Дёмина Карина : другие произведения.

Глава 7. Осколки

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Глава 7. Осколки

   Свадьба.
   Пылают костры от края до края земли, расцветают целыми созвездиями. Гудят барабаны из оленьей кожи, восславляя щедрость жениха. Многих созвал Янгхаар Каапо. Еще в первый день лета разлетелись гонцы, понесли резные шкатулки из драгоценного ароматного дерева, а в шкатулках - шелковые свитки.
   Спешил Янгхаар всех известить: сдался упрямый Ерхо Ину, согласился отдать за безродного любимую дочь. И зовет он достойных аккаев разделить радость.
   Откликнулись старые рода.
   И послали ответ, что в назначенный срок прибудут, дабы засвидетельствовать, что случилось небывалое... сам Вилхо Кольцедаритель послал жениху плащ, подбитый горностаем.
   Великая честь.
   В милости Черный Янгар. Силен он, как никогда прежде. И собственная слава кружит голову.
   - Взгляни на них, - Янгар стоял у окна, запрокинув голову, и свежий ветер гладил смуглую кожу его. - Все сбежались.
   - Это меня и беспокоит, - миролюбиво заметил Кейсо. - Именно, что все... и среди них у тебя нет друзей.
   Он отломил темную виноградину и, поглядев на просвет, в рот отправил.
   Перед Кейсо на полу лежали пять шелковых халатов, и каам уже третий час разглядывал их, пытаясь почувствовать, какой из пяти более соответствует настроению и случаю. Янгхаар не понимал этого. Он бы взял самый дорогой. Или самый яркий. А лежать, думать... тратить время.
   И годы спустя его удивляли привычки друга.
   - Вся золотая дюжина тебя ненавидит, - каам протянул было руку к темно-синему, расшитому тележными колесами и вьюнком, но в последний миг передумал. - А ты открыл им двери собственного дома.
   Янгхаар думал об этом.
   У ворот его усадьбы собралось три сотни гостей. И каждый из этих гостей спит и видит, как бы нож в спину воткнуть. Но ведь не скажешь, чтобы оставили свиту за порогом. Оскорбятся. Или решат, будто испугался Черный Янгар.
   - Ерхо Ину любит дочь, - он вытер влажные щеки. В последние дни Янгхаар не находил себе места. И причиной волнения была эта девочка, которая уже сегодня ночью будет принадлежать ему. - Все говорят об этом.
   - Любит... говорят... вот только хватит ли этой любви, чтобы устоять перед искушением?
   - Двух сотен аккаев хватит, чтобы удержать Ину от глупостей.
   - Надеюсь, - миролюбиво произнес Кейсо, устремив взгляд на халат багряный, с золотым шитьем по подолу. - Очень на это надеюсь...
   Две сотни.
   С Ину явилось всего пара дюжин. А остальные и того меньше привели. Да и вряд ли рискнут в чужую свару ввязываться. Золотые рода никогда не умели договариваться друг с другом.
   Но Кейсо прав: не спокойно на душе.
   Отступить?
   Поздно.
   В полдень распахнуться ворота храма, пропуская жениха. И откроются вновь уже на рассвете. Таков обычай, и не Янгару его ломать.
   - Пора, - Янгхаар вытер ладонями мокрые щеки. - Так значит, она тебе понравилась?
   - Она? - переспросил Кейсо, который со смотрин вернулся задумчив. - Понравилась. Только... я слышал, что у Пиркко волосы черные. А эта с рыжими была.
   Он сказал про волосы сразу, как вернулся домой.
   Черные. Рыжие.
   Ерхо Ину не посмеет обмануть богов.
   Он дал клятву на крови, что отдаст за Янгхаара дочь. И значит, так тому и быть.
   - Не ходи, - Кейсо отодвинул миску с виноградом. - Я знаю, что ты меня не послушаешь, но... не ходи, Янгар. Не спокойно мне. Пусть девочка остается с отцом, а ты себе другую найдешь. Мало ли невест на Севере?
   Много.
   Но разве сравнятся они с дочерью Ину по древности рода, по богатству, по силе отца? Да и не желал Янгар другой. За прошедшие недели Пиркко-птичка всецело завладела мыслями его. И не красота была причиной, но то, что не умел Янгхаар Каапо отступать.
