Дёмина Карина : другие произведения.

Мс-2. Глава 21

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Глава 21.

   Из-под холстины выглядывали ступни. Длинные с округлыми синюшными пятками, с тонкими пальцами, почему-то растопыренными. Левая - перечеркнута белой полосой шрама.
   - Вчера привезли... ничего, чистенькая дамочка, хотя все одно из этих, - смотритель морга при военном госпитале отбросил покрывало с лица, и Кейрен заставил себя смотреть.
   Узкое лицо со сломанным носом. Кровь отмыли, но так только хуже. Губы разбиты, рот раззявлен и видны желтоватые обломки зубов. Левый глаз заплыл, правый прикрыли по обычаю, и кто-то сердобольный положил на веко мелкую монету.
   ...не Таннис.
   Но стоять все равно тяжело, и Кейрен, покачнувшись, опирается на узкий стол.
   - Ножевое, - по-своему расценил его движение служащий, он сплюнул на пол и растер плевок ступней. Ботинки на нем были хорошие и, пожалуй, чересчур дорогие для работника морга.
   Снял?
   Наверняка.
   Их же привозят одетыми, при вещах, конечно, когда эти вещи не растворяются в каменных улицах города...
   - Или видела чего, или язык длинный... - служащий пощупал волосы.
   - Не сметь, - рявкнул Кейрен. - Только попробуй остричь.
   Человек насупился, выпятил губу и задышал громко, с присвистом. Он отошел к своему столу, на котором, прикрытый свежей газетой, остывал ужин. Всем своим видом человек выражал обиду. Он имеет право и на вещи этой несчастной женщины, и на ее волосы, которые как назло диво хороши, длинные, мягкие... скупщики такие любят.
   Говорят, прежде и зубы выдергивали.
   Кейрен потряс головой, отрешаясь от вони морга, в которой перемешались запахи живые и мертвые. Не следует думать о том, что однажды его позовут к...
   Выйти, аккуратно прикрыв дверь.
   Выбраться из низкой пристройки. Прижаться спиной к небеленой стене. Слева возвышается темная громадина госпиталя. Справа - сад, давным-давно лишившийся листвы. И волглая, она скрывает дорожки...
   Дымят трубы. Дымный воздух горек, и Кейрен пьет его, вдох за вдохом, глоток за глотком. Голова снова кругом... и матушка станет пенять, что провонялся.
   И опоздал.
   Почти опоздал... нехорошо.
   Плохо. Муторно. Но снова не Таннис, и разве это - не счастье? С едким привкусом формалина, с промокшими ботинками и желтушным, присыпанным пылью снегом.
   Надо идти...
   И наконец, сказать, что ему нужна свобода. Кейрен дернул родовой перстень, который сидел на пальце плотно. Не снимается, и прежде он отступал, но сейчас, присев рядом с подтаявшим сугробом, сунул в снег руку. Держал долго, а потом смотрел, как прилипшие к коже кристаллы тают, стекая по пальцам грязными ручьями. Перстень сошел по воде легко, оставив полоску белой распаренной какой-то кожи.
   Кейрен сжал кулак.
   И сунул перстень в карман.
   Отец разозлится... матушка расстроится... но Райдо прав, хватит уже.
   - Дорогой, - леди Сольвейг позволила себе нахмуриться, выражая высшую степень недовольства. - Мы почти опоздали.
   - Мне жаль.
   Вежливая ложь.
   И полупоклон. Ей. Дамам. Мать Люты в винном бархатном платье. Сама невеста, привычно-мрачная, напудренная сверхмеры, словно под этой пудрой ее матушка пыталась скрыть разочарование.
   А что, еще немного и нарисуют новое выражение лица, только тоску в глазах не спрятать.
   Вдох. И выдох.
   Леди Сольвейг морщится.
   - Дорогой, где ты был? - вежливый вопрос предвестником холодного отчуждения, с которого начинается ссора. Впрочем, когда это матушка снисходила до ссор? Она держала оборону ледяными взглядами, идеальными манерами, собственным совершенством, до которого прочим было не дотянуться.
   - В морге, - не стал притворяться Кейрен.
   - Служебные дела? - матушка укоризненно покачала головой. - Мне казалось, что тебя должны были...
   - Матушка, мы разве не опаздываем?
   Приподнятая бровь. Взмах ресниц. И рука невзначай касается прически, словно проверяя, не выбился ли непослушный локон.
   О нет, разговор не закончен.
   Отложен на время.
   Не при посторонних, пусть бы они - уже почти родня, но это "почти", зыбкое, толщиной в волос, не позволяет нарушить представление об идеальной семье.
   - Что ты делал в морге? - не переставая улыбаться, спросила Люта. - Кого-то убили, да?
   - Да.
   От нее пахло цветочной пудрой.
