С ним легко соглашаться, и Кэри жмурится, поворачивается, прижимаясь к мужу.
- Совсем спишь?
- Угу.
В кольце его рук, уткнувшись носом в грудь.
- И не проснешься?
Легкий поцелуй в нос.
- Зачем?
- Просто так, - у Брокка светлые глаза, в которые ей нравится смотреть... смотреться, как в зеркала, только много-много лучше. - Ты знаешь, что ты очень красивая?
- Не знаю.
- Я же тебе только что сказал это?
- Все равно не знаю, скажи еще.
- Моя жена, - он шепчет, оставляя на коже след своих губ, - невероятно красивая женщина.
Смех. И палец на переносице.
- Вот только спать любит... и проспит все на свете.
- Что например?
- Завтрак.
- Я не голодна.
- Совсем-совсем? - он переворачивается на спину, увлекая Кэри за собой.
- Немного... на тебе неудобно лежать!
- Почему?
И руку перекинул через спину, не позволяя слезть.
- Ты костистый!
- Неправда.
- Правда, - впрочем, так удобней его разглядывать... и странное дело, стыда Кэри не испытывает, скорее уж любопытство. - Костистый и жилистый...
Загоревший на шее, а грудь бледная и с родинками, которые треугольником. И Кэри вычерчивает этот треугольник, от родинке к родинке... бесконечный путь.
- Кэр-р-ри...
...и когда ее имя произносит, то внутри него что-то урчит... или это не от имени, но от голода? Тогда и вправду вставать бы надо, но не хочется.
А ночь закончилась, и Кэри немного страшно, вдруг да утро все изменит?
Он снова отстранится, и тогда...
- Кэри, - Брокк стряхивает ее, но не позволяет упасть, прижимает к кровати, целует в нос. - Скажи, что бы я без тебя делал?
- Жил бы...
- ...несоблазненным.
Он смеется, и от смеха становится легко-легко.
Ничего не изменится.
Это ее муж... и ее дом... и ее жизнь, которая уже навсегда.
- Кэри, - он наклоняется, упираясь лбом в лоб. - Кэр-р-ри...
- Что?
- Ничего, просто так... или нельзя?
- Можно, наверное...
И старые часы оживают. Удары их эхом разносятся по дому, отмечая новый час жизни... и наверное, вправду пора вставать.
Хотя бы для завтрака.
- Ты как? - Брокк убирает с ее лица пряди.
- Хорошо.
- Точно?
- Да, - теплое плечо и теплые же пальцы, несмотря на то, что железные. Кэри помнит, насколько они ласковые. И тянется, льнет к руке, которая замирает, словно опасаясь спугнуть.
- Кэри, - он становится серьезен, и значит, все-таки закончилась чудесная ночь. - Пожалуйста, не сердись, но после бала я отправлю тебя в Долину.
Сердиться у нее настроения нет.
- И на балу... пожалуйста, держись меня.
- Держусь.
Его и за него.
- Или Одена... он будет. Виттара еще...
- Все будет хорошо.
Опять тревоги, которые его не отпускают, и Кэри борется с ними единственным доступным ей способом, стирая морщины с его лба.
Губы сухие, жесткие.
Мягкие.
А в глазах - солнце, наверное, так не бывает, чтобы солнце в исключительном владении, но у Кэри оно - собственное, единоличного пользования.
- Все будет, - эхом повторяет Брокк.
Будет обязательно.
А дни, пусть и прибавляют по минуте после ночи перелома, все еще коротки. И нынешний тает фисташковым мороженым. Сладкие минуты, и кофейная горечь часов. Время ощущается остро, и Кэри прячется от него. Завтрак и старые часы, следящие за Кэри круглыми глазами бронзовых сов. Серебряные кольца для салфеток и жесткая накрахмаленная ткань.
Скатерть с зимним узором. И пара свечей в гнезде можжевеловых веток. Лента развязалась, легла золотистой дорожкой...
