И чернота Шеффолк-холла за оградой, острые пики которой упираются, казалось бы, в самое небо. Прутья толстые, покрыты льдом и лоснятся, за ними - дичающий сад. И массивный уродливый дом.
Холодно.
Ветер продувает пальто насквозь, и Кейрен отчаянно мерзнет. Он наблюдает за домом давно, и не только за ним, но и за жерловинами улиц, выходящих на Шеффолк-холл.
Стерегут.
Изнутри. Снаружи. Но усердно, и мальчишки в лохмотьях, что вертятся возле ограды, не решаясь, однако соваться на ту сторону, то и дело свистят. Свист резкий, переливчатый, и на него отвечают тоже свистом, но уже из темноты домов.
Сколько у него людей?
Сколько бы ни было, лезть в открытую не стоит... а вот прячась в тени... и Кейрен со вздохом взялся за пальто. Его он спрятал под крыльцо дома, выглядевшего нежилым. Туда же отправил штаны и рубаху, со вздохом потянувшись к исконной жиле. Она отозвалась легко, хлынув на зов, захлестнув жаром и силой, накрыв с головой. Пламя, такое вдруг близкое, переплавило тело, бросив под ноги совершенно иной, расписанный запахами мир.
...трое.
...нет, четверо, но четвертый след слабый, он обрывается у самой решетки. А мальчишка дремлет, спрятавшись за телегу водовоза. Он просыпается лишь затем, чтобы сигнал подать и вновь закрывает глаза.
Пусть спит.
...пахнет сырой землей. И водой.
Кострами.
Собаками, что скрыты по ту сторону ограды... чтобы перебраться через нее, приходится вновь стать человеком, ненадолго, но и это малое время Кейрен ощущает себя слабым. Он карабкается, цепляясь за скользкие прутья, почти съезжая по ним, и острые пики норовят проткнуть живот. Холодное железо, позабыв о родстве, раздирает бок, и боль эта заставляет стиснуть зубы и собраться.
Поймают - будет больнее.
На той стороне - темнота. И снег, на котором останутся следы... нет, ветер разгулялся, помогает, тянет белые хвосты поземки, и значит, повезло.
Встать на четыре лапы, лизнуть саднящий бок. Запах крови привлечет собак, и Кейрен спешит уйти от ограды. Он больше не крадется - в причудливом диком саду полно теней, одной больше, одной меньше... не беда. Старые каштаны пахнут зимой, и гибкие хлыстовины лещины, которые смерзаются, склеиваются друг с другом, становясь еще одной стеной.
В ней, в буром зимнем лабиринте, его нагоняют. Кейрен слышит их издали, тяжелый запах, мокрой шерсти, зверя, и голоса.
Низкий рык - предупреждением.
И стая заступает путь.
Волкодавы, косматые, полудикие, с очнувшимся голосом крови, они стоят полукругом, оскалившись. И Кейрен скалится в ответ
Прочь.
С дороги.
Не пропустят. Вожак, с обкорнанными ушами, подбирается к чужаку. Его гонит приказ и право, Кейрен в чужом доме. На чужой территории.
Должен уйти.
Стоит. Ждет. Подпускает близко, и бьет наотмашь, хвостом, как плетью, не по косматому боку, такие удары пес выдержит, но по морде, по глазам. И прежде, чем волкодав успевает опомнится, впивается в горло, подбрасывает массивное тело, словно оно не весит ничего.
Шерсть забивает глотку. И кровь. Слюна, которая вдруг кислой становится, а пес, упав, скулит, скребет лапами, пытаясь отползти. Протянет он недолго.
Кейрен, повернувшись к стае, рычит, глухо, низко, и голос его заставляет псов отступить.
Прочь.
В пустой зимний лабиринт сада.
А Кейрену к дому надобно, от которого тянет дымом. Людьми. Человеком, чей запах вызывает приступы ярости. Зверь Кейрена сам выбирает дорогу, пробираясь сквозь хитросплетения ветвей, ближе к стене, поросшей плющом. Он, как и ограда, заледенел, и выглядит до отвращения ненадежным.
...западное крыло.
Третье окно от реки, если он правильно рассчитал, и старуха ничего не напутала со своим шарфиком. И Кейрен, лизнув бок, все еще саднящий, раздражающий, обернулся.
Дорога плюща, мать его.
Романтический подвиг во имя короны... и прав полковник в том, что если рисковать, то одной головой. Вытаскивать не станут.
