Старая баржа знавала и лучшие дни. Памятью о них остался позеленевший корабельный колокол, массивный сундук с покатой крышкой и пара резных стульев. Небрежно наброшенные на них куски холстины прикрывали истлевшую обивку и клочья конского волоса, выглядывавшие из дыр.
Скрипела палуба.
И выкрашенные в нарядный зеленый цвет борта, просели низко.
На носу баржи сидела девушка в роскошном бархатном платье. Сидела неподвижно, сцепив руки на груди, глядя на мутную бурую воду, на ледяное крошево.
- Ты не замерзла? - Олаф набросил на плечи девушки плащ.
Она не шелохнулась.
Рыжие волосы, бледное неподвижное лицо.
И плащ медленно сползает, но удержать его не пытаются. Девушка, кажется, вовсе не ощущает холода.
- Ты бы доктору ее показал, - Инголф стоял, опираясь на грязный борт, и сковыривал ногтем рыжее пятно ржавчины.
- Обойдусь и без твоих советов.
Инголф лишь хмыкнул. Он был настроен вполне себе миролюбиво, хотя обстоятельства менее всего к миролюбию располагали.
- И место мог бы подобрать поприличней... она вообще нас слышит?
- Слышит. Просто... ей нравится на воду смотреть.
Когда Олаф отступил, девушка обернулась, но убедившись, что исчезать совсем он не собирается, успокоилась. Инголфа, как и самого Брокка, она, кажется, не замечала.
- Чувствую себя заговорщиком, - Инголф спускался первым. В трюме, пусть и наскоро переделанном под жилище, все еще стоял терпкий рыбный дух. По потолку расползались пятна влаги, да и разбухшие стены не казались сколь бы то ни было надежными.
- Боюсь, мы все и есть... заговорщики, - Брокк потер переносицу, пытаясь отрешиться от запахов. - Но я благодарен, что вы...
- Оставьте свои реверансы, Мастер.
Инголф занял низкую козетку, он полулег, забросив ногу за ногу. А под голову сунул расшитую золотой нитью подушечку.
- Сутки не спал, - пожаловался он, хотя никто ни о чем не спрашивал.
Олаф кружил, если и останавливался, то лишь затем, чтобы прислушаться к происходящему вовне. Впрочем, вряд ли он слышал хоть что-то. Старая баржа скрипела, кряхтела и грозила рассыпаться, но держалась на привязи корабельных канатов. Борт, обвешенный холщовыми мешками с песком, то отползал от пирса, то оседлав вялую волну, ударялся, терся, скрипел.
Брокк занял место за коренастым, сколоченным из грубых досок столом. Олаф замер, обратив взгляд к трапу. Инголф, подобрав с пола еще одну подушечку, прижал ее к животу.
- В заговорщиках бывать не доводилось, - произнес он задумчиво.
Брокку тоже.
Он запустил руки в волосы. Голова раскалывалась, которые сутки на ногах... он уже и не помнит.
Сон.
Явь.
Человек в маске. И пусть Брокк знает достаточно, чтобы назвать его имя, но оба соблюдают правила игры. Взаимная вежливость, которая порой кажется бессмысленной как и эта его попытка побега.
- Пожалуй, - голос его звучит глухо, от усталости ли, или же потому что само это место гасит голоса. - Для начала я должен кое-что объяснить... показать...
...его тайна, одна из многих, появившихся в последние дни, плотно прижималась к коже. Эта тайна поначалу причиняла неудобства, вполне конкретные физические, ибо кожаные ремни натирали, они пропитывались потом Брокка, становились скользкими, неудобными. И он постоянно раздражался, с трудом сдерживая желание избавиться от сбруи.
Его тайна пряталась под пиджаком и жилетом, плотным, из мышастой ткани, под рубашкой и корсетом, хотя прежде Брокк корсеты не носил.
Инголф наблюдал молча.
