Аннотация: На всякий случай автор предупреждает: глава недобрая.
Глава 12. Маски
Две недели, нанизанные на золотую нить.
И с каждым днем она становится ярче. Если вначале Виттар убеждал себя, что принимает желаемое за действительное, то теперь сомнений не осталось: Оден был жив. И где бы он ни находился, ему становилось лучше. А значит, рано или поздно, но он выйдет на патруль ли, на заставу, к гарнизону или городу. Есть еще королевские ищейки... и объявленная награда...
И в сумме неплохие шансы спастись.
Нужно верить.
Ждать.
И найти себе занятие. Собственно поэтому Виттар и согласился на эту встречу.
Кагон из рода Темной Ртути соизволил прибыть вовремя. Он появился на пороге дома в сопровождении четырех со-родичей, которых взял скорее из желания подчеркнуть свой статус, нежели из недоверия к хозяину.
А вырядились... Виттар не без удивления разглядывал чеканные узоры на панцирях кирас, рукояти мечей, сияющие драгоценными камнями, и грозные с виду накладки-шипы на сапогах. Красиво. Но совершенно бесполезно.
- Рад приветствовать райгрэ Виттара! Пусть не иссякнут жилы, питающие род Красного Золота, - Кагон поклонился, но не слишком низко, всем видом демонстрируя, что лишь отдает дань обычаю, не более того.
- И я рад приветствовать тебя в моем доме. Между нашими родами нет вражды.
Впрочем, и мира тоже.
И странно, зачем Кагон столь яростно добивался встречи?
Или слухи дошли о новом законе?
Или другие слухи, которые были неизбежны, пусть бы и на сей раз не имели ничего общего с правдой?
Или дело в чем-то третьем?
Следует признать, что однажды Кагон уже попытался использовать Виттара. Ртуть хитра. И самонадеянна. Пожалуй, она выпуталась из войны с наименьшими потерями и теперь, верно, прикидывала, как распорядится удачей. Слышит ли Кагон, как скрипит камень и умирает железо, кормившее жилы Великих домов?
- Прошу. Твоих людей проводят в гостиную...
Благо, по прошествии этих двух недель гостиные дома если не вернули себе прежнее обличье, то хотя бы от пыли и пауков избавились.
Стекла вдруг вернули былую прозрачность. Скрипящие дверные петли излечились от скрипа. Засияли хрусталь и паркет, а на семейных портретах вновь можно было различить лица.
И главное, что готовить стали почти как прежде.
Вначале Виттар собирался принимать гостя в библиотеке, но в последнюю минуту передумал, повел в кабинет, широкие окна которого выходили на тисовую аллею.
- Старые дома обладают неизъяснимой прелестью, - сказал Кагон, проводя ладонью по отполированным перилам. - Их стены столько всего помнят... в них - истинное сердце рода.
Он осматривался, не скрывая любопытства, и Виттар с тоской подумал, что, вероятно, за этим гостем последуют и другие. А он никогда не понимал прелести этих ни к чему не обязывающих, но при том почти обязательных визитов вежливости. Трата времени да и только.
И пустота на подносе для визитных карточек его более чем устраивала.
- Надеюсь, наш разговор не затянется надолго? - в кабинете неуловимо пахло Торой. Она открыла окна? Кто еще... и на полке каминной порядок навела. Ожили массивные часы из оникса и серебра и механический соловей, обретавший под стеклянным колпаком.
След Торы вплетался в рисунок комнаты. Жаль, что сама она предпочитала избегать Виттара.
Пока он позволял ей это.
- Я знаю, как сильно вы заняты. Да и вопрос, в сущности, пустяковый.
Кагон позволил себе откинуться на спинку кресла. Руки положил на подлокотники свободно, и ногу за ногу закинул. Еще немного и его поведение можно будет назвать развязным.
- Дело в моей... племяннице.
Начало Виттару не понравилось.
- Я бы хотел избавить вас от необходимости опекать ее.
Продолжение не понравилось еще больше.
- Сожалею, что по моей вине вы попали в крайне неловкое положение. И полагаю, исключительно врожденное благородство... - Кагон умел говорить, и это умение приносило ему пользы ничуть не меньше, чем сила Высших.
