Патриархия прикладывает огромные усилия к тому, чтобы прекратить практики кровавых жертвоприношений, которые были повсеместно распространены всего несколько лет назад почти на всей территории обитаемой Руси. На сегодняшний день, человеческие жертвы фиксируются только среди Диких, обитающих на юг и юго-восток от Коммуны, и в отдалённых селениях Медведей и Кабанов. Поговаривают о том, что Рой и Альянс также умерщвляют пленников, но первые это делают в виде пищи, а вторые - для научных целей. Ни первое, ни второе не должно осуждаться нашими жрецами во время ритуалов и проповедей...
(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное.
Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).
- Стойте!, - Ворона подняла левую руку вверх, со свистом выхватив клинок правой, - Впереди что-то есть.
Свет солнца едва успел померкнуть позади нас, за поворотом тоннеля. Чадно горящие факелы - ненадёжный источник освещения. Под их неровными, колеблющимися языками, свод метротоннеля казался живым, подвижным. Но не это мнимое движение сейчас насторожило воительницу.
- В стороны разойдитесь, - тихо сказала Ворона.
Я с княжной отступил к правой стенке тоннеля, новики к противоположной. Присели, повинуясь взмаху руки воительницы, которая отбросила факел как можно дальше вперёд. И сама осторожно отошла, освобождая путь.
Из-за поворота показался неяркий и тёплый круг света. Рельсы отчётливо загудели, послышался перестук колёс, слабое шипение и на нас медленно выехал полупрозрачный поезд метро. Сотканный из тумана. Крупными мазками, словно художник масляными красками писал. Головной вагон притормозил со скрипом и мягко впустил в себя факел. Впрочем, факел так и продолжил гореть, словно и не заметил внезапного препятствия.
Силуэт машиниста тёмным пятном выделялся на фоне кабины. Он махнул нам рукой, мол "осторожнее, отойдите в стороны". Мы прижались к стенкам, и призрачные вагоны медленно прошелестели мимо.
Поезд был из старых серий, которые давно уже не ходили в московском метрополитене. Прямоугольные, светло-голубого цвета, с белыми птичками на боках, его вагоны были ярко освещены изнутри. Некоторые форточки были приоткрыты, и оттуда донеслась песня, которую пели пассажиры:
Когда домой товарищ мой вернется,
За ним родные ветры прилетят,
Любимый город другу улыбнется,
Знакомый дом, зеленый сад, весёлый взгляд...
Когда последний вагон прошелестел мимо, я бросился вслед за ним:
- Стойте! Подождите меня!
Поезд понемногу набирал ход и, как я не силился прикоснуться к нему, пальцы так и не смогли дотянуться до его маслянного бока. За поворотом же тоннеля снова появился солнечный свет, и призрачный поезд растворился в нём, оставив за собой лишь разноцветную радугу. Она, позванивая колокольчиками, опала на оледенелые пути тонкой паутинкой тумана. Я рухнул на колени, и только эхо исчезающих голосов тихо повторило:
... Любимый город другу улыбнется,
Знакомый дом, зеленый сад ...
Комок в горле. Я вытер рукавом прорвавшуюся слезу с щеки. Сзади неслышно подошла Ворона:
- Говорят, что это добрый знак. Муть явила нам чудо, - тихо промолвила она, усевшись рядом со мной.
На плечо выбрался Фыр. Он лизнул меня по щеке, пощекотал лапками. Перебежал на рукав и уставился на меня своим острым взглядом темных глазёнок. Я осторожно погладил его по шёрстке.
- Надо идти, Федя, - Воительница шумно втянула воздух носом, - Муть не всегда будет к нам благосклонна.
Она вернулась, подняла факел и высоко вытянула его над головой. По потолку, недовольно шипя, расползались в разные стороны десятки ледяных слизней.
- Повелитель меня раздери!, - охнул Март.
- Муть нас не тронет. Но и задерживаться здесь не стоит, - Ворона шагнула в темноту тоннеля, и мы последовали за ней.
***
Вдоль воды Муть всегда слабела, и Топор старался держаться в виду покрытой тёмным льдом реки. Снег набивался в ботинки, мокрыми комками падал на непокрытую голову, но сержант не обращал никакого внимания на его неласковые прикосновения. Поминутно оглядываясь, он мягко ступал по молодому лесу, захватившему собой некогда плотно застроенный район.
