Осмотр... как много недоброго в этом слове. А на деле все оказалось не так страшно и вообще не так: вереница лордов, мэтр Макдаффин с саквояжем угрожающих размеров и Наша Светлость в глухой полотняной рубашке.
Ширмы, аки неприступные стены, окружают нас с мэтром. Мы с добрейшим Макдаффином смотрим друг на друга с подозрением.
Долго так смотрим.
Пока я не решаюсь спросить:
- Дальше что?
- Ничего, - шепотом отвечает он.
- А смысл?
Мэтр Макдаффин пожимает плечами и решается-таки подойти вплотную. Он перехватывает запястье, напряженно вслушиваясь в ритм пульса. Заглядывает в глаза, в рот. Я подчиняюсь.
Что он хочет увидеть-то?
Даже самой становится любопытно.
- Ваша Светлость совершенно здоровы, - заключает доктор.
Спасибо, слышать приятно. Но меня другое интересует: создается ощущение, что играют здесь втемную. И мэтр сдается. Он наклоняется к самому уху - да здравствует наш спонтанный заговор - и бормочет:
- Лишение... virgo... вызывает у женщины некоторые... повреждения. И раньше осмотр позволял убедиться, что брак осуществлен. Что невеста была... девственна... И что супруг не был с ней излишне жесток.
А если был? Полагаю, девушка получала искреннее сочувствие в качестве компенсации морального и материального ущерба.
- ...и что ей не требуется медицинская помощь...
Не требуется. Мы с доктором прекрасно понимаем друг друга.
Но кое-что проясняется. То есть волшебным росчерком пера мне восстановили утерянную девственность, и тут же утеряли ее вновь. По ведомости и строгим врачебным надзором.
В это поверит хоть кто-то?
Сомневаюсь.
Уважаемые лорды, может, и сволочи, но отнюдь не идиоты.
- Врожденная скромность Вашей Светлости не позволит ей распространяться о... некоторых подробностях нынешней нашей встречи, - мэтр усмехается, и я краснею.
Не стыдно, скорее... странно. Все собравшиеся прекрасно понимают, что происходит, точнее не происходит за ширмой, однако интенсивно делают вид, будто верят мэтру.
Как понимаю, верить не впервой.
Но тогда зачем?
Какой смысл сохранять то, что смысл утратило? Обычай обычая ради? Что ж, в моем мире тоже хватало лицемерных глупостей. Стоит ли заострять внимание на чужих?
Юго почти не спал: не хотелось пропустить что-нибудь интересное. И ожидание было вознаграждено.
- Мэтр Макдаффин, - вкрадчивый голос лорда-канцлера потревожил сонного рыжего кота, к которому Юго почти подобрался. Но кот, взмахнув хвостом, стек на пол. - Неужели вы всерьез беретесь утверждать, что эта особа...
- Боюсь, я не могу обсуждать моих пациентов с кем бы то ни было, - сухой тон. Нервозность.
И злость.
- Вы не боитесь, что кто-то обвинит вас в... обмане? Вы рискуете репутацией.
- Как и вы. Вам ведь тоже могут... понадобиться мои услуги. Или чьи-то еще. Зачем создавать неприятный прецедент, которым непременно воспользуются другие?
Юго доктору поаплодировал. Мысленно.
А кот ускользнул.
Утро продолжало преподносить сюрпризы, один другого веселее. Я стояла перед зеркалом, изгибаясь, в тщетной попытке рассмотреть то, что привело в такой ужас Ингрид. В конечном итоге усилия увенчались успехом.
Синяк. Вернее, синяки плотной группой. Сиреневенькие. Этаким отпечатком чьих-то пальцев. Ну да, Их Светлость под наплывом эмоций схватила Нашу Светлость за задницу, чем создало кризис морали и нравственности в пресветлых головах фрейлин.
- Ужасно, - наконец, произнесла Ингрид и соизволила подать полотенце.
- Ерунда.
Фрейлины, в честь праздничного дня предупреждавшие полным составом, что вызвало у меня внеочередной приступ любви к местным порядкам, закивали. С кем из нас они согласились?
Но действительно, ерунда же! Кожа у меня ныне фарфоровая.