- О чем ты думаешь? - Брокк рядом, близко и эта близость успокаивает.
- О том, что будет.
- Сегодня?
- Нет, вообще будет... с тобой и со мной.
- С тобой, - повторяет он за нею, - и со мной... с нами... мы будем жить долго.
- И счастливо?
- Конечно, как иначе, - Брокк убирает дорожку из ленты. - Счастливо... и очень-очень долго... в Долине или в городе, где ты захочешь.
Не так уж важно, если вместе и счастливо. Кэри знает, что у счастья привкус утреннего кофе, которое варят здесь с корицей и каплей лимонного сока для кислоты. Аромат свежего хлеба и молока, оно в фарфоровом кофейнике с нарисованной коровой... счастье звенит в крови, и просто так... колокольчики из ее косы не все еще собрали...
И разве важно, где?
С кем - дело иное... и наверное, он тоже понимает, если улыбается.
Близкий далекий человек.
Птицелов.
И сама Кэри в узкоклювой маске белой цапли. Рукава-крылья, вышивка белым по белому.
Жемчуг.
Посеребренные перья и алмазная эгретка в волосах.
Белое. Зимнее. Льдистое.
И внезапный страх, иррациональный, рожденный тенью, которая стоит за спиной, не смея прикоснуться. Она, заблудившись в открытых зеркалах, не нашла обратной дороги, а быть может, не захотела уходить, предпочтя остаться в мире живых.
- Ты... отпустил меня, верно? А я тебя...
Случайная ласка сквозняка, и альвийский шелк льнет к коже, обрисовывая фигуру почти вызывающе...
...отпустил. Но не оставил.
Хорошо.
Наверное... в карете она глядела на мужа, а тот - на огни, заполонившие город. Вновь распустились белые шары газовых фонарей, и костры горели ярко, пожалуй, ярче, чем когда бы то ни было...
...когда я умру, - голос Сверра доносился из-за грани, не того чужака, которого Кэри боялась, но мальчишки с длинными белыми волосами. Он сидел на подоконнике, свесив ноги в пустоту. И белый пух садился на колени.
- Слезь, а то простынешь.
Кэри было холодно смотреть на него.
- Не простыну, - он похлопал по камню, велев, - садись. Смотреть будем.
- Куда?
- Вниз. Видишь, как красиво?
Огни, переплетенные с огнями, россыпями, созвездиями, желтыми россыпями одуванчиков...
- Не бойся, - Сверр сжал руку. - Я не позволю тебе упасть. Держи.
Он протянул свечу, которую наверняка стащил из шкатулки леди Эдганг. Свеча была длинной и тонкой, обернутой в золоченую хрустящую бумагу. Она сломалась посередине, и обе половины держались на тонкой нити фитиля.
- Когда я умру, - он зажег свечу не ладонью, но длинными каминными спичками. - Я стану огнем.
- А я?
- И ты. Тогда мы найдем друг друга...
- Я не хочу умирать, - Кэри ерзала, пытаясь отодвинуться от пустоты под ногами.
- Я тоже, - огонек разделил их, и соединил, потому что Кэри держала свечу, а Сверр держал Кэри. Это было правильно. - Но когда-нибудь все умирают...
...и становятся огнем.
Факелом в руках уличного акробата. Драное трико его нелепо, а колпак на голове держится чудом. И акробат высоко подбрасывает ноги, то приседая, то вскакивая, а руки его, задранные над головой, держат тяжелую дубину факела.
Катятся по ладоням капли смолы.
И бледное, нарисованное гримом лицо, кривится. Акробат вот-вот заплачет, но нет, он швыряет факел и делает колесо, успевая встать на ноги и факел поймать.
В подставленный цилиндр сыплется мелкая монета...
...леди, леди! - стук в окно пугает, и Кэри хватается за руку мужа. - Леди!
Мальчишка повис на подножке кареты.
- Вам цветок!
