На разрушенном доме умирало пламя. Оно еще металось, пожирая остатки деревянных перекрытий, вздымаясь по кирпичным стенам, которые раскалялись и осыпались с треском, с хрустом. Пламя же пробиралось в разрушенные квартиры, жадно поглощая все, до чего дотягивалось. И Брокк старался не думать, что этот дом, ныне похожий на разрушенный муравейник, был живым.
Был.
Огонь не оставит ничего, кроме выплавленного камня.
И надо радоваться, что сила заряда была невелика.
Радоваться не получалось. Брокк стоял за оцеплением, наблюдая за тщетной суетой пожарных, которые уже отчаялись успокоить разбушевавшееся пламя, но сосредоточились всецело на том, чтобы не позволить ему растечься по Нижнему городу.
Здесь дома стояли плотно. И соседний, лишь задетый взрывом, теперь стоял, грозя обвалиться в любой момент. Лишенный окон, с пробитой крышей и сломанными перекрытиями, он стоял чудом. Но вот дом покачнулся и медленно, точно надеясь, что люди успеют удержать его, стал заваливаться.
- В стороны! - старший смены кричал в рупор, и голос едва не сорвал, но все равно не был слышен в гуле иных голосов, в грохоте осыпающегося камня, в гуле огня. Толпа все же подалась назад, спеша убраться из-под дождя щебенки. Кто-то заголосил, подвывая...
- Мастер, вам следует отойти в сторону, - рядом с Брокком маячила тень гвардейца, того самого, что, остановив экипаж именем Короля, передал депешу.
Первый взрыв случился на старых складах, ночью, но не причинил особого вреда, разве что шлюзы сорвало, да и то вода ушла в катакомбы. Но Брокку вменялось оказать всяческое содействие следствию.
Он еще удивился, что о взрыве сообщил не Кейрен.
- Мастер, - гвардеец не смел прикоснуться, но все же вклинился между Брокком и осыпающимся домом. - Я отвечаю за вашу безопасность.
Экипаж был на мосту, когда громыхнуло. Далеко. Глухо. Знакомо.
К месту взрыва Брокк успел раньше пожарных расчетов и, окинув огненный столп взглядом, приказал поставить оцепление.
Тушить этот пожар не имело смысла, но люди пытались.
Раненый дом осел с ужасающим грохотом, подняв клубы меловой пыли. И кто-то завыл, перекрикивая пламя.
Да, люди успели уйти... те, кто мог ходить. Но кто-то остался. Кто-то всегда остается.
Светлое небо вдруг раскрылось, расщедрилось на дождь. Холодные струи мешались с пылью, с огнем, и рожденный в этом соприкосновении пар обжигал горло. Брокк вытащил платок и, повинуясь настойчивым уговорам гвардейца, отступил.
Смотреть и вправду было не на что.
Кажется, отныне его сны станут несколько более разнообразны.
- Поневоле перед силой подобной начинаешь ощущать собственную ничтожность. И все же влечет...
В светлых глазах Олафа отражалось пламя. Он смотрел на Брокка, но тот готов был поклясться, что Олаф его не видит.
- Вы ведь слышите его голос, Мастер?
Пальцы исследовали трещины, царапины, пузыри, которыми пошел лак от жара.
- Ты пьян?
Трезв. От него не тянет спиртным.
- Вы же сами знаете, что трезв, - Олаф отвернулся.
Как он вообще оказался здесь? Случайно? Или...
- Огонь завораживает, - он подался вперед, и пламя, уже почти сдавшееся, растекшееся рыжей рекой по каменной чаше, в которую превратился дом, откликнулось на молчаливый призыв. Огонь взвился, расправил рыжие крылья, словно собираясь взлететь. Брокк слышал и голос его, и отчаянное желание жить, невозможное в отрыве от жилы.
- Оглянитесь, Мастер, - Олаф отряхнулся.
А он ведь одет не по погоде.
Серые штаны на широких подтяжках. Жилет. Светлая рубашка с закатанными по локти рукавами. Руки у Олафа худые, жилистые, а на локтях кожа потемнела. Котелок, столь им любимый, съехал почти на затылок и светлые локоны Олафа намокли, прилипли ко лбу.
Да и сам он успел вымокнуть, а летавший в воздухе пепел оседал на влажной одежде, покрывая ее тонким серым слоем, будто краской. И лишь ботинки, остроносые, темно-лилового цвета, оставались чисты.
