Ну или бросить в него чем-нибудь тяжелым. Например вазой. Круглая, массивная, на три четверти заполненная водой, она стояла посреди стола. В вазе мокли астры. Жесткие стебли их облепили крохотные пузырьки воздуха, отчего стебли эти казались посеребренными. Сами же цветы, синие и белые, лиловые, желтые, отражались в зеркалах серебряных тарелок.
И Кэри тоже отражалась в новом своем платье.
И свечи.
И потолок с тяжелым колесом хрустальной люстры.
И даже кусок окна.
Вот только Брокка не было... что изменилось? Он вернулся, как будто... как будто и не было того вечера на двоих, и прогулки в парке, и его возвращения на день рождения Кэри... и даже той утренней встречи, которая длилась недолго.
Прежний.
Холодный. Отстраненный. Равнодушный.
Маску надел и держится за нее... в упрямстве ли дело? Или в том, что он вдруг понял, насколько Кэри лишняя в этом доме.
В жизни.
Вежливый завтрак, когда и вдвоем, но каждый сам по себе. А потом не менее вежливое прощание.
Не жди. Буду поздно.
Дела.
Кэри ногтем сняла с ресниц слезинку. А она так долго готовилась к его возвращению, и вот сидит одна, любуется посеребренными стеблями астр, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься самым позорным образом.
Нет, плакать она не станет.
Ужин в одиночестве? Кэри не привыкать. И что с ее пустых надежд? Готовилась тщательно? Платье выбирала и перед зеркалом вертелась, убеждаясь, что выглядит должным образом.
Красива?
Возможно. И на ребенка уже не похожа... почти не похожа.
Ей хотелось думать, что Брокк оценит. Она бы поняла, по глазам поняла, ей ведь не нужны слова, Кэри его и так чувствует. А он сбежал. И вряд ли появится.
Надо успокоиться.
Она встала из-за стола, тронула астры - цветы ни в чем не виноваты. Надо... что? Притвориться, будто ей все равно? Или...
...эту гостью Кэри меньше всего хотела видеть. Но когда Фредерик подал визитную карточку, белую, аккуратную, одновременно и сдержанную, и изысканную, Кэри не посмела отказать.
И старый страх, сидевший где-то под сердцем, сдавил его.
- Пусть подадут чай, - дрогнувшим голосом велела Кэри. И почудилось сочувствие в глазах дворецкого, но он не произнес ни слова, поклонился и исчез.
Призрак.
В этом доме полно призраков, что прошлого, что настоящего. И Кэри вот-вот превратиться в одного из них. Нет, она умеет притворяться, когда это нужно.
Держать лицо.
И себя тоже.
Еще есть несколько секунд, чтобы встать перед зеркалом. Оно высокое, в рост Кэри, что хорошо. Вдохнуть и медленно выдохнуть, приказать себе успокоиться, кулаки разжать. Вытащить то, спрятанное в памяти, состояние, когда все будто бы происходит не с тобой.
- Раз-два-три-четыре-пять, - шепотом произнесла Кэри, и пальцами коснулась жестких губ. - Я иду тебя встречать...
Ее.
Чужую женщину, посмевшую явиться в дом Кэри.
...нельзя отдавать то, что принадлежит тебе, сестричка, - Сверр стоял сзади, слишком близко, чтобы Кэри чувствовала себя в безопасности. Он больше не пытался прикоснуться, но держал взглядом. И собственная обнаженная шея казалась беззащитной.
Нельзя отдавать.
Правильно.
- Мы ведь одной крови, - Кэри произнесла это шепотом, касаясь своего отражения. На стекле остались темные отпечатки пальцев. - Одной. Только я не безумна.
Кэри приподняла подбородок, еще раз окинув себя придирчивым взглядом. Быть может, и хорошо, что она столь тщательно готовилась к этому ужину. Девочка?
Нет. Девушка.
Платье строгих линий, оставляет обнаженными шею и плечи. Гридеперлевый шелк оттеняет белизну кожи, которая кажется почти прозрачной. И на ней узором, вязью выделяется цепочка.
Механическое сердце стучит. И прикосновение к нему придает Кэри сил.
Она готова ко встрече?
Пожалуй.
Лэрдис из Титанидов была... яркой.
- Добрый вечер, - произнесла она низким грудным голосом, и огоньки свечей затрепетали, потянулись к гостье, словно желая выразить свое ей почтение.