   И волосы, закрученные тугими буклями, гляделись неестественно, да и сама она в бледно-розовом платье из переливчатой, какой-то хрустящей с виду ткани, была похожа на фарфоровую куклу. Кукла замолчала, приняв руку. Позволила проводить себя да экипажа и уже там, спрятавшись от настороженного взгляда леди Сольвейг - матушка явно не доверяла будущей невестке - выдохнула:
   - Я ее боюсь.
   - Кого?
   - Твою мать... она вся такая...
   - Идеальная.
   - Точно, идеальная. А я - нет.
   - Ты живая.
   - Еще пока да, - Люта поерзала на сиденье, сунула пальцы под корсаж и, резко выдохнув, попыталась его подтянуть вверх. - Жуткое платье. Тебе оно нравится?
   Кейрен пожал плечами, честно говоря, ему было все равно.
   ...та девушка в морге с длинными рыжими волосами, которые остригут несмотря на все запреты, была нагой.
   - Мама считает, что должно бы понравиться, - Люта вздохнула и попыталась расправить кружева, чтобы прикрывали чересчур уж смелый вырез. - А я себя голой чувствую. Или дурой. Или голой дурой... круглой.
   Она шмыгнула носом и часто-часто заморгала, сдерживая слезы.
   - Не будет свадьбы, - Кейрен вытащил перстень.
   - Что?
   - Если ты, конечно, не передумала...
   Люта отчаянно замахала головой, и накрученные букли заплясали.
   - Случится скандал, - Кейрен оперся головой о стенку экипажа. - Обвинят, конечно, меня, но и твоя репутация...
   - В задницу репутацию, - выпалила Люта и покраснела, она и рот прикрыла ладошкой.
   - В задницу... ты, главное, больше не делай глупостей. Сбегать не надо, но если вдруг понадобится помощь...
   - Я знаю, где тебя найти. Ты же к ней уйдешь, да?
   - Да.
   ...если отыщет. Он не настолько хороший нюхач, а человека среди людей отыскать - задача почти непосильная. Но Кейрен справится. И Райдо прав был, советуя разбить город на сектора.
   Работать по ночам, когда активность падает.
   ...жаль, ему пришлось уехать, но он обещал, что вернется.
   Быть может, не один.
   - А в морге ты...
   - Просто работа. Ничего важного...
   ...но лишь еще одна девушка, условно подходящая под описание. Седьмая, кажется... семь девушек за семь дней. И Таннис все равно жива, иначе он бы почувствовал.
   Ничего важного.
   Просто работа.
   И огни Королевского театра, что пробиваются сквозь занавески. Широкая аллея, экипажи, конное сопровождение и непременные факельщики, которые - дань традиции.
   Живые скульптуры.
   Вызолоченный скрипач на постаменте и серебряный флейтист. А музыки не слышно за голосами. Ныне не премьера, но... мисс Вандербильд блистает.
   Хороший повод.
   - Дорогой, - матушка смахивает с лацкана пиджака невидимую пылинку. - Ты выглядишь усталым.
   Неуместно усталым.
   Недостаточно живым. И явно не желающим раскланиваться с общими знакомыми. Пустые разговоры, а время уходит. Из десяти секторов Кейрен проверил семь. Каждая ночь выматывала, у него едва хватало сил на то, чтобы доползти до кровати. Несколько часов сна. Рассвет, с которым он пробуждается, хотя мучительно, муторно хочет спать.
   Тяжелая голова.
   Новый день... и ожидание ночи.
   В ложе Кейрен, кажется, все-таки заснул, поскольку видел перед собой ту женщину с разбитым лицом и рыжими длинными волосами. Разбудило осторожное покашливание отца.
   - Я... - Кейрен чувствовал, как от голоса несравненной мисс Вандербильд раскалывается голова. - Выйду ненадолго...
   Перстень жжет карман. И душно, невыносимо душно, снова. Оказавшись в коридоре - музыка продолжала звучать, надрывно, надсадно, будоража дурное - Кейрен прислонился головой к стене. Он стоял долго и, вдруг решившись, направился к холлу.
   Сегодня он не выдержит разговора с матушкой.
   Сорвется. И потом станет мучиться и срывом, и ее обидой. Обиды все равно не избежать, но не сейчас... побег глуп, но отец поймет. И потом, хотелось бы верить... нет, разозлится, конечно. И Сурьмяные затаят обиду, но все решено.
   Кейрен не отступит.
   Его ждет восьмой сектор...
   ...и Таннис.
   Бред?
   Явь.
   - Я тебя жду, - неловкая, виноватая улыбка.
   ...пурпурное платье, чересчур оголенное. И палантин из чернобурки на мускулистых плечах, он смотрится смешно, нелепо, как и вычурное, слишком массивное ожерелье.
   - Я... давно тебя жду, - она мнет перчатки, длинные, кружевные и...
   Откуда взяла?
