Черт же дернул Миху поехать к брательнику на Новый Год!
Сидел себе дома, ну и сидел бы! Так нет, в последний момент подхватился, побросал в рюкзак гостинцы - грибов банку, огурцов соленых, да мешочек сушеной черники,- и побежал сломя голову на электричку. Зачем?..
Миха одинок был. До сорока лет не женился, так уж сложилась судьба. Нелюдимый, неразговорчивый, не красавец - кто за такого пойдет? Живет в глуши - на электричке час до города. Как пристроился в молодости сторожем при садоводстве, так и остался. Так и живет. Поначалу, конечно, скушновато было, а потом - ничего. Привык. И лес рядом, а лес Миха любил. Тишина там, спокойствие. Душа отдыхает.
А все же - нет-нет, да и нахлынет тоска. Закрутит, заноет сердце. Для чего живу? Кому нужен? Ни жены, ни детей, ни друзей нет. Потянет окунуться в шум, в смех, в суматоху семейной жизни. Хотя б и чужой.
Вот и сейчас, видно, одиночество Миху из дома и выгнало. Праздник, все-таки. Праздник.
К брательникову дому Миха подошел, когда еще и девяти не было. Подошел - и тут же пожалел, что приехал. Из окон брательниковой квартиры, что на первом этаже, уже неслись звон разбиваемой посуды, хлопки дверей и пьяное брательниково "Ма-а-аха! Ку-у-у-у-рва!... У-бй-йу-у!".
Все. Встретил братишка Новый Год...
Миха повернулся и побрел прочь. А больше в городе ему пойти было не к кому. И вообще - не к кому.
...Побродив по городу, Миха оказался на Пискаревке. Последняя электричка давно ушла, и Михе ничего не оставалось, как слоняться по пустому базарчику при станции, разглядывать темные витрины павильонов и мерзнуть в ожидании завтрашней пятичасовой.
Миха с тоской глядел на яркие окна домов; оттуда уже раздавалось новогоднее "Баммм! Баммм!" Московских курантов.
"С Новым годом..." - поздравил сам себя Миха.
--
С новым счастьем!!! - вдруг прогрохотал молодецкий бас откуда-то из-за ларьков. Удивленный, Миха пошел на голос и робко заглянул за павильон.
Там, на рабочей площадке, прямо посередине, стояла здоровенная железная бочка, из которой вырывались языки жаркого пламени. А вокруг нее стояла... Как бы это выразиться... Группа товарищей.
Десятка полтора мужиков, статных, красноносых и громких, болтали, разливали по пластиковым стаканчикам сугревающее, чокались, желали друг другу нового счастья, выпивали, дружно пели "В лесу родилась елочка"... Да так весело, здорово у них это выходило, что и Михе захотелось тоже постоять с ними, и чтобы его вот так же дружески хлопали по плечам большими рукавицами.
"Да какого черта, в самом деле!" - ругнул Миха свою вечную застенчивость. "Не мерзнуть же тут, в конце концов!", и, сам себе удивляясь, пошел к огню.
Тут же в руках у него обнаружился стаканчик, в стаканчик забулькало, кто-то хлопнул Миху по спине, в ухо прокричало: "С новым годом, старик! С новым счастьем!". Миха ошалело выпил.
"Ай, молодца! Со здоровьицем!" - снова проорало в ухо. Миха оглянулся - рядом приятельски ему улыбался здоровенный детина, в красном расшитом тулупе и белой ватной бороде.
Миха пригляделся - Ба! Да они же все Деды Морозы!
Как один, в тулупах, шапках, валенках... Мешки вон, в сторонке лежат!
--
Вы - Дед-Морозы, что ли?
--
Точно! - детина снова хлопнул Миху по плечу. - Деды на работе! Тока сейчас у нас технический перерыв. Понимаешь, детское время вышло, а для взрослых еще рановато. У них свои заботы - столы там, закуски... А чуток попозже, как народ поустанет, да попритихнет, тогда наша работа и начнется.
