к дереву на высоте нескольких метров стульчике и наблюдая за зверьем в ночи.
- Звезды, звезды! - передразнил ее Виктор Николаич. - Тьфу!
Ферез терпеливо ждала, пока он доругается и наконец снимет их.
- Звезды! - не унимался Виктор Николаич. - Звезды!... - он запрокинул голову, и его тон стал заметно мягче. - Звезды. Звезды сегодня красивые, да...даже странно, не заморозки же, а парит. Откуда звезды?
- Деда, а мы звездопад видели! - похвастала Вика, скрестив руки на груди.
- Звездопад?! - прохрипел старик. - Не верю! Это чудо какое-то должно было случиться, чтоб в такую-то ночь - звездопад!
- Чудо, - согласилась Вика. - чудо.
...
Любовь Сергеевна не стала допрашивать мужа, только проворчала что-то недовольным тоном, на миг повернувшись и обратив к нему заспанное помятое лицо.
Виктор Николаич был чересчур бодр, но она этого не заметила в темноте, когда пред ней предстал, стоя смирно с висящими руками, черный человек в длинном халате.
Виктор Николаич попытался успокоить жену, но тщетно - она послала его дальше антипода и улеглась досматривать плохой сон, повернувшись к старику покатой спиной. Не скрывая раздражения, Любовь Сергеевна взбила подушку и уснула с мыслью о том, что любимая внучка могла бы разбавить горечь общества супругов, если бы...
"Нет, она лучше, лучше, - уверяла себя бабушка. - и одному Богу известно, что за ересь эта генетика".
Виктор Николаич все же подоткнул одеяло жены, но чуть позже, когда одним ухом уловил ее храп.
...
- Нам все же надо поспать... - канючила Аля. - человек так устроен...
- Хей, Душечка, анатомия у нас с восьмого класса, не говори о том, в чем смыслишь не больше... - Вика одновременно пыталась подобрать колкое сравнение и отбиться от дам Вали. - не больше... - бросив свой широкий веер карт на ковер, на котором все в круг сидели, Вика всплеснула руками и прошипела: - Не больше меня в карточных играх! Да чтоб я еще раз согласилась!
Яна собрала карты и принялась тасовать колоду с выражением лукавого, жаждущего искусить грешника, и без того являющегося легкой добычей.
- Переводной? - предложила Полосухина.
Ферез кивнула, сжав губы и заламывая руки. Валя протяжно завыла, откинувшись назад с распростертыми руками.
- Ребят, пора прекращать играть в эти глупые игры... - Аля завистливо наблюдала, как Яна раздает, думая: "Почему я не могу побеждать как Валя или проигрывать как Вика? Это веселее, чем молча смотреть. Даже Яна развлекается, а она ни разу не выходила первой".
- Согласна, сейчас Чеховская Душечка как никогда права! - от слов Ферез Аля зарделась.
- Итак, дураку ход. - Валя прикрывает картами нижнюю половину лица, пока Ферез собирает все свои "козыри" в веер и...
- О...!- выругалась Вика, хватаясь одной рукой за голову. - Кому нужно продать душу, чтобы ТАК раздавать?! Дайте номер, я набью морду этой тварине!... нет, нет, нет!... раздаем заново!
- Еще чего! - хмыкнула Валя.
Яна обмахивалась веером карт в клетчатых "рубашечках".
- Ну ладно. - снисходительно отмахнулась Валя и, спрятав козырную бубновую даму в середку колоды, вынула бубновую девятку.
- Так, это еще что за хрень? - Вика подняла очки на лоб и поднесла карту к сощуренным глазам. - Аля, - она повернулась к Афанасьевой, закрыв глаза и рисуя в воздухе круги рукой. - никогда не играй в карточные игры с фокусниками. - посоветовала Ферез, положив даму под колоду. - Я вот играла с такой дрянью в мафию и пять раз подряд была... - Вика подбирала слово. - чешуекрылым.
- Ты не нравилась ведущему. - констатировала Валя, и Яна поддержала.
- О-о-очень не нравилась.
Вика закатила глаза.
- Зато я шутила всю игру.
Яна наклонилась к Вале и прошептала ей на ухо, убрав прядь шелковистых каштановых волос со щеки гитаристки.
- Думаю, за шутки Вику и пытались наказать.
Вика приложила ладонь к уху, будто прислушивалась, и Валя вдруг резко обернулась, бросила взгляд на фотографию на стене над двумя шкафами и тут же повернулась.