   Палантин? Ожерелье? Браслет крупный, тяжелый с кабошонами?
   - Здравствуй...
   Ее окружает плотное облако духов, от которых першит в носу.
   - Погоди, - Таннис отступает. Танец для двоих, и в нем она вновь убегает. - Кейрен, мне жаль, но... не надо больше меня искать.
   - Я тебя нашел.
   - Нет, Кейрен, не нашел. Я сама захотела тебя увидеть.
   Нервный голос, дрожащий.
   И смотрит куда-то за спину, но Кейрен обернулся, убеждаясь, что за спиной - пустота.
   Мисс Вандербильд поет соло.
   - Ты должен понять, что все закончено.
   Для кого? Ей не идет это золото. И платье. К чему подобный вырез? Красное кружево, которое...
   - Я нашла другого... покровителя, - она давится этим словом, но все же выговаривает. И подбородок задирает гордо, демонстрируя украшения. - Если уж продавать себя, то за хорошую цену.
   - Таннис...
   - Тебя ждут, - она не позволяет прикоснуться.
   И перчатки нелепые... сквозь перчатки рук не чувствуется.
   - И меня тоже. Мне не следует отлучаться надолго...
   ...и снова этот взгляд за спину. Но уйти Кейрен не позволит.
   - Пусти! - она пытается вырваться, но как-то... несерьезно. Изгибается, отталкивает, но... - Кейрен, пожалуйста...
   Шепот. И сквозь духи пробивается такой знакомый запах земли.
   - Тише...
   Пальцы к губам, и рычание получается сдержать.
   - Отпусти меня... - она не спешит убрать руку, растягивая прикосновение до неприличия. - Отпусти... насовсем.
   Это сказано громко и не для него.
   Для Кейрена - взгляд. И робкая ласка, рисунок от родинки к родинке, как когда-то. Пожатие пальцев.
   - Я...
   - Нет, Кейрен...
   - Таннис! - этот голос заставляет отпрянуть. И Таннис едва не падает. - Вот ты где... простите, она, наверное, заблудилась...
   Ложь. И этот человек в черном костюме, который явно сшит на заказ, знает об этом. Он берет Таннис под руку, - хозяйский, вальяжный жест, - и прижимает к себе.
   Сдержаться.
   Во взгляде мольба. И страх.
   - Освальд Шеффолк, - с улыбкой говорит знакомый незнакомец, и тонкий шрам на щеке проступает четко. - Кажется, мы не были представлены друг другу?
   - Увы, - Кейрен очень осторожно пожимает протянутую руку.
   Белые перчатки.
   Белая манишка.
   Белая мертвая кожа, вызывающая воспоминания о подземнике. И глаза, кажется, такие же, блеклые, мутноватые.
   - Рад, что мы исправили это... недоразумение. Дорогая, нам пора возвращаться, матушка волнуется. Ты же знаешь, сколь вредно ей волноваться.
   Таннис он держит крепко, и обернуться она не смеет.
   - Освальд... - Кейрен попробовал это имя на слух. - Шеффолк. Герцог.
   Он заставил себя отступить.
   - Войтех...
   На полу лежала красная перчатка, длинная, отделанная черным кружевом. Она пахла духами.
   Таннис.
   И подземельем... проклятье! Следовало просто взвалить ее на плечо, а не... и что теперь? Ворваться в ложу? Она ведь не признается, что силой ее держат. Будет стоять до последнего... скандал... отстранят, и плевать, что отстранят, так и сослать могут.
   А ее вернут.
   Может, этого и добивается человек? Отсюда и жесты, и намеки эти оскорбительные... он рискует, но... пес не нападет на человека, а дуэли запрещены.
   Драка?
   И отстранение... нет, Кейрен не готов играть по его правилам.
   - Ох, это наша девочка обронила?! - воскликнула старушка в карамельно-розовом пышном платье. - Девочка расстроится... хотя, как мне кажется, ей не нравятся эти перчатки...
   Откуда она взялась?
   Напудренная, нарумяненная, жующая печеньице...
   - Я передам, - старушка ловко выхватила перчатку из рук Кейрена и, заглянув в глаза, сказала. - Он страшный человек.
   - Тетушка! - знакомый обманчиво дружелюбный голос, от которого шерсть на загривке дыбом встает. - Вот вы где! Тетушка, нельзя докучать незнакомым людям...
   Освальд Шеффолк скалился.
   - Извините, тетушка слегка не в себе, а я недоглядел...
   - Мальчик с голой шеей! Освальд, разве можно ходить вот так, с голой шеей? Зима уже! И сквозняки. А сквозняки опасны... - толстуха раскрыла ридикюль и вытащила желто-синий ком. - Ему обязательно нужен шарф.
   - Тетушка, поверьте, он прекрасно обойдется и без шарфа.