Проклятый туман облаками висел над землей, и Топору то и дело приходилось петлять, словно зайцу, обходя такие места. Впрочем, Муть сильно поредела, уступая выглядывающму сквозь пелену облаков солнышку. Куда сильнее досаждала сержанту вонь, доносившаяся со всех сторон. Она сбивала с толку, лишая обоняния, делая опытного лесовика полуслепым.
Где-то к северу, как знал Топор из рассказов старшего брата, есть переправа. Там стоит пограничная Бутаковская башня союзных вранов. И именно туда сейчас и направлялся беглец, торопясь передать сведения о враге, оставшемся позади. Идти же на лёд сержанту не хотелось. Он прекрасно знал, насколько коварным бывает чёрный лёд весной, как легко трещит от под ногами неосторожного путника и ломается в полынью.
Когда же солнце взошло, появилась ещё одна неприятность. Ветерок поменял своё направление, и теперь гнал мало-помалу Муть с центра в направлении МКАДа. И с каждым шагом Топор чувствовал кожей спины, как позади настигает его зловещий туман, а впереди полоса свободного от него леса всё сужается и сужается.
Лес внезапно закончился. Сержант осторожно подобрался к плотной завесе радивики, за которой яркий солнечный свет возвестил о границе чащи. Он медленно поднял голову над кустами и увидел прямо перед собой основательно разрушенное здание речного вокзала. Подул ветерок с реки, и вонь наконец рассеялась. И Топор учуял запах жареного мяса, дыма и травяного взвара. Между колоннами горел небольшой очаг, и какой-то мужчина в монашеском балахоне неспешно крутил палку с насаженным на неё тушканом.
- Давай уже, подходи, - не оборачиваясь, громко сказал он, - Голоден небось?
Топор выдохнул, раскрывшейся пружиной перемахнул через колючки и аккуратно ступая, выставив перед собой трофейное копьё, обошёл бивуак*.
Монах медленно опустил капюшон на спину, и Топор облегчённо выдохнул:
- Жрец! А ты как здесь оказался?
Трубадур молча отрезал с бочины сочащийся жиром и соком кусок мяса, положил его на лист морозники, посолил и передал сержанту. Тот вцепился зубами в нежное мясо и заворчал, словно медведь, жадно пожирая угощение. Но, даже занятый едой, Топор с опаской следил за тем, как Муть подступает всё ближе к развалинам.
Впрочем, священник не проявлял никакого беспокойства. Он повернул вертел, отрезал ещё несколько кусков шашлыка, вытащил из мешка бутыль со слабо светящимся вином. Плеснул немного в глиняный стаканчик:
- Тебе не предлагаю. Вон там пиво возьми.
Топор промычал согласно, сел напротив священника и залпом выпил половину кувшина. Затем вопросительно посмотрел на Трубадура, который усмехнулся и пододвинул ему ещё один лист с нарезанным жарким:
- Кушай, кушай.
Следующие минуты он смотрел, как лупоглазый Топор жадно насыщается едой и питьём, после чего прокомментировал:
- Нет ничего лучше, когда ты голоден, а тебя накормили.
Сам он срезал тонкий пласт мяса и, умело орудуя ножом и палочкой, мелко нарезал себе на глиняном блюде, добавил из небольшого котелка тушёных плодов дикой моркови и принялся неспешно пережёвывать пищу.
Сержант заметил пару монахов, которые стояли на страже вокруг развалин. Они без страха бродили чуть ли не вплотную к зелёному туману, и пару раз Топору даже показалось, что Муть остерегается касаться их своими редкими выростами. Воин вытер жирные пальцы о лист травы, подхватил кувшин и влил в себя остатки пива:
- Хорошо ты устроился, Трубадур. А это кто такие?
- Братья-монахи из Святоча. Случайно встретились в лесу. Вот они и уважили старика.
- Понятно... А ты как здесь оказался?
Жрец потянулся, зевнул:
- Воеводе потребовался редкий травяной сбор для лечения, а у меня закончился. Вот и пришлось выйти на поиски. А ты что здесь делаешь? Разве ведуны уже вышли на сбор зерна?
