Второго марта во дворе под улюлюканье мальчишек, наспех облив чучело бензином, сожгли Масленицу; разбросали обугленные остатки в потный, надоевший уже всем старый грязный спрессованный снег, и разошлись по домам.
Казалось, зима доживала последние часы.
А утром с неба рухнул снег. Чистый, свежий, настоящий.
Забелило грязь под ногами, присыпало скомканные жестяные банки, окурки и прочий мусор, спрятало голые кусты, полностью завалило сырые лавки и урны возле них, нагромоздило на крыши автомобилей высоченные пушистые шапки.
Разбуженные дворники выбежали с широкими лопатами и словно густую вату принялись разбрасывать снежное покрывало.
Но снег шел, не останавливаясь, и к вечеру завалил все тропинки и дороги.
Уставшие, словно танки после боя, в темноте приползли тракторы и, рыча, протолкнули кое-где завалы.
Ночью состоялось перемирие, и с неба ничего не сыпалось.
Следующим днем весна, наконец придя в себя после шока, попыталась отыграть позиции, направив далекое и совсем негорячее солнце на высокие сугробы. Подобный выпад был пресечен быстро и жестоко: зима пригнала свинцовые тучи, обложила небо, ударила мелким секущим снегом. Похолодало.
Весна еще пару раз попыталась перейти в слабое наступление, но в итоге, забыв про календарь, позорно убралась поближе к экватору. Зима решила остаться надолго.
Седьмого марта на суматошных улицах мороз весело щипал лица и обжигал нежные лепестки праздничных роз. В воздухе не хватало только предновогоднего запаха мандаринов.
Весь месяц держалась ясная погода, в меру морозная, в меру снежная, а первого апреля, совсем не шутя, пришло лето. Весну вовсе не допустили до смены времен года.
Ночью с крыш с грохотом валились глыбы тяжелого снега, днем забурлили широкие теплые ручьи, с асфальта повалил густой пар.
На верхний этаж торгового центра можно подняться на небольшом стеклянном лифте. Эскалаторы сюда не едут, и простые покупатели не подозревают о наличии этого уровня. На этом этаже прячутся сверхдорогие бутики и пафосные рестораны, наглухо отгороженные от людской массы.
Швейцар в ковбойской шляпе встретил гостей прямо у лифта, поклонился и учтиво проводил в темный зал с высокими потолками. Возле небольшого столика, ярко выхваченного молочным светом свисающего абажура, он остановился, дождался, когда Борис Георгиевич и Матвей усядутся на роскошных кожаных диванах, и ловко вручил им пухлые меню. Матвей озирался по сторонам - в таких дорогих заведениях он никогда не был.
Борис Георгиевич, облегчая выбор, быстро пролистав список блюд, сам заказал у возникшего вмиг официанта два холодных гаспачо с мясом омара, два меренговых рулета с малиной и петуха в красном вине, прожаренного на мангале.
- Что будешь пить? - спросил он у ошеломленного Матвея.
- Может пиво? - неуверенно промямлил тот.
- Пиво молодому человеку, а мне - воду без газа, - подытожил Борис Георгиевич, и официант удалился исполнять заказ.
'Хватит ли денег на карточке? - напряженно размышлял он. - Или он заплатит? Все-таки сам сюда пригласил'.
В ресторане тихо играла музыка, за соседним столиком тихо переговаривались два солидных мужчины в дорогих костюмах. Шум с нижних этажей сюда не долетал.
Матвей во второй раз за сегодняшний вечер убедился, что Борис Георгиевич далеко непростой пенсионер-интеллигент, каким он показался ему при знакомстве. То, как он привычно заказал изысканные блюда в этом дорогущем ресторане, безусловно, вызывало уважение.
В первый раз Матвей поразился, когда увидел машину Бориса Георгиевича. Они шли по подземному паркингу, Борис Георгиевич нес кучу бумажных пакетиков с покупками.
- Сейчас заброшу вещи в авто, и мы сходим в очень уютный ресторанчик, - приговаривал он, смешно картавя и вытаскивая брелок от сигнализации.