--
А пока, значит...
--
Точно!!! - снова заорал детина, как будто был страшно рад, что Миха такой догадливый, - А пока мы тут маленько попразднуем! Нового счастья друг другу пожелаем. Вот и ты к нам на огонек заглянул, и тебе новое счастье положено! Давай, дружище, за новое счастье!..
Михин стаканчик снова наполнился, и Миха выпил. В животе потеплело, похорошело, все вокруг казались родными. Миха взаправду почувствовал себя своим в компании этих бесшабашных новогодних паяцев.
Спохватившись, Миха торопливо стащил рюкзак и стал доставать оттуда давешние гостинцы, передавать их по рукам. Гостинцы охотно принимали, уже где-то слышался аппетитный огуречный хруст и возгласы "Ай да гость!", "Ну, подмастил!", "Тогда еще по одной, мужики!". Веселье развернулось с новой силой.
Один из Дед-Морозов, видать, который помоложе, уже читал рэповым речитативом "Здравствуй, дедушка Мороз", по-рэповски же растопыривая пальцы и приседая. Ему хлопали и хохотали.
--
А от начальства не влетит за такие перерывы? - спросил Миха.
--
Не, не влетит. Мы сами себе начальство!
Встретив вопрошающий взгляд Михи, детина пояснил:
--
У дедов Морозов нет начальства. Деды Морозы сами по себе. Собрались в новогоднюю ночь, повыполняли людские желания, да и разлетелись до следующего года. Работа такая.
Миха даже немного обиделся. Вот так объяснение! Как с ребенком, ей-богу!
--
И какие же вы желания можете выполнять? - съехидничал Миха. Но детина как будто и не услышал никакой едкости.
--
Да любые. Мечты, брат, у людей разные. Кто хочет супу погуще, а кто - брильянтов покрупней. Ничего, исполняем...
--
И как же вы это делаете? Волшебной палочкой, что ли?
--
Ею.
--
Да ладно меня разыгрывать, мужик! Что я, маленький, или дурачок какой?
--
Никто тебя не разыгрывает, ты что! - мужик вроде бы сам удивился Михиному неверию. - Не веришь?...А хочешь сам исполнить одно людское желание?
--
Ну?
--
Запросто! - Михин дед Мороз, видно, был мужик азартный, - Вот, держи!- и протянул Михе небольшую палочку, по виду - авторучку.
Миха взял. А дед Мороз принялся объяснять.
--
Слушай сюда. Желание должно быть искренним. Лучше его не произносить, а думать. Как только желание загадано - взмахиваешь палочкой, вот так...
Дед Мороз тряхнул рукой, как встряхивают градусник.
-... И произносишь гримуар...
--
Чего?
--
Заклинание. "Ну-ка, елочка, зажгись!". Понял?
--
Чего такое дурацкое заклинание придумали?
--
Какое есть. Ну, понял?
Детина смотрел на Миху совершенно серьезно.
--
Понял...
--
Вот и молодец! - снова повеселел детина, - Тогда давай по последней, и все! А то нам работать пора...
И правда, деды-Морозы по одному подхватывали свои мешки и исчезали за ларьками. И по мере их исчезновения огонь в бочке тускнел.
Миха с детиной чокнулись, выпили.
--
Ну, прощай, - детина похлопал Миху по плечу, - да не журись!
--
Не журись, - криво усмехнулся Миха, - мне ж еще до пяти утра тут ошиваться...
--
Ххе, и верно! - детина полез за пазуху и достал палочку, точную копию Михиной. - Ну, давай, загадывай!
Миха зажмурился и мысленно произнес: "Хочу домой..."
--
Ну-ка, елочка, зажгись!!! - прогрохотало над Михой, и ...
...Миха сидел в электричке. Стучали колеса, и голос в динамике прогнусавил: " Поезд следует до статции Девская Дубровка со всеби остадовкаби. Следующая статция - Ржевка."