Его речь была плавной, неторопливой, убаюкивающей.
Словесное кружево оплетало Виттара, и пожалуй, не останься черный опал в перстне черным, Виттар заподозрил бы гостя в применении родовой силы.
Но перстень молчал. А Кагон продолжал вывязывать речь, слово к слову, петля к петле.
- ...мне известно ваше... неоднозначное отношение ко всему, что связано с альвами...
И зачем ему понадобилась Тора?
Или не ему?
- ...поэтому наилучшим вариантом разрешения данной проблемы будет возвращение Торхилд домой, - завершил речь Кагон.
Ему чуть за сорок. Высок. Неплохо сложен. Кость легкая, что в общем-то характерно для Ртути, равно как мягкие черты лица и золотистый оттенок кожи. Виттар, не скрывая интереса, разглядывал собеседника. Волосы светлее, чем у Торы, скорее всего примесь другого рода. Олово? Или Свинец? И радужка с зеленоватым отливом, значит, и Сурьма в крови отметилась.
А вот родинки на щеке от Высших. Кто и когда подгулять успел? Но главное, что давно, поколения с три назад, поскольку вымылись, поблекли, и Кагон подкрашивает их, пытаясь выделиться.
И вправду наверх метит? Одной краски мало.
- Ее дом теперь здесь, - Виттар понял, что ему больше не интересно.
- Позвольте, но...
Прямого взгляда Кагон не выдержал, даже не попытался, сразу глаза отвел.
- Две недели назад она была тебе не нужна. Что изменилось?
- Мне крайне неудобно, что мое поспешное решение поставило вас в...
- Врешь. Правду.
У лжи особый аромат, пожалуй, старого выдохшегося пива. Или прокисшего молока. Или еще мокрого пота, который выступил на ладонях Кагона.
- Ну? - Виттар положил руки на стол, позволяя живому железу выбраться. Серебряные капли проступали на коже, сплетаясь в чешую.
- Вы... признали меня гостем.
- Признал. И здесь не трону. Но брошу вызов.
А на Арене у Кагона шансов нет.
- За что?
- За ложь. И... просто хочется, - в конце концов, если Виттара считают бешеным, то почему бы не воспользоваться репутацией.
Конечно, если бы Кагон боялся не так сильно, он бы понял, что вызвать его без веской причины нельзя: Закон защищает слабых.
- Его Величество...
- Вмешиваться не станут. Но я лишь хочу понять, что заставило тебя прийти сюда и лгать мне. Или ты считаешь себя умнее?
Считает, но в жизни не признается, что в общем-то разумно.
- Итак?
Догадка лежала на поверхности, но Виттару совершенно не нравилось. Он все же надеялся, что ошибся.
- Кому понадобилась Тора? - живое железо забиралось выше, обвивая предплечья, отзываясь ноющей болью в костях, готовых измениться при малейшем намеке на опасность. Виттар и вправду ходил по грани. И в данный момент испытывал огромное желание грань переступить. Просто ведь.
Есть Кагон по ту сторону стола. Белое горло. Синие вены. Пульс, который Виттар слышит, и чужой страх пьянит. В венах - кровь.
Кровь сладкая, Виттар помнит.
Должно быть, он выглядел по-настоящему жутко, если Кагон произнес:
- Атрум из рода Лунного Железа.
Высший. И что пообещал взамен? Не деньги, в деньгах Ртуть не нуждалась. Поддержку в Совете? Покровительство? Кагон расценил молчание по-своему.
- Я готов возместить вам ущерб, предоставив другую девушку... Ртуть - большой род...
И у Кагона найдется с полдюжины племянниц подходящего возраста.
- ...у вас будет выбор. Моей дочери исполнилось шестнадцать...
Даже собственную дочь? Все-таки Виттар поспешил счесть беседу не представляющей интереса. Если дело в новой любовнице, то почему Атрум не воспользовался столь чудесной возможностью выбора?
Очевидно, ему нужна была именно Тора.
Для чего?
- Вы согласны?
- Нет.
Живое железо не желало отступать. Оно слишком явно помнило азарт последней охоты.