   Кейрен наклонился, чтобы женщине было удобней, и вязаная, пахнущая пылью и пудрой, петля легла на шею.
   - Ну что вы, - он поцеловал пухлую ладонь, - мне давно не делали таких подарков.
   Женщина зарделась.
   - Это очень и очень полезный шарф, - наставительно сказала она. - Я сама его связала!
   - Тетушка!
   Она все же позволила взять себя за руку и, сникнув, засеменила рядом с тем, кто выдавал себя за Шеффолка.
   Проклятье! И ведь доказать не получится...
  
   - Дорогой, - леди Сольвейг всегда отличалась завидным терпением. Но следовало признать, что сегодняшний вечер стал для нее испытанием. - Ты не мог бы снять эту... странную вещь.
   Она взяла шарф двумя пальцами, не сумев преодолеть выражение брезгливости.
   - Нет, матушка. Это подарок... от одной весьма занятной леди. Ты бы не могла одолжить мне свой бинокль?
   - Я могу, - Люта протянула белый бинокль на костяной рукояти.
   ...ложа Шеффолков, бархатное гнездо...
   Люди.
   Освальд, который, зная, что Кейрен смотрит, играет одному ему понятную пьесу. Вот он держит Таннис за руку, что-то говорит, наклонившись к самому уху.
   Сдержаться.
   Охранников четверо, двоих Кейрен видит, они не дают себе труда скрыть свое присутствие. Еще двое снаружи. Достаточно, чтобы предотвратить побег.
   ...надо было еще там, в коридоре.
   Он бы успел.
   Таннис старательно улыбается, но улыбка ее - притворна. У нее никогда-то не получалось изображать эмоции. И теперь через старательно рисуемую радость проступает страх.
   Бедная его девочка.
   - Дорогой, - в голосе леди Сольвейг звенела сталь. - Ты просто неприлично... много внимания уделяешь этим людям.
   - Так надо, матушка.
   Леди Ульне Шеффолк, вдовствующая герцогиня, которая отчаянно открещивается от вдовства, предпочитая белые платья, сидит прямо. Она неподвижна.
   Женщина-кукла.
   Старая, потемневшая кукла. Сломанная... или нет? На мгновенье Кейрен ловит ее взгляд. Живой. Преисполненный презрения и ненависти. Но взгляд гаснет.
   Еще одна маска? Если так, то старая, надежная, давным-давно ставшая истинным лицом.
   Таннис смеется и трогает подбородок... она всегда так делала, когда приходила плохая карта, а она старательно изображала, что полные руки козырей имеет.
   - Следовало ожидать, - леди Сольвейг поморщилась. Все же и матушке не чуждо любопытство. - Эта женщина...
   Она вовремя осеклась и повернулась к сцене.
   Женщина.
   Эта. Его, Кейрена, женщина, которую он не собирается уступать.
   Остаток вечера прошел быстро.
   И нервно.
   Кейрен следил за Шеффолками. Леди Сольвейг, теряя остатки терпения, за Кейреном. Люта - за леди Сольвейг, с улыбкой, которая с каждой минутой становилась все более широкой. Матушка Люты пыталась развеять нервную обстановку, громко восхищаясь талантом мисс Вандербильд, которая и вправду блистала...
   Отец молчал и вовсе, кажется, заснул. Он никогда-то особо не любил театр. Очнувшись на финальной партии, он обвел ложу мутноватым взглядом и, широко зевнув, поинтересовался:
   - Конец?
   - Конец, дорогой, - звенящим от напряжения голосом ответила леди Сольвейг.
   И Люта хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
   ...Шеффолков ждала древняя карета, массивная, с широко расставленными колесами, запряженная четверкой лошадей, она гляделась нелепо-роскошной.
   - Дорогой, - леди Сольвейг ударила по руке. - Разве ты не хочешь попрощаться со своей невестой?
   ...карета Шеффолков медленно ползла по аллее, занимая всю дорогу, но не находилось никого, кто посмел бы поторопить ее.
   И охранников не четверо - восемь верховых сопровождали экипаж.
   Кейрен заставил себя отвернуться. И даже сказал что-то вежливое, уместное, на что получил столь же вежливый и ничего не значащий ответ.
   Представление закончено.
   Для всех.
   И в собственном экипаже с леди Сольвейг слетела маска. Она с раздражением захлопнула веер.
   - Гаррад! - голос ее сорвался. - Будь добр, скажи своему сыну...
   - Он и твой сын, - отец не сдержал зевок. - Сама ему и скажи...
   - Кейрен!
   - Да, матушка.
   - Твое сегодняшнее поведение... - экипаж покачивался, а голос леди Сольвейг убаюкивал.
   Таннис жива.
   А остальное не так и важно. Вытащит. Найдет способ... главное, что жива. И ему не придется больше срываться в морг, потому что там есть кто-то "подходящий под описание".
