Три дня классической музыки в городской филармонии . "Мировой оркестр", третий год подтверждающий звание лучший, потрясал умы и сознание элиты. Стоимость билета была от 100$ и более. Любой желающий мог заказать оркестру любую классическую композицию за 1000$ и более. Если оркестр не знает таковой, он возвращает в два раза больше от вложенной суммы. Так вот, оркестр ни разу не выплатил.
КАЗУС ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРОФФЕСИОНАЛОВ В МАРШРУТЕ
Автобус летел, словно ветер по скоростной трасе.
Направление Восток - Запад.
Рейсом Киев - Лондон.
За окном мелькали страны в виде приграничных столбов в черно-белую полосочку.
Счастливые пассажиры, удобно расположившись на своих мягких и откидных креслах, занимались чем угодно, но только не спали.
Тонированные окна автобуса, мягко пропускали свет в салон. А солнечный диск хорошо просматривался вместе с пятнами, короной и протуберанцем не вооружённым глазом. Мне сразу вспомнилось детство, закопченные стеклышки и периоды затмений, которые с возрастом прошли.
Да, хорошо сидеть у окна. Я ещё подумал, почему не выпускают автобусы с иллюминаторами, как в самолете, или на судне. Тогда можно было бы погружаться в состояние полета, или уйти в плавание, этакое подобие качки.
Я мог бы и дальше развивать свои мысли на почве дорожных фантазий, но меня постоянно отвлекал мой сосед.
Вы все, наверное, подумали, что навязчивой болтовнёй или разными не очень умными вопросами, принуждением к беседе. Вовсе нет. Смешно вспомнить, он ни разу не пытался заговорить со мной, тем более не задавал никаких вопросов, кроме одного во время посадки, когда пытался поместить свое грузное тело в кресло. Он тогда спросил : "Я Вам не помешаю"?
"Наоборот, ответил я, было бы неплохо скрасить поездку с интересным собеседником в одной компании. Он скривился, и я понял, что диалога у нас не получится.
Громкое чавканье, вот что отвлекало и раздражало меня. Он всё время ел, ел и чавкал, делая небольшие перерывы для равномерного поглаживания своего живота, который он разместил на большей части сиденья, раздвинув пошире ноги, для своего удобства, но стеснив при этом меня.
Приём пищи и постоянное поглаживание своего животика, время от времени вынуждали его к неприятному процессу. Этот вывод был написан на его лице, которое выражало очень большое недовольство в эти трудные минуты, его жизни. Это перемещать себя в багажное отделение к своим двум большим чемоданам за новыми запасами съестного.
Бесконечное перечисление, которого как раз бы и хватило под завязочку набить эти два аналога живота, очень похожие на него самого. И как только молния не лопнула от такого напряжения. Ничего не скажешь, фирма.
Получился какой-то замкнутый круг. Приём пищи, поглаживание живота, перемещение. Приём, поглаживание, перемещение. Приём, поглаживание, перемещение.... Неужели это процесс всей его жизни, подумал я.
В этом мешке, наверное, наберётся все двести, а то и более. В книгу рекордов, конечно, не тянет, но всё равно эксклюзив.
Потом меня это стало удивлять и даже забавлять, я уже не стал скрывать своего прямого наблюдения за ним. По-моему он меня даже не замечал. Я полностью отсутствовал при моём росте и весе. Он думает, что я букашка, нет-нет, я ошибаюсь, он ничего не думает обо мне, ему не до меня.
У него целый набор столовых принадлежностей. Вилки, ложки, тарелки. Термосы всякие, дорожные кастрюлечки с плотно закрывающимися на винтик крышечками. Солонка, перцовка и даже половничек для глубокого термоса. Да, подумал я, --ШОК.
В очередной раз разложившись на откидном столике, он не спеша, растягивая удовольствие начал разрезать какую-то резиновую подошву в своей тарелки, густо залитую горчицей, майонезом и кетчупом и очень медленно насаживая на вилочку подносить к своему заранее открытому рту, чем-то напоминающему ?заслонку? русской печи. Мой рот был тоже открыт. Но совсем по другой причине.
...Резкий толчок, визг тормозов, удар головой о передние сидения прервали мою сосредоточенность.
Я посмотрел на соседа... Глаза выпучены. Рот открыт, рука замерла, застыла в том же положении, но уже без вилки. Меня в мгновение посетила страшная мысль. Да-да точно такая же, как и вы сейчас подумали, читатель. Точно-точно, и смех и грех. ШОК. Одним словом.
-- Что с вами? Ответьте, скажите, что ни будь, не молчите. Вам плохо?
Он продолжал молчать и испуганно смотреть на меня.
А вокруг ворчание, ругань и выкрики недовольных пассажиров: "не водила, а шоффер"! "Шоффер"! "Шофёёёр"!!! "Ты что-о ,совсем уже...?!" "Дрова что ли везёшь...?!?!"