Миха откинулся на спинку скамьи и устало вытянул ноги. До Садов оставался почти час.
...Проснулся Миха от странного шевеления за пазухой. Резко выбросил руку, и в руке забилось, завырывалось, отчаянно и слабо. Миха открыл глаза - маленький мальчишка, чернявый, оборванный и ужасно грязный, свирепо рвал ручонку из Михиной клешни.
--
Ах ты, ворюга!..
--
Я ни браль! Ни браль! Пусссти!..
Невероятным вывертом мальчонка освободил руку и зайцем кинулся по вагону.
--
Стой! Стой! Куда?!.- Миха рванул следом.
Хлопнула дверь, пацан забился в тамбуре, тщетно пытаясь открыть дверь. В ужасе оглянулся на Миху и бросился в следующий вагон. Закрыто. Дальше... закрыто!
У самой двери машиниста мальчишка зверьком забился в угол и сполз по стене, сжался, прикрыл голову руками.
Вышел машинист, молодой и заспанный.
--
Что за шум... Э, вы чего здесь делаете?
--
Домой еду, в Сады...
--
Проспал ты, отец, Сады. Мы в Дубровке давно!
Вот так дела... Проспал, значит... Миха растерялся.
--
Что ж делать?
--
Не знаю... На вокзале посиди. Или вон, кафешка напротив, погреешься до первой обратной... Ладно, давай, отец, давай, выходи,- машинист раздвинул двери и нетерпеливо ожидал, пока непрошенные гости уберутся, - И пацана своего забирай!
Миха посмотрел на пацана. Тот сидел все так же сжавшись, только меж худых пальцев блестел настороженный глаз.
Миха вздохнул.
--
Ну, пошли, что ли, джигит... Хоть пирожков поедим.
По платформе мела поземка, и Миха поднял воротник, поглубже засунул руки в карманы. Оглянулся на пацана - то не отставал, шел, стараясь повторять взрослую походку, так же, как Миха, засунув руки в карманы. Только воротника не было - видно, оторвался, и мальчишка все вжимал голову в плечи, стараясь спрятать от ветра тонкую шею.
--
Подожди меня здесь, я скоро, - велел Миха, войдя в помещение вокзала, - Только пирожков куплю.
"Убежит, не дождется", думал Миха, возвращаясь из кафешки.
Нет, ничего, мальчишка послушно сидел, глубоко задвинув под скамью ноги в надетых на босу ногу стоптанных ботиночках.
- Вот, ешь, - протянул Миха кулек. Тот с жадностью принялся за угощение.
Миха сидел, смотрел, как мальчонка вгрызается в черствое тесто, вцепившись в него синюшными, в цыпках руками. Достал из кармана бутылку газировки, открыл, подсунул пацану. Пацан присосался к бутылке, выпил почти половину, и, наконец, вытерев рукавом мокрые губы, удовлетворенно вздохнул. Взглянул на Миху.
--
Как зовут - то? Не понимаешь? Как - тебя - зовут?
--
Рустамчик...
--
Что же за тобой, Рустамчик, мамка не смотрит? Шляешься по ночам...
Глаза мальчонки вспыхнули.
--
Я не шлястись... Я жрат доставаль! Мамке балной лежит, хадит не можи, гаварит не можи! Я железний дорога ходиль, жрат просиль, песня пель...
Мальчишку словно прорвало. Слова полились потоком - быстро, быстро, словно боялись застрять в горле. Из торопливой речи, перемешаных ломаных русских и непонятных каких-то чужих слов Миха понял немного.
Бог знает, у какой войны, у каких смертей украла мать сына. Бог знает, как добрались они в северные земли. Рустамчик ничего об этом не помнил, не знал. Как-то прибились к пригородным поездам. И здесь Рустамчик перенял у местных цыганчат нехитрый способ заработка - петь по вагонам. ("Напила-а-ся-я-пя-на, нидаду-я-да-до-ма, правила-а-миня тропкада-ална-я давижьне-о-ва-ва-са-да"...).