- Люди боятся огня, но не уходят, - он сунул руки в карманы.
- Это их дом. Им некуда идти.
И сколько семей остались без крова? А сколько будут хоронить мертвецов, если, конечно, останется, что хоронить.
- Конечно, - легко согласился Олаф. - Но ведь дело не только в этом, верно? Вглядитесь в их лица. Вы увидите не страх, не печаль, но желание... жажду огня, если можно так выразиться. Сейчас он - их бог, сошедший на землю.
- Я не силен в человеческих верованиях.
Олаф не услышал. Он склонил голову к плечу и наблюдал за агонией истинного пламени.
- Их бог гневается, но они принимают гнев его с покорностью. Они не помнят те времена, когда обитали в пещерах, но... голос огня, дарующего жизнь, звучит в их крови.
Дождь усиливался, и над головой Брокка беззвучно раскрылся черный зонт.
- А вас все берегут, Мастер, - Олаф стоял под дождем и, запрокинув голову, подставил лицо холодным его плетям. - Вода тоже стихия, но согласитесь, она не влечет так, как пламя.
- Что ты здесь делаешь?
- Я? - Олаф все же отвернулся от огня. - Смотрю. А вы, Мастер, что делаете здесь вы?
- Вызвали.
Случайна ли эта встреча? Или Олаф знал, где случится взрыв и...
- Думаете, не я ли бомбу заложил? - поинтересовался Олаф.
Пламя почти погасло. Оно еще пряталось в скоплениях камней, которые раскалялись, шипели и раскалывались с оглушительным треском.
- Бомбу?
Олаф поморщился.
- Бросьте, Мастер. Не станете же вы уверять, что этот пожар... обыкновенен? Возник, так сказать, вследствие естественных причин?
Именно так и напишут в вечерних газетах, быть может, выразят некоторое сомнение в том, что дома пребывали в должном состоянии, попеняют пожарным за медлительность, но...
- Я ведь не глухой. Я слышу это пламя. И сейчас мне хочется заткнуть уши. А вам, Мастер.
Брокк тряхнул головой.
Не услышать последний стон пламени, жалобный, рвущий душу, было невозможно. И чувство вины вновь ожило, на сей раз не перед людьми.
...он не думал, что все обернется именно так.
Он лишь хотел остановить войну.
- Меня вот занимает вопрос, - открыв дверь экипажа, Олаф вытащил старый и изрядно заношенный плащ. - Кому и для чего понадобилось устраивать взрыв... здесь?
Плащ оказался слишком велик для Олафа. Он повис крупными ломаными складками, а черный капюшон с бурой латкой скрыл лицо.
- Нижний город. Жилой дом. Самый обыкновенный, которых здесь множество. Оглянитесь.
Брокк оглянулся. Дома возвышались, смыкаясь углами, почти касаясь друг друга плоскими крышами. Неба почти не видно. Куда ни глянь - бурые, расписанные дождевой водой, стены, мутные стекла, за которыми проглядывает пустота.
Нижний город.
Фабрики. Заводы. Жерла труб, из которых в реку сливалась сточные воды. И желтый туман, который остро пахнет сероводородом. Пустыри и мусорные кучи. Крысы. Ежегодные эпидемии холеры и тифа. Разговоры о том, что Нижний город следует вычистить, но...
...слишком дорого.
И опасно.
Здесь обитают люди. Рабочий костяк, наполняющий жизнью, что заводские утробы, что порты и пристани. Обживающий муравейники-дома, узкие улицы и темные беззаконные переулки. Здесь собственные правила, установившиеся давно, этаким перемирием, которое позволяет Нижнему городу сосуществовать с Верхним.
Время от времени в Нижнем городе случались пожары.
Или бунты.
Кровавые разборки между бандами, в которые полиция благоразумно не вмешивалась, собирая лишь тела проигравших и редких калек, дабы передать их суду во имя формального соблюдения законности.
Нижний город нуждался в переменах, но Брокк прекрасно осознавал: это место не решатся тронуть из опасения, что и люди, и крысы, которых здесь было едва ли не больше, чем людей, хлынут на улицы Верхнего.