   И сейчас не отдаст он своей добычи.
   Ни людям. Ни богам.
   - Дурак, - спокойно заметил Кейсо, поднимая темно-лиловый халат, расписанный белыми одуванчиками. - Только если вдруг... помни, что за свои ошибки нельзя винить других.
   Запомнит.
   И оседланы кони.
   Свита готова. Сияют щиты. И скалятся с них рисованные волчьи головы. Высоко подняты копья, и ветер шевелит алые праздничные ленты, что были повязаны под остриями. Трубят рога. И медленно открываются ворота.
   И жеребец Янгхаара, вороной, тонконогий, вдруг пятится, грызет удила.
   Нехороший знак.
   - Вперед! - Янгар огрел жеребца плетью, и тот поднялся на дыбы, завизжал да затряс гривой. И звон серебряных бубенцов подстегнул его.
   Вперед. Быстрей.
   Сквозь лагерь, что раскинулся от ворот поместья. Мимо костров, людей, у костров собравшихся. Свистят и хлопают, кидают под копыта коню тростниковые стрелы пожеланием славной ночи. И ветер ныряет за спину, плащ, словно крылья, разворачивает.
   Вот позади остаются и лагерь, и поле, и сама дорога.
   Храм стоит.
   И ворота открыты.
   Ждут Янгара слепые жрецы, готовые провести его в самые недра земные, где плавятся одинаково, что рудное железо, что судьбы человеческие.
   И отступить еще не поздно, но...
   Бросил поводья Янгар, спешился и смело шагнул за ворота храма. Только на пороге черной дыры поднял зачем-то голову: в небе кружил, высматривая добычу, черный падальщик...
   Воспоминание ударило наотмашь.
   Красные пески пустыни Дайхан.
   Узкая тропа по гребню бархана. Вереница верблюдов. И вереница рабов. Иссушающая жара, и дорога, которой нет конца. Хозяин, укрытый от зноя под пологом переносного шатра, играет на кифаре. Он перебирает струны лениво, и звуки, резкие, нервные, ранят слух.
   А в выцветшем небе кружится падальщик.
   И тень его летит вслед за караваном. Уже пятый день...
   ...остановка.
   Надсмотрщик проходит вдоль цепи, проверяя, цел ли товар. Хозяин не любит зряшних трат, и за надсмотрщиком идет старый, проверенный раб с бурдюком. По чашке воды каждому...
   Вода - драгоценность. И Янгу уже усвоил, что пить ее нужно медленно. Он касается края губами, и вода сама устремляется к нему, просачиваясь сквозь трещины в коже, сквозь саму кожу, на сухой неподвижный язык.
   А падальщик спускается ниже.
   Он еще надеется на добычу. Он привык, что караваны оставляют след из мертвецов.
   Но хозяин умеет считать деньги и выбирать рабов. Много лет он ходит к побережью, и нет такого корабельщика, который не слышал бы про Азру-хаши. Придирчив он, скуп и глаз наметан: нет в караване слабых. И по приказу хозяина растягивают тканный полог, под которым можно переждать полуденную жару. Рабы сбиваются стадом. Молчат. Все слишком устали, чтобы говорить, и только Виллам, темнокожий саббу, ложится на песок и бормочет о том, что сбежит.
   Еще немного и обязательно сбежит.
   Ему ведь жара ни по чем. На его родине вовсе не бывает холодов. Там деревья растут до самого неба, и на вершинах их зреют круглые желтые плоды. Одного хватает, чтобы наесться на неделю. Плоды сладкие, сочные и вкус их Виллам не забудет до самой смерти.
   На его родине реки неторопливы.
   И в них обитают огромные ящерицы с зубами, каждый - в руку взрослого мужчины. Шкура этих ящериц столь толста, что не пробьет ее ни гарпун, ни копье. Только на бледном горле их есть особое место, в которое метят опытные охотники.
   Мясо ящерицы пахнет гнилью, но вот хвост ее вкусен.
   - Заткнись, - просит Янгу на ломаном хамши.