Я после минутной паузы закричал громче всех: "Человеку плохо! Нужна помощь, водитель останови автобус"!!!
Автобус остановился. Мгновенная тишина. Все пассажиры переключили своё внимание на нас.
Водитель, подойдя к нам, спросил: Что случилось, в чем дело? Вы, что транспортные толчки никогда не испытывали? Не пассажиры, а детский сад, какой-то.
--Бросьте к черту свои шуточки, вы, что не видите человеку плохо, он в шоке.
-- А что с ним?
-- Он, кажется, только что проглотил вилку.
--Что за бред, какую вилку? Шутите по моему Вы.
--Самую настоящею вилку, на которую нанизывают селёдку, бифштексы, и всякие другие штучки.
-- Так кажется или проглотил?
-- Спросите у него, я сам в это мгновение ударился головой, по вашей вине кстати.
-- Может, вы скажете, что по моей вине он и вилку проглотил.
-- А по чьей же ещё.
-- А пусть кушает на остановках или руками.
Водитель:
-- Скажите, Вы точно проглотили вилку?
В ответ молчание.
-- Не молчите, отвечайте: ВЫ ГЛОТАЛИ ВИЛКУ?!?!
Я опять вмешался:
-- Вы что не видите человек в шоке, он не может отвечать. Но я вам точно говорю, он проглотил вилку.
Водитель:
-- Я хочу это услышать от него, что бы принять меры и сообщить по рации. .
-- Так вы глотали вилку, уважаемый? Опять повторил вопрос водитель.
-- Нет, я всё ж таки добьюсь от него признания.
Он схватил его за воротнички рубашки и попытался яростно потрясти. Бесполезно, не получилось, вес слишком большой. Тогда он начал своей ладонью бить его по лицу, вправо-влево, влево вправо, сплошное шлёпанье. От этих звуков пассажиры приподнялись со своих мест, что бы получше разглядеть картину.
Наконец-то потерпевший кивнул головой.
-- Вот видите, я же вам говорил, а вы мне не верили. Зачем вы добивались признания таким садистским методом, он ведь и так пострадал.
Водитель:
-- Ладно, Ваши упрёки сейчас не к чему. Всё это лишние, надо принять какое-то экстренное решение.
-- Какое?
-- Нужно срочно помочь потерпевшему.
-- Это естественно, но как?
-- Среди вас есть медик.
-- Я.
Ответил высокий мужчина с большими мешками под глазами, приблизившись к нам.
Водитель:
-- Ну и что Вы нам посоветуете в этой ситуации.
-- Только одно, хирургическое вмешательство.
-- Вы не могли бы нам предложить ещё полет на Луну...Доктор.
-- Я знаю что говорю, у меня большой опыт.
-- Вы хирург?
-- Почти, я патологоанатом, и как профессионал настойчиво утверждаю, что без вскрытия не обойтись.
-- И у Вас при себе есть инструменты?
-- Нет, я их не вожу с собой, но на столике у пациента я вижу очень удобный для этой цели нож. Я бы справился.
-- Но он же ещё живой.
-- Вот поэтому я и предлагаю свои услуги, был бы не живой, какой смысл резать его в дороге.
-- Хорошо, а как быть с анестезией, ему же станет больно.
-- не больнее того, что произойдёт с ним через час.
-- А что произойдёт с ним через час?
-- Он будет умирать в страшных муках.
-- ДА?
-- ДА!
-- Минуточку, минуточку, я смогу помочь с анестезией.
Раздался голос с переднего сиденья автобуса.
-- Вы кто, анестезиолог? У Вас, что с собой эфир, или что там ещё? Небрежно кинул патологоанатом.
-- А Вы зря так шутите. Я тоже доктор, психологических наук, между прочим, с большим опытом психотерапии. И только я смогу погрузить пациента в транс, своим лично разработанным методом гипноза, при помощи которого я и защитил докторскую.
-- Ну что ж, прекрасно, мне даже будет легче. Мои пациенты обычно почти не двигаются, разве что в исключительных случаях, когда я перерезаю сухожилия, но при этом не кричат. А живот место мягкое и с ним очень удобно работать, учитывая мою специфику.
Водитель:
-- Ну что ж прекрасно, приступайте.
Патологоанатом:
-- Да, по поводу зашивки я не ручаюсь. Обычно я своих пациентов не зашиваю, после меня это делает другой человек, да и то не всегда, им же это не надо.
-- Да, это уже проблема и, между прочим, самая главная, потому что всё зависит от окончательного результата. Ответил психотерапевт.
-- Я смогу вам помочь! С торца автобуса, выкрикнул очень уверенно кто-то.