- Разве что... - Олаф задрал голову, скрытое под капюшоном, его лицо оставалось в тени. - Кто-то желает вызвать народные волнения... в конце концов, кого затронет смерть полсотни аристократов, случись подобный взрыв, скажем, на балу... да, трагедия, но трагедия локальная, как ни парадоксально это звучит. Кто-то, быть может, и выразит пострадавшим сочувствие, но большинство лишь позлорадствует.
- Весьма странно слышать подобные рассуждения от вас.
Дождь просачивался сквозь покрывало зонта, а с реки поднялся ветер. Сильный, порывистый, он пронизывал тонкий плащ насквозь.
- Вы, как и прочие, полагаете меня этаким... золотым мальчиком? - Олав спрятал руки в широкие рукава плаща. На плече поблескивала нашивка со скрещенными топориками - эмблемой пожарной службы. - Не отрицайте, Мастер. Талантливый, но несерьезный, верно? Это стоит в моем личном деле? Если по сути, а не по формулировке?
- Почти угадали.
Олаф кивнул и ответил:
- У каждого своя маска. Вы вот притворяетесь равнодушным, но мы ведь не о масках, верно? А о том, что кто-то взорвал бомбу в Нижнем городе. И как бы ни затыкали рты репортерам, но слухов избежать не удастся... сколько пострадало? Десятки? В городе станут говорить о сотнях, за городом - о тысячах. И о бессилии властей. Даже нет, бессилие простили бы. Заговорят о равнодушии.
Теперь, когда пламя замолчало, стали слышны прочие звуки. Ропот толпы, словно шум прибоя, шелест дождя, звон сбруи и натужное гудение моторов, которые не заглушали, пусть бы и бочки опустели. Трескались камни, шипел пепел, захлебываясь в мутной воде. И ядовитая пена плыла по дорогам.
- Вы никогда не задумывались, Мастер, по какому праву мы стоим над ними? - Олаф повернулся к людям, чьи лица гляделись Брокку одинаковыми. Белые пятна на сером полотне. - Их в сотни раз больше, чем нас. Они возделывают поля, они работают на наших фабриках и заводах, они, довольствуясь малым, производят многое, без чего ни вы, ни я не способны выжить.
- Более чем странные речи.
- Особенно для такого, как я...
Его род не из числа Высших, но сурьмяные многочисленны и богаты. А Олаф, будучи третьим сыном райгрэ, и вовсе не знал бедности.
- Мы сильнее, - ответил Брокк на вопрос.
- Когда-то были, несомненно. Но сейчас нас мало. А их много, особенно, если принять во внимание тех, кто остался за Перевалом. Война проредила нас, но почти не затронула их. И когда люди поймут, насколько превосходят нас числом...
Он отряхнулся, словно пытаясь отделаться от мыслей, которые, похоже, возникали у Олафа не в первый раз.
- Или не поймут, но... скажем, устанут. Например, обитать вот здесь. Работать за гроши. Надрываться, пытаясь выжить. Воевать на нашей войне. Недовольство зреет давно, вам ли не знать. Вы ведь не столь слепы, как многие, кто полагает, будто мир неизменен. И столкновение неизбежно. Весь вопрос в том, когда оно случится.
- И полагаете, что бомба...
- Хороший способ подтолкнуть события. Мир все еще неустойчив.
Олаф пожимает плечами, а Брокк оглядывается, подмечая то, чего не видел раньше. Люди. В грязной одежде, вымокшие, серые, связанные с Нижним городом какими-то особыми тайными узами родства. Огонь покинул их, и они, растерянные, озирались.
- Опасный разговор, - заметил Брокк.
- Доложите о нем?
- Боюсь, что придется.
- Так значит, я тоже на подозрении?
- В каком смысле "тоже"?
- Ай, Мастер, - Олаф протянул ладонь, на которую опустилась серая бабочка пепла, она поплыла, прибитая струями дождя, потекла грязью сквозь пальцы, в рукав. - Бросьте. Все знают, что вами занимается разведка. Вернее, не вами, а теми письмами, которые вы получаете... и не только вы.
- Ты тоже?
Это не было новостью, и Олаф лишь плечами пожал, сказав:
- Все наши. Но вы - больше остальных... и вот теперь этот взрыв. Не надо быть особо одаренным, чтобы сделать очевидные выводы. Дело перейдет на новый уровень, а подозреваемые... не так много тех, кто способен создать полноценный заряд. Вы. Я... кто еще? Пожалуй, что Иголфр. При всей моей нелюбви к нему и его снобизме, отрицать наличие у него таланта просто-напросто глупо... Риг? И еще Ригер... какой тесный круг.