- Если Атрум хочет получить эту женщину, пусть придет ко мне сам.
Но вряд ли он решится.
- Или бросит вызов.
Что еще менее вероятно. Атрум много сильней райгрэ Ртути, но все же слабее Виттара. И значит, попытается действовать в обход.
- Он меня уничтожит, - тихо произнес Кагон. Выглядел он жалко, но сочувствия Виттар не испытывал. Возможно, на смену Кагону придет действительно толковый райгрэ, такой, который не будет вышвыривать слабых за порог дома.
- Пожалуйся королю.
Жалоба будет, в том числе и на Виттара.
Но все законно.
И Торхилд не покинет дом.
Она стояла внизу, окруженная четверкой бывших со-родичей. И резкий пряный запах ее сказал Виттару все, что он желал знать. Дополнить картину было несложно.
Сервировочный столик опрокинут. На полу: ваза с цветами, высокий фарфоровый кофейник и четыре чашки-лилии на тонких ножках. Графин с коньяком. И белоснежные салфетки, которых, как он думал, в доме уже не осталось. Как-то очень спокойно он отметил и разбитую губу. И руки, сведенные за спиной. И острие клинка, которое упиралось в шею, и длинную царапину на этой самой шее.
И самодовольное выражение лица того, кто клинок держит.
Он так ничего и не понял. Не отшатнулся даже, когда Виттар подошел. И только в самый последний миг руку отвел, что хорошо - Виттару не хотелось бы случайно ранить свою женщину. Он забрал клинок и сжал запястье. Крепко сжал. До хруста кости.
- Ты достал оружие в моем доме, - пояснил Виттар, захватывая руку чуть выше. - Ты напал на того, кто находится под защитой этого дома.
Остальная троица попятилась. Вмешиваться не станут. И руки от оружия на всякий случай убрали. Верно говорят: гнилой райгрэ - гнилая стая.
- Ты оскорбил меня.
Третий перелом и пожалуй, хватит. Урок получился достаточно запоминающимся.
- Уходи, - Виттар повернулся к Кагону. - Ты и твои люди. Сегодня я не настроен убивать.
А ведь всерьез воспримут каждое слово. С другой стороны, репутацию поддерживать тоже надо.
Спорить не стали. Убрались. Хотя не следовало надеяться, что проблема на этом будет решена. И не Кагон беспокоил...
Зачем Лунному железу Торхилд?
Она же стояла, понурившись. Чувствовала себя виноватой? Ей и вправду не следовало бы показываться на глаза со-родичам, но кто ж знал, что Ртуть настолько осмелеет. Или это не смелость, но глупость? Решили, что Виттар с удовольствием избавиться от докуки?
Коготь с легкостью разрезал шелковый шнур, которым были спутаны запястья. На белой коже остались розовые отметины, вид которых злил не меньше, чем запах ее крови.
- Почему ты не позвала на помощь?
Хотела что-то ответить, но в последний момент прикусила губу.
- Простите, райгрэ.
Шелестящий мертвый голос. Губы синие. И круги под глазами залегли.
Кажется, Виттар знал ответ и на свой собственный вопрос: потому что не думала, что кто-то поможет. И если догадка верна, то его собственная стая заразилась гнилью.
В библиотеке Макэйо были самые разные книги. А Торе нравилось читать.
О других землях. Обычаях. Правилах.
О животных и растениях.
О камнях, ритуалах, источниках.
Об альвах. И о людях.
Книги часто ей помогали, и та, кажется, сама подвернулась под руку.
История мальчика, который был слабым и трусливым, и человеческая стая охотилась на него. Тогда мальчик, не способный защититься сам, придумал другого себя. Тот другой не знал страха. Он оказался очень хитрым... и злым. Убив всех врагов, он решил, что уходить не желает. И тогда прежнего мальчика совсем не стало.
Наверное, так правильно: выживают сильные.
Так появилась Хильда.
Она, конечно, не разговаривала с Торой, как это было в книге. И никогда не занимала разум полностью, спасая Тору от мира, но все равно помогала.
Хильда не видела кошмаров о смерти родителей. Не дрожала, заслышав шаги за дверью. И в отличие от Торы, наверное, была способна себя убить. Например, если бы ее снова позвали к Королеве.