Матвей ожидал увидеть старенькую поддержанную малолитражку, но им важно моргнул дорогой темно-коричневый джип Infiniti. Борис Георгиевич забросил пакеты в огромный багажник и плавно захлопнул дверь.
Матвей плохо разбирался в дорогих автомобилях, но без сомнения этот Infiniti был совсем новым, очень стильным и самым крутым в этом ряду парковки.
Он взглянул на Бориса Георгиевича иными глазами. Как это не коробило, но марка автомобиля сильно влияет на восприятие его владельца.
А познакомились они час назад в кассе обувного магазина.
Весь холодный март Матвей носил легкий плащ, ужасно мерз, но не хотел возвращаться к старой и тяжелой дубленке, ведь казалось, что весна придет со дня на день. В итоге первого апреля сразу пришло лето, и опять Матвей оказался одет не по погоде. Было жарко утром по пути на работу, душно в метро и невыносимо на улице по дороге домой вечером. Пыльный плащ выглядел неряшливо и нелепо. Ноги потели в громоздких осенних ботинках. Вот из-за этих ботинок он и поплелся в торговый центр возле метро - надо было срочно покупать что-то легкое и летнее.
Обливаясь потом, Матвей шел по пыльному асфальту, поражаясь, как быстро растаял снег, и еще более поражаясь тому, как быстро умудрились переодеться идущие рядом пешеходы: почти все парни были в майках и кроссовках, а девушки в платьях и босоножках.
Внутри торгового центра было чуть легче - воздух охлаждался вовсю работающими кондиционерами, но ногам в ботинках было по-прежнему невыносимо жарко.
Покупка летней обуви невыносимо затянулась. Матвей взирал на горы обуви в десятке обувных магазинов, но никак не мог выбрать подходящую модель. Все оказывалось каким-то однообразным, безликим, неудобным и в придачу неприятно дорогим. Назойливые продавцы непрерывно щебетали о сумасшедших скидках, но в итоге приносили совсем уж страшные ботинки и сандалии. Обувь, которая хоть как-то радовала глаза, стоила просто нереальных денег. Матвей взмок окончательно.
В подавленном настроении, ужасно устав, он наобум купил пару мокасин, еле-еле отказавшись от предложений приобрести защитный крем, щетку, супер-губку и какую-то специальную бархатную тряпочку в придачу.
Расплачиваясь возле кассы, он вдобавок обнаружил, что наличных денег не хватает - пришлось расплачиваться банковской карточкой. К карточке потребовали паспорт. Паспорт к счастью обнаружился во внутреннем кармане насквозь мокрого от пота плаща, снять который Матвей так и не догадался.
И вот вдруг кто-то поинтересовался сзади:
- Молодой человек, извините, а Косырев Виталий - ваш отец?
Матвей обернулся и увидел невысокого пожилого дядечку интеллигентного вида в очках. Дядечка тоже стоял в очереди, держа в одной руке покупки, а другая висела в гипсе на перевязи.
- Да, - машинально ответил Матвей. - Это мой отец.
Дядечка заулыбался.
- Вы очень похожи. Я ведь знал его как раз приблизительно в вашем возрасте.
Матвей расплатился и подождал незнакомца у выхода.
- Борис Георгиевич, - представился тот, продолжая улыбаться. - Я очень хорошего мнения о вашем отце. Как он?
- Он давно умер.
- Вот как, - сморщился Борис Георгиевич. - Жаль! Очень жаль... Прекрасный был человек. Мы вместе работали. Точнее я тогда после аспирантуры, а он уже известный был специалист. Можно сказать, дал путевку в жизнь.
- А что у вас с рукой? - поинтересовался Матвей.
- Да, чепуха, - отмахнулся тот. - Бандитская пуля.
Матвей из вежливости улыбнулся.
- Я предлагаю отнести наши покупки ко мне в автомобиль, а потом по случаю нашей встречи отужинать в одном очень уютном заведении здесь наверху, - предложил Борис Георгиевич.
Честно говоря, Матвею не хотелось сидеть сейчас с этим незнакомым человеком, но внутри появился отчетливый интерес к этому дядьке, который столь хорошего мнения об отце.