А стена высокая, отвесная. Стебли хрустят, впиваются острыми ребрами в руки, царапают. И еще ветер в спину бьет, прижимая к ледяному камню.
- Р-романтика, мать ее, - Кейрен повис, упираясь кончиками пальцев во фриз, который снизу гляделся довольно-таки ненадежным. И камень крошился, сыпался, но держал.
Пока еще.
Под руками - стебли не то плюща, не то винограда, но приросшие к стене, но как-то неплотно приросшие. И тоже хрустят. А сами стены, выщербленные, древние, льдом глазурованные. Не вцепишься.
И дышать через раз получается.
Забираться выше... второй этаж и широкие подоконники случайной передышкой. За стеклами темно, дом выглядит вовсе нежилым... выше надо, пока не околел. Выкатившаяся луна, затертая с одной стороны, грязная какая-то, повисла над Кейреном, поторапливая.
Снова камень. И ветви, все более тонкие, ненадежные. Трещат под его весом, но держатся. Пока еще держатся.
Подоконник, достаточно широкий, чтобы поместиться. И что за беда, если приходится сжиматься, втискиваясь в узкую бойницу окна. Слава жиле, хотя бы решеткой не забрано. Кейрен прилипает к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то, дышит, топит лед остатками своего тепла. И вода течет по пальцам, рождая судорогу. А все равно по ту сторону темно, или же стекла в Шеффолк-холле толстые, древние, как и сам дом. Сквозь такие и днем-то вряд ли что разглядишь. И пора бы решиться.
Постучать.
Поскрести, позвать, надеясь, что отзовется именно Таннис.
...на излишне широком шарфе, где жесткой нитью был воссоздан, пусть грубый, примерный, но план Шеффолк-холла, именно эта комната была отмечена желтой крупной бисериной.
- Таннис, - Кейрен звал, чувствуя, что замерзает.
Нелепая смерть. Просто-таки совершенно идиотская... еще немного и он попросту вышибет стекло с рамой вместе. Но окно открылось.
Растерянная. И счастливая. И злая невероятно. С руками горячими, просто-таки обжигающими руками. Втягивает в комнату, шипит:
- Ты ненормальный!
Совершенно ненормальный, если тогда, в театре, не украл ее. Но больше Кейрен этой ошибки не повторит.
- Ты же...
- П-погреться, - в ее комнате горит камин, и Кейрен просовывает руки сквозь решетку. Он выдыхает резко, с выдохом пряча боль от первого, злого прикосновения пламени. Оно же, вдруг смирившись, карабкается выше и выше, разливаясь по плечам, по груди, вытапливая холод.
Пламя слышит Кейрена.
Прилив.
- Зачем ты пришел? - Таннис присаживается рядом. Она смотрит на огонь, и на Кейрена тоже, но на огонь больше. И тоже тянет к нему руку.
Бледную и тонкую.
За эти пару недель она сильно похудела. И глаза запали, а улыбка исчезла. Куда? Ему так нравилась ее улыбка... и веснушки тоже, которых почти не осталось. Наверное, и в Шеффолк-холл солнце заглядывает редко. И Кейрен тянется к ней, проводит сложенными щепотью пальцами по щеке.
- Ты плакала.
- И что? Все женщины время от времени плачут.
- Ты - не все, ты - особенная...
Короткие волосы слиплись, прядки влажноватые, тусклые, и Таннис пытается отстраниться.
- Прекрати...
Не прекратит.
- Зачем ты здесь, - она вдруг всхлипывает и позволяет себя обнять, сама обвивает руками шею. - Зачем ты пришел...
- Правильно спрашивать - за кем. За тобой.
На ней длинная полотняная рубашка, слишком широкая, но при том - короткая. И ткань перекрутилась, из-под подола выглядывают узкие щиколотки Таннис. А рукава, отороченные кружевом, заканчиваются чуть ниже локтей.
Кейрен помнит, что локти у нее острые, шершавые.
И ключицы тоже острые, хотя совсем не шершавые, но торчат, изгибаются. Ямка на горле манит. А волосы прилипли к жилистой шее.
- Это опасно, - она отстраняется, но ровно настолько, насколько Кейрен готов позволить отстраниться. Полшага.
И взять ее лицо в ладони.
Провести большим пальцем по губам, снова кусала и до крови, остались бляшки скушенной кожи, и темные трещинки. Щеки бледные горячие какие... этот румянец выглядит болезненным.
Лоб горячий.
Чересчур горячий. А пол холодный, Таннис же - босиком.