- Меня не исключаете?
- А зачем? - Олаф улыбался, пусть Брокк по-прежнему не видел выражения его лица, но улыбку эту чувствовал. - Вы ведь под первым номером идти должны, как автор, так сказать.
- И зачем мне?
Безумный разговор.
И далекие раскаты грома глушат слова и рокот моторов. На экипаж забирается человек в толстой кожанке, он стягивает каску и высовывает ее под дождь. Плечи человека вздрагивают, и он почти плачет.
- Вам... хороший вопрос, Мастер. Денежный мотив мы, пожалуй, отбросим. Он скорее подойдет для Ригера. Слышали, небось, он опять проигрался и задолжал, причем не тем людям, которые легко прощают долги. Честолюбие? В вас оно есть, но вы достигли многого для своего возраста и... - Олаф кивком указал на руку. - Любимец Короля...
Брокк едва удержался от того, чтобы спрятать руку за спину.
- Бросьте, Мастер, эта ваша болезненная предвзятость по отношению к самому себе уже даже не смешна. Но возвращаясь к вопросу мотивов...
Человек с руганью отбросил каску и, стянув куртку, швырнул ее на козлы. Он подставлял дождю ладони и, влажными, оттирал темное, закопченное лицо.
- Всем известно ваша нелюбовь к собственному же детищу. Вы сумели пленить огонь, но сами поняли, сколь опасен такой пленник. И не вы ли добиваетесь запрета на дальнейшие исследования в данной области? Не вы ли прилюдно и многократно повторяли, что если война окончена, то и надобности в подобном оружии нет? Не вы ли втайне желаете, чтобы и оно, и все, что касается его, было забыто? Похоронено раз и навсегда?
- И какое отношение это имеет к взрыву?
- Самое прямое.
Человек, спрыгнув на землю - из-под высоких ботинок брызнула грязь - решительно направился к развалинам. Пламя погасло, но от камней еще исходил жар. Порой то тут, то там раздавался треск, и столбы пара вырывались сквозь щебенку. Каменные осколки летели в толпу, но не отпугивали, и оцепление прогибалось, грозя вот-вот разорваться.
Люди стремились к завалам.
- Разве нынешнее происшествие не является вящим примером вашей правоты? Мощное оружие, попавшее в не те руки... десятки жертв, если не сотни... и сотни пострадавших, которые могут стать тысячами.
- И я приехал взглянуть на дело рук моих?
- Ну... скорее было бы странно, если бы вы вовсе не проявили интереса к взрыву. Однако, если, конечно, для вас имеет значение мнение мое, я не склонен полагать вас виновным.
- Спасибо.
- Ничего личного, - отмахнулся Олаф. - Я исхожу из особенностей вашего характера. Вы слишком чистоплюй, чтобы снизойти до подобных методов.
Пожарные меж тем, заглушив моторы и свернув рукава, взялись за багры. Люди подступали к каменным завалам с разумной опаской. И Брокк явно видел, как страх борется с желанием помочь тем, кто укрыт под камнями. А желанию этому противостоит разум - после подобного взрыва выживших не останется.
- А вы?
- А я... я, пожалуй, мог бы пожертвовать малым, чтобы принести пользу большому. Инголфр... он вовсе не считал бы случившееся чем-то ужасным. Вы не хуже моего знаете, сколь пренебрежительно он относится к людям.
Верно.
Олаф скинул плащ и, стянув ботинки, поставил их под днище экипажа.
- Что до остальных, то... вы, полагаю, придете к тем же выводам, что и я. Если случится чудо и Риг вдруг сочтет идею годной, жертвы его не остановят. Он просто не станет заострять на них внимания, - Олаф расстегнул пуговицы рубашки и потянулся. Он не спешил, явно полагая, что под завалами живых не осталось, однако все же собираясь вмешаться в чужую работу. - Отнесет к факторам неизбежных затрат. А вот Ригер... дерьмо он, уж поверьте.
Рубашку, мокрую и посеревшую от пепла, грязи, пропитавшуюся дымом и местными запахами, Олаф аккуратно повесил на крюк, торчащий из борта.
- Он трусоват, чтобы решиться на такое самому, но если вдруг окажется, что кому-то нужна подобного рода... помощь, - Олаф поморщился, - и этот кто-то готов платить, Ригер возьмется за работу. А потом не побрезгует прийти за премией. Поэтому если вдруг в ближайшие дни с ним произойдет несчастный случай, я поверю в его виновность.