Олаф кружил, с каждым кругом он подходил все ближе, и ноздри его раздувались, словно он, безумный, и вправду слышал голос пламени.
Он мнет ее, оставляя на темном бархате длинные следы. И их же затирает.
- Спасибо, я как-нибудь сам.
Все-таки неудобно. И холодно. Кожа белеет, и темная сеть ремней выглядит на ней как-то вовсе уж неестественно. Брокк даже трогает, убеждаясь, что сбруя не исчезла.
- Надо же, как вас угораздило, - Инголф подбрасывает подушку, но не ловит, и та падает куда-то за пределы ковра, где палуба - просто палуба. - Даже знать не хочется, где такие подарки раздают.
Металлическая капсула, не вшитая - вросшая в бычью кожу, поверх которой вьется узор из железа. Патрубки. Проволока. И стеклянная хрупкая колба, забранная в металл.
Олаф замирает. Колени его подгибаются, плечи идут вперед. Он тянет руки, но заставляет себя успокоиться, только выдыхает резко, судорожно.
Инголф подходит, тесня Олафа, и тот, оскорбленный, рычит.
- Угомонись, мальчишка.
Затрещина обидна, но как ни странно, она приводит Олафа в чувство. И тот, отведя взгляд - под ноги смотрит, на замызганный ковер - бормочет.
- Извините, я... не сдержался. Оно зовет...
- Заткни уши и не слушай. Или наверх поднимись.
Инголф останавливается рядом с Олафом лишь затем, чтобы развернуть.
- Иди, продышись свежим воздухом. И девчонку свою проведай, - тон для Инголфа непривычно мягкий, успокаивающий. И Олаф подчиняется.
Не уходит - сбегает.
И эхо шагов мечется по опустевшему трюму.
- Позволите? - Инголф останавливается на расстоянии вытянутой руки, дожидаясь разрешения. Брокк кивает. - Интересная конструкция...
- Прощальный подарок Рига.
- Прощальный? Даже так? Я слышал, что он пропал...
- Безвозвратно.
- Не скажу, что буду сильно горевать. Он мне никогда не нравился, - осторожные пальцы коснулись ремней, пробежали, стараясь не тревожить, по металлической паутине, задерживаясь на узлах. - Любопытно... весьма любопытно... все-таки эта сволочь была не столь бездарна, как мне казалось.
Брокк хмыкнул, с этой точки зрения он ситуацию оценивать не пытался.
- А снимается это...
- Два замка.
- Вижу. Код?
- Шестизначный на каждом...
- И при неверном подборе...
- Взрыв.
Пара замков. И пара штырей, готовых пробить хрупкую стеклянную оболочку, в которой заключена частица истинного пламени. Крохотная, но Брокку хватит.
...и не только ему.
- В таком случае, лучше замки оставить в покое... попробовать с цепью... будьте добры, повернитесь спиной.
Брокк чувствовал себя довольно-таки неуютно.
- Не волнуйтесь, Мастер, - Инголф дышал в шею. - Без вашего согласия ничего не будет.
- Это вы о чем?
- О бомбе, естественно... признаться, до отвращения хорошая работа.
- Не скажу, что рад это слышать.
И тает слабая надежда, что сам он в кои-то веки ошибся, проглядел вариант, пусть опасный, рискованный, но все же...
Инголф отступил и, протянув жесткую сбрую корсета, осведомился:
- Полагаю, эта игрушка - не все плохие новости?
- Взорвусь не только я.
Ставший привычным за три дня ритуал. Корсет. И рубашка с мелкими пуговицами. Жилет. Пиджак. И шейный платок, в котором не было нужды.
...он снова заперся, вот только на сей раз в слабой попытке защитить не только себя.
- Что ж, - Инголф вытер руки о грязную скатерть. - Буду рад выслушать вашу историю, Мастер. И не только я. Пойду, позову этого... пиромана влюбленного.
- Вы над ним смеетесь?