И Кайя расстроится, если узнает... я на него еще злюсь, но не настолько же.
- Так, - я обвела строй дам взглядом. - Об этом - молчать. Ясно?
Не ясно. Как утаить такую расчудесную сплетню?
- Если кто-то из вас откроет рот, - говорила я ласково, нежно почти, благо эмоций поднакопилось для пущей выразительности тона. - Отправлю объясняться к Магнусу.
Это их проняло. Ох, как проняло. И замечательно.
- Иза, - Ингрид подала знак остальным выйти и дамы были рады подчиниться. - Возможно, тебе стоит остаться в постели. Я приглашу доктора...
...из-за пары синяков? Тем более что с доктором я уже пообщалась. Спасибо.
- ...и все поймут тебя...
Кроме меня самой и Кайя, который по старой привычке займется самоедством. Нет уж, похоже, пришла пора кое-что прояснить. Надеюсь, Ингрид не обидится, она же вполне искренне желает помочь.
- У меня замечательный муж, Ингрид. Он совсем не похож на того человека, который причинил тебе боль. Не все мужчины сволочи и садисты.
По лицу вижу - не верит. Или дело не в нем, а во мне? Не хотелось бы... ориентация у меня стабильная.
- Я тебе нравлюсь?
Ингрид улыбается и качает головой.
- Прости, ты красива, но... я люблю другую.
Уже легче.
Присев рядом, Ингрид обнимает меня, но в этом жесте нет ничего двусмысленного. Наверное, так могла бы обнять сестра.
- Я волнуюсь за тебя, Иза. Ты наивная. Доверчивая. И добрая, а здесь это редкое качество. Ты не представляешь, насколько редкое.
Допустим, но речь сейчас не обо мне.
- Кайя - не чудовище.
- Он - мужчина. Все мужчины рано или поздно причиняют боль женщинам.
- И наоборот.
- Мужчины чаще. Они - хозяева и помнят об этом. Сейчас тебе кажется, что Кайя мил. Но надолго ли его хватит? - Ингрид погладила меня по голове, ласково так, как смертельно больную. - Я не хочу сказать, что он плохой. По мне, он лучше многих, но... если вдруг тебе понадобится помощь... любая помощь - то я рядом.
Внизу пахло свежей кровью. И Магнус, весело насвистывая под нос, оттирал руки песком. Он утверждал, что ничто другое не убирает кровь столь же тщательно.
- Доброго утречка, племянничек, - Магнус ковырнул красное пятно на рубахе. Мелкие брызги покрывали ее свидетельством недавнего допроса. - Все хорошо?
Кайя кивнул.
- Вот и хорошо, что хорошо. А притащился зря... но раз уж притащился, то садись куда-нибудь.
Особого выбора не было. Два стула. Стол. И манекен с чистым камзолом: дела делами, но турнир дядя пропускать не собирался.
- Взяли девятерых. Еще двоих люди запинали... - песок Магнус смывал слабым раствором уксуса, - ...но потеря не велика. Все говорят одно. Наняли их.
- Кто?
На столе лежали бумаги, надо полагать, чистосердечные признания. Кайя просмотрел каждое. Сходятся почти слово в слово. Проигрыш. Долг, который изо дня в день прирастает. Угроза смерти. Предложение заработать.
Дурного Их Светлости не желали.
И готовы понести наказание по закону, но умоляют о милосердии.
- Нанимали люди Бража Гнусавого, - продолжил дядя, потягиваясь. Кости захрустели. - Из пришлых. Года два как в городе появился, да не один, а с людишками.
- И где?
Магнус указал на дверь.
- Висят.
Кайя за дверь заглянул. И вправду висели. Четыре человека, еще более-менее на людей похожие. И пятый отработанным, но пока не убранным материалом - в углу. Валяться ему до вечера, если не дольше. Дядя полагал, что лицезрение свежепреставившегося упрямца благотворно сказывается на прочих клиентах. Способствует пробуждению благоразумия.
- Их тоже наняли, - Магнус знаком велел закрыть дверь. Допрос еще не был окончен, но продолжится он позже, когда люди окончательно осознают, что их дальнейшая жизнь зависит всецело от хорошей памяти и желания сотрудничать. - А кто - знать не знают. Браж сам с клиентом встречался.