- Давайте я помогу вам сумки донести, - предложил он Борису Георгиевичу.
Тот отмахнулся и резво зашагал к лифту. Вот тогда Матвей и увидел на паркинге темно-коричневый Infiniti, и понял, что дядечка то совсем не прост, как кажется...
А теперь они сидели на верхнем этаже торгового центра, куда подняться можно лишь на небольшом стеклянном лифте и доедали ледяной гаспачо с мясом омара.
- А чем вы занимаетесь по жизни, Матвей? - спросил Борис Георгиевич, переходя к петуху в красном вине только-только с мангала.
- Программист, - неохотно ответил Матвей.
- Похвально, - покивал головой новый знакомый. - Наверное, интернет-технологии?
- Да нет, - покраснел Матвей. - Я на языке Паскаль программирую. Есть такая оболочка Turbo Vision.
- Паскаль? - пожевал губами Борис Георгиевич. - Помню, что-то я тоже программировал на Паскале и на Фортране. Не знал, что на них до сих пор программы пишут.
Матвей покраснел и поспешно спросил:
- А кем вы работаете?
Борис Георгиевич дожевал рулет, вытер пальцы о белоснежную салфетку и вытащил из нагрудного кармана визитку.
'Караглицкий Борис Георгиевич. Проект-руководитель', - прочел Матвей напечатанное мелким шрифтом.
- На обороте мой личный номер телефона.
Матвей убрал визитку и допил остатки пива. Пора было решать, что делать дальше.
- Я хочу предложить тебе кое-что, - начал Борис Георгиевич, и Матвей почувствовал, что сейчас прозвучит что-то очень важное.
Борис Георгиевич махнул официанту, положил под салфетку несколько крупных купюр и продолжил:
- Я благодарен твоему отцу за то, что он сделал для меня, и предлагаю тебе возможность заработать хорошие деньги.
У Матвея чаще забилось сердце.
- Ты можешь продать мне кое-что, а я куплю по весьма высокой цене. Деньги будут мгновенно переведены на счет твоей карточки, который ты только что расплачивался в магазине.
Борис Георгиевич взял салфетку, написал несколько цифр и протянул Матвею.
- Это сумма в рублях. Столько поступит на твой счет после того, как ты согласишься на мои условия.
Матвей взял салфетку, увидел там кучу нулей, но не смог сосчитать - в глазах все прыгало.
- Вот это, - продолжил Борис Георгиевич, - конверт. В нем два пустых завещания, зарегистрированных нотариусом и засвидетельствованных двумя известными адвокатами. Ты можешь вписать любых наследников - завещание будет совершенно законным. Поверь мне. Но в любом случае, ты можешь воспользоваться услугами другого нотариуса.
Матвей попытался вновь сосчитать цифры на салфетке.
- Шестьдесят миллионов рублей, - медленно и четко выговорил Борис Георгиевич. - Чистыми. Около двух миллионов долларов.
- Что нужно от меня, - дрогнувшим голосом поинтересовался Матвей.
- Согласиться умереть. Ты должен сообщить мне об этом сегодня до двенадцати ночи.
- И что со мной будет?
- Ты веришь в бога?
- Нет, - чуть замешкавшись, ответил Матвей.
- Атеист?
- Ну да.
- Ничего особенного с тобой не произойдет. Ты просто умрешь. Гарантирую - больно не будет. Совсем.
3
Матвей словно во сне бродил по торговому центру, то спускаясь, то поднимаясь на эскалаторах с этажа на этаж, таращился на витрины, на светящиеся вывески, на проходящих людей, на фонтан в центре зала и повторял в уме одно и то же: 'Шестьдесят миллионов, шестьдесят миллионов, шестьдесят миллионов...'
Внутри него будто пронзительно звенела натянутая струна, отчего было немного щекотно и напряжено-радостно.
Двери бутиков дорогой одежды, магазинов с элитным алкоголем, отделов швейцарских часов стали словно шире. Он замечал галстуки по стоимости его месячной зарплаты, и теперь это его не раздражало, а интересовало. Возле дверей турагентства он обратил внимание на самую дорогостоящую путевку, не взглянув на предложения Таиланда и Турции.