Высокая.
И стройная с фигурой идеальной, как манекен Ворта. Вечернее платье из нефритовой тафты, которая то отливала ярким золотом, и Лэрдис сама казалась золотой, ожившей статуей, то вдруг гасла, пряталась в мягких складках подола.
Идеальная талия, и высокая грудь, прикрытая дымкой кружев. Аккуратный воротничок почти касается изящных ушек, и черные жемчужины мерцают, манят прикоснуться. Жемчужная же фероньерка подчеркивает длину этой шеи. Волосы уложены по моде, мирсальской волной, но прическа эта выглядит естественной...
- Ах, милая, - Лэрдис протянула руки, и Кэри, словно во сне, коснулась атласных перчаток. - Понимаю, что явилась не вовремя, без предупреждения...
Почти дружеский жест, и губы целуют воздух у щеки.
Запах лаванды щекочет ноздри.
А белая эгретка в волосах Лэрдис покачивается...
- Но ты, должно быть, слышала, что не в моих привычках ограничивать себя, - Лэрдис разглядывала Кэри жадно, и в льдистых ее глазах виделось... презрение?
Нет, другое что-то.
Раздражение?
- А правила - это так скучно... - Лэрдис не спешила отпускать руки, и Кэри держалась. Соприкасались лишь кончики пальцев да юбки, но и этого было чересчур много.
- Могу я узнать, что привело вас...
- ...тебя...
- ...что привело тебя в мой дом?
- Твой ли? - Лэрдис резко опустила руки.
- Мой, - с улыбкой подтвердила Кэри. - Прошу, присаживайся. Я распорядилась подать чаю, надеюсь, ты любишь чай?
- Предпочитаю кофе.
- К сожалению, гостей я не ждала, поэтому не знаю, остался ли кофе...
- Помнится, Брокк весьма его любил, - Лэрдис устроилась в кресле.
Золотая холодная женщина.
Враг.
...Сверр ненавидел тех, кто прикасался к Кэри, утверждал, что на коже ее следом чужака остается запах. Это его бесило, и сейчас Кэри как никогда понимала брата.
- Мой муж изменил свои привычки.
- Или тебе так только кажется, - заметила Лэрдис, мило улыбаясь. И плеснула светом алмазная пыль ее эгретки, точно вызов...
Не поддаваться.
У ревности вкус чая, даже не чая - кипятка, который обжигает нёбо. И Кэри отставляет чашку, заставляя себя дышать.
Улыбаться.
Смотреть. Рассматривать. Притворяться, что этот неурочный визит вовсе не в тягость.
- Кстати, - Лэрдис разглядывает чашку, и Кэри, и комнату, и кажется, внимательный взгляд ее проникает сквозь стены, пробирается в самые потаенные уголки старого дома, - а где мой мальчик?
- Работает...
- Конечно, он всегда так много работал... и ничего-то не меняется, - Лэрдис к чаю не притронулась. Она отставила чашку, откинулась на спинку кресла, а руки положила на подлокотники, поза ее была вызывающе-мужской, но и при этом нельзя было назвать ее нелепой.
- Кое-что изменилось, - Кэри поморщилась.
Язык саднило, да и горло тоже.
- Ты об этой нелепой свадьбе? Брось, милая, когда брак хоть что-то менял? - рука-змея в золоте перчатки. Тонкие атласные пальцы, и невесомая пыльца пудры на них. - Тем более такой.
- Какой?
- Все знают, что ваша свадьба - это попытка Короля сделать хорошую мину при плохой игре. Твой жених от тебя сбежал, вот Король и взял первого, кто подвернулся под руку. Ко всему, Брокк слишком многим Королю обязан, чтобы возражать. Да и для него, если разобраться, ты неплохая партия. Милая домашняя девочка без особых амбиций... простоватая, конечно.
Она говорила это с очаровательной улыбкой, и каждое слово пробивалось сквозь щит отчуждения. А от Сверра спасал... но она хуже. Сверр был безумен, а Лэрдис понимает, что делает.
Но зачем?
Не из любви к Брокку, любовь бы Кэри поняла.
- И я даже верю, что он попытается тебя любить.
- Попытается?
...хорошо бы.
- Конечно. Он ведь должен, а у Брокка гипертрофировано чувство долга... - Лэрдис коснулась свечей, и огоньки скользнули по атласу перчаток, не опалив ее. - Да и есть в тебе очарование юности, способное увлечь... на некоторое время. А потом ему станет скучно.