- Что такое? - удивилась Ферез, медленно опуская ладонь. - Вы ведете себя...странно.
- Нет! - хором выкрикнули Яна и Раткевич и замотали головами.
Вика попыталась найти точку, на которую смотрела Валя, но так и не поняла, что интересного в платяных шкафах и нескольких фотографиях.
- Что-о-о ж, наверное доиграем и ляжем спать? - Вика хлопнула в ладоши.
- Чур я на матраце! - Валя подобрала свои карты.
- С чего бы это? - возмутилась Ферез и тут же осознала, против какого дуэта соседей по койке она выступила.
Раткевич выкинула четыре валета и начала молча распаковывать ватные диски и пузырек мицелярной воды.
Вика покраснела от злости и качалась вперед-назад, насупившись и скрестив руки на груди.
- Да ладно, - рука Али дрогнула, но она все-таки решилась погладить Вику по спине, хоть и несколько раз чуть не одернула руку. - мы ведь будем меняться, а в карты ты просто не так часто играешь. - Афанасьева нашла способ сдобрить Ферез. - Ты больше по шахматам.
Вика резко перевела на нее взгляд, даже не повернув головы.
- Ин-интеллектуальная...игра! - Аля неуверенно и неловко рассмеялась, ее глаза внимательно изучали глаза Вики за стеклами очков.
Ферез силилась собрать из жестов и манер образ профессионального, а значит одновременно азартного и временами равнодушного игрока, которому просто не везет в картах сегодня, но комплименты и лесть, которые она не умела различать сразу, имели на нее один эффект.
- Ох, ну естественно, а вы что думали? - Вика оживилась, поглаживая волосы на руках с закрытыми глазами и довольной горделивой улыбочкой.- Конечно, я не вижу смысла в этих ваших дурацких "дураках"!
- Ну, если тебя уже не коробит проигрыш, то давай-ка, заваливайся на матрац. - Яна прогоняла Вику ладошкой, будто назойливую муху. - Кыш! Кыш!...
...
Люди спят и видят сны. Кто-то, конечно, не видит. Кто-то думает, что не видит, потому что забывает почти сразу. Кто-то видит, но все же забывает, хотя и не сразу - постепенно кадры блекнут, тают.
Но этой ночью все члены Квартета видят сны, и они эти видения нескоро забудут.
...
Вика долго не могла уснуть - у нее вообще проблемы со сном. Она, хоть и не ворочалась, чтобы не побеспокоить Алю, но своим неспокойным дыханием и неестественной позой Ферез фактически кричала о том, что бодрствует. Сложив руки на груди и копируя Ленина в мавзолее, Вика иногда приподнимала голову, чтобы взглянуть на Яну и Валю, отвернувшихся друг от друга и прибившихся к краям кровати.
Аля лежала так близко, что от ее теплого тельца исходил одновременно обжигающий и греющий жар. Белокурая голова покоилась на груди Вики, чем очень мешала, но Вика не решилась оттолкнуть Афанасьеву и бесилась молча. Бесилась? Ну, как бесилась...это раздражение было приятным.
...
- Ты обещала выложиться на максимум, и ты сделала это! Дай-ка я пожму твою золотую руку!
Валентина Афанасьевнва взяла обе руки Вики, встряхнула и потом обняла девушку, прижав к груди, обтянутой полосатой блузой и жилетом с жесткими медными пуговицами.
- Ты...ты...Господи, Виктория, как?! Как?! Ты в пятерке победителей! А ведь ты впервые участвуешь в конкурсе!
- Да, впервые, но давно хотела. - отвечала Ферез, чуть не усевшись на парту, но вовремя опомнилась.
Она оперлась ладонями о стол за собой и смотрела на гордую учительницу со снисходительной теплой улыбкой.
Ферез уже привыкла к новому стилю одежды с этими белыми классическими рубашечками, блузочками с жабо, узкими штанишками со стрелками и лакированными оксфордами. Со временем корсет перестал радражать, Ферез смирилась с попытками потомка китового уса выжать ее, как тряпку. Даже непослушные вьющиеся волосы она теперь зачесывает назад и стягивает голову бежевым ободком так, что ото лба до ободка волосы ровные и гладкие, а сзади - пышная туча торчащих в стороны кудрей.