Дядя поморщился и вынужден был сознаться:
- С последней встречи он не вернулся. Думаю, к вечеру найдут, но навряд ли живого.
Кайя согласился: Тень не настолько глуп, чтобы отпустить человека, который знает чуть больше остальных. Вероятно, этот самый Браж был мертв еще вчера. Но остальные - живы и способны говорить. И значит, Магнусу есть с чем работать.
- Эти мне не нужны, - дядя подровнял стопочку признаний. - Будешь суд устраивать?
- Нет.
- И правильно, нечего грязь разводить.
Думал Кайя недолго: память о вчерашнем дне была еще жива.
- Вырвать языки. Руки переломать. Кто выживет - в каменоломни.
- Надолго?
- Навсегда.
Магнус кивнул. Не понятно было, одобряет он решение или же нет. Стянув рубашку, он вытер скомканной грязной тканью закопченное лицо и сказал:
- Шел бы ты отсюда, племянничек. Провоняешься еще мерзостью всякой, а жене потом нюхай...
В этом была своя правда.
Утро продолжается...
Все тот же зал, все те же лица, выражения и то сохранились.
Столы вот унесли. И стулья.
Да и вообще из мебели осталось два деревянных трона на помосте, убранном в синих, белых и золотых тонах. В общем, обстановка жесткого официоза. И корона на голову давит, а цепь давешняя - на плечи. Утешаюсь тем, что Кайя тяжелей приходится. Но он-то большой. И привычный.
- Потерпи, - шепчет, беря меня за руку. - Это ненадолго...
Соврал.
Два часа... два часа сидения на жестком кресле - могли бы хоть подушечку подложить - в позе статуи с одной мыслью: не опозориться. Леди не сутулятся. Не горбятся. Не расковыривают резные завитушки на подлокотниках. Не мотают ногами в воздухе. Не ерзают в тщетной попытке управиться с шилом в мягком месте. И вообще ведут себя со сдержанным достоинством, принимая дары с милой улыбкой и словами благодарности.
Кстати о дарах, которые несколько скрасили нелегкое утро Нашей Светлости. До сегодняшнего дня в списке бесполезных подарков лидировали кепка с пропеллером на батарейках, носки для похудания и гипсовая статуэтка унитаза. Но сегодняшний день открыл новые горизонты.
Золотые слитки, камни и украшения - это хотя бы понятно. Дорого и много.
Веера. Парики. И некая конструкция сложных форм, оказавшаяся кринолином усовершенствованной модели. Может складываться и раскладываться. Нашей Светлости как раз именно этого для полного счастья не хватало.
Бочка вина.
Дюжина роз из черной тафты, красивых, но каких-то мрачных.
Копья для охоты на кабана, поднесенные почему-то мне, а не Кайя... пришлось принять, пообещав, что непременно освою сие высокое искусство.
Пара очаровательных блохоловок из слоновой кости с инкрустацией из бирюзы.
И набор палочек для ковыряния в ушах до того изящных, что просто сразу захотелось применить.
Дамское седло, обитое золоченой кожей... нет уж, в жизни не сяду больше. Пара белых соколов. Свора борзых на сцепке. Шпоры, сбруя... матерый волкодав весьма недружелюбного вида. И венцом всего - портрет Нашей Светлости, взглянув на который я заподозрила, что те несчастные женщины из картинной галереи, выглядели несколько иначе.
- Это прекрасно, - сказала я, сглотнув смешок.
Истерический.
Узнаю платье. И ягненка тоже. А вот себя... Наша Светлость восседает с постным видом, вперив взор в некие дали, вероятно, весьма возвышенного характера, поскольку от созерцания этих далей оный взор расфокусируется, создавая ощущение легкой дебиловатости. Его поддерживает выпуклый лоб с отсутствующими бровями. И поджатые губки. Лиловый - почему лиловый?! - парик довершает образ безумной Мальвины.
- Я знал, что Ваша Светлость с ее тонким вкусом непременно оценят мое скромное творение... - мэтр мазнул рукавом по полу.