Так и жили, где-то на чердаке. А зимой мамке заболель. ("Кашелель много, плакаль много..."). И когда мамке совсем ходит не мог- говорит не мог, Рустамчик пошел на железную дорогу один. И не смог вернуться, потерялся. Вот уже несколько дней ездит на электричке взад-вперед, поет, побирается... Греется у вагонных печей, допивает пиво из брошенных бутылок.
--
Слышь... Пойдем жить ко мне, а? - неожиданно для самого себя сказал Миха.- А чего? У меня изба, печка... В школу пойдешь!..
В глазах пацаненка зажглась надежда... И погасла.
--
Не... Она ждет мене... Нада мамке искат, жрат дават...
Миха молчал. А что тут скажешь?
Весь съежившись, спрятав промерзшие лапки меж худых коленок, малыш смотрел в окно. Там, за морозным узором, виднелась распахнутая дверь кафешки, из нее высыпала новогодняя молодежь, счастливая, хохочущая. Под девчачий визг взрывались петарды, запускались фейерверки, их огни отражались в оконном стекле, раскрашивали морозное кружево волшебными красками.
"Где ж ее искать? На каком чердаке, на какой станции лежит твоя мамка? Да и... может, померла уже..."- думал Миха, глядя на сгорбленную не по-детски спину. "Вот тебе и с новым годом, с новым счастьем..."
Захотелось курить, Миха полез в карман и вдруг наткнулся на какой-то незнакомый предмет. Достал - это была палочка-авторучка, та самая.
--
Слушай, Рустам... Хочешь, фокус покажу? - нарочито бодрым голосом сказал Миха.
--
Вот, смотри! Видишь, палочка? Ее мне подарил один волшебник. Она может исполнять желания!
Миха нес явную чепуху, и сам понимал это. Хуже того - он видел в мальчишеских глазах веру, безумную веру в невозможное. Миха покраснел от стыда, но остановиться не мог. Ччерт, даже если все это полный бред, хоть надежду он пацану подарит! Должен быть у него праздник или нет?
--
Рустамчик, ты мне верь! Вот загадай желание! Ну, давай! Загадал?
Рустамчик кивнул.
--
А теперь - говори!
И Рустамчик пронзительно выкрикнул:
--
Хочу жить избе с тебе с мамке здорове щасливе!!!
--
Ну-ка, елочка, зажгись!.. - еле протолкнул Миха через высохшее вдруг горло, и тряхнул рукой...
... И елочка зажглась. Пушистая красавица стояла прямо посередине Михиной избы, приветливо мигая разноцветными огоньками. А вокруг елочки прыгал, скакал, исполнял какой-то дикий танец Рустамчик, восторженно выкрикивая: "Нука! Ела! Чказа! Жгись! Нука! Ела! Чказа! Жгись!"...
А рядом с Михой стояла... Мамке?
...Женщина была, как и Рустамчик, изможденной и грязной, но живой и, похоже, здоровой. Прятала в рваный шелковый платок лицо и глазами мягко улыбалась ему, Михе.
Рустамчик подлетел к ним и обхватил колени обоих. Женщина покачнулась, Миха подхватил ее и от этого нечаянного объятия засмущался еще больше.
--
Как мамку - то зовут? - неловко спросил он.
--
Фатьма...- ответила женщина, и голос ее был тихим, шелестящим.
--
Нука! Ела! Чказа! Жгись! Нука! Ела! Чказа! Жгись! - горячим шепотом повторял Рустамчик уже не волшебные, а обыкновенные слова, и все сжимал, сжимал слабыми ручонками колени взрослых.
--
Гм... Ну, раз такие дела... Перво-наперво - баня,- нашел спасительное занятие Миха. Подхватил топор и вышел.