Казалось бы, она всегда изменяла деловому стилю, добавляя в костюм чересчур яркий элемент вроде огромной броши или радужных гольфов, но человек может привыкнуть ко всему. Ферез считала это минусом - жуткая особенность всех живых существ. Они подстраиваюся, поддаются, привыкают.
Раньше Вика бы ни за что не поддалась лихорадке идеалистов. Теперь Ферез каждое утро начищает туфли губкой с гуталином.
Приходилось держаться прямо и строго, чтобы не выглядеть раненной в самое сердце. Точнее, Ферез ощущала это иначе...будто в ее груди дыра, и кто-то скальпелем пытается сделать ее шире, растянув и оборвав жилы. Но это было так ничтожно, когда в груди разливалось жидкое золото, из которого Ферез раз за разом лепила новые награды своему остроумию. Этим золотом была обыкновенная уверенность, что прорастала с того самого дня, когда вся школа признала Ферез гением. Это золото ползло вверх по стенам, пожирая холсты в рамах с лицами великих, чтобы они посторонились.
Что это? Это победа! Знают ли обываетли, что их ждет? Хотят ли они столкнуться с очередным доказательством того, что их роль в мире также ничтожна, как и их замыслы? Нет! Пусть уступят место тем, кому суждено взойти на пьедестал! Взойти и занять трон великих, не следуя за ними по пятам, а прокалдывая собственный путь...
А там по лестнице спускались обладатели знакомых голосов. У этих голосов имелись скальпели, это уж точно. Больно ведь из-за этого, да?
Ферез хотела хоть взглянуть на них, но на уровне подсознания была уверена - любая из них отведет взгляд.
И все же Ферез была рада - конкретно в этот момент она, может, даже была счастлива. И лампы класса светят ярче, и сквозь жалюзи пробивается свет ослабшего осеннего солнца, и ветер не бушует, а тихонько дует, напевая что-то.
Погодка шепчет...
ПОГОДКА КРИЧИТ.
"ОСТАНОВИСЬ"
...
Вика подпрыгнула на надувном матраце так, что даже Алю передернуло.
- Ага, да...сейчас... - Ферез задыхалась, по лицу струился градом холодный пот, и все тело было неприятно мокрым и одновременно горячим и холодным. - ох, ну и...бред!
Вика села, скрестив ноги и надавив пальцами на веки так, что в глазах заскакали цветные пятна.
- Что такое? - Аля приподнялась на одном локте, будто римская маникенщица. - Кошмар?
- Нет...нет! - поспешила разуверить ее Ферез. - Точно нет! Мне кошмары только в детстве снились, а сейчас...
- Т-с-с-с! - зашипела Аля и сначала прижала палец к губам, а потом указала им на холмы под одеялами на кровати. - Боюсь, если они проснутся, то сразу кинутся друг на дружку.
- Э-э-э...да, ты права, так они хоть не кроют одна другую матом. - Вика размяла плечи и шею. - Какой странный сон...
- Что-то плохое?
- Не, ерунда...спи.
- Сплю. - Аля легла, повернувшись к Ферез спиной и подложив под щеку ладошку.
"Что...что со мной? - подумала Вика, лежа на спине и сложив руки на животе. - Почему я испытываю страх? Этот сон не был жутким, даже мрачным, скорее наоборот...столько света, такая цветовая гамма! Наверное, мне кажется, потому что причин волноваться нет, а если их нет, то и бояться нечего! Все! Прекрасный сон, вещий сон!..."
...
Яна уснула в позе "оттолкни врага-соседа" - расставила ноги пошире, одну руку подложила под голову, а другой держала плечо Вали на расстоянии, т.к. Раткевич все время порывалась во сне захватить Яну в объятия.
Полосухину уснула не сразу: какое-то время листала фотографии в галерее, пока не наткнулась на снимок, где получилась очень плохо; пыталась изобразить сопение и призвать сонливость; начинала ворочаться или наоборот резко деревенела. В голову лезли разные мысли, паразитирующие в Комнате Страха, которая таилась на затворках ее сознания. В подсознании тем временем роились ужасные гепотезы, провалившиеся сквозь двойное дно.
Это чувство было невозможно описать. Она медленно вдыхала и выдыхала морозный свежий воздух, хотя июньская ночь обещала быть теплой...и была, ведь Яне не было холодно, даже наоборот - она вся взмокла и попыталась убрать толстое одеяло в плотном пододеяльнике с живота на бедра.