- Неужели? - Кэри проклинала себя за слабость. Ей нужно ответить.
Едко.
Красиво.
А в голове пустота, и обида, которую Кэри старательно глушит, приказывая себе держаться.
- Скука разрушила куда больше браков, чем измены... - Лэрдис задумчиво провела мизинцем по узору из живого железа. Обручальный браслет ее терялся в кружевной вязи, словно являясь ее продолжением. - Он надоест тебе, а ты - ему... причем ты ему скорее.
- Зачем ты пришла?
Щеки вспыхнули, и это проявление слабости разозлило Кэри. В конце концов, какое право имеет Лэрдис появляться здесь? Говорить подобные вещи? Смотреть так, точно Кэри - существо низшего сорта.
Выродок.
- Услышала, что мой мальчик женился... стало интересно, - Лэрдис поднялась. - И захотелось взглянуть на... королевскую подачку. Не обижайся, но так и есть.
Дышать. Не позволять глухому черному бешенству взять верх. Оно рвется, грозясь выплеснуться волной живого железа, меняющей, уродующей.
...и вот что, значит, испытывал Сверр.
- Все знают, - Лэрдис провела пальцами по щеке Кэри, - что если бы не королевская воля, он никогда бы не женился. Мой мальчик все еще любит меня.
- Или тебе так только кажется.
Ее слова. И Лэрдис вспоминает, она хохочет, ничуть не стесняясь этого слишком громкого, нарочитого какого-то смеха.
- Тебе он нравится. Бедная девочка... мне жаль, - в бледных глазах тонут отблески свечей. - Действительно жаль... ты пока слишком молода, чтобы понять, насколько это глупое бесполезное чувство - любовь.
- Именно, - глухая злость туманила разум, наверное, поэтому Кэри сказала то, чего говорить не следовало бы. - Я молода, но стану старше. И ты тоже... станешь еще старше.
Лэрдис ничего не ответила.
После нее остался недопитый чай и навязчивый аромат лаванды, который привязался к ткани. Платье предало Кэри.
И зеркало тоже.
Она хотела стать красивой? Миленькая, не более того... в ней нет холодной изысканности Лэрдис и, наверное, никогда не будет.
Грязная кровь.
И пустой дом, который не спешит утешить.
- Мой дом, - сказала Кэри, сжимая кулаки. - И мой муж.
А он вернулся поздно, когда многочисленные часы в доме подобрались к двенадцати, и Кэри, заперев обиду, все же сказала:
- Здравствуй.
- Здравствуйте, - отозвался Брокк.
Он принес с собой запах гари и беды, а еще снег на волосах. И Кэри протянула было руку, чтобы снежинки стряхнуть, но Брокк отступил.
- Не надо.
Отвернулся.
- Уже поздно, - он говорил глухо, раздраженно, точно само присутствие Кэри было неприятно ему. - Вам не стоило меня ждать.
- Почему?
Не ответит ведь. Придумает повод промолчать или спрятаться, а Кэри не останется ничего, кроме как смириться. И уйти к себе.
Пустая комната. Кровать и грелка, завернутая в байковую ткань. Простыни согреются, но Кэри все равно будет мерзнуть, гладить в темноте цепочку, слушать шелест медальона, вспомнив, что и этот подарок предназначался вовсе не ей.
- Что я сделала не так?
- Ничего.
Что ж, у него есть право молчать, а Кэри... терпение - главная добродетель женщины. И наверное, ее присутствие и вправду излишне. Она сама - случайность в чужой жизни.
- Постой, - Брокк нагнал в дверях, сжал руку, дернул, разворачивая. - Прости... простите, если я вас обидел.
- Отнюдь.
- Теперь вы мне врете.
- Учусь, - она столько всего о нем знала теперь.
...о том, что он любит блинчики с кленовым сиропом или медом, но с сиропом больше. И пребывая в хорошем настроении, что в общем-то явление нечастое, ест его пальцами, забывая о манерах, правда, ненадолго.
...что газеты начинает читать с последней страницы, на которой печатают гороскопы, хотя утверждает, что звездам не верит.
...что порой, задумавшись, он засыпает, а проснувшись, долго не может понять, где находится.
...что пьет он редко, но предпочтение отдает коньяку, а закусывает его шоколадом, что вовсе не принято.