Он умудряется открыть дверь и сунуть в щель черную розу на длинном стебле.
- От кого?
- От господина в маске! - мальчишка показывает Брокку язык и исчезает в толпе.
...люди... и экипажи.
Верховые в военной форме.
Город, озаренный огнями, кипит жизнью. И экипаж, увязнувший было на площади, медленно вписывается в поток других экипажей, устремившихся к королевскому дворцу.
- Я не знаю, от кого они, - Кэри касается холодных лепестков. - Не злись.
- Не злюсь.
- Злишься, - она снимает маску. - Их просто приносят... иногда.
- Ладно, злюсь, - признает Брокк. - Почему ты раньше не говорила?
...потому что ей было приятно получать цветы. А еще потому, что надеялась - заметит...
От розы неуловимо пахло землей.
И машинным маслом.
...почему Кэри никогда не задумывалась, кто приносит розы?
...наверное, потому, что знала - они не от Брокка, а остальное было не столь уж важно. И она уронила цветок на сиденье.
- Кэри...
- Я помню. Я не отпущу тебя.
Черная роза останется в экипаже.
Королевский дворец - пламя, застывшее в камне. Широкая лестница и мраморные псы, лежащие у ее подножия. Кэри ощущает на себе мертвый их взгляд.
Ступени.
И рука Брокка единственной опорой.
Ветер. Снег. И бумажные фонарики на бронзовых деревьях.
Дребезжание струн, музыка дробится в зеркалах, вязнет в шелковых стенах и позолоте, она существует как-то вовне, отдельно от всего действа, подчиняющегося своим собственным внутренним ритмам. Шаг и другой.
Приветствие.
Объявление, сделанное надрывающимся голосом. Двери залы бальной залы и смех, чей-то близкий и далекий... блеск.
Сияние. И та струна, которая почти рвется, но продолжает мучить Кэри. Страх и предложение, сделанное шепотом:
- Давай сбежим отсюда.
- Непременно, - Брокк целует ее ладонь. - Но позже. Еще не время.
Времени здесь нет.
Есть высокий потолок с древними фресками, на которых сплелись в причудливом танце простоволосые женщины. Они смотрят на Кэри и улыбаются... эти улыбки украли женщины иные, которые прячут лица под масками.
И приседает в реверансе бархатная Роза, чья прическа украшена живыми цветами.
Маскарад.
Чужие роли, примеренные ради забавы. Палач в красном колпаке... стрелок... и пара пастушек с витыми посохами... снова роза... розарий даже, и ревнивые взгляды, которыми дамы обмениваются, не скрыть... луна в серебре... и кажется, Ночь, с алмазными звездами и полумесяцем... звездочет... и шут, который подскакивает, корчит рожи, и бубенцы на его колпаке звенят оглушающе.
Кэри не собиралась выпускать руку Брокка.
И выпустила.
Потерялась.
Растерялась и отступала, выбираясь из круговерти придуманных лиц, пока не оказалась у окна. За ним, расписанным серебряными узорами, лежала ночь. И наверное, окно нельзя открыть, но...
- Вам дурно? - Оден из рода Красного золота встал между Кэри и масками. - Идемте.
Кэри с благодарностью оперлась на его руку.
Тяжело дышать.
Воздух спертый и душный, раскаленный газовыми рожками и холодными драгоценностями дам.
- А... почему вы без маски?
Она заговорила, лишь оказавшись в саду.
Темнота аллеи, пара фонарей, далеких, существующих где-то вовне этого тихого места. Лавка и каменная борзая, разлегшаяся у ног. Снег.
Звезды.
И полумесяц, настоящий, желтоватый слегка.
- Потерял, - Оден стоял рядом и, запрокинув голову, разглядывал полумесяц. - Не люблю балы.
- Я теперь... кажется, тоже не люблю.
Кэри сняла маску. Казавшаяся сперва удобной, та вдруг сделалась невыносимо тяжела. И кожа, с которой соприкасалось дерево, раздраженно горела.