Сержант покачал головой. Следующие минуты он рассказывал, не останавливаясь, о произошедшем нападении и горестном поражении при Мясухе, плене и побеге. Трубадур внимательно слушал, не показывая эмоций. Наконец он плеснул светящегося напитка и передал стакан Топору:
- Выпей.
Тот не глядя, залил в глотку вино и закашлялся, вытаращив свои крупные глаза:
- Что это?
- "Туманная ночь". Хорошо прочищает мозги, правда?
Жрец спрятал бутылку, махнул рукой. Ближайший монах подбежал к нему, наклонился. При этом, рукав его рясы немного задрался и сержант заметил на запястье светящийся знак в виде глаза с двумя перекрещенными дубинами под ним. Трубадур прошептал монаху что-то, тот кивнул и скрылся из виду.
- Значит, Рой... , - задумчиво протянул жрец, - А что с княжной?
- Её не было среди пленных.
- Куда же она пропала?
Сержант пожал плечами:
- Не знаю. Я был на восточных воротах. В самом начале нападения оглушило меня, очухался лишь тогда, когда лампасники уже внутри крепости были. Ну, и повязали меня тёпленького, как уже рассказывал...
- А что с Молчуном?
- Не знаю. Говорю же, я почти всё время в отключке был, - с досадой проговорил Топор.
Жрец придвинулся поближе к сержанту:
- И Ворону ты, значит, не видел? Слушай, закрались у меня сомнения по поводу нашей воительницы... Это же она Молчуна в крепость привела? Так?
- Ну, - сморщив лоб, кивнул лупоглазый.
- А Молчун, как мы помним, тяжело ранил воеводу...
- Ты думаешь..., - ошарашенно пробормотал сержант, - что она агент Роя? Вот сука! А я всегда её подозревал в нечистом. Ходит такая вся чистенькая и недоступная! Вот тварь!
Трубадур почесал лоб:
- Вот что, Топор. Хорошо, что мы встретились. К Бутаковке не иди, нечего там делать, я сам сообщение передам. А ты возвращайся к Северному парку...
- Там же Пчёлы!
- Муть слабеет. Пчёлы, очевидно, хотели уйти под её покровом, но весна наступает слишком быстро, и до Ближней Мути они уже не успеют добраться. От Мясухи до убежища в Северном Парке всего пару часов хода, скорее всего наше войско уже на подходе. Отдохни до вечера здесь, и возвращайся обратно. Передашь на словах начальству, что я иду к Патриарху в Святоч вместе с монахами. Нужно сообщить о наглом нападении Роя, собрать духовенство и большой круг жрецов всех Тотемов. Запомнил? И доложи про свои подозрения относительно Вороны. Меня не упоминай, я сам по возвращении расскажу, заодно и справки наведу, откуда сия птица у нас появилась...
Топор кивнул головой, вслух повторив сообщение.
- Вот и молодец. Да, кстати. Ты же снял кольцо с Молчуна? Отдай мне.
Сержант порылся в кармане и с удивлением обнаружил оберег в подкладке. Вытащил кусочек слабо светящегося металла и передал жрецу.
- Ну, вот и отлично, - улыбнулся тот, мягко поднимаясь на ноги, - Как будешь уходить, погаси огонь. Братья, собираемся. Доставайте "Дыхание неба"**.
Они уже выстроились к выходу, когда откуда-то с юга прилетел звук недалёкого грома. Жрец замер, прислушиваясь. Потом кивнул головой какой-то мысли и обернулся к Топору:
- Здесь святое место, Мути не бойся. Она к вечеру рассосётся сама. А вот пределов поляны не покидай, пока путь обратно не откроется. Понял? Вот и славно. Здрав будь!
Через несколько минут Трубадур в сопровождении четырёх вооружённых монахов исчез под покровом разошедшейся в стороны Мути. А сержант всё пытался вспомнить, где же он видел раньше этот символ: глаз и перекрещенные дубины.
- Какой же это Тотем?
---примечания---
* бивуак - импровизированное место отдыха для путешественника.
** "Дыхание неба" - копьё с артефактом-наконечником, разгоняющее Муть на несколько метров вперёд.
Глава 4. В пух и перья
Пограничная Муть - район вокруг основных скоплений Мути. В Москве - зона, примыкающая к МКАДу и углубляющаяся от него в город на несколько километров. Весной и летом полностью свободна от Мути, осенью и зимой почти полностью ей покрыта. Весной наблюдается явление Весеннего Гримуара. Является единственным источником Зёрен Силы и предметов Силы в известном мире. Населена неплотно, в основном - пограничные крепости и поселения Княжеств. На Востоке и Юго-востоке бывшей столицы - не заселена из-за частых и сильных Приливов Мути.