...что у него идеальный слух и на клавесине он играет почти профессионально...
О да, Кэри столько всего знает о своем муже, но все равно совершенно не понимает его.
- Сложное время, - Брокк отвел взгляд. - Слишком много всего... случилось.
- Неприятного?
- Весьма.
Сжал руку в кулак, и кожа на перчатке натянулась, того и гляди треснут шелковые нити, распадутся швы.
- Мне очень жаль, что я вас огорчил.
Вежливо. И снова равнодушно, а тонкая нить, которая была между ними, натянулась до предела. Еще немного и оборвется, опалив душу ударом.
Уйти, пока не слишком поздно, оставив себе крохи надежды?
Или все-таки... призраком витает запах лаванды.
- Я... не огорчилась.
- Ложь, - он пытался улыбнуться.
- Ложь, - легко согласилась Кэри. - Во благо.
- А разве такая бывает?
- Не знаю. Я... наверное, и вправду плохо воспитана, но... что случилось? - она позволила себе дотянуться до его руки. - Если мне позволено будет знать...
Нет.
Он верит, но не доверяет.
- Дитар стало хуже?
Шаг назад. Не то еще улыбка, не то уже оскал.
- Откуда ты...
- Рассказали и... я подумала, что могу с ней встретиться.
- И как?
- Она очень милая и... мы разговаривали.
- О чем?
Брокк напряжен. И кажется, зол. Возможно не следовало бы говорить, но ведь он все равно узнает, не от Кэри, так от мисс Оливер... и получится, что Кэри не солгала, но умолчала.
- О тебе. И о ней. О ее дочери... от нее пришли два письма, пока тебя не было. И Дитар просила ответить. Ей стало лучше, она... она сказала, что так бывает, когда уже пора.
Стыдно. И от стыда, от собственного любопытства, которое заставило Кэри переступить черту чужой жизни, горят щеки.
- Просила не приходить... и я подумала...
- Дитар умерла.
Эту боль нельзя разделить на двоих. И стереть ее не выйдет. Утешить? Кэри не умеет утешать, да и что бы она ни сказала, прозвучит неискренне.
- Мне... жаль.
- Я успел к похоронам. Я бы мог, наверное, освободиться раньше... точнее не мог, но теперь буду думать об этом. Гадать. Она и вправду была хорошей женщиной.
Ей некуда идти, да и зачем, если он здесь? А Брокк словно не слышит. Отстранился, отступил, вычерчивая между ними расстояние, которое Кэри хотелось бы стереть.
Ждет.
И втянув воздух, хмурится. Неужели почуял лаванду? Кэри открывала окна, просила ветер стереть чужой след, а он остался.
- У нас были гости, - Кэри не хочется признаваться, но ведь расскажут. - Лэрдис из...
Вздрогнул.
Любит? Не любит? Безумное гадание на снежинках, которые все-таки растаяли, и теперь волосы Брокка влажно блестели.
- Я, - Брокк отступил на шаг, а показалось, что отодвинулся на тысячу, - постараюсь, чтобы впредь подобное не повторилось.
Обещание, которое - оба знали прекрасно - не выйдет сдержать. И все-таки Кэри верит. Безумно хочется верить, а еще стряхнуть чужой запах с черной ткани его сюртука... пусть лучше дым и горе, но не лаванда. Эгоистично?
Но иногда ведь можно побыть эгоисткой.
- Ты, - Кэри смотрит в глаза, потому что ей безумно важно знать правду. - Все еще любишь ее?
Солжет?
Сбежит?
Что бы он ни сделал, это будет не то, чего хотелось бы Кэри. А Брокк, усмехнувшись, коснулся ее волос, точно заранее просил прощения за боль, которую причинит.
- Не знаю, - сказал он. - И да, и нет, и... не думай об этом. Она не вернется.
Конечно, зачем ей возвращаться, если Лэрдис и не уходила?
- Прости.
Простит, поскольку нет за ним вины. И постарается сделать вид, что все идет, как прежде.
- Мне не следовало касаться этой темы?
- Пожалуй, - согласился Брокк.
И снова молчание. Затянувшаяся пауза в этой игре на двоих. Надо отступить, поскольку еще немного и Кэри сломается. Ей так хочется дотянуться до него, обнять, прижаться щекой к жесткой отсыревшей ткани, вдохнуть запах дыма и самого Брокка. Поймать.
Не отпускать.