   Не будет больниц и низких строений, пропитанных запахами смерти и формалина. Служителей, всегда слегка нетрезвых, словно и это их состояние - еще одна традиция. Не будет искалеченных мертвых женщин, порой укрытых холстинами, но куда чаще - бесстыдно выставленных на узких свинцовых столах. Не будет врачей, нервно ожидающих разрешения на тело... и студентов, которые сами себе кажутся язвительными, циничными, но на самом деле за натужными шутками скрывающими свой страх перед смертью.
   Все хорошо.
   А станет еще лучше, когда он найдет способ вытащить Таннис.
   - Ты меня не слушаешь.
   - Что? Да, матушка, прости, задумался...
   Отец только хмыкнул, а леди Сольвейг побледнела.
   - Матушка, - Кейрен выглянул в окно, до дома оставалось с полчаса езды, и сон исчез. - Скажи, пожалуйста, что ты знаешь о леди Шеффолк?
   ...старуха не настолько безумна, чтобы не видеть правды.
   И ведь приняла чужака.
   Почему?
   - Леди Шеффолк? - матушка определенно не ожидала подобного вопроса. - Или Освальд Шеффолк? Кейрен, та особа определенно дала тебе понять, что...
   - Матушка, давай поговорим о леди Шеффолк. Если, конечно, ты не слишком устала... насколько она не в себе?
   Леди Сольвейг раскрыла веер.
   ...она никогда не примет Таннис.
   Человек. Девчонка с другого берега реки, место которой - на задворках жизни.
   Содержанка.
   ...Райдо иногда пишет ей письма, рассказывает о жене и малышке, но для леди Сольвейг их не существует. Она все еще верит, что однажды Райдо одумается.
   Ждет.
   И следит, чтобы в его комнатах был порядок. Идеальный.
   - Она редко покидает Шеффолк-холл, - наконец, заговорила леди Сольвейг. Она сняла перчатки и разминала пальцы с заострившимися ногтями. Подобное свидетельство своей слабости заставляло леди Сольвейг нервничать сильнее. И от ногтей по руке побежала дорожка серебристой чешуи. - Признаться, ее не слишком-то рады видеть... но приглашения отправляют. Ты, пожалуй, не помнишь, мал был еще... нет, тебя вовсе еще не было, но как-то я устраивала благотворительный бал...
   Взгляд леди Сольвейг потеплел. Ее благотворительные балы всегда имели успех, чем она искренне гордилась.
   - Мы открывали новый приют и работный дом, - чешуя исчезала медленно, а ногти росли, загибаясь острыми крючьями. - Для малолетних преступников. Их обучали... не помню чему, но чему-то там обучали, чтобы дети не вернулись на преступный путь. Но я не о том сказать хотела. Леди Ульне почтила нас своим присутствием и даже предоставила для аукциона чудеснейший браслет времен Вторжения. Такая, знаешь ли, элегантная примитивность. Золото и изумруды, неграненые, но полированные еще... если тебе интересно, я покажу.
   - Ты купила браслет?
   - Гаррад, - матушка зарделась. - Он отдал за него почти тридцать пять тысяч!
   Отец лишь вздохнул.
   - Вещь воистину уникальная! Подобных почти не осталось, разве что...
   - В Шеффолк-холле.
   - Именно, - леди Сольвейг царапнула когтем обивку сиденья. - Но сколь я знаю, это было последнее ее появление в обществе. Потом случилась та ужасная история... дорогой, его ведь не нашли?
   - Увы.
   - Кого?
   - Ее супруга... ах, старое дело, ты если и слышал... да и вряд ли слышал, - она драла сиденье, не замечая, что когти распороли кожаную обивку и увязли в конском волосе. - Признаться, она была уже немолода, когда выходила замуж... не то двадцать два, не то двадцать три... или больше. Дорогой, ты не помнишь?
   - Нет, - отец наблюдал за матушкой, не скрывая улыбки.
   Ленты чешуи поднимались от запястья к локтю, скрывались в пышных рукавах вечернего платья, чтобы выбраться из ворота серебристыми каплями живого железа.
   - Ах, не важно. Но ее муж исчез сразу после свадьбы. Поговаривали, что он оказался брачным аферистом и сбежал, ограбив бедняжку... - она взмахнула рукой, и платье затрещало. - Очень печальная история... она так горевала о нем. А потом выяснилось, что она еще и беременна. Конечно, ей сочувствовали. Я сама отправляла открытку... и серебряную ложечку на рождение ребенка. У людей так принято... а Бетти, ты ведь помнишь тетушку Бетти, дорогой? Она нашла прелестную погремушку с агатом. В Шеффолк-холле устроили прием... нас пригласили, ребенок был прелестен...
   Матушка видела новорожденного герцога Шеффолк?
   И что это дает? Ничего.