Олаф стряхнул с пальцев воду и, когда Брокк сбросил плащ, сказал:
- Бросьте, Мастер, в этом мало толка. А вам, должно быть, крайне неприятно пребывать в ином облике.
Выгнулась спина, и по коже пробежала рябь. Живое железо выступало испариной, капля за каплей сплетались в сеть, и тело менялось, переплавляя самого себя. Сквозь кожу прорезались шипы, и сама она морщилась, разрывалась, выпуская плотную темную чешую.
Олав из рода Зеленой сурьмы не отличался размерами, однако броня его была достаточно плотной, чтобы выдержать жар. Он отряхнулся и решительно шагнул к куче, а гвардеец, до той минуты стоявший молча, тронул Брокка.
- Мастер, вас ждут.
Верно. Здесь Брокк ничем не поможет.
От развалин тянуло жаром. Часа не пройдет, как оцепление, выставленное местной полицией, сменится людьми в гвардейской форме, исчезнут пожарные экипажи, но появятся фургоны медиков, белые, с красной полосой вдоль борта. Развернуться полевые кухни и военные палатки, укрывшие следователей от дождя. Суета не утихнет, но войдет в некое русло, когда и кровь потускнеет под налетом обыденности.
В экипаже пахнуло жаром, и Брокк лишь сейчас понял, что замерз и сильно.
Свистнул кучер, и лошади с места взяли в галоп, спеша убраться подальше от тревожных запахов дыма, камня и запекшейся крови.
Четверо.
И кто из четверых виновен?
На старых складах Брокка ждали. Экипаж остановился у ворот, и давешний гвардеец открыл дверь. Снова хлопнул зонт, но на сей раз Брокк от подобной заботы отмахнулся. Не поможет. С реки тянуло ветром, и порывы его, продувавшие одежду насквозь, выворачивали тонкие спицы, норовили разодрать и черную ткань.
- Сюда, Мастер, - гвардеец все-таки выпустил зонт из рук, и ветер, получив желанную добычу, потянул его по каменистой земле. Даже многодневные дожди не растопили ее. Вода здесь собиралась в ямах, разливалась мутными лужами, в которых плавал мелкий сор. От лужи к луже тянулись нити ручьев, словно бы сама река, сговорившись с небесами, пошла в наступление, раскинула первую робкую сеть, захватывая этот грязный берег.
Громыхнуло.
И темные тучи сомкнулись, окончательно затянув бусину солнца.
Брокк, жестом остановив гвардейца, осмотрелся. На старых складах он очутился впервые. Некогда место это было иным, полным жизни. Сюда, поднимаясь по широкой горловине реки пробирались и баржи, и плоскодонки. И новенький башенный кран, ныне похожий на древнего облезшего аиста, не дремал, склоняясь к собственному в воде отражению. Громыхал его мотор, со свистом вырывался пар из клапанов, заглушая крики грузчиков, голоса пассажиров, каковые, впрочем, предпочитали высаживаться выше по течению, и ругань складских работяг.
Тишина. Мертвая. Неестественная.
За прошедшие двадцать лет река изрядно обмелела, а суда, напротив, стали тяжелее, и редкие старые баржи доползали до этого места.
"Леди Дантон" была из таких.
Она стояла, прижавшись свежеокрашенным боком к пристани, словно искала защиты в этом, знакомом и почти родном месте.
- Мастер, вас ждут, - напомнил гвардеец.
- Подождут, - Брокк отвел взгляд от корабля.
Пять ангаров, некогда внушительных и все еще сохранивших остатки былой силы. И ныне Брокк не видел следов взрыва, не таких, какие должны были быть.
Меж тем со стороны третьего склада появился человек в плаще. Он приближался перебежками, то и дело останавливаясь, словно опасаясь, что ветер опрокинет его. Тот же, обнаружив новую забаву, рвал полы плаща, которые разворачивались матерчатыми крыльями.
Добравшись до Брокка, человек - он и вправду был человеком - откинул капюшон и представился.
- Филиппа Грейшер, старший следователь.
Старший? Кейрена отстранили?
Или заменили кем-то более опытным, сочтя что не справляется?