(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное.
Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).
Вторая Битва при Северном Парке.
- Слушайте мою команду! Как старший по роду и по чину, беру командование на себя! Все, кто могут передвигаться - быстро сооружайте баррикады из хлама вокруг укрепления! Сержанты второй полусотни! Выберите бойцов посильнее и потушите наконец пожар на втором уровне! Затем, перетащите хлам поближе к окнам!
Воевода Чернов-Кобылин раздал указания и обернулся к Перовскому-старшему:
- Что у вас с потерями? В дружине князя?
- Три десятка погибших, полсотни раненых. Из них - половина способны держать оружие, но только стрелять. И, получается, тридцать восемь воинов полностью боеспособны, но - у них нет лошадей. Конно только разведчики, они своих коней сберегли.
- Отлично! Возьмёте командование над обороной второго этажа? Я к вам в усиление всех своих арбалетчиков отдам. Их у меня немного, всего пара десятков. Ну а я заберу всех боеспособных дружинников, и со своими воинами мы вместе будем держать первый уровень. У нас погибло почти шесть десятков, и много, много раненых. В строю всего полсотни панцирной пехоты, получается так.
Советник кивнул, затем подозвал седого жреца:
- Как себя чувствует князь?
Тот скорбно покачал головой:
- Сильная контузия и полное истощение Силы. Кроме того, четыре тяжёлых проникающих раны.
- Может быть, соберём коней, что от Пчёл остались, посадим десяток дружины и пусть прорываются с князем?
Священник в ужасе замахал руками:
- Что вы! Тряска только усугубит ситуацию! Начнётся внутреннее кровотечение, и князь не переживёт и получаса! Ему нужно несколько суток отлежаться, и тогда, может быть...
Перовский-старший схватил жреца за грудки:
- Говори прямо! Князь выживет?
Тот отвёл глаза:
- Если бы дома, да в присутствии родового тотема, да покой и все необходимые лекарства и артефакты, да ещё с персональным источником Силы, да с помощью брата Тревзора и Сестёр Молчания... То шансы были бы... А здесь... Боюсь, Родион Васильевич не протянет и до заката.
Советник отпустил священника и взглядом приказал ему убираться. Чернов-Кобылин подкрутил усы:
- Ну что же, значит наше время пришло. Продадим свои жизни подороже!
Перовский-старший подозвал к себе Малера:
- Десятник!
Глядя в единственный глаз воина, воевода передал ему довольно увесистый мешок:
- Берите коней и уезжайте. Здесь - главная реликвия нашего Тотема, "Крылья Феникса". Скачите в столицу! Отдашь наследнику в руки. Лично! Головой отвечаешь!
Малер опустился на колено, с поклоном принял свёрток, развернул его. Поднёс к губам вышитого золотом Орла в центре артефакта, поцеловал его:
- Клянусь исполнить свой долг до конца!
- Иди, десятник. Сделаешь всё, как надо - быть тебе названным боярином...
***
Княжич Мирон допил медовуху из серебряного кубка, швырнул его слуге и, не оборачиваясь, сказал:
- Время вышло. Клыкастый, начинай атаку.
- Слушаюсь, Ваше Сиятельство!
Воевода стеганул коня и поскакал к выстроившимся колоннам пехоты. Княжич же криво усмехнулся и крикнул слугам:
- Приведите Марину!
Через несколько минут откуда-то сзади, из обоза, шестеро рабов принесли полностью закрытый паланкин, споро воткнули опоры в землю и надёжно закрепили его. Княжич подъехал вплотную и отдёрнул занавеску:
- Доброго дня, милая! Не желаешь ли посмотреть на битву?
Юная белокурая красавица, возлежавшая на подушках и курившая кальян, только фыркнула:
- Ваше Сиятельство, ваши увлечения слишком утомительны для такого хрупкого создания, как я. Уже неделя прошла, как Вы зачем-то вытащили меня из моего уютного гнёздышка в Большой Берлоге... Ради чего? Опять кровь, опять грязь вокруг...