- Я ему сочувствую, - без тени насмешки сказал Инголф. - Впрочем, полукровка - не самый худший вариант... его родня, если доберется, сдаст его в сумасшедший дом. Как по мне, лучше уж баржа.
- Выдавать не собираетесь?
- Нет. Я глубоко эгоистичен и равнодушен к чужим проблемам. Пусть сами разбираются.
Брокк не поверил.
Поправив кусок полотна на стуле, он сел, вытянул ноги и руки скрестил на груди, сквозь все слои одежды ощущая кожаное плетение и холодную бусину ловушки.
Дурак.
И дважды дурак, если все еще надеется выйти из этой истории живым.
А ожидание затягивается. И баржа скрипит, все чаще припадая к пирсу обшарпанным боком. Палуба ходит под ногами, и катается длинный стакан, стучит о ботинки.
...три дня жизни.
...и чужой план частью игры. Вполне жизнеспособный план, но оттого не менее безумный. А безумие, надо полагать, заразно, если Брокк согласился.
...и план собственный, в котором есть что-то от фантазии опиомана.
...белый шарик для Кэри.
...он ведь не знал, что Виттар принесет полную дозу.
...сбруя, которую человек в маске надевал осторожно.
...два кодовых замка и истинное пламя под сердцем.
- Вы же поймете, Мастер, что здесь написано? - он сунул стопку желтых жестких листов. Не так давно листы подмокли, и чернила поплыли. Сушили, наверняка, над открытым огнем, который оставил на бумаге коричневые пятна ожогов. - Впрочем, что это я, конечно поймете.
Чертежи. Аккуратные вереницы формул, за которыми Брокку видится лицо Рига, недовольное, с брюзгливо поджатыми губами.
- И надеюсь, вы не станете лгать, что это, - человек ткнул пальцем в бумагу, - неосуществимо.
- Не стану.
Риг был медлителен. Но дотошен.
Цифры.
И снова цифры. Истина, распятая на крестовинах векторов... он учел все или почти все.
- Мне нужно поработать с камнем, - человек носит кристалл в кармане, куда опускает и перстень с гербом Шеффолков. Бессмысленная мера, столь же бессмысленная, как и маска, и раздражающие лилейные духи. - Я должен знать, что когда придет время, он отзовется.
- Конечно, Мастер.
Человек касается лба, белые пальцы, черная маска, и кажется, что когда он пальцы уберет, то часть этой белизны останется на шелке.
- Но вы же осознаете границы моего к вам доверия? Поэтому предлагаю... несколько упрочить нашу с вами связь. Я пойму, если вы не захотите рисковать, но...
На стол лег клубок из ремней и проволоки с сияющей бусиной.
- Такое вот... наследство, - человек развел руками, словно извиняясь за то, что обстоятельства вынуждают его этим наследством воспользоваться.
- И я должен это надеть?
- Да.
- Хорошо, - Брокк отодвинул листы в сторону. - У вас в залоге окажется и моя жизнь. Но в таком случае я требую, чтобы моя жена вышла из этой игры.
- А если я не соглашусь?
- Я решу, что ваше слово ничего не стоит. И вы изначально не собирались ее отпускать.
Человек думает. Долго думает, хотя смешно предполагать, что он не просчитывал подобный поворот. Но Брокк не мешает. Он изучает вязь серебра и металла, рисунок аккуратный, почти совершенный...
...почти.
- Хорошо, - человек встает. - Вот.
Шкатулка. И очередной белый шарик внутри, он чуть больше предыдущих, и нос улавливает резкий запах аниса.
- Этого хватит, чтобы ваша жена поправилась. Конечно, вам придется поверить мне на слово, но... это единственный вариант.
Брокк убирает шкатулку в карман пиджака, а пиджак отправляет на спинку кресла. Если суждено носить бомбу, то лучше - под одеждой. В тот момент он не испытывает страха, скорее раздражение.