Брокк поклонился, разглядывая нового знакомого. Тот и вправду не отличался молодостью лет. В волосах его было изрядно седины, а сами волосы успели поредеть, но как-то равномерно. Сквозь них проглядывала розовая, яркая кожа. Лицо Филиппа перечеркивал шрам, отчего само оно казалось сшитым из двух половин. И левая была полнее правой, а правая словно бы оплывала.
- Где произошел взрыв? - Брокк отвел взгляд. Видя чужое уродство, он вспоминал о собственном.
- Под землей, - с готовностью ответил Филипп. - Первый склад. Если позволите, я вас провожу.
Он вновь набросил капюшон и высокий воротник плаща поднял, пожаловавшись:
- Мерзкая ныне погодка. Сколько лет, а такого не помню... слышал, что и там бахнуло... сильно бахнуло... - он замолчал, предоставляя слово Брокку.
- Взрыв.
Скрывать то, что станет известно в самом скором времени, было бессмысленно. И когда Филипп вытащил из рукава трубку, Брокк добавил:
- Есть жертвы.
- Много?
- Много.
Повертев трубку в руке, Филипп со вздохом сунул ее в рукав.
- Извините, Мастер. Привычка. Дурная. Вам, должно быть, неприятно, - он коснулся носа. - Я-то помню... да все одно тянет.
- Курите, - разрешил Брокк. - Табак - не самый мерзкий из здешних ароматов. А по округе, полагаю, уже прошлись.
- Еще ночью, - следователь все же предложением не воспользовался, не то из скромности, не то, что куда вернее, из-за погоды, которая не слишком располагала к прогулкам. - Ничего... тут вашим и вправду сложно. А еще и дождь. Следы замыло, какие были. А вот и место. Гляньте, что скажете?
Длинное строение с переломанным хребтом. Разодранные стены, словно вывернутые наизнанку. Крыша содрана, и сквозь провалы видны перекрученные металлические опоры и опаленное дыханием огня дерево.
- Рассказывайте, - Брокк прошелся вдоль стены и, остановившись напротив дыры, втянул воздух. Ничего. След если и был, то его смыло.
Филипп следовал по пятам, пожалуй, подбираясь слишком близко.
Но почему человек?
- Да рассказывать особо нечего, - он поднял длинную криво обломанную доску, из которой торчали острые гвозди. - "Леди Дантон" причалила в четверть девятого. Склады оцепили. Начали разгрузку... груз должны были забрать сегодня вечером.
И после произошедшего заберут наверняка.
Брокк заглянул в провал.
- Осторожно, Мастер, там все... хрупко. В общем, все по плану было, а ближе к полуночи бахнуло.
- Пламя?
Под ногами хрустел раздробленный камень. И ступать приходилось осторожно, Брокк кожей ощущал всю ненадежность конструкции. Одно неловкое движение, один слишком громкий звук, и балки, выдержавшие удар взрывной волны, касание пламени, рассыплются. А за ними осядут стены, посеченные изнутри каменной крошкой...
Человек зайти не решался. Он стоял у провала, темный силуэт на сером фоне, нелепый, словно ребенком нарисованный.
- Все описывают одинаково. Сначала звук, навроде как колокол ударил, громко так и под землею. И земля вздрогнула. А потом столб водяной поднялся...
Водяной?
В полу зияла дыра с оплавленными краями. И Брокк, присев на краю, заглянул в черноту. Подобрав обломок, он бросил его в яму и кивнул, услышав плеск.
Старые склады стояли на этом самом месте не одну сотню лет, и если Брокк ничего не перепутал, то под ними некогда начиналась подземная дорога к центру. И старая канализация... и вовсе древние катакомбы, оставшиеся еще с тех далеких времен, когда город был всего-навсего человеческой крепостицей, одной из многих.
Поговаривали, что во времена Великой Чумы многие ушли под землю.
- Бомбу бросили в старый колодец, - Брокк поднялся. Под ногами захрустел песок, и отзываясь на слабый этот звук, зашатались стены. Человек поспешно отодвинулся от прохода. - Взрыв произошел, но в замкнутом пространстве.
И под землей, вернее под водой.
Прежде подобных испытаний не проводилось, и тем интересней было работать.
- Вода не погасила пламя, - Брокк осторожно коснулся балки, которая изменила цвет, странно побелев. - Но и пламя не сумело раскрыться полностью.
- И что было?
- А что бывает, когда вы льете воду на раскаленный камень?