- Ну ты же знаешь, душа моя, как мне нравится воевать, - Мирон, изображая раскаяние, развёл руками, - А тут такая прекрасная возможность соединить приятное с полезным...
- Ну, для кого полезное, а кому и приятное, - облизнула свои пухлые губки красавица, - Иди ко мне, мой повелитель...
Княжич не заставил себя просить дважды. Он запрыгнул в паланкин, отчего прочные столбики протестующе затрещали.
- Только учти, я хочу видеть битву..., - Юноша живо расшнуровал платье своей любовницы, развернул её на живот и, полностью отдёрнув занавески, навалился на Марину.
- Куда вы так спешите, Ваше Сиятельство, - простонала та из подушек, но Мирон уже нетерпеливо расстегивал штаны:
- Вот, сейчас, сейчас начнётся...
- Ах, милый, ты такой большой...
Шеренги пехоты, ударяя копьями о щиты, двинулись на приступ...
***
Чем больше птица, тем сложнее ей прокормиться. Вот и орёл, что летал сейчас в безмолвной синеве московского неба, был велик и очень голоден. Последний раз он смог поймать добычу ещё до Гримуара. Пусть его гнездо осталось целым, но живность попряталась. И теперь он, внимательно осматривая лес и поле под собой, нетерпеливо сжимал и разжимал когти. В предвкушении свежей добычи.
Но, что это? Зоркий глаз птицы увидел сотни странных созданий, что лишали друг друга жизни на большой поляне вокруг дымящегося здания. Глупые люди опять делят презренный металл, решил он и уже было собрался ретироваться, как вдруг услышал зов. Внизу в сотню глоток крикнули: "Эррау!"
Птица камнем рухнула вниз. Это не просто какие-то люди - это её дети! Это люди её Тотема, и, как бы там ни было, орёл просто обязан помочь им, должен защитить своих потомков!
Он увидел статного седого воина в красном сюрко, который дрался один против троих врагов в ненавистных медвежьих шкурах. Орёл выпустил когти и на лету прорвал лицо одного из нападавших, вырвав глаз!
- Эррау! Дух Тотема с нами!, - услышал он со всех сторон и, яростно заклекотав, зашёл на новую атаку.
Десятки тел на мокрой земле, мертвых и ещё шевелящихся, в черном, зеленом и коричневых цветах... А над ними - яростно, с упоением, дерутся на мечах, копьях и алебардах всё ещё живые воины. Звон стали, глухие удары в деревянные щиты, вопли ярости и вой предсмертного ужаса наполняли воздух плотной пеленой. Статный воин в красном сюрко расправился с оставшимися двумя противниками и воздел свой окровавленный по гарду меч к небу, крича:
- Дети Орла! Дух с нами! Мы победим! Вперёд!
- Эррау! Эррау!
Тонкие линии воинов в черном и зелёном сделали шаг вперёд, затем ещё один. И - куда более многочисленные коричневые враги попятились, начали отступать!
И в этот миг в орла, который заходил на новую атаку, попала стрела. Вспыхнула тёмным огнём, пробила грудь и зашипела, черня орлиную кровь. Орёл забился в ужасе, закричал страшно и рухнул к копытам невысокого коня, на котором восседал воин в цветастом кафтане. Стрелок опустил лук к седлу и засмеялся, показав гнилые зубы.
- Хороший выстрел, Щирый!, - крикнул ему княжич Мирон из паланкина. Наёмник театрально поклонился, свольтажировал и схватил бьющуюся в агонии птицу за лапы.
- Неси эту падаль сюда!
Атаман наёмников, переваливаясь на коротких кривых ногах, протопал к княжичу. Тот с упоением смотрел на битву, продолжая почти что насиловать свою любовницу. Щирый усмехнулся, глядя на совокупляющуюся пару:
- Дозволите из этой курицы супчик сварить, Ваш Сиятельство?
- Дозволяю!... Голову отрежешь для меня... После битвы принесёшь...
Щирый снова поклонился, вскочил на коня, надел мёртвую птицу на пику и с воплями ускакал к своим. Оттуда донёсся победный вопль в сотню глоток.
Наконец, медвежий наследник пару раз дёрнулся, вгоняя себя как можно глубже в любовницу. Затем натянул одежду, чмокнул обессиленную женщину в темечко и вылез на землю:
- Прекрасная погодка, чтобы порезвиться! Помогите с доспехами!... Коня, щит и алебарду мне!