- Единственный нюанс, - человек заботливо подает шейный платок. - Надеюсь, вас не расстроит, но... этот заряд начнет реакцию. Вы же понимаете, что это означает?
- У вас больше заложников, чем мне представлялось.
- Именно.
Поэтому он и позволил отпустить Кэри. Зачем она нужна, если в его руках весь город?
- Видите ли, Мастер, у вас очень специфическая репутация. Есть мнение, что собой вы способны пожертвовать, но вот другие... обречь их на смерть, когда спасение есть...
- Не для всех.
- Что с того? - черный камень лег на сукно. Не столь уж велик легендарный Черный принц. И выглядит обыкновенным алмазом, правда, нет в природе черных алмазов, а этот именно таков. - Спасите тех, кого сможете спасти... Король позаботится об остальных.
- Полагаете?
Камень не отзывается на прикосновение. Он холоден, и мелькает нехорошая мысль, что Черный принц мертв. И Брокк почти готов поверить в это... плохо, очень плохо, потому что лишает даже малейшего шанса на успех... но кристалл вдруг оживает.
Энергия-вода.
Или скорее ветер, который не удержать в горсти.
Вспышка. И вновь тишина.
Он смеется, осколок прошлого...
- Ваши женщины покинули город. И дети с ними. Пускай, я не хочу воевать с детьми и женщинами. Мне хватит тех, кто останется. Знаете, это даже не месть, Мастер. Это - историческая справедливость.
- Вашими руками?
- Кто-то же должен. Почему не я?
Старая история.
Псы и люди.
Люди, которые приговорены их же королем, о существовании которого не догадываются. Как не знают о стеклянных ловушках, чуме и прибое, который бьет в виски, и до максимума остается едва ли больше нескольких дней.
- Мастер, вы ведь сожгли один город. Почему бы вам не попробовать спасти другой? Он уверял, что такое возможно... хотя бы попытайтесь.
- И тогда вы оставите меня в живых?
- Вы же понимаете, что нет. Но вас ведь волнует не ваша жизнь.
...Кэри.
...она не захочет уйти, но "Янтарная леди" отправится на рассвете, и Кэри... он солжет, что полетит с нею. Простит. Когда-нибудь потом поймет, почему Брокк должен был остаться, и простит.
Олаф вел девушку за руку, она ступала, не глядя под ноги, и длинный шлейф платья сползал со ступеньки на ступеньку. Инголф держался позади.
- Тея тихонько посидит, - Олаф провел ладонями по рыжим волосам, и вправду ярким, словно пламя. - Она не помешает.
Девушка-кукла.
И все-таки живая, стоит Олафу отступить, и она вдруг оживает, хватается за руку, запрокидывает голову, пытаясь поймать его взгляд.
- Все хорошо, Тея. Я здесь.
Она улыбается, и в этот миг становится почти красива. Но жизни ее не хватает надолго, и веснушчатое лицо с мягкими чертами вновь застывает.
- Она... не сумасшедшая, - Олаф глядит на Инголфа.
- Она - возможно, - соглашается Инголф, чтобы тут же добавить. - А вот мы все трое - точно ненормальны.
Заговорщики.
И Брокк кладет на стол чужие бумаги. Самое им место среди грязной посуды и мятых жестянок.
- Ознакомьтесь.
Несколько минут. Инголф хмурится, Олаф фыркает и принимается кружить по трюму. Всякий раз он останавливается рядом с девушкой, небрежно, вскользь, касается рыжих ее волос, и идет дальше.
Лист меняют на лист.
Обмениваются взглядами. И в этом молчаливом поединке оба отступают одновременно.
- Любопытная идея, - Олаф скрывается в полутьме трюма, чтобы вернуться с еще одним стулом, неимоверно грязным, но его сей факт не смущает. Стул становится спинкой к столу, и Олаф садится, широко расставив ноги, упираясь подошвами в грязный ковер. - Город в сфере...
- Часть города, - поправил Инголф. - И речь идет...
- О Нижнем.