-- Вы тоже доктор? Спросил водитель.
-- Нет, я портной и без лишней скромности хочу заметить, очень хороший, у меня золотые руки и тоже имею большой опыт, ведь я обшиваю всю творческую элиту города Киева.
-- Вы что Воронин?
Съязвил патологоанатом.
-- Нет, не Воронин, а может даже и лучше. Вы вскоре убедитесь в этом и в отличие от Вас, вожу, с собой инструменты.
--Ну вот и всё решение проблемы. Сказал патологоанатом, скрестив на груди руки и медленно ставя ноги на ширину плеч, как гестаповец на посту. Кроме одной, главной. Продолжал он. Как быть по поводу оплаты, мне кажется, что ему это лучше сделать наперёд, а иначе, я и пальцем не пошевелю.
Я надеюсь, он везёт с собой не только два чемодана жратвы. Более того, я ещё уверен, что в Лондон он едет, не по музеям походить мадам Тюссо, не Биг Бенд посмотреть или Тауэр. Двести процентов даю, он туда ехал с одной миссией, сделать на бег на все лондонские общепитовские заведения, одним словом ПОЖРАТЬ.
А Лондон, между прочим, входит в число одних из самых дорогих городов мира. Так что пусть платит.
-- Да, да, пусть платит!!! В унисон закричали поддельники.
-- Как вам не стыдно. Вмешался я. Человек на грани жизни и смерти, а вы говорите о каких-то грязных деньгах. Вы же врачи, вы забыли о клятве Гиппократа!
-- А я ни какой клятвы не давал. Ответил патологоанатом.
--Я помогаю мёртвым, которые попадают ко мне иногда по вине тех, кто её даёт, а деньги грязными не бывают, бывает работа грязнее, чем любые деньги. Вот вы попробуйте сутками простоять в морге у операционного стола. За смену обслужить 20-30, а то и больше клиентов и никто из них даже спасибо не скажет, потому что у них золотая молчаливость, в отличие от Вас. Вы попробуйте, засучив рукава, в поте лица поработать с каждым и при этом выбрать минуточку, что бы хотя бы на ходу перекусить, дабы не терять драгоценное время и быстрее отвалить домой. Что бы разок другой в недельку попасть под одеяло любимой жены и прижаться к её пока ещё тёплому телу. Вот вы, кстати, кто по профессии? Ну уж явно руки у Вас не шахтёрские, чиновник наверное какой-то, или бюрократ, хотя какая разница.
-- Я писатель.
-- Что в лоб, что по лбу, чистоплюй одним словом. За каждую нарисованную буковку, небось, по таксе щёлкаете.
-- А это уже не Ваше дело.
-- Не Ваше дело мешать нам клиента обрабатывать. Он нам ещё за это спасибо скажет, а не Вам.
Одна женщина, стоявшая за передним креслом напротив меня внимательно слушавшая наш разговор, при живом ещё пациентом, глаза которого наполнялись всё большим и большим страхом, не выдержав, вдруг заявила:
--А Вы спросили у самого пострадавшего, хочет ли он сам этой операции.
Опять продолжал патологоанатом. Он знал, что всё зависит от его рук, и поэтому занял главенствующее положение в этой напряженной ситуации.
-- А у него нет выбора, а значит выхода, а так хоть какой-то шанс. Я прав -- спросил он у пациента.
Тот торопливо закивал головой.
-- Вот видите, он сейчас на всё согласен. Так что давайте без демагогии, откидывайте спинку кресла, выкручивайте ненужные сиденья, лишние удаляйтесь, а ты шофер, пойди и принеси из своей заначки сюда стакан спирту.
--Вы его будете смазывать?
--Нет, мне его нужно выпить, не разведенный кстати. Я всегда так делаю перед операцией. Так поступают многие хирурги, чтобы снять напряжение с больного.
-- А я думал после. Ответил водитель.
-- После не имеет смысла. Всё надо делать до того и деньги брать тоже. Тогда и пациент доверяет больше.
Возмущенная женщина резко ответила: Мне бы не хотелось попадать под нож такого хирурга.
-- А Вас никто и не спросит. Я сразу понял, что Вы адвокат по профессии. Идите и не мешайте работать.
не растерялся патологоанатом.
-- А Вы куда, писатель? Вас я попрошу остаться, я тоже беспокоюсь за Ваш будущий кусочек хлеба. Да и подпись пациенту надо поставить под одним доку ментиком. В том, что его никто, ни к чему, не принуждает. И что он сам берёт на себя ответственность за этот случай.
-- Ну что ж, я останусь, раз Вы так настаиваете. Но только учтите, я никогда не присутствовал при подобных мероприятиях.
-- Ха-ха.. Пиисатель, это не мероприятие, это экзекуция. Да вы ещё меня будете благодарить за редчайший жизненный случай, со сцены которого я Вас не выгоняю. Может с Вашей писательской премии и мне, что ни будь, перепадёт.
