Говорят, что смерть не обманешь, не отвадишь от порога полынным листом, солью заговоренной. Не остановишь холодным железом. И не перебросишь на иную, чужую тропу.
Говорят, что за каждым явится в свой срок и обличье выберет такое, какое заслужил человек. К одним придет на острие копья или стрелу оседлает. К другим явится зверем диким. Третьих подстережет болезнью... множество обличий у той, чье имя страшатся вслух произносить, дабы не призвать ненароком.
У моей смерти были крылья, сотканные из сумерек и стылого болотного тумана.
Ее глаза из синих стали серыми, пропыленными.
И само ее лицо было будто из пепла вылеплено.
Побелели губы. А длинные волосы рассыпались паутиной. В ней поблескивали камни и золотые нити, в которых запутался ветер. Он рвался из тенет, и волосы шевелились, шелестели. Звук этот завораживал.
Та, что ступила на песок, набирала силы.
И крылья ее росли, грозя заслонить от неба целый город. А потом, что будет потом?
- Ты... - шевельнулись белые губы, обнажая белые же десны. Зубы же Пиркко сделались черны, словно обуглились. - Тебя не должно было быть.
Ее голос изменился. Теперь в нем был шепот ночи с пугающим поскрипыванием половиц, вздохами заброшенного дома, скрежетом когтей по металлу и нежным голосом тьмы.
Мне хотелось слушать его.
И сбежать.
Но я шагнула навстречу сестре.
- Не так, - сказала она и вытерла ладонью распухшие губы. - Так не интересно. Быстро не интересно.
- Аану, назад! - Янгар схватил меня за руку и дернул. - Назад... пожалуйста.
- Почему ты выбрал ее?
Мир стремительно лишался красок. Жизнь уходила из него по капле, и я слышала, как плачет земля, лишаясь сил.
- Почему, Янгхаар Каапо?
Пиркко шла вдоль ограды, рукой касаясь железных прутьев. Пальцы перескакивали с прута на прут, и на каждое прикосновение металл отзывался слабым звоном.
- Скажи, разве я не красива?
Она встала на цыпочки и крутанулась. Взлетело черное покрывало волос, загудело, словно прятались в них злые полосатые осы. Со звоном хлестанули золотые цепочки по щекам Пиркко, но не оставили и следа.
- Красива, - ответил Янгар.
- Все так говорят. Но ты... неужели я тебе совсем не нравлюсь?
- Нравишься.
Пиркко рассмеялась, и смех ее заставил железо дрожать.
- Тогда иди ко мне, - она протянула руки, растопырила пальцы тонкие, неправдоподобно длинные с острыми когтями. - Обними. Поцелуй.
Запрокинула голову, обнажив шею с бурыми узорами, чужой кровью нанесенными.
В крови же было и некогда белое платье.
Пиркко вдруг сунула руку под ворот, рванула. Раздался сухой треск ткани, и жемчуг посыпался на землю.
- Мешает, - сказала она, глядя на меня запыленными глазами. - Теперь я понимаю, как оно мешает... Аану... а мы ведь похожи, сестрица. Быть может, ты подойдешь ко мне? Обнимешь?
Теперь она двигалась то влево, то вправо. Остановилась лишь затем, чтобы содрать сапожки. И чулки шелковые полетели прочь.
Нагой осталась Сумеречница, и тени стали ее убранством.
Она же, любуясь своим в них отражением, приплясывала, тянула руки к небу, и крылья дрожали.
- Иди ко мне, иди, Аану... что тебе эти люди... чужие... наш брат... он тебя никогда не любил... и теперь притворяется. А станет прежним и вновь о тебе забудет...
- Не слушай ее, - Олли положил руку мне на плечо.
- Забудет, забудет... что ему до байстрючки... а твой муж... у него сладкое сердце. Тебе ведь хочется попробовать? Конечно, хочется. Я ведь слышу... ему же хочется убить меня. Он ничего не умеет, кроме как убивать... пусть попробует.
Она вдруг оказалась рядом и, заведя руки за спину так, что сомкнулись ладони, выгнулась.