   Полгода на побережье в тесном загоне, куда сгоняли негодный товар - достаточный срок, чтобы выучить чужой язык. И саббу понимает, но продолжает бормотать, рассказывать о зубастых рыбах, костлявых, но с мясом нежным, которое само собой на языке тает.
   Глупец.
   О еде нельзя говорить - будет хуже. Только саббу не понять. Он мыслями еще дома. Он по-прежнему силен и славен, у него пять жен и множество детей... не выживет.
   Янгу ли не знать, что такие, которые только прошлым дышат, в настоящем слабы.
   Прошлое надо забыть. Вот у него получилось, память закрыла то, что было до побережья, загона и чернолицего смешливого надсмотрщика, который изредка совал Янгу недоеденные лепешки. И приговаривал:
   - Айли-на...
   ...бери.
   ...отъедайся.
   ...тощих не любят, не покупают. Плохо это.
   Сбежать... не здесь, позже, когда караван дойдет до предгорий.
   Куда?
   Куда-нибудь, пусть бы на самый край мира, лишь бы там не было этой жары, песка и выцветшего неба, по которому тенями скользят падальщики.
   И Янгу, переворачиваясь на живот - солнце опаляет и сквозь ткань - закрывает глаза. Он видит этот новый дом, возможно, даже помнит его, пусть бы и отрекся от своей памяти.
   Но Север идет по его пятам.
  
   Мысли о прошлом, казалось бы стертом, ушедшим в небытие, не отпускали. Янгхаар слушал заунывный вой плакальщиц, сквозь веки смотрел на отблески пламени. Нынешняя его смерть не имела ничего общего с той, настоящей, которая много раз подбиралась к Янгару.
   Эта пахла молоком и свечным воском.
   Маслом, которым разводили краски.
   Женским потом.
   И еще - сырым камнем.
   Настоящая воняет гноем и кровью, у нее вкус песка на губах и голос наставника, который требует подняться. Или смрадное дыхание хищного зверя... того медведя, который, поднявшись на задние лапы, медленно подбирался к Янгу.
   И толпа кричала:
   - Рви! Рви!
   У них был один голос на всех. И медведь покачивался, переступая с лапы на лапу. Старый, со всклоченной грязной шерстью, с глазами, заплывшими гноем, он чуял легкую добычу. И шел, желая даже не столько сожрать, сколько разорвать.
   Боль за боль.
   А нож в руке - слишком мало.
   И Янгу отступает... пятится до самой ограды, не слыша криков и улюлюканья: толпа желает драки. И стражник, которого тоже захлестнул азарт, нарушает правила. Он просовывает сквозь прутья копье и тычет острием в плечи Янгара, поторапливает.
   - Давай!
   Наверняка, он поставил на время. Сколько отвел десятилетнему мальчишке, слишком дерзкому, чтобы получился хороший домашний раб? Слишком упрямому, чтобы и вправду учить на бойца. Минут пять? Они вот-вот истекут, и стражник потеряет деньги.
   Почему-то именно эта мысль разозлила Янгу.
   - Вперед! - копье вспороло кожу на предплечье, и эта новая боль вдруг все изменило.
   Страх исчез.
   Осталась ярость. Иссушающая, как пустыня Дайхан. Всеобъемлющая.
   Алым полыхнуло в глазах. И руки сами вцепились в копье, дернули, выворачивая, и стражник не то от неожиданности, не то от испуга, выпустил древко.
   Янгу помнил, как стучала кровь в висках. И что стало вдруг тихо-тихо. А медведь, подобравшийся вплотную, вдруг покачнулся и медленно, как-то очень уж медленно стал опускаться на четыре лапы. Янгу вдыхал смрадное его дыхание. И тянулся к оскаленной пасти, готовый впиться в нее зубами. Он видел черные губы и бледные десна зверя, длинный язык, свернувшийся улиткой, и желтоватые сточенные клыки.
   Рев оглушил. И что-то дернулось, норовя выскользнуть из рук.
   Янгу не позволил. Он стоял, навалившись всем телом на древко, по которому лилась горячая медвежья кровь. И к звериному голосу добавился совокупный вой толпы.
   А зверь умирал. Он упрямо полз вперед, норовя дотянуться до человека, насаживая самого себя на копье. И когда древко, затрещав, раскололось, Янгу отскочил в сторону.