Хильда умела слушать и запоминать. И не пряталась от Макэйо, но учила Тору вести себя так, чтобы он оставался доволен. И возможно именно благодаря Хильде, Макэйо не бросил Тору потом, когда она стала слишком взрослой для него. Макэйо завел себе новую любимицу, а Тора осталась среди редкостей. Это была спокойная жизнь, и Хильда исчезла.
Тора думала, что насовсем, но ошибалась: в этом доме она вновь стала нужна.
Хильда умеет выживать.
Она просыпается среди ночи за мгновенье до того, как в замке повернется ключ. Хильда скатывается на пол и спрячется под кровать, прижавшись к полу. Она не позволяет кричать, но молча проглотит пыль и закусывает до боли пальцы. Боль делает Хильду сильней.
Хильда знает, что те, кто приходят в комнату, лишь делают вид, будто не замечают Торхилд. Ее убежище ненадежно, но это - часть игры.
Им нужен страх.
И Тора боится.
Шагов. И скрипа двери. И тени, что ложится на порог. Запаха лимона, который перебивает все прочие запахи, и Тора при всем желании не сумеет узнать ночного гостя... впрочем, их ведь много. Иногда двое. Трое. Или даже как-то четверо, в самый первый раз, когда она еще не знала, что нужно прятаться.
Она проснулась от того, что на лицо положили подушку. Тора попробовала вывернуться, но оказалось, что руки ее и ноги держат. И кто-то шепотом отсчитывает секунды.
- Двадцать один... двадцать два...
Тора задыхалась и рвалась. А Хильда приказала успокоиться и прекратить сопротивление. Те, кто пришли, не посмеют убить, но чем больше Тора дергается, тем хуже ей будет.
И оказалась права: стоило замереть, как подушка исчезла.
- Зря ты не умерла, потаскуха, - сказали ей, наклонившись к самому уху. - Смотри. Еще раз застанем в кровати, и ты пожалеешь, что на свет родилась...
Она уже жалела.
- А вздумаешь пожаловаться, подумай, кто ты такая. Потаскухе не поверят...
Тора все равно хотела рассказать, про тех четверых, про подушку, про то, что она не спала до рассвета, глотая слезы. И про навязчивый лимонный аромат.
Но Хильда велела молчать: даже если Торе поверят, то райгрэ вряд ли захочет ссориться со стаей. Они же, не желая напрямую нарушать приказ, не причинят Торе непоправимого вреда. И надо жить на грани.
Пока.
Хильда отыщет выход.
Ей нужно осмотреться. Разобраться. Решить.
Хильда знала бы, что делать, если бы райгрэ оставил Торхилд при себе. Возможно, он передумает, и тогда положение Торы изменится. Возможно, он не передумает, и тогда Торе лучше будет уйти. Но прежде, чем уходить, она должна подготовиться.
У нее есть доступ к продуктам, оружию, пусть бы с ним и у Хильды не слишком-то ладилось, и деньгам, но сейчас красть нельзя - райгрэ не настолько доверчив и в любой момент может поднять счета.
Спешить не стоит. Время еще есть.
Тора терпит. Хильда наблюдает. Ей всегда нравилось это занятие, и ее не обманет аромат лимонов. Запахи не так уж важны: все ведь очевидно.
Ненависть рождалась на кухне, среди раскаленных плит, кастрюль и котелков, которыми управляла толстая пожилая повариха. Ей не понравилось, что Тора, пусть и не по собственной воле, но вмешалась в хозяйство, которое толстуха считала своей вотчиной. Впрочем, власть ее простиралась далеко за пределы кухни - слишком многие в доме были связаны с этой женщиной. И Хильде приходилось быть очень внимательной, чтобы увернуться от словно бы случайных подножек, чужих локтей и неслучайных злых тычков. Пару раз не получалось и Торхилд натыкалась на острый угол стола или комода, выступ каминной решетки или перила лестницы... однажды на лестнице разлили масло. И крышка старинного клавесина - у Макэйо стоял похожий, только попроще - рухнула, едва не переломав пальцы.
Хильда успела убрать руки вовремя.