- Бей! - велела Пиркко, запрокидывая голову, и когда Янгар отшатнулся, захохотала. - Трус! Он бросит тебя, Аану. Не сейчас, так позже... испугается, что ты убьешь его... или надоест смотреть на твое лицо. Он оставил шрам.
- Не слушай ее, - Янгар обнял меня. И тепло его растопило липкое покрывало сумерек, что добралось до босых моих ног. - Ты - мое сердце.
- Не слушай меня, - Пиркко взмахнула руками, и крылья сумерек затрепетали, роняя пепел. - Себя слушай. Ты ведь знаешь, чего стоят его слова. И подумай, Аану... даже если он привык к твоему лицу, то неужели забудет, что сделал? Каждый день он будет видеть этот шрам. И совесть его не станет молчать... день за днем... как скоро он себя возненавидит? Или тебя? Так ведь проще... ты же такая, как я.
- Нет.
- Неужели?
Я нежить, но я не убивала.
И не стану.
Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем.
- Глупая Аану, - моя сестра слышит эхо моих мыслей. И соглашается: - Что ж, пусть будет так, как вы того желаете.
Она отступает, пятится и, достигнув ограды, бросает:
- Говорят, нет на Севере бойца лучше, чем Янгхаар Каапо. Поиграем?
Пиркко поворачивается к нам спиной и, открыв ворота, бросает:
- Убейте их.
Люди?
Еще да. И уже нет.
Ее игрушки. Оболочки с выпитой волей, со съеденной душой. Им жить осталось несколько часов, но пока время не вышло. И Пиркко спешит насладиться игрой.
Сколько их?
Стражники. И распорядитель, лишившийся шапки. Молодые воины. И купец, что забыл о кошеле. Старик с клюкой... я узнаю светловолосого парня, правда, в руке его меч, а не копье. А глаза пусты, в них сумрак и чужая воля, желание угодить той, что, забравшись на ограду, замерла в ожидании.
Пиркко утратила всякое сходство с человеком. Прогнулась спина, голова повисла, словно у Пиркко не осталось сил держать ее, и растопыренные локти были остры. А вдоль хребта тянулись сумеречные жилы, на которых держались крылья.
- Бей, бей, убивай... - напевает она.
- Олли, следи за ней, - Янгар задвигает меня за спину брата. - Близко не суйся. Помешаешь.
Он бросает на меня печальный взгляд и просит:
- Отвернись.
Янгхаар Каапо не желает, чтобы я видела, как он убивает. И Олли согласен с ним.
- Не надо, Аану, - он встает между мной и Янгаром. - Поверь, так будет лучше...
Я верю. Но отвернуться выше моих сил.
В черных глазах Янгара просыпается бездна. И он сам поворачивается ко мне спиной. Я слышу, как рвется нить, на которой держится его разум.
- ...убивай, бей, бей... - руки Пиркко вытягиваются, и сумерки стекают с пальцев ее.
...на что это было похоже?
Танец на острие клинка.
Музыка песка и крови, разодранного в клочья воздуха. Стали, что встречая сталь, звенит, а в слабое человеческое тело впивается с тяжелым мерзким звуком.
Янгхаар Каапо не сражается - убивает. Небрежно. Быстро. И не клинок я вижу - серп Акку, что срезает нити жизней. А еще безумную дикую улыбку мужа.
Черная душа его поет.
Прочь с дороги: идет великая жатва. И люди, что рыбы, бьются в агонии. Доносится сверху смех моей сестры. А сумеречные змеи спешат напиться кровью, которую щедро льет Янгар. И призрачные крылья наливаются темнотой. Еще немного и хрустнут они под собственной тяжестью...
- Бей! Бей! Убивай! - ее голос срывается на визг. И новые люди, послушные воле кейне, спешат ступить на арену. Вот только Янгара не хватит на всех.
И Олли, поняв это, отступает.
- Ты можешь уйти? - Олли отталкивает меня к двери, которая ведет в коридор. Я помню, что за ним - ряды клеток, а там... свобода?
Вряд ли клетки стерегут.
Мой брат поворачивается на пятках, обломком копья останавливая удар. И бьет в ответ. Клинок вспарывает глотку, и долговязый парень в нарядном парчовом халате падает на песок.