- Дышите, - посоветовал Оден. - Там воздух выгорает, поэтому так душно. Светильный газ с воздухом смешивают, тогда он и горит ярче.
- Да? Я не знала.
- Теперь знаете. Но пожалуй, это не та тема, которую следовало бы обсуждать. Позволите?
Кэри подвинулась.
- Не мерзнете?
- Нет.
И да, разве что немного, альвийский шелк тонок, но при мысли о возвращении ей становилось дурно.
- Если замерзнете, говорите.
- Я не хочу снова туда...
Оден кивнул, добавив:
- Мы вернемся, когда протрубят. Это значит, что идет король, а не приветствовать Его Величество... неблагоразумно.
Кэри понимает. И выдержит. И вообще она повела себя на редкость глупо. Испугалась? Духоты? Или масок, за которыми лиц не видно.
- А еще я потерялась...
- И нашлись. Я отправил записку вашему мужу.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
Странно думать, что Оден мог бы стать ее мужем. И Кэри искоса разглядывала его. Красивый? Пожалуй. И еще сильный... и синий мундир ему к лицу. Надежный. Спокойный... и наверное, очень и очень хороший, но чтобы мужем...
- О чем думаете?
- Обо всем сразу, - она наклонилась и смахнула снег с морды борзой. - О том, как бы оно было, если бы...
- Мы поженились?
- Да.
- Пожалуй, мы стали бы друзьями, - сняв китель, он набросил на плечи Кэри. - Не возражайте. Мне перед вашим мужем отчитываться.
Не возражает.
Темная шерсть пахнет Оденом, и запах этот, приятный, но чужой.
- А в остальном... боюсь, мы оба причиняли бы друг другу боль, даже сами того не желая.
- Потому что вы любите свою жену?
- Да.
- А я - мужа, - Кэри еще никому в этом не признавалась. И сказав, вздохнула с облегчением.
Так и есть.
Любит.
Вечно хмурого. Задумчивого. И раздраженного, когда у него что-то там не выходит. Неуверенного в себе. Гениального. Сонного под вечер, особенно, когда вечер поздний, а накануне он в очередной раз засиделся...
- Тогда вам повезло, - очень серьезно ответил Оден.
Кэри знает.
- А... ваша жена?
- К счастью, ее положение - хороший предлог, чтобы не появляться при дворе. Она тоже... не любит подобного рода мероприятий.
...а здесь не любят ее, полукровку. И эта взаимная нелюбовь уже устоялась, сделалась привычной и не особо досаждает обеим сторонам.
- За Перевалом все немного иначе, - Оден раскрыл ладонь, и снежинки садились на нее, таяли, оставляя на коже россыпь капель. - Вы же знаете.
- Да, наверное...
О чем с ним еще разговаривать? Хороший и чужой... и то, что чужой - важнее. Но и молчать с Оденом вполне удобно, вот только время идет-идет, а Брокк не появляется.
И нехорошо как-то...
...что подумают о них двоих?
...наедине с посторонним... нет, Брокк сам сказал, что Оден... и все-таки... если вернуться, то...
- Не думайте о всякой ерунде, Кэри, - он поднялся и подал руку. - Поверьте, что бы вы ни делали, всегда найдется кто-то, кто увидит скрытый смысл в ваших поступках. Идемте, поищем вашего мужа. Но если станет дурно, говорите.
И снова свет.
Воздух густой, тяжелый. Нервные переливы скрипки, которые заставляют Кэри вздрагивать и цепляться за руку спутника.
Маски вьются как вороны.
Черные... откуда столько черноты... они кружат, кланяются, что-то говорят Одену, и тот отвечает, пока еще спокойно, но Кэри чувствует, как он напрягается.
Злится.
Сдерживает злость. А круг воронья рассыпается, позволяя сделать еще несколько шагов.
- Выпейте, - Оден протягивает бокал на длинной ножке. - Вам все-таки необходимо взбодриться.