И запах масла ощутила загодя. Заставила убирать... тех ли кто лил? Других ли?
Но этой ночью в Торхилд ткнули черенком от швабры. Было больно, но Хильда стиснула зубы: она помнит другую боль, настоящую, а эта... пара синяков и только.
Торе надо перетерпеть.
Уже недолго.
Хильда почти определилась с тем, как уйти из дому, что взять и куда направиться.
А противостояние обострялось. На кухне падали ножи, норовя ударить по ногам. И чан кипятка перевернулся совершенно случайно. А та ступенька на деревянной лестнице, наверняка, просто не выдержала вес Торхилд.
Хильда точно знала: в этой игре следует поддаваться, ведь постоянный проигрыш злит противника. Злость же рано или поздно заставит переступить черту, и тогда Тора пострадает.
Она и так страдала, и каждый вечер, возвращаясь к себе - комната запиралась, но замок не спасал от ночных гостей - Тора брала в руки синий флакон.
Всего несколько капель и...
Флакон отправлялся в ящик туалетного столика, а Торхилд заплетала волосы, переодевалась в ночную рубашку и ложилась в постель. Она закрывала глаза и лежала, уговаривая себя, что справится и на этот раз. Хильда сильная.
Выживет.
Но и она уставала. А усталость приводила к ошибкам, поэтому Хильда не заподозрила дурного, когда в желтой гостиной появился Аргейм и сказал:
- Пришли гости, - смотрел он поверх головы Торы, и служанки, рьяно натиравшие хрусталь и серебро, замерли в ожидании. - Подай им кофе. Займи чем-нибудь.
Тора чувствовала подвох, но Хильда потребовала спокойствия - при посторонних тронуть Тору не посмеют. Да и разве не задача Торхилд как хозяйки дома, пусть бы и названной, встречать гостей?
На кухне уже сервировали столик на колесах. И вновь разговоры смолкли.
Нет, слуги исполняли все указания Торы быстро, точно и в срок, со старанием, в котором чувствовалась издевка. Она не может пожаловаться на лень или же нарушение приказа... а остальное - слишком зыбко.
Но Хильда все равно проверила и чашки, и блюдца, и кофе, и коньяк, и легчайшие воздушные пирожные, которые возвышались горкой.
- Вы замечательно готовите, - сказала она поварихе и та, фыркнув, отвернулась. Ей не нужны были похвалы, ей нужно было, чтобы Торхилд исчезла. Из кухни. Из дома. Из жизни.
И Хильда впервые подумала, что если убить эту женщину, например, тем самым ядом из флакона, Торе станет легче. Возможно, и уходить не понадобится. Только надо сделать так, чтобы Тору не заподозрили. Об этом она размышляла, пока катила столик к гостиной и, задумавшись, пропустила ловушку.
Торхилд поняла в чем дело, лишь переступив порог комнаты.
- Ба! Какая встреча! - сказали ей, заступая путь. - Ты не рада, сестричка?
Ни один из четверки не был братом Торы, во всяком случае, родным. Двоюродные? Троюродные? Она почти никого не знает из рода Темной Ртути.
Тора хотела бежать. Хильда взяла со столика вилку, уже поняв, что сбежать не позволят.
- Не спеши, - дверь прикрыли.
И ударить не вышло - руки оказались в тисках. Запястье выкручивали, пока боль не заставила выпустить никчемное оружие. Зачем Торхилд вообще сопротивлялась? Она и сама не знает. Но боролась молча, пытаясь вывернуться, лягнуть со-родича, дотянуться до шеи зубами ли, коготками, слишком мягкими, чтобы навредить.
Райгрэ обещал защиту.
В доме.
И просил не выходить за пределы.
И если Торхилд выведут, то он не станет связываться.
- Угомонись! - удар в живот выбил воздух, но не успокоил, как и пощечина. И веревка, перехватившая запястья, не усмирила. И даже лезвие, которое прижалось к горлу.
А потом вдруг появился райгрэ и все изменилось.
Хильда с удовлетворением услышала, как хрустят кости. А потом исчезла: с райгрэ она связываться не станет. И Торе лучше молчать: если райгрэ узнает про Хильду, то сочтет Тору сумасшедшей.