Полосухина раскинула руки, задев шею Вали, и тяжело втянула острый холодный воздух. Комната темнела, звуки - редкое стрекотание сверчков, дыхание Раткевич и сонное бормотание Вики - доносились издалека.
...
Квартира очередного приятеля Марух, с которым Яну свела не судьба, а их общие знакомые, не была уютной, а..."атмосферной". Здесь был посеревший грязный линолеум с выцветшим обглоданным ковриком, окна в мыльных разводах, слой пыли, который выгодно выделял луч августовского солнца. В прихожей возвышался старый дубовый шкаф, накренившийся вперед и готовый рухнуть на гостей и придавить. Рядом была просевшая обувная полочка с нечищенными ботинками из искуственной кожи.
Компания в клубах шума завалилась в этот тесный коридорчик, чуть ли не падая и то подаваясь вперед, то отклоняясь назад и разливаясь в вульгарном пошлом смехе.
Помимо этого Марухиного друга, самой Марух и Яны здесь оказались Даша-Эйфория и Маркер.
Яна прошла на кухню, так и не ответив на очень глупый анекдот Маркера - долговязого десятиклассника, который неизменно красил свои лохмы в яркие цвета , и на ходу подметила, что видит в зеркале, изрисованным грязными кругами, совсем нового человека.
Точнее, нового для той Яны, что спит сейчас в доме Громовых на мятом матраце. Да, для этой Яне такой образ незнаком. Но не той Яне, что секунду назад смерила взглядом свое отражение в мутном тусклом зеркале в квартире безымянного дружка Марух.
Рыжие волосы потухли, отросли до плеч, но Яна уже не подстригала их - только изредка отрезала ножницами челку в ванной, оставляя редкие клочки волос. Под глазами - глубокие серые круги, щеки чуть провалились, губы обветрились и потрескались.
На теле - черный классический бюстгальтер и полупрозрачная темная сетчатая кофта вроде водолазки, обтягивающая тонкие руки и груди и висящая над впалым животом.
Яна запустила руки в карманы шароваров болотного цвета и прошла на кухню. Над раковиной на магните висели ножи всех видов, сразу было видно - заточены плохо. Марух подтолкнула Яну к квадратному столу, будто от стыда прикрытому слишком короткой скатертью с изображением ангелочков с дудочками. Полосухина заметила, что он, сидя за столом, почти не слушает Марух, а только ковыряет канцелярским ножечком плоского ангелочка.
- Чего вы стоите, я что ль вас притащил? - он загоготал, мотая головой и не поднимая глаз от изуродованной скатерти. - Не-е-е, сами напросились, школотроны долбанные, так ищите пропитание - в верхнем шкафчике были пряники.
- Ты ли не школотрон? - обратилась к нему Марух, оперевшись о стол руками в переводных татуировках и над ним нависая.
- Пошла ты! - он резким движением большого пальцы спрятал лезвие ножичка и, зафиксировав нажатием до щелчка, поглядел на Марух, щурясь от солнца. - Я, чтоб ты знала, такую шнягу к экзамену зубрил, что меня, мать вашу, боготворить надо! Во, нахрен, а вы меня - школотроном! - он замахнулся на кого-то ножом. - Да я вас!...
Тут он обратил внимание на Яну, стоявшую напротив и опирающуюся на спинку неустойчивого табурета.
- Это что за персона?
- Это Яна, я рассказывала о ней. - Марух подмигнула ему, улыбнувшись краями губ.
- Я не помню, чтобы ты говорила о напудренной размалеванной малолетке с четвертым размером.
- Да, - Марух назвала его имя, но Яна не расслышала через технически4 помехи, внезапно ударившие по ушам. - я говорила только о взрослой девочке, которая не сдаст тебя ментам. Ей можно доверять.
- Я сомневаюсь, что хоть кому-то из вас можно верить. - он облизнул серые губы, взгляд остановился на поясе штанов Полосухиной. - Любой готов прибиться к ..., если его поманят. И особенно вы. Вас здесь держит самая крепкая петля, вы сами сунули шею в нее, а теперь боитесь пошевельнуться. Не важно, попытаетесь ли вы выпутаться или же решите смириться, она все равно затянется, сдавив ваше горло. И мне наплевать, когда и где сломается ваша шея: здесь, в моем доме, пока вы будете совсем не здесь, а там, вдали; в участке, под гнетом взглядов полицаев и их шавок; где-то, где вы все равно в итоге окажетесь...просто раньше, чем планировали. - он посмотрел Яне в глаза. - Что ты планировала, когда шла сюда? Просто наглотаться свежего воздуха? Или же ты предвидела, что можешь им подавиться?