Наверное. Невыносимо кружится голова и все-таки она упадет в обморок. Странно, прежде подобного с Кэри не случалось. И она пьет, глотает жадно, изнывая от жажды, не чувствуя вкуса.
И глаза Одена темнеют.
Упасть ей не позволили. И подхватили на руки.
- Я сама...
- Конечно, но как только мы отсюда выйдем...
...вороны-вороны...
...иссиня-черные перья и уродливые маски...
...короткие плащи, будто крылья... музыка играет так громко, пусть замолчат скрипки. Кэри не желает слышать их. Она потерялась в стае воронья и домой... очень нужно домой... ее мутит, а еще голова раскалывается.
...и зеркала вокруг.
Зеркала повторяют каждое ее движения, и яркая вышивка, белым по белому, ослепляет. Даже закрыв глаза, Кэри не избавляется от головокружения. Пух летает.
Перья.
Белые-белые... и черные... вороны опасны...
- Дурно стало, - такой далекий и знакомый голос, ему Кэри доверяет, потому что вороны его боятся. И пока Оден рядом, не посмеют приблизиться. - Из-за духоты...
Брокк...
...он просил не отходить, а Кэри потерялась.
- Кэри, вы меня слышите?
...едкая вонь заставляет открыть глаза, несмотря на то, что веки отяжелели.
- Вы горите, - рука Одена лежит на лбу, она чувствует эту руку, удивительно холодную и при том тяжелую. Еще немного и голову раздавят.
- Жарко.
Говорить еще тяжелее, чем дышать.
- Кэри... - Брокк нашелся. Как хорошо, что он нашелся! И теперь Кэри его не отпустит. - И не надо отпускать, держись за меня.
Птицелов.
А Кэри - белая цапля... и шелк скользкий, она не знала, что шелк бывает настолько скользким, а еще в нем очень-очень жарко.
- Что с ней?
Кто-то другой оттесняет Брокка. Этот другой высок и черен, не ворон, нет, у воронов другие лица, и даже не лица - маски, которые остроклювы и опасны.
- Нервное переутомление, - этот другой трогает лицо Кэри. Его пальцы жестоки, и Кэри пытается увернуться от них. - Леди необходим отдых...
...домой.
Ей нужно домой, где нет ни скрипок, ни огней, ни воронья.
- Скоро, - обещает Брокк. - Скоро отправимся...
Тот, другой, с жестокими пальцами, заставляет Кэри открыть рот, он вливает горькие капли, но их горечь унимает жажду.
Ее несут.
Хорошо, как в колыбели... и родной запах успокаивает.
- Кэри...
Она бы ответила, но не может говорить... или не хочет... спать вот - хочет и сильно... пусть и эта комната - не дом, но в ней нет яркого света, камин и тот почти погас.
Хорошо.
Прохладно.
- Послушай меня, Кэри, - Брокк не отпускает ее руку, а может, и наоборот, Кэри за него держится. - Сейчас мне нужно уйти, но я вернусь. Полчаса и мы отправимся домой.
Ей все равно.
Лишь бы не было яркого света и воронов.
- У двери будет охрана...
...он что-то еще говорил, но Кэри уже не слушала. Пускай охрана... пускай дверь... пускай он поскорее возвращается, потому что снова ночь, а ночью ей без него одиноко.
И кажется, он обещал... обещания - те же слова, но Брокк сдержит...
Но все-таки Кэри заснула. И во сне ее открылась дверь, впуская черных воронов. Склонившись над Кэри, они набросили на нее черный плащ, и маску сменили.
Кэри не хочет быть вороном.
Маска тяжелая... а плащ и вовсе душит. Кэри пытается снять его, мечется по кровати, но ее крылья неподъемны. Это потому, что крылья...
...она, Кэри, уже не цапля - ворон.
- Кэри, ты слышишь меня? - маски плывут, превращаясь в лица, и это Кэри знакомо.