Из скорбного дома сбежать вряд ли получится.
Райгрэ разглядывал Торхилд недолго. И от веревки освободил.
- Идем, найденыш, - он положил руку на спину, подталкивая Тору к двери. - Думаю, нам опять пришло время поговорить.
Тора поднималась, а он шел сзади и руку не убирал. Тора чувствовала ее сквозь ткань платья и нижней рубашки, но не боялась.
Устала, наверное.
А райгрэ привел Тору не в библиотеку, и не в кабинет, где долго отказывались убираться, ссылаясь на то, что хозяин не будет рад вмешательству. Он привел Тору в собственные покои.
В спальню.
И... хуже все равно не будет.
В спальне Тора справится без Хильды. Она помнит, как и что надо делать.
Рука на спине исчезла, Тору развернули - ее тело больше ей не принадлежало - и палец райгрэ приподнял ее подбородок.
- Когда ты в последний раз нормально спала? - спокойно поинтересовался райгрэ.
Давно. В последние дни Хильда требовала быть начеку.
- Ты выглядишь хуже, чем тогда, когда мы тебя нашли. И я хочу знать, почему.
- У... у меня недомогания.
Райгрэ наклонился, потерся щекой о щеку.
- Лжешь, - прошептал он. - Девочка, пожалуйста, не надо мне лгать. Я очень этого не люблю.
- Вы... не поверите.
- А ты попробуй. Кого боишься? Я ведь чувствую, что боишься... не этих сегодня. А раньше. Точнее, давно... когда это началось?
- Сразу.
Его губы скользнули по царапине, собирая подсыхающую кровь.
- Я жду, - напомнил райгрэ, отстраняясь.
И Тора заговорила. Ей было стыдно. И страшно. И еще безумно колотилось сердце, как бывает после долгого бега... А райгрэ стоял, слушал, поглаживал ее шею большим пальцем, и Торе хотелось плакать от этой ласки.
Но Хильда не одобрила бы слез: мужчины их не любят.
- Вот, значит, как, - тон этот не предвещал ничего хорошего. - Раздевайся.
Тора послушно расстегнула пуговицы на корсаже.
- И рубашку сними, - райгрэ не стал мешать, когда она повесила платье на спинку стула. И рубашку отправила следом. Чулки.
Он подошел и, опустившись на колени, коснулся живота.
- Это откуда?
Сегодня, от со-родичей. И позавчера, угол кухонного стола... а на голени - от кровати... у мебели много острых углов. Ожог - чай горячий вывернули... почему он тратит время на синяки?
Ну да, из-за них Тора перестала быть красивой. Это плохо. Красота много значит.
- Ложись в постель, - он отбросил покрывало, и Тора поспешила выполнить приказ. Наверное, синяки ее не совсем изуродовали.
Райгрэ отошел и вернулся со стаканом.
- Сделаешь глубокий вдох.
Тора подчинилась.
- А теперь выдох и глотай... и яблочко...
Яблочная долька не спасла от пожара во рту. Едкая жидкость добралась до желудка и, кажется, вознамерилась его расплавить. Но горечь ушла, зато осталось тепло, которого становилось все больше и больше.
- Коньяк. Другого успокоительного, извини, не имею. Сейчас озноб пройдет, и ты поспишь.
Нельзя! Во сне она беззащитна.
Райгрэ лег рядом и притянул к себе. Он гладил по голове, разминал шею, плечи, спину. Прикосновения его были нежны, однако лишены даже намека на продолжение.
Торхилд ему не нравится?
- Закрывай глаза. Засыпай, найденыш. Здесь тебя никто не тронет... засыпай. Некого бояться, - верить нельзя, но Тора проваливалась в сон, но по привычке тотчас просыпалась, боясь пропустить момент, когда в замке повернется ключ.
Ей нельзя в кровати. Не сейчас.
- В моей - можно. И никто не придет. Поверь...
Торе очень хотелось верить. Тем более, Хильды не было.
И она сдалась.
А ночью тень коснулась лица, и Тора вскочила, чтобы оказаться в кольце рук.
- Тише, это всего-навсего я... больше тебе некого бояться.