Кайя разглядывал картину. Пристально так разглядывал. Потом повернулся ко мне. И к картине. Снова ко мне. И опять к картине.
-...два голубка - милосердие и справедливость, которые исходят на подданных из ваших рук...
Угу. Прямо таки излучаются.
Кайя впервые за два часа шевельнулся. Она наклонился, желая разглядеть детали чудо-творения.
-...ноги Вашей Светлости попирают шкуру тигра, который символизирует ярость и гнев...
Гм, а мне это ковриком показалось. Но Наша Светлость внемлет. Кивает. И надеется, что никогда больше не увидит себя в подобном... образе.
-...и венец из роз в волосах является аллегорией всевозможных достоинств...
- Это аллегория, - я накрыла руку мужа, вознамерившегося выступить с критикой произведения, что было бы крайне негуманно в нынешних обстоятельствах. - Аллегория - она такая. Беспощадная.
Юго откровенно тосковал. Душно.
Тесно.
Вокруг жесткие парчовые юбки. И мосластые ноги кавалеров, обтянутые панталонами. Запах взопревших тел, ткани и духов, которые здесь использовали без чувства меры.
Шелест голосов.
- ...опоила... - дама, похожая на золотую куклу в полный рост, говорит, не размыкая губ. Волосы ее украшены золотыми птичками, а на обнаженном плече чернеет мушка, словно мишень. - ...он маг зачаровал... не понимает, что творит.
- ...а разве этих можно зачаровать?
- ...всех можно...
Обрывки разговоров, что конфетти, которое Юго собирает. Он придумает, что делать с этим, новым слухом. Игра увлекла. И в какой-то момент Юго потерял осторожность.
Он почти вывалился из толпы и попал в поле зрения недоучки.
Замер, не дыша.
Шагнул назад, попятился, скрываясь меж пышными юбками дам. И только оказавшись в толпе, Юго позволил себе расслабиться. Недоучка оказался умней, чем Юго предполагал.
Убивать нельзя.
Отвлечь - вполне. И после сегодняшней ночи Юго, кажется, знал, куда ударить. И турнир подтвердит правоту Юго. Наверное.
Вокруг турнирного поля раскинулось целое поселение из шатров. Куда ни глянь - всюду пестрые шелка, стяги на длинных шестах, щиты, которые подняты выше стягов. И снова люди, множество людей, которые выходили, желая узреть на Нашу Светлость во всем ея великолепии.
Не особо стеснялись, кстати.
Я восседала на спине Гнева, стараясь держаться как можно более прямо и при этом делать вид, что посадка эта для меня привычна. От застоявшейся улыбки сводило лицевые мышцы, взгляд же, подозреваю, давным-давно утратил подобающую образу приветливость.
Ну не умею я притворяться!
Мне неуютно здесь. У меня было на редкость отвратительное утро. И я еще помню вчерашний день. Напирающую толпу. Щиты, которые смыкались с обеих сторон слабой защитой от людей. А сегодня эти самые... ладно, другие люди, просто пришли посмотреть на меня. И шепчутся, толкают друг друга локтями. Некоторые, позабыв стеснение, и пальцами тычут. Посмеиваются.
- Иза, они не над тобой смеются, - Кайя едет рядом. Его жеребец на полголовы выше Гнева и вполовину шире. Мы с Их Светлостью занимаем всю трассу, которая не отличается шириной и общей обустроенностью. - Точнее не смеются, а... несколько переживают.
Ага, особенно вон та парочка железномордых типов в одинаковых коттах. Пихают друг друга и совершенно по-девичьи хихикают. Не скажешь даже, что рыцари славные.
Испереживавшиеся до колик.
Кайя наклонился. Ему хорошо, ему нормально можно ехать.
- Их волнует, не повредил ли я тебе вчера.
Что?
- И вообще подробности.
Розовые уши супруга подсказывают, что думаю я в правильном направлении.
- А... а им какое дело?
- Это же люди. Им всегда есть дело.
Неожиданно мне становится смешно. И вправду, люди тут беспокоятся, версии строят. У них же нет папарацци, чтобы отчет предъявить, самим приходится выкручиваться, собственной, так сказать, фантазией. Надеюсь, хватает. И Кайя вновь нагибается.