Мир вокруг стал проще и приветливей.
Матвей с легкой грустью взирал на покупателей, снующих возле крупных отделов с распродажами и покупающих дешевый ширпотреб. Неприязненно вспоминал ряды пыльных бюджетных автомобилей на стоянке, купленных, скорее всего, в кредит. С отвращением обходил стороной очереди к вонючим кассам фаст-фуда.
Ему стало ясно, как правильно выбрать обувь - достаточно заказать самую дорогую модель мирового бренда. Ибо задача выбора существует лишь в низшей ценовой категории, где все экземпляры товара одинаково плохи, и поиск оптимального - иллюзия. Брать нужно лишь самое-самое, и тогда проблема выбора решится автоматически.
Матвей шагнул в сторону вывески A.Testoni, где на громадной витрине красовалась пара роскошных мужских туфель, но тут осознал, что денег то у него нет. Карточка, скорее всего, почти пуста, при этом купленные им сегодня мокасины остались в машине Бориса Георгиевича.
Шестьдесят миллионов рублей витали в воздухе, но вот ногам было реально жарко и некомфортно.
Матвей хотел было позвонить Борису Георгиевичу и сказать, что он забыл забрать свои мокасины, но вовремя одумался. Звонок на этот номер мог иметь серьезные последствия. Они ведь даже не договорились, как именно Матвей сообщит о своем решении...
Матвей остановился и яростно потер лицо. Не снится ли ему все это?
Шестьдесят миллионов...
Шестьдесят миллионов.
Шестьдесят миллионов!
Он взглянул на часы - восемь вечера. Пора принимать решение. Наконец-то появился шанс изменить свою жизнь...
4
Матвей присел за маленький угловой столик кафе 'Шоколадница'. Заказал у бестолковой официантки-казашки зеленый чай с жасмином и блинчики. Попросил шариковую ручку.
'Итак, - сказал он себе, написав сверху салфетки шестерку и семь нулей. - Шестьдесят миллионов'.
В общем-то, не было сомнений - почти все надо отдать детям: Тёме-первому и Тёме-второму, как он называл их про себя. Почти по тридцать миллионов каждому сыну.
Жаль только, что они малы и не смогут осознать величину подарка. Но ничего - подрастут и станут гордиться отцом. А сейчас деньги поступят бывшим женам.
Матвей представил, как изумятся Настя и Алена. Оценят его, но будет поздно... Ну и пусть! Пускай живут и вспоминают.
Только вот как они распорядятся деньгами? Он сразу представил Настю на пляже Египта в окружении мускулистых аниматоров. Все неприлично молодые, загорелые, белозубые... Хотя Настя явно выберет что-то значительно подороже Египта... Алена тоже представилась на пляже. Не такая загорелая как Настя и без аниматоров, но зато с каким-нибудь мужиком, развалившимся в шезлонге, кинувшим по-хозяйски одну руку на стройную белую ногу Алены, а другой демонстративно помахивающей бутылкой Hennessy.
Нет, бывшим надо выдать по минимуму. Скажем по одному миллиону или по два. Остальные деньги следует перечислить на счета детей, и пусть только они распоряжаются ими, когда подрастут. Но уж больно долго ждать придется... И вдруг в стране новый дефолт случится? Пропадут все деньги... Тогда быть может вложиться в недвижимость и завещать квартиры детям? Только захотят ли они потом жить здесь?
Еще надо родителям хотя бы по миллиону дать. И сестре... Сестра давно уже живет в деревне, четверо детей, плохое здоровье... Дом бы им кирпичом обложить, джип небольшой купить, в хозяйство вложиться... Предположим два миллиона. И еще по миллиону каждому ребенку. Нет, много. По пятьсот тысяч на каждого...