-- А может ему попытаться сходить в туалет. Несмело спросил я.
-- Ни в коем случае! Нет рентгена. Неизвестно какой стороной будет выходить вилка.
Дальнейшие события происходили очень быстро, намного быстрее, чем их описание. Видимо в чём-то, патологоанатом был прав. Иногда нужна подобная жесткость, сухость и уверенность. Именно такой доктор может вселить в пациента надежду, а не мягкий и добрый.
Пациент быстренько подписал чистый лист бумаги (составлять текст, не было времени) левой рукой. Правая, оставалась в первоначальном положении.
Потерпевший, просигналив мимикой, попросил меня достать с огромнейшего кармана его штанов, барсетку, плотно забитую зелёными купюрами, молния, которой лопнула от напряжения.
Патологоанатом, не считая денег, мельком взглянув на них, ловко забросил этот монолитный пресс "исполнения желаний" на полочку сверху.
Психотерапевт с разжатой пятернёй перед глазами пациента, в приказном тоне произнес одно слово:
--УСНИ !!!
Одновременно щелкнув большим и средним пальцами, погрузил пациента в транс гипнотический сон.
Патологоанатом, взяв в правую руку нож, предварительно наточенный, как бритву, сполоснул лезвие в стакане с огненной жидкостью. И, схватившись зубами за его края, резко откинув голову, со звуком всасывающей воронки, в какие-то несколько секунд, процедил чистейший "воды" спирт, в свою уже давно обоженную внутренность. Резким движением, отбросив стакан на самое дальнее кресло, произвел надрез по всему объёму огромнейшего живота ножом, войдя как в масло, этой биологической массы. Крови почти не было, одни слои жира, белые края которого постепенно выворачивались
наружу. Сделав разрез, он, очень бережно отложил ножик на край столика и, утопив по локоть свою руку в этих глубинах, начал медленно, но тщательно, с осторожностью профессионального движения, прощупывать каждый сантиметр его внутренностей.
-- Это Вам, писатель, не гусиным пером чиркать, тут сноровка нужна, ошибка смерти подобна.
Весело подмигнул мне, и несколько раз повторил последние три слова, видать его любимейшего выраженьица. Но чем дальше, чем глубже, его лицо становилось всё серьёзнее и серьёзнее. В конце концов, он, пристально посмотрев на меня, покачал головой.
-- Что? -- спросил я.
Он очень тихо, расширив свои затуманенные глаза, произнес:
--Там ничего нет.
-- Как? воскликнул я.
-- Вот так!!! Закричал он.
--НИ ЧЕ ГО ! Кроме говна.
Он поспешно вырвал оттуда свою руку, отпрыгнул назад, быстро обтирая её салфеткой, закричал в нервном срыве:
-- Воронин зашивай!
Я не успел очухаться от всего увиденного, как портной затягивал последний узел своих черных ниток.
Патологоанатом:
-- Буди его, Анестезиолог!
Психотерапевт, медленно подходил к объекту.
-- Хорошо работаем ребята, 7 мин., 7 мин., результат.
Произнес он, опуская цепочку с часами в боковой карман своей жилетки.
-- Из нас мог бы скооперироваться неплохой коооллективчик.
Растягивая букву "О", чуть ли не пропел от удовольствия.
-- ПРОСНИСЬ!!!
Закричал он. Повторив щелчок пальцами.
Пациент начал выходить из транса, с улыбкой на лице.
-- Как Вы себя чувствуете? Сочувственно спросил я у него.
-- Нормально.
Грустно ответил он.
-- Покажите мне объект наших поисков, я хочу сохранить его себе на память.
Он пролепетал это с таким дрожанием в голосе, что мне захотелось заплакать, оттого, что вилки там не оказалось. Всё оказалось напрасным. Жаль, как жаль.
Голос патологоанатома привел меня в чувство.
-- Вам не нужно смотреть на этот предмет, я его выбросил. А для вечной памяти Вам достаточно и большого шрама на животе. И я Вас очень прошу, никогда больше не используйте вилок. А то попадете ко мне на официальный приём.
-- Обещаю.
Сирена французской амбулатории, нежно выла в этой дурацкой ситуации. Увозя в какой-то провинциальный городок страны, спасенного, для оказания дальнейшей помощи. Только пыль медленно оседала на наши лица. А наш дальнейший путь продолжался в мрачной и напряженной тишине, которую время от времени нарушал детский голос и смех. Ребёнок гонял теннисный шарик, падая и спотыкаясь в проходе.
-- Ма-ма, ма-ма, а кто потелял вийку?
Тыкая этим злосчастным предметом в подлокотник маминого кресла, спросил малыш.