   - Все дети прелестны, - со вздохом признала леди Сольвейг.
   Наверняка ей хотелось добавить еще что-то.
   - Конечно, Шеффолк-холл уже тогда переживал не лучшие дни... я слышала, что Ульне пребывала в весьма затруднительных обстоятельствах. Поговаривали, будто после смерти отца ее допекали кредиторы...
   Матушка нахмурилась. Кредиторы в ее представлении были явлением почти столь же непристойным, как и содержанки.
   - Но потом все разрешилось.
   - Как?
   Она пожала плечами.
   - Не знаю. Должно быть, она что-нибудь продала. Потом эта свадьба и... одно время полагали, будто она вовсе умерла.
   Старуха выглядела до отвращения живой.
   И все-таки почему?
   Приняла чужака. Назвала сыном.
   - Ах да, я слышала, что не так давно Освальд женился.
   - На ком?
   - Мэри Августа Каролина фон Литтер, - четко разделяя слова произнесла матушка. - Дорогой, ты помнишь фон Литтера?
   Отец кивнул.
   - Того самого? - уточнил Кейрен. И отец ответил.
   - Ансельм фон Литтер, военные поставки. За последний год он утроил состояние... и прикупил пару перспективных шахт за Перевалом, еще когда была возможность взять по мизерной цене.
   Интересный союз... титул и деньги.
   - Правда, старый клещ скончался.
   - Когда?
   - Да сразу после свадьбы дочери, - отец нахмурился и потер подбородок. - Мутное дело. Не лез бы ты, Кейрен.
   Поздно. Он уже увяз в этом мутном деле.
   - Несчастный случай?
   - Гаррад!
   Отец лишь отмахнулся.
   - Сколь знаю, сердце стало. Старик был немолод. Ничего удивительного.
   ...кроме некоторой подозрительной своевременности данной смерти.
   И отец кивает, подтверждая догадку.
   - Состояние перешло к Шеффолку...
   Экипаж остановился, и матушка с излишней поспешностью вышла. Она рукой придерживала подол рваного платья, все еще умудряясь стоять на двух ногах.
   - Поосторожней там, Кейрен... - Гаррад выбрался следом. - Хвост не подпали.
   Леди Сольвейг перекинулась на пороге дома, сменив обличье с потрясающей скоростью. И раздраженный голос ее подхлестнул лошадей, которые взяли с места в галоп. Экипаж тряхнуло, хлопнули дверцы, и Кейрену пришлось вцепиться в поручень, чтобы усидеть.
   - За воротами остановишь, - крикнул он кучеру, который пытался осадить упряжку. - Дальше сам.
   ...а матушка к утру отойдет. Потом сляжет с надуманной мигренью, заставив доктора Эйса метаться между клиникой и особняком. Впрочем, он привычен. Явится к утру, выставит в шеренгу склянки с настоями от головной боли, головокружения и дурноты, разложит астрологическую карту, и будет долго, с полным сочувствием выслушивать жалобы.
   Хороший он человек, доктор Эйс.
   Терпеливый.
   Высадили Кейрена на перекрестке.
   Ночь. Город. Снег. Темные стекла спящих витрин и газовые фонари. Мороз. И лужи заледенели, покрылись слюдяной коркой, которая, быть может, и не растает в преддверии зимы. Ветер гонит старую газету и поземку выплетает, затирая чьи-то следы.
   Тишина.
   Гулкая, нарушаемая лишь скрипом снега под ногами. Ботинки в театре слегка обсохли, но тонкая их подошва скользила, да и холод пробирался сквозь нее, поторапливая.
   А может не стоило экипаж отправлять?
   Да и вовсе, кто из дому гнал? В особняке тепло, ванна горячая наверняка готова... ужин и пирог с пьяной вишней на десерт. Камин. Любимое кресло.
   Уют комнаты...
   Кейрен ущипнул себя за ухо, прогоняя наваждение.
   Пусть его квартира наверняка за день выстыла, но это - именно его квартира... их с Таннис. И когда она вернется, а она вернется непременно, то спросит про дурацкую свою вазу или фарфоровых косоглазых кошек, которые, как утверждала, к счастью.
   Не принесли. Не сохранили.
   И Кейрен тоже виноват. Следовало решаться раньше...
   ...часы пробили полночь, и он остановился под столпом фонаря, вытащил брегет - матушкин подарок взамен утраченного - сверяя время. Часы были диво до чего хороши, отполированные до зеркального блеска...
   ...и в зеркале их скользнула тень.
   Замерла, слившись со стеной.
   Кейрен поднял голову, глядя на небо. Низкое какое... и звезды яркие, Таннис говорила, что верная примета на мороз. И надевала толстые вязаные носки, совершенно чудовищные, но при том уютные.
   ...тень покинула укрытие.
   Она держалась в отдалении, но явно провожала Кейрена.