Теперь друзья... Матвей начал выписывать имена и насчитал шестнадцать. С кем-то учился в школе, с кем-то в институте, с кем-то ходил на секцию. Не сказать, что они прямо друзья, но выделять никого он не хотел, поэтому решил дать каждому ровно по миллиону. Пусть вспомнят добрым словом. Он еще раз пробежался глазами по салфетке, не забыл ли кого? Итого получалось двадцать шесть миллионов друзьям, родным и бывшим женам.
Детям оставалось по семнадцать миллионов...
А он еще подумывал перечислить пару миллионов в некий фонд школы, где он учился, для выплаты стипендий особо одаренным школьникам, чтобы хоть как-то увековечить свое имя...
Тогда каждому сыну остается по шестнадцать миллионов: по хорошей квартире в Москве. Плюс каждому по даче в ближнем Подмосковье.
Хотя на ближнее Подмосковье наверняка не хватит. Да и не особо хорошая квартира получится за такие деньги... Так обычная трешка ближе к окраине...
Матвей вновь начал вычитывать список. Слишком много денег ушло друзьям! Шестнадцать человек, а ни с кем толком и не общался за последние годы... Есть дурацкая, уже порядком всем надоевшая традиция встречаться первого мая, вымученно объедаться шашлыком, скучать, напиваться, тоскливо маяться в бессмысленных спорах, жестоко мучиться весь следующий день...
'Оставлю каждому из них по полмиллиона, и хватит', - решил Матвей ежась.
С другой стороны пятьсот тысяч смотрелись как-то неполновесно, как-то куце... Ничего серьезного на эти деньги уже не купишь, только если добавить к чему-то... Так и будут вспоминать его - типа неожиданно завещал кое-какую сумму, добавили ее к кое-чему, да и купили кое-что...
Матвей отхлебнул чай. В рот сразу набились мелкие листики, он плюнул на тарелку с блинчиками. Есть совершенно не хотелось.
'Надо подышать свежим воздухом', - решил он.
Выложил на стол мытые купюры. Рассчитался.
Салфетку и ручку забрал с собой и побрел в поисках выхода...
На первом этаже купил в продовольственном супермаркете по распродаже бутылку пива неизвестной марки. Выбравшись на улицу, сразу ее откупорил, сделал несколько больших глотков, стряхнул поднявшуюся пену и побрел по тротуару.
Несмотря на вечер, по-прежнему было душно, особенно ногам в тяжелых ботинках.
Пиво легло в желудок как-то тяжело, неровно, неприятно забулькало, широко разбухло.
Матвей пил на ходу, без удовольствия, отрыгивая кислый запах.
Вместо ожидаемой раскованности головой овладела тяжесть, мысли увязли в уставшем мозгу, вечернее солнце клонилось к закату, предметы отбрасывали длинные тени, неудержимо потянуло в сон...
Кафе, мимо которого ему пришлось идти, располагалось в подвальном помещении. Вниз вела крутая лестница, возле нее Матвей заметил долгожданную урну и готов был сунуть туда недопитую бутылку, когда краем глаза углядел метнувшуюся тень. Кто-то несся на него сзади! Он инстинктивно отпрянул вбок, и тут же мимо пронеслось что-то мохнатое, высотой около метра. Это что-то зловещее кубарем скатилось по ступенькам и звучно ударилось о каменный пол подземной веранды кафе.
Матвей с омерзением смотрел, как это волосатое существо, вскочило, бросилось на стену, бешено отталкиваясь кривыми лапками полезло вверх, царапаясь, подрагивая всем телом, выбралось и исчезло в кустах.
Несомненно, эта дрянь собиралась убить его, столкнув головой на бетон. Глядя вниз, он представил, себя лежащим там на боку в осколках бутылки, с обильно растекающейся вокруг головы лужей крови, и похолодел. Смерть выглядела бы как несчастный случай. Пьяный дурак собрался в кафе и размозжил голову. Некрасиво, глупо и позорно.
Матвей оттер холодный пот с лица. Уронил бутылку.
Бешено колотилось сердце. Ноги постыдно дрожали и подгибались.
'Мы так не договаривались', - прошептал он.
Осторожно, еле двигая вконец ослабевшими ногами, он добрел до торгового центра и присел на лавочку...