- Он тебя убьет, - она сама к нему тянется, к мокрым еще волосам, к коже, раскаленной пламенем. - Если найдет, то...
- Меня не так просто убить.
- Самоуверенный.
- Ага, - с ней легко соглашаться.
И сама она стала легкой, почти невесомой.
- Тебе надо в постель вернуться, - поясняет Кейрен. - Ты босая.
- Ты вообще голый.
- Извини, но я подумал, что пес с одеждой в зубах будет выглядеть... несколько подозрительно.
Она фыркает и шепотом на ухо, доверительным тоном, произносит:
- Синий пес сам по себе выглядит подозрительно.
У нее мягкий смех.
- Об этом я не подумал...
- Мне кажется, ты вообще не думал... что ты делаешь?
- Греюсь.
- В моей кровати?
- Ну не у камина же мне дальше торчать, я, как ты правильно заметила, в неглиже...
Пуховое тяжелое одеяло, которого вполне хватит на двоих, и Кейрен обнюхивает его, и подушки, которых на этом ложе с полдюжины, и простынь...
Чужой запах.
Тонкий.
Не тот, который привел бы в бешенство, но ревность, холодная, злая, ослепляет.
- Кейрен? Успокойся, Кейрен... я... между мной и им ничего не было. Он просто приходит. Поговорить.
- По старой памяти? - злость тяжело проглотить.
...тянет швырнуть простыни в пламя, скормив ему и одеяло, и треклятые подушки, и самого хозяина Шеффолк-холла.
- Ну же, Таннис, признайся, он твой старый знакомец, верно?
Она отворачивается.
- Посмотри на меня!
И отодвигается, упираясь ногами в перину. Ноги проваливаются, а рубашка ее задирается выше, она перекручивается, стесняя в движениях. Достаточно толчка, и Таннис падает на спину.
- Слезь с меня!
- Поймал, - Кейрен перехватывает ее руки, прижимая к кровати. - Ты моя и только, ясно?
Этого, чужого запаха, на ней нет.
- Отпусти.
- Ни в жизни, - ее собственный, такой родной, знакомый, будоражит кровь. - Таннис...
- Чего ты от меня хочешь? - она вдруг перестает сопротивляться. - Очередного свидетельства, да? Чтобы я дала показания?
- А ты дашь?
Молчание.
- Значит, нет. Из-за страха?
По ее глазам читать легко, вот только прочитанное заставляет руки разжать и отстраниться. Как сказал полковник? Все влюбленные - немного идиоты? И Кейрен ничем не лучше остальных.
- Не из страха.
- Кейрен...
Она садится и подвигается ближе.
- Скажи, что ты хочешь от меня услышать? Он... да, я знаю, что Войтех преступник. И что виселицу он, наверное, заслужил.
- Наверное?
- Хорошо, заслужил. Но... проклятье, я не могу вот так... он запутался, Кейрен.
Ее рубашка съехала с острого плеча, которое Таннис прикрыла ладонью.
Родная.
Близкая. И все-таки далекая.
- Или я запуталась. Я понимаю, что он враг, что убьет меня, как только заподозрит... не важно, если ему даже примерещится предательство, то убьет.
- Тогда почему?
- Потому что... потому что я помню его другого, - она почти кричит и сама же спохватывается, зажимает рот. - Другим. Настоящим. И тот другой, он никуда не ушел... он ведь мог убить меня сразу, но...
- Старая любовь не ржавеет.
- Ты ревнуешь.
- Таннис, конечно, я ревную.
Сжатые кулаки. Тонкие запястья и косточки торчат. Кейрен целует эти косточки, и гладит смугловатую кожу, которая холодна.
- Ты моя женщина, и мне неприятно, что ты заступаешься за ублюдка, по которому давным-давно виселица плачет. Нет, я понимаю, что у вас общее прошлое, но...
- Ты тоже похудел.
- Не меняй тему.
Хмыкает и осторожно устраивает голову на его плече.
- Я не хочу его предавать, понимаешь? Просто не хочу... не ради него, ради себя, Кейрен. Когда-то он много для меня сделал, и теперь тоже... не рычи, я не то имею в виду. Он друг и... наверное, все-таки больше друг. Он обещал отпустить меня. Потом, когда все закончится...
- Для кого закончится?
Подтянув одеяло, пусть и пахнущее другим, но теплое, Кейрен закрутил в него Таннис.
- Не знаю. Мне... было не очень хорошо.
- Я вижу.