Яна не помнила его лица - он был таким красивым, таким уродливым...его волосы такие ровные и кудрявые, и светлые голубо-карие глаза такие...стеклянные...и глубокие...
У него точно было лицо?
Яна проводила взглядом приятелей, проплывших в его комнату, пока он сам не глядя набирал в хрущевский стакан воду из-под крана.
Марух прихорашивалась, покачивая бедрами перед слепым зеркалом.
- Это то, что тебе нужно. - в его гооосе сквозила вопросительная интонация, будто он сам был не уверен, что партнер будет доволен условиями сделки.
Он подтолкнул к Яне стакан с колеблющейся мутной водой и маленькую плоскую таблетку.
- Пей. - приказал он.
Рядом со стаканом лежало мутное нечто, похожее на комочек шелка. Если приглядеться, казалось, что это молочные нити, обвивающие веретено. Они кружились, рвались, сплетались, переливаясь серебром.
Полосухина не боялась его. Она не доверяла ему. Таким людям нельзя верить, и это не навязчивое родительское наставление, а наипростейшая истина. Если бы Яна была Викой, она бы выплеснула эту воду в его лицо. Но Вики не было.
Ее уже давно не было. Нет, не в этом мире...
В мире Яны Полосухиной.
В его комнате разлился смех. Это был всепоглощающий смех, вязкий и приторный.
Яна сидела напротив него, сложив руки на столе и вытирая запястьями густую пыль.
Кто-то начал фальшивить.
- Эй, бой, оста-а-анови-и-и....
"ОСТАНОВИСЬ"
Яна не обратила внимание на предупреждение. Она смотрела ему в глаза, не решаясь дотронуться до стакана и тем более коснуться веретена. Все вокруг напоминало рисунок на замасленной купюре, угрожающе жирный шрифт на пачке сигарет, пошлые шутки, хулительные надписи в подъезде.
Яна не знала, что и думать. Что он предлагает? Что он хочет от нее? И почему именно от нее?
Было какое-то горькое разочарование во всем, чего касался взгляд зеленых глаз Полосухиной. Погода была не такой, как обещал прогноз, и солнце светило недостаточно ярко и почти не грело, да и друзья Марух какие-то странные сегодня.
Как будто никто не замечал давления воздуха, давления света, давления пыли.
Яну сдавливало все вокруг. Она сжималась, сворачивалась, скручивалась. Вроде бы все так славно, так забавно и уютно, но запахи принимают форму кандалов и тисков и так давят, что кости трещат, а вены лопаются.
- Ну, не хочешь...как хочешь...
- Что это за дерьмо? - выпалила Яна, прижав клубок ногтем к столу, когда он за ним потянулся. Непонтяное молочное облачко оказалось таким холодным, что оставляло ожоги на пальцах и стирало отпечатки.
- Ты мне не веришь?
- Но...
Он растянул губы в улыбке.
- Какие есть "но"? Что еще может удовлетворить твое... - с его языка готово было сорваться не то слово. - любопытство? Сначала ты купишь с Марой ванильные "чапы", а потом...
- Будешь душнить? Как мои дорогие "правильные" - Яна показала пальцами кавычки. - родители?! Я уже слышала эту сказочку. "Все начинается с одной сигареты! Понравилось?! Тогда вот тебе бухло, наркота и сломанная жизнь! Ты будешь шляться по гаражам и притонам, а потом уснешь под забором и не проснешься!"
- Но ведь это не чистое любопытство. Это скорее жажда. Я что, не прав?
В комнате с нарастующей громкостью заиграла песня "Неудачник".
Ужасное качество - звуки не сливаются воедино, а разбегаются, скачут вокруг, не представляя ничего, никакой общей картины.
- Позорище. - заявил он. Яна не поняла, о чем этот отзыв: о ее "трусости" или музыкальном вкусе его приятелей.
"Только не плачьте, я неудачник.
Сигарет пачка, и мама плачет.
Я неудачник, я неудачник..."
Яна не заметила, как сделала глоток. Только слух уловил звон дна стакана, когда ее рука поставила его на стол. Воды стало меньше.