   ...какая утомительная забота.
   Кейрен шел не спеша, отрешившись от снега и холода. Останавливался время от времени, разглядывал украшенные рождественскими венками витрины.
   Следил за тенью.
   А она смелела и подбиралась ближе.
   ...человек.
   Кейрен свернул в переулок. И еще в один, заходя тени за спину. Ветер донес терпкий запах дыма, осенних листьев и крепкий дух тела. Человек, замерев на перекрестье, где единственный фонарь погас, вертел головой.
   - И кто тебя послал? - ласково спросил Кейрен, положив руку на плечо соглядатая.
   Он позволил когтям прорвать перчатки, и дрянную кожаную куртенку. Провожатый заверещал, рванулся, но поняв, что сбежать не выйдет, замер.
   Как есть человек.
   И если поначалу Кейрен принял его за подростка, стало очевидно - ошибался.
   - Пустите, дяденька! - взвыл преследователь, дергая плечом. И тут же заголосил. - Поможите! Режуть! Убивають! Поможите!
   - Заткнисть, - к просьбе Кейрен присовокупил затрещину. - Или в Ньютоме поговорим?
   - Дяденька, да пошто меня в Ньютом! Я ж никому дурного не сделамши!
   - Прекрати кривляться, - Кейрен сжал руку, заставив человека замолчать. И тот зашипел от боли, круглое морщинистое личико его исказила гримаса ненависти.
   Лет двадцать пять, если не больше. Привык притворяться подростком, но глаза взрослые, и морщин многовато, а характерные мешки под глазами и вовсе не скрыть.
   - Ну? Так где поговорим?
   - А об чем нам с тобою базлать? - человек выпрямился и запрокинул голову, выставляя синюшную шею с острым кадыком. - Ты себе гуляй, я себе пойду. Предьявить-то мне неча, господине хороший.
   - Зачем следил?
   - Кто следил? Я? - он зашелся мерзковатым смехом. - Примерещилося те, господине хороший. Я ось гулял... шел себе, думал об... а на кой ляд те знать, об чем я думал? А тут ты, схватил, трясешь... нехорошо так с людьми-то, господине... ну как я жалобу накатаю?
   - Накатай.
   - Больно наглый ты, господине... небось, думаешь, что ежели Оська из человеков, то прав не имееть? Оська свои права знаеть, и ты, господине, не мацай его! А то ж будешь ущербу возмещать, - он говорил эту чушь, глядя Кейрену в глаза.
   Скалился.
   И смеялся, не скрывая смеха.
   - А не боишься, что я тебя за старые дела упеку, Оська?
   - Так чистый я перед законом. От те крест, господине хороший! - он размашисто перекрестился и сплюнул под ноги.
   - Ну, это еще доказать надо... - Кейрен оскалился, демонстрируя клыки. - Уж больно вид у тебя, Оська, подозрительный. И намерения неясные. А коли ты и вправду так хорошо знаешь свои права, то в курсе быть должен, что могу я тебя задержать... до выяснения обстоятельств. Денька на два. А то и на три. И провести следствие...
   Он говорил это почти на ухо, ласковым проникновенным голосом, дурея от желания вцепиться этому шуту гороховому в горло.
   - ...и по результатам следствия, которое я буду проводить очень... очень дотошно, мы и решим, насколько ты перед законом чист. Тебе понятно?
   Оська всхлипнул и кивнул.
   - И повторяю вопрос, кто велел тебе за мной следить.
   - Никто.
   - Не боишься?
   - Никто, господине хороший! От вам крест...
   - И бога своего не боишься. Он ведь, кажется, врать запрещает, Оська... ну, идем, что ли.
   - Куда?
   - В Ньютом...
   Дернулся, взвился было тонким криком, но сам затих и, сгорбившись, скукожившись словно, побрел рядом. Ньютома Оська побаивался, Кейрена - тоже, но того, кто отправил его по следу, он боялся много сильней.
   - Давай я буду говорить, а ты кивать, если я прав, или качать головой, ежели вдруг ошибаюсь, - Кейрен взял нового приятеля под руку, но предупредил. - Решишь бежать, так я след возьму. Ты ж знаешь, как мы любим охоту...
   Проняло. Оська глянул искоса, с откровенной ненавистью, к которой теперь примешивалась изрядная толика страха.
   - Итак, Оська... к слову, молчать решишь, так мы и до Ньютома не доедем... тут недалеко парк имеется, не королевский, конечно, старый, говорят заросший, пустой... да и что честным людям в такое-то время в парке делать?
   - Ты... не посмеешь!
   - Вообще-то, - признался Кейрен, - прежде мне не случалось охотиться на людей...
   ...Таннис и след по пустырю.
   Черное зеркало провала. Азарт, который затмевает разум.
   - ...но братья говорят, что люди куда интересней оленей...