- Нет, просто... ты же не знаешь, и...
- Не знаю, но я кольцо купил и выходи за меня...
Не услышала, отмахнулась. И наверное, как-то иначе надо предложения делать, а Кейрен не умеет. И Таннис, закрыв ему рот рукой, сама говорит.
- ...я не умею говорить такие вещи, - она тихо всхлипнула и прошептала. - Я беременна.
Тихо стало.
Звонко.
И отчетливо тянет сквозняком из приоткрытого окна. От запаха пыли свербит в носу, а ноги опять мерзнут, и Кейрен убирает их под одеяло.
- Молчишь?
Острый локоть впивается в ребра, почти попадая по затянувшейся было ссадине.
- Отпусти.
- Нет.
На шее Таннис выступает испарина, и на лбу, на впавших щеках. Она дышит глубоко, судорожно как-то и, почти задохнувшись, бьет по рукам, выгибается, борется зло, неумело...
- Таннис, Таннис, пожалуйста... прекрати, глупая... тебе плохо? Ну если легче станет, ударь... вот так, осторожней, себя не покалечь... ну вот, и давай вместе дышать? Помнишь, у нас получалось... а я вазу твою разбил...
- С кленовыми листьями? - она замирает.
- Ее.
- Ты...
- Я не специально. Задумался и локтем задел... там на столе почти не осталось места. Я, оказывается, совершенно не приспособлен к самостоятельной жизни. Ты не представляешь, что дома творится... ну и плакать зачем?
- Не знаю. Я теперь все время почти...
- Ты сильная женщина.
- Не хочу.
- Чего?
- Быть сильной женщиной, - она сидела, остервенело размазывая по щекам слезы, и щеки эти становились красны, полыхали болезненным румянцем. - Хочу быть слабой... и чтобы на руках... всю жизнь оставшуюся на руках...
- Хорошо, - легко согласился Кейрен, - если, конечно, не растолстеешь. А то беременные, знаешь какими толстыми бывают?
- Я?
- Нет, пока нет, но в ближайшей, как я понял, перспективе...
Она перестала плакать и кулаком ткнула в плечо.
- Издеваешься?
- Не думал даже. Выходи за меня замуж.
- Что?
- Замуж, говорю... в третий раз, между прочим, говорю, выходи... сейчас.
Кейрен встал и осмотрелся. Жаль, что в отличие от Полковника, он так и не прочел ни одного романа, теперь вот сказывался недостаток информации.
Таннис следила за ним, закутавшись в одеяло, сатиновый хвост которого поднимался над ее головой причудливым воротником. Из-под одеяла торчали худые ноги с квадратными резко очерченными коленями. Под левой - Кейрен помнил - шрам имелся, тонкий полукруглый, словно отпечаток худосочной луны.
Осмотревшись - комната была не сказать, чтобы велика - Кейрен решительно подошел к окну, прикрыл створки плотно. Из вазы вытащил полусухую розу - иных цветов в обозримой близости не было, и встав перед кроватью на колено, протянул цветок.
- Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
- Это из-за...
- Нет, я еще раньше решил... а ты меня не услышала! Но теперь тебе точно придется, и выслушать, и вообще, - он чувствовал себя полным идиотом. - Я и кольцо купил. Давно уже.
- Давно? - она розу приняла, чтобы отложить в сторону.
- Ага, уже три дня как.
- И это давно?
- Три дня без тебя - вечность.
Стоять на полу было жестко и холодно.
- Оно дома осталось, потому что я подумал, что...
- Собака с кольцом будет выглядеть подозрительно?
- Именно.
Таннис улыбалась. И глаза ожили.
- Выйдешь?
- Выйду, - она откинула одеяло. - Иди сюда, а то замерзнешь, жених...
В этом была своя правда.
- Я тебе говорил, что жить без тебя не могу? - от нее пахло лишь ею, и еще немного - пыльной розой и Шеффолк-холлом. - А еще меня уволили... и я из дому ушел, но ты уже дала согласие. Так что все равно выйдешь.
- За бездомного и безработного?
- Именно.
- Выйду, конечно, - сухие исцарапанные губы коснулись щеки. - Ты бестолочь, Кейрен, но я тебя люблю... тебе не рассказать, как я тебя люблю.
Это хорошо. Только не понятно, зачем опять плакать?
- Я тебя вытащу, обещаю, - Кейрен собирал ее слезы, соленые и в то же время сладкие, терпкие, как вино, то, которое осталось в доме.
Их с Таннис доме.