Полусотня кирасиров уже выстроилась позади него. Бероев влетел в седло, затянул шлем, захлопнул забрало и крикнул:
- Порвём петушар! Ура!
И, дав циклопу шпорами в бока, рванул вперёд, в самую гущу боя...
***
Отступление. Топор.
Топор бежал по лесу. Не обращая внимания на клубившуюся тут и там Муть. Срывая целые каскады мокрого снега и ледяной воды, оставляя после себя медленно тающий пар от перегретой кожи.
Он бежал на Зов Орла.
В его роду, начиная от прадеда, все были следопытами. Прадед родил троих сыновей, которые были охотниками, знатными стрелками. Все трое попали под Муть, выжил лишь его дед. И потом в его роду все мальчики затем становились охотниками, которые слышали Зов Тотема.
Множество братьев Топора, двоюродных и родных, все оказались отличными охотниками и воинами. Двое были теперь Боевыми Орлятами - бойцами личной стражи Князя. И они слышали Зов не хуже Топора.
И вот теперь, откуда-то с Северного Парка, снова слышался тот самый зов. И Топор бежал по лесу обратно, потому как крик этот мог означать только одно: Орлы бьются против врага, и им нужна помощь.
Солнце уже прошло зенит, когда сержант наконец добрался до места Зова.
Он сначала почувствовал запах гари, затем услышал запах крови. И только потом, уже прокрадываясь к хорошо известному ему месту, откуда он не так давно сбежал, Топор понял: опоздал.
Старая многоярусная стоянка была уничтожена. Верхние этажи отсутствовали напрочь, нижние проломлены во многих местах. Из проемов окон всё ещё поднимался дым, но Топор смотрел не туда, а на поле перед развалинами.
Зелёная поляна перед Северным парком была полностью покрыта телами. Изрубленные, пробитые копьями, обнявшиеся в последнем рывке ненависти со своими врагами.
Враги? Это не Пчёлы!
Медвежьи коричневые и кабаньи полосатые шкуры, тут и там залитые кровью, пробитые молодецкими ударами насквозь. В красном свете заката - красная кровь казалась бледной. Земля жадно впитывала её, не оставляя ни капли на поверхности.
Поле было мертво. Победители сняли с побеждённых всё ценное, всё оружие, все доспехи. И оставили павших орлов непогребёнными - ведь Муть всё равно заберёт своё, падальщикам ничего и так не достанется. И Топор сейчас как раз походил больше на грифа, чем на человека. В своей изодранной, потемневшей от грязи и гари одежде. Он одиноко бродил до самой темноты, наклоняясь к телам и пытаясь найти хоть кого-то живого. Или хотя бы опознать родню...
Удача улыбнулась ему с последним лучом умирающего солнца. Сержант услышал стон, раздавшийся из-под целой груды тел на входе в подвал. Растащив верхние тела, смердеющие медвежьим салом, он добрался до пожилого воина в чёрном, пробитом в десятке мест, латном доспехе. Его шлем-армэ был погнут, гребень - срублен несколькими ударами.
- Воин... Не вижу тебя... Назовись, - его глаза были сомкнуты веками, залитые запёкшейся кровью.
- Сержант роты охраны крепости Мясуха, Топор из рода Барановых!
- Ты с подмогой? Впрочем, это уже неважно... Передай, мы бились до последнего воина... Передай, что на нас напал... княжич Мирон Бероев...
Старый воевода приподнялся, с трудом поднял свой меч и прохрипел в небо:
- За Ворона! За Орла! Эррау!
После чего мягко опустился на землю и испустил дух.
Топор закрыл глаза воеводе Чернову-Кобылину, снял с его шлема наполовину отрубленное черное перо... И затем до самой темноты таскал тела соратников к большому погребальному костру.
И вот, когда в глубоком мраке ночи, уложенные на хвою и обложенные ветками, вспыхнули они, унося свои души дымом к звёздному небу, Топор с размаху бросил в ревущее пламя сотню разноцветных перьев и крикнул:
- Пусть Великий Орёл примет вас в свой Род! Я отомщу! Клянусь своим сердцем и своей душой! Эррау!, - И откуда-то сверху пробасил в ответ далёкий отзвук грома...