   Совесть молчит. И человек, вцепившийся в рукав куртки, только слабо икает. Он шапку обронил.
   Тощий. Взъерошенный. Волосы обрезаны неровно, и на макушке его уже проклевывается лысина. Он жалок в своей дрянной кожаной куртенке с заплатами на локтях, с карманами, нашитыми поверху и явно наспех. С лысиной этой, со сплюснутой головой и утиным носом, с верхней губой, которая выдавалась вперед и при том выворачивалась, с желтыми гнилыми зубами.
   - Итак, вернемся к нашей беседе. Тебе сказано проводить меня?
   Кивок.
   - И только?
   Еще один кивок, но после паузы, которая заставляет сомневаться в том, что Оська искренен.
   - Не только, значит.
   Руки дрожат.
   - Он... он убьет меня, - жалобно выдохнул Оська. - Он точно убьет...
   - Что тебе сказано сделать?
   - На хвост сесть... и до дому... а там подсигналить, что мол...
   - Ждут?
   - Ждут, - Оська вжал голову в плечи.
   - Сколько?
   Четыре пальца. Не так уж и много... для обычного пса и вовсе мало, но Кейрену с четырьмя не управится, особенно, если эти четверо правильно подобраны.
   - Бить будут?
   Кивок.
   - Сильно?
   - В-велено... н-не д-до с-смерти, - он заикался, опасаясь глядеть на Кейрена. - Чтоб... поучить... и в больничку... на недельку-другую...
   - Ограбление?
   И снова кивок. Оськина голова болтается на тощей шее, того и гляди оборвется нить ее, и покатится голова по серебристому нетронутому следами снегу.
   Значит, ограбление...
   Случается, пусть и район в целом тихий, но бывают и там... происшествия.
   - Недельку-другую, значит, - Кейрен выпустил локоть, но Оська шел рядом, не смея отстать. И сбежать он не попытается, шакаленок, трусоватый, но в том и удача. - Вот что...
   ...если бы знать наверняка, что Райдо вернулся...
   Слишком рано. И надо бы самому. Кейрен потер шею: подаренный шарф оказался на диво кусачим, но довольно-таки теплым. Лезть в драку? Не выход...
   - Отправимся мы с тобой...
   ...домой? К камину, горячей ванне и пирогу с пьяными вишнями?
   - ...в гости, - Кейрен развернулся. Он надеялся, что Амели не сменила места жительства, и что нынешним вечером она свободна. - К одной очень милой даме...
   ...которой он заплатил достаточно, чтобы рассчитывать на теплый прием.
   - Вернее, пойду я, а ты, как и положено, будешь меня сопровождать...
   Ося кивал. Он отходил от страха, хотя все еще трясся. Он шел, мелко перебирая ногами, поднеся ко рту скукоженные пальцы в слабой попытке согреть их дыханием.
   - Расскажешь, что пребывал я в очень расстроенных чувствах...
   Слушает.
   И доложит. Поверят ли?
   Отстанут?
   ...Таннис он объяснит. Вытащит из Шеффолк-холла и объяснит.
   К счастью, Амели была свободна и, кажется, обрадовалась, бросилась на шею, обняла, прильнув. Скользнула пальчиками по щеке, мурлыкнув:
   - Ты себе представить не можешь, как я по тебе соскучилась!
   - Деньги нужны?
   Обиженный взгляд и деловито протянутая рука.
   - Двести.
   Дороговатым постой выходит, но... Кейрен оглянулся. Как знать, только ли Оська шел следом?
   - Хорошо, милая, - он поцеловал Амели в розовую щеку. - Но с тебя ванна и кровать с чистым бельем.
   Приобняв, сказал на ухо:
   - Спать я буду один.
   Возражать она не стала, когда дело касалось денег, Амели забывала о капризах. Ванну она приготовила, и ужин накрыла, и не дожидаясь напоминания, удалилась, правда, сказала:
   - Если вдруг бессонница случится, то я наверху.
   Случилась.
   Бессонница над желтою свечой, над шарфом, в котором проблескивали металлические нити. Кейрен держал его в руках, сам не понимая, почему не способен расстаться с нелепой этой вещицей.
   И тер глаза.
   Маялся головной болью.
   Вставал. Садился. Мерил комнату шагами, порой касаясь плотно сомкнутых штор. Возвращался к креслу, свече и шарфу... и в полудреме уже, в полубреду, при гаснущей свече, когда пламя вдруг раскрылось последним усилием, он увидел.
   Лиловое на черном.
   Нить узора... странного узора...
   Кейрен поднял шарф, поднес к глазам, пытаясь убедить себя, что не показалось. И убедившись, рассмеялся.
   - Спасибо, тетушка Марта, - он гладил шарф, пальцами изучая черную жесткую нить. - Это и вправду хороший подарок...
   И Кейрен найдет способ им воспользоваться.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"