- И мы уедем.
- К морю?
- Если хочешь, то к морю... Райдо нас примет, для начала у него поживем, а там как-нибудь устроимся. Присмотрим дом.
- На берегу?
- На берегу.
Она еще терла покрасневшие глаза. Слушала. Верила.
- Я найду работу... за перевалом людей не хватает. Точнее, не людей, но... там не важно, что я от рода отказался... я все-таки неплохой специалист... или свое дело открою. Буду розыском заниматься.
- И кого искать станешь?
- Да хоть комнатных собачек, лишь бы платили... а ты будешь варить свое варенье, из этой... как ее...
- Смородины?
- Именно, из смородины. Я тебе целый ящик гусиных перьев наточу, чтобы было чем косточки выковыривать, только, пожалуйста, не плачь.
- Не буду.
- Все равно ведь...
- Все равно, - она шмыгает носом и нос этот распух, а глаза заплыли, сделались красными, больными. И слипшиеся ресницы - мягкие иголки, с которых Кейрен снимает прозрачную слезу.
- Ты научишься варить кофе на песке. И сошьешь розовые занавески.
- Почему розовые?
- Не хочешь розовые, сошьешь голубые, разрешаю... а по субботам я буду жарить блинчики...
- И гулять. По берегу.
- И гулять, - согласился Кейрен.
...по берегу, который есть где-то там, за Перевалом. Сказочный, существующий ли вовсе?
- Там ночь и зимняя, между прочим. Лед, ветер и дикие собаки.
- Кейрен, я серьезно.
- И я серьезно. Волкодавы. С вот такими клыками...
- Кейрен, - Таннис высвободила руку. - Ты понимаешь, что если тебя найдут здесь, то...
- Убьют.
- Именно.
- Значит, нужно сделать так, чтобы не нашли.
...и желательно, быстро, поскольку даже самая длинная ночь в году имеет обыкновение заканчиваться. А утро, судя по запахам в комнате, не обойдется без дружеского визита.
- Таннис, во-первых, без тебя я точно не уйду.
...а спустить ее по отвесной стене не выйдет. Не в ее нынешнем состоянии.
- Во-вторых... я должен кое-что проверить. Да не вырывайся ты, не собираюсь я шею твоему другу сворачивать, хотя, признаюсь, очень хочется. Мне его даже вызвать нельзя, поскольку человек... Успокоилась? Вот и ладно. Так вот, есть подозрения, что твой милый друг... ладно, не милый и не совсем друг, только не хмурься, но он собирается отправить этот город, большую его часть, к первозданной жиле. Таннис... ты веришь мне? Посмотри, пожалуйста, в глаза. Ты мне веришь?
- Верю.
И снова слезы.
- Я за тебя боюсь, - она цепляется за руки и сама обнимает. - Если бы ты знал, как я за тебя боюсь.
- Ничего. Я живучий.
...невезучий только. И любопытный не в меру, но последнее в нынешних обстоятельствах скорее плюс.
- Кейрен.
- Я не уйду, родная. Я же объяснил, почему... знаешь, если бы я точно знал, что свернув шею этой скотине, все остановлю, я бы это сделал.
- Но ты не знаешь?
- Не знаю.
Сладкая кожа, мягкая. И эта ямка на горле, в которой бьется пульс. И сцепленные ладони... и запястья с темным рисунком вен, подступивших близко к коже.
- Я знаю, что он человек, сволочь, но человек. А человек, даже самый одаренный, не управился бы с истинным пламенем... и с расчетами тоже.
Надо остановиться, пока не поздно.
...не следует недооценивать Шеффолка, пусть и нюх у него по-человечески слабый.
- Сделать бомбу - мало. Их нужно настроить. Синхронизировать с кристаллом... человек на такое физически не способен. А тот сумасшедший, который согласился помогать Шеффолку, он ведь понимал, что именно затевает. И не удивлюсь, если сам подсказал... понимаешь?
Кивок.
- И я должен найти заряды. Или кристалл.
- С чего ты решил, что они здесь?
- А где еще, Таннис? Мой дядя ошибался, когда говорил, что обыск ничего не даст. Шеффолк-холл - самое надежное место, которое только можно себе вообразить. Он древний. И закрытый. Герцогиня давным-давно никого не принимает, но статус ее сам по себе защита от... излишне любопытных.
Таннис кивнула и тихо сказала:
- Она ненормальная.
- Кто?
- Герцогиня. Ты знаешь, что она посадила в клетку своего мужа...