Пришла ко мне пьяная Муза
и села, качнувшись, за стол.
"Давай наливай, - говорит мне, - 
и после начнем разговор".

Ну, надо так надо. Бутылку 
я быстро из шкафа достал,
набулькал вина по бокалам 
и Музе один передал.

"Ты, - мне она прямо сказала, -
уже исписался давно,
мараешь напрасно бумагу, 
стихи же твои - как говно.

Кому ты поешь? И за сколько?
Зачем открываешь свой рот?
Ты мог зарабатывать столько,
что жил бы без бед и хлопот!

Всего-то и надо - кантату 
во славу вождя сочинить.
Так нет же! Он, видишь, не может,
Противно ему, стало быть!

А водку хлебать не противно?
А пьяные слезы ронять?
Рыдать у меня на подушке
и жалость к себе вызывать?

Ах, ты меня слушать не хочешь 
и морду воротишь? Ну что ж. 
Живи, как душа твоя просит, 
но больше меня не тревожь!"

***

Она говорила все громче,
и рюмку за рюмкой пила,
а после внезапно уснула,
свалившись у края стола.

Я Музу свою потихоньку
на мягкий диван положил, 
укрыл ее стареньким пледом 
и свет за собой потушил.

Потом я присел у окошка,
взял ручку, бокал и тетрадь,
достал сигарету из пачки 
и начал стихи сочинять.

Про то, как однажды под вечер,
при полной, блестящей Луне,
прекрасная, юная Муза
явилась, как чудо, ко мне.

Их комнаты храп раздавался,
трамвай за окошком звенел,
а я все черкал по бумаге
и сладкие песни ей пел.