   Он был быстр.
   И ловок.
   И странное-алое-стучавшее в голове не позволяло сдаться. Еще был нож. И широкая кровяная полоса, которую оставил зверь на песке.
   Вот только опыта не хватало. И удар лапы перебросил Янгу через всю арену. Последнее, что он услышал - восторженный рев толпы...
   ...это был первый приступ. И единственный, оставшийся в памяти Янгара.
   Он пришел в себя в сыром подвале, куда сносили раненых. И смуглокожий лекарь с длинной белой бородой, похожий на цаплю в чалме, бродил меж тел. Янгу не мог дышать от боли, но заставлял себя втягивать спертый воздух. Перед глазами плыло, но закрывать было нельзя. Янгу знал, что сон, забытье в подобном месте - верная смерть.
   И смотрел на синие атласные туфли с загнутыми носами.
   За лекарем шли ученики. И когда тот останавливался, указывая то на одно, то на другое тело, ученики вытаскивали его из общей груды. Тела уносили. И Янгу молился, чтобы выбор остановили не на нем. Если уж умирать, то здесь, от честных ран, а не на каменном столе, под рукой мальчишки-недоучки.
   И боги снизошли до просьбы. Лекарь переступил через Янгу.
   Хозяин появился позже, не прежний, но новый. Его лицо проступило сквозь полог боли. Крючковатый нос. Впавшие щеки. И усы, которые Хазмат имел привычку подкрашивать хной. Тогда Янгу не знал имени, но зачарованно уставился на эти усы, длинные, заплетенные в косы, чем-то похожие на плети... плети Хазмат очень даже жаловал.
   - Живой? - он раздвинул веки. - Живой... хорошо. Держи.
   На грудь упала монета, шестигранный дирхем с дыркой в центре.
   Дирхем - это много. Две лепешки с мясом и еще кувшин воды... или дрянного кислого вина, которое иногда приносили в загон.
   - Это твоя нынешняя цена, - сказал Хазмат и вложил монету в руку. - Но года не пройдет, и ты будешь стоить в сто раз больше. Если выживешь.
   Янгу выжил.
   Спустя год его цена и вправду достигла ста дирхем... через два - выросла в десятеро... через пять сам хатами-паша предлагал цену в серебре по живому весу... а через шесть у Янгу получилось убить хозяина и сбежать.
   Год ушел на то, чтобы добраться до Севера.
   Десять - чтобы стать тем, кем он является сейчас.
   И разве это - не достойный повод для гордости? Золотые рода кичатся своими корнями, забывая, что любое родовое древо начиналось с одного человека. И сегодня Янгхаар посадит собственное.
   Поднявшись с холодного ложа, он коснулся старых шрамов, которые ощущались сквозь слой краски. Нет больше мальчишки Янгу, появившегося на свет в рабском загоне.
   Нет Янгара Северянина, цепного пса Хазмата-хаши.
   Нет даже Янгара Черного, верного меча и правой руки Вилхо.
   - Что из этого ты оставишь... - голос доносится издали. Но выбор сделан давным-давно: жена Янгара достойна всего самого лучшего. Говорят, что у Пиркко-птички глаза синие, яркие. И Янгар приготовил для нее сапфир размером с кулак младенца.
   Но сейчас камень гляделся тусклым, невзрачным.
   Недостойный подарок.
   А вот дирхем на веревочке - дело иное. И Янгар забрал монету.
   Уже не Янгар, но безымянный мужчина, рожденный во тьме.
   ...а женщина спала, свернувшись калачиком. И Янгар подошел к ней, страшась до срока потревожить этот сладкий сон.
   Сколько раз представлял он себе Пиркко-птичку, гадая, и вправду ли она столь хороша, как о том говорят... и вот она.
   Ее кожу покрывает слой краски. Узоры сложны, и Янгар позволяет себе любоваться ими. Присев рядом, он проводит вдоль желтой линии, не прикасаясь к коже.
   Его невеста юна.
   И стройна, как молодая осина.
   Даже во сне она прикрывает ладонями грудь, словно смущается его взгляда.
   Бедра округлы, а ноги сильны, и Янгар нежно касается розовой ступни...
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"