- Зато пару идей подбросили...
Их Светлость веселится, аки дитя малое, а главное, что это вижу лишь я. В реальности Кайя лицо держит, точнее не лицо даже - маску возвышенно-отстраненную.
Учись, Изольда.
В конце концов, все верно. Мне ведь тоже было дело до людей, совершенно мне не знакомых. Свадьбы, разводы, скандалы, измены... и как-то никогда не задумывалась, каково это - жить на вершине. Теперь вот испытаю полной мерой.
Будут еще и цветы, и навоз. Будут взгляды любопытные.
Слухи.
Подглядывания... и постоянное назойливое желание залезть в мою жизнь.
Но поздно отступать. Взобралась на вершину? Обживайся!
Вдохновиться свежесочиненным девизом я не успеваю: подъезжаем к ристалищу. Оно имеет форму прямоугольника и огорожено забором, вдоль которого вытянулись трибуны для зрителей.
Снова толпа. Близкая. Гудит. Кричит. Кидает что-то, и Кайя перехватывает летящий цветок, но убедившись, что это именно цветок, отдает мне.
- Все хорошо.
Ну да... прекрасно просто. Только веселье его исчезло куда-то. Кайя ссаживает меня с коня, я с благодарностью принимаю его помощь, отвечая:
- Все хорошо.
Когда он рядом, я в безопасности.
Мы идем по красной дорожке, поднимаемся в ложу, где уже ждут Ингрид и Магнус; бледная, какая-то излишне нервозная Тисса и Майло, забравшийся к ней на колени.
О нашем появлении трубят рога. И человек в пестром наряде вскидывает жезл, будто безумный режиссер. Зрители встают...
- Слушайте! Слушайте! Слушайте! - разносится над полем. Голос у герольда с легкостью перекрывает и рога, и толпу. - Да пусть все мормэры, таны, бароны и рыцари...
Кайя находит мою ладонь и легонько сжимает.
- ...всех других каких бы то ни было земель в этом Протекторате и всех других Протекторатах, что не объявлены вне закона и не враги нашему Лэрду, да хранит его Ушедший, знают, что в нынешний день состоится великий праздник и благородный турнир с копьями установленного веса и затупленными мечами, в соответствующих доспехах, с плюмажами, гербовыми накидками и конями, покрытыми попонами с гербами благородных участников турнира, согласно старого обычая...
Он говорил это четко и громко, ни разу не споткнувшись, не запнувшись и не сбившись с дыхания. Я искренне восхитилась объемом легких этого невзрачного с виду человека.
- Хозяева этого турнира - лэрд Кайя Дохерти, зачинщик, и рыцарь Золотой Ласточки, защитник...
- Они не могут объявить титул Урфина, - пояснил Кайя шепотом. - И поэтому называют... аллегорично.
Рыцарь Золотой Ласточки. Прямо из любовного романа. Надеюсь, Их Сиятельство не в обиде.
- Зачинщик - тот, кто объявляет о турнире. Ну и участвует тоже, только... я не могу. Это было бы нечестно.
- Садись, ласточка моя, - дядюшка поправляет складочки плаща, кстати, тоже ярко-алого, сшитого из ткани тонкой, текучей, но теплой. И, несмотря на то, что на улице довольно-таки прохладно, я не мерзну.
Правда, Кайя это не объяснить, и на помосте появляются жаровни.
Меж тем действо разворачивается. В открытые ворота вползает бронированная гусеница. Урфина узнаю сразу: синий плащ, синий плюмаж на шлеме, сделанном в виде птичьей головы - если имелась в виду ласточка, то получилась она очень уж хищной. В лазурный цвет выкрашены грива и хвост коня.
По левую его руку держится всадник в пурпурном облачении.
Щит с черным львом... я что-то читала про этот герб, но что конкретно? А всадника не разглядеть. Шлем с опущенным забралом и навершием в виде льва. Латы пурпурные в завитушках и позолоте. Но больше всего меня впечатлили крылья. Изогнутые стальные полосы с перьями, что характерно, золочеными, поднимались от седла выше головы всадника. Ну просто ангел мести какой-то.