Вода превращается в пар.
- Истинное пламя не так просто убить, - Брокк провел ладонью по поверхности дерева, гладкой, обваренной. - Образовался пар. Очень много пара, запертого в малом пространстве. И он нашел выход.
Через колодец.
Оттого и разрушения не столь велики, как могли бы быть.
Брокк покинул склад, и стоило оказаться снаружи, под дождем и ветром, как за спиной что-то протяжно заскрипело, раздался хруст, и стена склада осыпалась-таки. Филипп вздохнул и, отбросив доску, которую до сих пор держал, не то оружием, не то опорой, вновь за трубкой потянулся.
- Кто бы ни принес бомбу, - Брокк стер с ладони сажу, - он выбрал весьма неудачное место для нее.
Разрушить древнее здание, в котором нет ничего ценного.
- Или удачное? - осторожно поинтересовался следователь, покусывая чубук трубки. - Скажем, если... хотел только напугать. Ну или проверить, как оно будет...
Возможно. Но тогда как это вяжется с сегодняшним взрывом?
В двух бобмистов, действующих независимо друг от друга, Брокк не верил.
- Мастер, - человек вновь подошел слишком близко, - а вот допустим, если кто-то принес бомбу, думая, что на складах никого нет... а потом увидел, что тут есть люди... и пожелал бомбу унести...
- Мог бы унести и подальше.
Филипп кивнул, но продолжил.
- А если времени не было? Вот скажем... вы же не станете уверять, что бомбу сделал человек?
- Не стану, - Брокк решил не вдаваться в подробности. Создать механизм человеку под силу, но заряд - здесь Олаф верно сказал - дело рук узкого специалиста.
- Если тот, кто сделал бомбу, поручил ее отнести... а исполнитель...
- Увидел людей и передумал?
Совестливый какой исполнитель. Только почему-то совестливость какая-то избирательная.
- Передумал... передумала, - Филипп грыз чубук трубки, уже не скрывая раздражения. - Женщина, Мастер... у нас есть свидетель, который видел женщину, которая шла к складам с коробкой в руках. А потом вернулась и уже без коробки.
- И что вам не нравится?
Дождь иссяк, но небо не спешило проясняться. И ветер, прежде порывистый, вовсе разыгрался. Он сминал темную поверхность реки и, зачерпывая горсти воды, швырял их на пристань. И "Леди Дантон", все еще привязанная к пирсу, покачивалась на волнах, ударяясь высоким бортом о мешки с песком. Вздымались доски пристани, скрежетали, но держались.
- Все не нравится, Мастер... бомба, которая взорвалась, но так, что от взрыва этого, уж извините, никому ни жарко, ни холодно. Женщина... кто в такое дело бабу втянет? И свидетель...
- А с ним что не так?
Брокк ощущал еще некую несуразность, которую не мог выцепить.
- Место пустое, - охотно отозвался Филипп, выпустив, наконец, трубку изо рта. - И людишки здешние, уж поверьте на слово тому, кто в Нижнем городе два десятка лет проторчал, не особо полицию любят. А тут вдруг свидетель... сам объявился, и главное, толковый такой... художнику нашему эту дивицу преподробненько расписал.
Ночь. Темнота. И дождь, пусть и не сильный.
- Как разглядел-то? - завершил список сомнений Филипп.
- Так допросите вашего свидетеля.
- А не выйдет, - со смешком отозвался следователь. - С ним местные работали... я ж недавно тут... помощники Кейрена его допросили и выпустили на все четыре стороны. Идиоты.
Брокк мысленно согласился с подобной оценкой.
- И вот как теперь найти его? А главное, знаете что? Сам Кейрен исчез куда-то... наши его и дома искали, и у полюбовницы его... уж извините, что так откровенно. И в клуб заглядывали. А он, поганец, как сквозь землю провалился!
Филипп сплюнул.
А Брокк понял, что именно не давало ему покоя: запах. Тонкий, едва уловимый аромат меда, которого не должно было быть на этом месте. Откуда взялся?
Чай.
Холодный чай с медом. И серебряный ком металла, некогда бывший флягой.
Ошметки ткани, по странной прихоти судьбы сохранившей серый цвет, но сделавшиеся неестественно хрупкими. Клок рассыпался в руках, однако и этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы понять: Кейрен из рода Мягкого Олова был на взорванном складе.