В нем нет души.
Умирает лишь тело, но... я смотрю на его агонию, испытывая одно-единственное желание - закончить ее. Всего-то удар.
Он уже почти мертв и... сердце вот-вот остановится.
- Аану!
Крик Олли возвращает на арену.
- Уходи! Беги!
Он кружит, пытаясь отбиться сразу от двоих. И копье сменил на короткий меч, которым орудует ловко. Но Олли ранен.
И устал.
А те, кто идут, повинуясь воле Пиркко, не способны испытывать усталость. И боли они не ощущают.
Я оборачиваюсь к Янгару, но... он слишком далеко.
Пляшет.
По песку. По крови. По собственным следам, вывязывая клинком узор за узором. И черные косы мечутся змеями. А лицо исказила гримаса боли.
Из глаз его на меня смотрит бездна.
И она улыбается мне.
Бездна знает, что я должна сделать. И я знаю.
Пиркко ждет этого, приплясывая от нетерпения.
- Не смей! - крик Олли отрезвляет
Я не буду убивать.
Попробую не убивать.
Медвежья шкура тяжела. А шепот Пиркко пробирает до костей.
- Видишь, Аану, ты такая же, как я... попробуй... кровь - это вкусно... безумно вкусно... попробуй и приди ко мне. Мы станем подругами. Ты и я... я поделюсь с тобой городом... людьми... всем...
Ложь. Сумеречнице и самой мало будет.
Сколько бы она ни получила, все равно мало. И уловив эхо моих мыслей, она вновь смеется.
- Глупая Аану...
Пускай.
Время вдруг становится таким... вязким. И единожды пройденная дорога бросается под ноги. Уходит Олли и те двое, что теснят его, выматывая.
Остается за гранью Янгар с его клинком и затянувшимся безумием.
И даже Пиркко, повисшая на прутьях ограды, исчезает.
Есть лишь песок, я и светловолосый парень с мечом в руке. Душа ушла из глаз его, и мне страшно заглядывать в них. Но я смотрю. Он наступает медленно, или просто время идет иначе для нас двоих? Не знаю. Блестит доспех. А клинок в руке темен, словно испачкан чем-то. И парень держит его как-то... неудобно, что ли? Руку вывернул...
- Аану! - голос Олли доносится издалека. - Беги!
Нельзя. Любую дорогу нужно пройти до конца. И я, поднявшись на дыбы, рычу, хотя знаю, что рык не испугает его. Ветер ерошит шерсть, ласкается.
А мой враг заносит руку для удара.
Но я успеваю раньше.
Когти с противным хрустом пробивают доспех. И грудину. Ломаются ребра. А человек падает, кувыркается, летит под ноги Янгару...
...и тот обрывает танец.
Он поворачивается ко мне, и я вижу, что бездна отступает.
- Аану... - читаю по губам. - Что ты...
Я не хотела убивать! Просто отбросить... я не знала, что настолько сильна и... мой недавний враг пытается подняться. Он елозит руками по песку, а из носа и рта его кровь идет. И жить ему осталось недолго - мгновенье до того, как клинок Янгара перерубает шею.
- Хватит! - окрик Пиркко пугает сумеречных змей. И нити рвутся. Падают люди-игрушки, еще живые, но бессильные. А хозяйка, оставив ограду, сама ступает на песок. И тот становится пеплом. - Мне надоело.
Тени скользят, заметая ее следы.
- Аану, - Олли встает за моим плечом. Он тяжело дышит и зажимает ладонью длинную рваную рану на груди. Он зол. - Почему ты не ушла?
Потому что она, та, что звалась моей сестрой, не отпустила бы. И сейчас не отпустит.
Она смотрит на меня.
А я - на мужа.
Янгхаар Каапо стоял на ногах.
Пока еще стоял.
Между мной и Пиркко. Но сил у него осталось лишь на то, чтобы не уронить палаш.
- И что ты будешь делать теперь? - спросила Сумеречница. Тени собрались у ее ног, верные псы, готовые броситься на меня по знаку хозяйки.