Брокк протянул чертеж.
- Поле протянется вдоль речного берега, от старой городской стены до Гэрбских ворот...
...десятки миль по водяной жиле.
- От меня требуется поставить метки, по которым развернется полотнище ...
...и остановит пламя.
- Держаться полог будет сорок восемь часов.
...этого хватит, чтобы прорыв затянулся.
- Все замечательно, - Инголф, аккуратно сложив листы, равнял стопку. - За исключением одного нюанса. Энергия...
Ответ у Брокка имелся.
Он жег карман, заставляя то и дело касаться его, проверяя на месте ли камень.
На месте.
И на белом листе бумаги, на котором не так давно резали ветчину. Нож Брокк отодвинул, и хлебные крошки смахнул, но все одно старая баржа явно не местом, достойным такого гостя.
- Знаете, - Инголф протянул руку, но коснуться камня не посмел. - Ваше безумие на редкость хорошо подготовлено.
Олаф фыркнул.
Он сгреб камень и, зажав между большим пальцем и мизинцем, поднес к глазу.
- Осторожней, городской сумасшедший, - Инголф, впрочем, не сделал попытки отобрать кристалл, но наблюдал и за Олафом, и за камнем с неизъяснимым интересом.
- Там огонь, - сказал Олаф. - Живой... а я думал, что Черный принц - это легенда.
- Легенда, - Инголф все же протянул руку, жест ленивый, небрежный, и лишь вздрагивающие пальцы выдают нетерпение. - И за эту легенду нам всем здесь голову снимут.
- Если боишься...
- Помолчи, мальчишка, - Инголф перекатывал камень по ладони. - Я не говорил, что боюсь. Я лишь указывал на некоторые... возможные последствия нашей авантюры. Мне, в отличие от тебя, собственная голова дорога... и все остальное тоже.
- Инголф прав, - Брокк потер глаза, которые слезились. - Мой долг... наш долг - вернуть кристалл короне.
Вот только Король вряд ли станет тратить его на обреченный город.
Да и самому Брокку жить хочется.
- Есть несколько вариантов.
Брокк вытащил свою записную книжку.
- Первый - действительно вернуть камень...
- И попрощаться с вами, - Инголф поставил локти на стол. - Не скажу, что я проникся к вам такой уж любовью, но в чем-то, Мастер, вы мне симпатичны. Да и к городу, признаться, я привык...
- Позер, - бросил Олаф.
- Мальчишка.
- Какой есть...
- Второй вариант - принять план Рига и спасти хоть кого-то...
- Но есть, полагаю, и третий? - поинтересовался Инголф. И Брокк кивнул.
Третий.
Призрачный. Рожденный бессонницей, рассветом и страхом. Он, Брокк, тоже умеет бояться смерти. Всего-то и понадобилось - научиться жить.
Кэри спала, в кои-то веки спокойно спала и даже улыбалась во сне. А он, глядя на нее, отстраненно думал, что вдовий наряд ей не пойдет, хотя, конечно, черное с желтым сочетается... янтарные глаза погаснут. И будет больно.
Он снова причинит ей боль, и если так, то...
В полудреме, полуяви, в болезненном состоянии, когда разум требовал отдыха, но не умел отдыхать, и появилась совершенно безумная идея.
- Третий... создадим зеркало.
Молчат.
Ждут продолжения и не понимают.
- Погодите, Мастер, - Олаф вновь уходит и не возвращается долго, он тянет с собой грифельную доску, и ведерко с кусками размокшего мела. - Так понятней будет.
Инголф устраивается на козетке.
А девушка с рыжими волосами вдруг пробуждается.
- Я не люблю зеркала, - очень тихо говорит она. - В них огонь... много-много огня...
- Эти зеркала будут другими.
С доской Олаф хорошо придумал, пусть мел крошится в пальцах, но Брокку легче объяснять на языке формул. Он пишет, одну за другой, вывязывая новый узор, который при всем его безумии выглядел логичным.