Не отдавать никому, но... разве есть у нее подобное право?
А он тоже чего-то ждет, точно дразнит, пусть и не нарочно.
- Ты стала очень красивой, - ведь не то хотел сказать, Кэри чувствует. А что?
- Мне идет?
- Очень. Жемчужная девочка...
...девушка. И женщина.
А для него все равно ребенок. И значит, ее старания пропали втуне?
- Вчера вы...
- Напугал тебя?
- Ничуть.
- Мне нужно было тебя увидеть. Диту хоронили и... я подумал, что ты не будешь против. Мне не хотелось оставаться одному.
- Я рада... я... - что ему сказать, чтобы тонкая нить, существующая - вопреки всему существующая - между ними не разорвалась. - Я очень ждала вас...
- И сегодня?
Брокк ведь знает ответ. Ждала, среди хрусталя, астр и собственных отражений в столовом серебре. Свечей. Надежд. И пустых обещаний, данных самой себе.
- Кэри, - Брокк взял ее за кончики пальцев, бережно, словно опасаясь причинить боль неосторожным прикосновением, - я не хотел тебя обидеть. Но и вправду столько всего и сразу. А сегодня еще кое-что случилось... Ригер...
Это имя заставило нахмуриться.
- ...убит.
- Что?
- Ригер убит, - повторил Брокк. Он подвел Кэри к креслу и, когда она присела, устроился рядом на скамеечке. Он больше не пытался отстраниться, и Кэри, дотянувшись до его волос, перебирала влажные пряди, будоражила вплетенные в них запахи.
Снова дым и едкий. Дерево. Сгоревшее мясо, вонь которого вызывает приступ тошноты, и Кэри стискивает зубы. Но хуже всего - такой знакомый, пусть и подзабытый уже аромат крови.
- Мне пришлось разбираться с кое-какими бумагами, - Брокк уперся локтями в колени, а подбородком - в раскрытую ладонь правой руки. Левая же безжизненно свисала, только пальцы поглаживали гладкую шкуру ковра. - А потом ехать на пожар...
Он оправдывался?
Да.
Из-за Лэрдис? Или потому, что Кэри ждала, а он не появился?
- Не совсем пожар, но...
- Как он умер?
- Горло перерезали.
Отсюда и запах крови.
- Он приходил, - Кэри прочертила линию по щеке мужа. - Недавно. Денег требовал и...
Рассказать? Он оскорбится. И расстроится.
- И я дала... триста фунтов.
Брокк рассеянно кивнул и замолчал, думал он о чем-то своем, не спеша делиться мыслями. Он закрыл глаза и, расслабившись, оперся на колени Кэри. Она же, боясь потревожить его, касалась волос осторожно, подушечками пальцев.
Колючие.
И в то же время мягкие. А вода блестит... алмазная пыль на эгретке...
...забыть.
Вычеркнуть и... время ведь есть, сплетенное узором обручальных браслетов, подаренное лишь двоим, и Кэри постарается использовать его.
- Сколько он обычно проигрывал? - вопрос Брокка отвлек от собственных неприятных мыслей. - Кэри...
Он перехватил руку и провел большим пальцем по ладони. Ласка? Нет, просто дружеское прикосновение.
- Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать...
Неприятно. Но не страшно, потому как рядом с ним Кэри не боится собственного прошлого.
- Как когда. Пятьдесят. Или сто... двести, когда случалось. Однажды и триста просадил, но это было лишь раз.
- Ему давали в долг?
- Да, но... - она задумалась, перебирая те воспоминания.
Картинки.
Карты рубашками, вычерненными ее страхом и горем.
Короли, тузы и дамы... дамы появлялись изредка, когда игра подходила к концу, и мадам Лекшиц заглядывала в кабинет. Она прикрывала лицо красным веером, и подведенные углем глаза казались черными провалами. Хрипловатый ее смех вызывал у Кэри приступы безотчетного страха.
- Не больше ста фунтов... и в следующий раз он сначала расплачивался с долгами, а уже потом садился играть.
- То есть, трехсот ему хватило бы надолго?
- Пожалуй, - Кэри убрала руку. - Вы думаете, что его убили за долги?
Брокк повернулся и посмотрел снизу вверх, а морщины на лбу стали глубже, и снова хмурится, сильнее прежнего.
- Есть такая версия. Ты не согласна?
Кэри не знала. Никто никогда не спрашивал ее мнения.