- Тан Гийом МакГриди, - поясняет Кайя и как-то морщится, но признает. - Хороший воин.
Но полагаю, как человек вызывает у супруга некоторые сомнения.
- Тан Броди... тан Вигфар... барон... рыцарь... барон...
Он знал каждого и, полагаю, не только по гербам на щитах. Процессия, возглавляемая Урфином, описав круг почета, остановилась напротив нашей ложи.
- Ты ленточку обещала, - подсказал Кайя. И подал. Запасливый, однако.
Урфин наклонил копье, точнее положил его прямо на парапет, благо, длины хватало. Как он вообще эту штуковину на весу удерживает? Ленточку я завязала, бантиком. И хвостики расправила для пущей красоты.
- Удачи, - сказала, и Урфин кивнул, давая понять, что пожелание услышано.
Правда, ленточку он пересадил с копья на наплечник. Позже я поняла, почему.
Бухали копыта лошадей, утопая в рыхлых опилках. Скрежетало железо. Редкие порывы ветра поднимали пыль и разворачивали плащи всадников. Шевелились стяги.
Тисса видела все, но как будто по отдельности.
Вот распорядитель турнира выкрикивает имена. И на главной башне вывешивают щиты поединщиков. Появляются всадники.
Оруженосцы подают копья. Проверяют упряжь.
Кони грызут удила.
Сияет броня.
Взмах платка, и рыцарские шпоры впиваются в живую плоть. Опускается турнирное копье, метя в щит соперника. Сближение. Глухой удар. И брызжет щепа. Вот пятится конь, и всадник, не удержавшись в седле, валится в опилки. Щит проигравшего убирают с башни.
И выставляют новую пару.
- Хорошо идет, - Магнус протягивает Тиссе кулек с орешками. - Хочешь?
- Благодарю, Ваша Светлость.
Нельзя отказывать, как и показывать, что руки дрожат. Рыцарь в пурпуре заставляет коня преклонить колени перед зрителями и сам кланяется. Всем, но как будто Тиссе.
- Ай, оставь ты эти титулы тем, кому без них не можется.
Тисса кивнула: если Их Светлости будет так угодно. Страшный человек. Говорили, что все еще безумный. Улыбается вот искренне, так, что Тисса невольно отвечает улыбкой.
А ведь Их Светлость людей пытают. Неужели не испытывают при том душевных терзаний? Верно, не испытывают, потому как на истерзанного вовсе не похожи. И тан станет таким вот? Будет ночью в подземельях допросы вести, а днем над Тиссой потешаться? Ну или не совсем так - спать ему тоже когда-то надо - но в остальном верно. И еще воображает, будто бы эта позорная должность должна Тиссу впечатлить. Мерзко!
Рыцари столкнулись, ломая копья. Два белых стяга повисли под щитами. Ничья. Второй разъезд. И тан МакГриди направляет коня вдоль ограды. Свистят мальчишки. Дамы закрывают лица веерами, отворачиваясь в притворном смущении.
- Позер, - фыркает Их Светлость, запуская руку в кулек с орешками. - Урфин его выбьет.
- Говорят, - Тисса осмелилась возразить, потому как совсем ничего не отвечать было не вежливо, а соглашаться не позволяла обида на тана. - Их Сиятельство устали.
- Ага. И рука болит щит держать. Вчера вон надержался.
Магнус чистил орехи, роняя шелуху на дорогой ковер. Но Их Светлости не принято было делать замечаний. А вот про руку тан ничего не сказал...
- Гийом это знает. И бить станет не в щит.
- Это не честно!
- Точно. Но ты не переживай за Урфина, птичка.
Тисса и не переживает. Просто ей, как благородной даме, отвратительна всякого рода несправедливость. И если тан действительно болен - впрочем, утром у него с обеими руками был полный порядок, - он не должен принимать участия в турнире. Победа, вырванная обманом, унижает победителя.
На втором ударе Гийом МакГриди опрокинул соперника вместе с конем.
- Ох ты ж... - Их Светлость помрачнели. - И надо было ему мальчишку калечить...