И молчащий Инголф подался вперед. Ревнивым взглядом он цеплялся за каждый знак, пытаясь разглядеть слабину... сердце замерло, потому что Брокк сам понимал, насколько его затея... нет, не безумна.
Баржу кидает на пирс, и пустые жестянки с грохотом сыплются на пол, они катятся, оставляя за собой масляные следы, которые старый ковер впитывает. Грязнее он все одно не станет.
Олаф же сползает со стула и садится на корточки. Он раскачивается, не отрывая взгляда от доски.
- Получится.
Улыбка у него широкая, совершенно счастливая.
- Быть может, и получится, - поправляет Инголф.
Он все же встает. Движения ленивые, текучие, преисполненные какой-то неуместной неги, словно бы он, Инголф, находился не на борту дрянной баржи, которая чудом жива, но на палубе королевского фрегата. А то и вовсе на берегу.
Пожалуй, такому подошел бы берег, и не дикий, изрытый искателями янтаря, но облагороженный.
Аллеи.
Пальмы. Статуи в тени.
Дамы в светлых летних нарядах. Зонтики кружевные, левретки и бланманже в креманках на высокой ножке. Веера. Томные беседы о высоком...
- Зеркала... - Инголф пальцами водил по меловым линиям, но не стирал. Он читал формулы, и губы шевелились, повторяя про себя.
Узел.
И еще один. Энергетическая связка.
Шаг назад и взгляд мечтательный... так, пожалуй, смотрят на картину.
- Здесь, - тонкий палец ткнулся в доску. - Сцепка ненадежна. И здесь, кстати, тоже.
- Знаю.
- Контур не выдержит...
- ...если не добавить резервные вектора.
Инголф понимает с полуслова и, с брезгливо оттопыренной губой, он берет кусок мела, разглядывает его долго, придирчиво, а потом резко, быстро вносит правки.
- Треугольника будет достаточно, - почерк у Инголфа нервный, острый. - Квадрат был бы лучше, но как понимаю, четвертого самоубийцу мы в столь короткий срок не отыщем. К слову, когда?
- Завтра на рассвете...
- Завтра, - он мнет мел, и белые крошки сыплются на брюки.
Темная шерсть с узкой белой полосой. А пиджак на атласной желтой подкладке, которая на полтона светлей жилета.
- Завещание, по всему, оставить не успею.
Олаф смеется. До судорог, до всхлипа.
- Инголф, ты... ты зануда страшная, но я тебя люблю, - он вытирает слезы тыльной стороной ладони, отчего-то левой, а правая, растопыренная, упирается в пол. - Нет, я тебя определенно люблю...
- Допустим, - Инголф отступает. - Но будь добр, держи свою любовь на расстоянии.
- Злой какой.
- Не злой. Брезгливый. Ты давно на себя в зеркало смотрел?
В этом раздраженном с легкой нотой снисходительности тоне есть что-то успокаивающее, родное. И Брокк позволяет себе надежду.
...быть может, у них получится остановить безумие.
- Остался еще один нюанс, - Инголф расстегивал пуговицы. - Как избавить вас, Мастер, от подарочка...
- Вряд ли получится.
...выжить Брокк не рассчитывал.
- Но попробовать стоит... хотя бы в теории.
Олаф вскочил. Его движения отличались нехарактерной прежде суетливостью, словно его переполняла энергия, и Олаф не способен был управиться с нею.
- Оно маленькое... - рука Олафа легла на грудь Брокка, а сам он застыл в неестественной позе. Ноги расставлены, колени полусогнуты, локти прижаты к бокам. Левое плечо опущено, правое поднято и голова лежит на нем.
Ненормален?
Не более чем сам Брокк.
- Ты бы хоть руки вымыл, - сняв пиджак, как делал всегда, приступая к работе, Инголф повесил его на спинку стула, провел пальцами по плечикам, выравнивая. В этом Брокку виделся ритуал.