След от перехода стереть не выйдет. Да и глупо это.
Виттар постоял внизу, открыл входную дверь, впуская на порог осенний дождь. Вода собиралась в ладонях и была кисловатой на вкус. Но умылся и полегчало.
Стальной Король будет разочарован, но угрызений совести Виттар не ощущал.
Страха тоже.
Он подымался по лестнице, насвистывая веселую песенку, которая засела в голове еще с лихих, довоенных времен. И чувствовал себя превосходно.
- Если вы думаете, что вам это сойдет с рук, - старуха стояла на вершине лестницы, грозная, как старая горгулья из королевского парка. - То глубоко ошибаетесь. Я не собираюсь молчать.
- Хорошо.
Ее узкие сухие пальцы вцепились в дубовую балясину, не пальцы - когти. Вырвет и, захлопав чернотканными крыльями, поднимется в воздух с визгом и скрежетом. Виттар тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
Горгулья? Да нет, просто стерва.
Обыкновенная.
- Ваш брат должен был...
- Не вам, - Виттар поднялся и теперь смотрел на старуху сверху вниз. - Вам он точно ничего не должен.
Кто она?
Уже никто. А раньше? До падения рода?
Супруга Атрума? Нет, старовата. Мать? Или тетка? Из ближней родни явно, пусть бы старость и злость, постоянная, разъедавшая ее изнутри, исказили черты ее лица. Теперь же в них проглядывало безумие, такое знакомое... такое заразное.
- Кем тебе приходился мальчишка? - Виттар коснулся старушачьей шеи не без брезгливости, скорее отдавая себе отчет, что должен это сделать. И светлые глаза полыхнули яростью.
- Сыном.
- Лжешь.
- Думаешь, я так стара? - она оттолкнула руку Виттара. - Это горе меня состарило до времени... горе и муж мой, кобель брехливый. Только и мог, что девок валять...
Значит, ревность.
И обида.
- Что с тобой случилось?
- Почему я должна говорить об этом?
- Не должна, - согласился Виттар. - Но тогда ты просто умрешь, и никто ничего не узнает. Тебе ведь будет обидно, верно? Ты так давно ненавидишь, что эта ненависть не способна замолчать.
Она оскалилась и зарычала.
- Или мне позволишь? Как твое имя... ты говорила, но я запамятовал.
- Эдганг.
- Эдганг из рода Лунного Железа. Кем ты была? Той, кто стоит на вершине? Отец - райгрэ... наверное, он ждал наследника, а родилась ты. Какое разочарование... но ты старалась доказать, что в тебе не зря течет его кровь. Снова и снова...
- Мои братья появлялись на свет мертвыми. Посмотрим, что скажешь ты, когда твоя потаскуха разродиться мертворожденным.
Ее слюна упала на ладонь Виттара, и он торопливо вытер руку, опасаясь не то яда, не то проклятья.
- А то и не разродится. Моя матушка сошла в могилу, так и не сумев справиться... с десятым? Или с одиннадцатым? Не помню уже, - Эдганг улыбалась так, словно бы говорила о чудеснейшем событии.
- И осталась лишь ты.
Сколько из ее братьев действительно рождены были мертвыми? А сколькие умерли в первые дни? Младенцы часто уходят. И эта обыкновенная в общем-то мысль вдруг кольнула под самое сердце.
Его ребенок выживет. И с Торой ничего не случится.
- Осталась лишь я, - эхом ответила Эдганг. - Дочь. Чистая кровь. Сильная кровь.
Бесплодная, как равнина у Каменного лога.
- И отец подобрал жениха, - Виттар продолжил чужую историю.
Из близкой родни. Кузена? Или еще ближе, родного, пусть бы наполовину?
- Он моложе тебя был, верно?
Эдганг попыталась отодвинуться, но Виттар перехватил тонкую руку. Хрупкую. Достаточно сдавить, и кость хрустнет.
- На десять лет, - она не подала вида, что испытывает боль. Или свыклась? Вряд ли ей легко жилось в доме, который вдруг перестал быть родным. - Он забрал все... он и его братец. Решили, что раз я женщина, то ни на что не способна.
- А на что ты была способна, кроме ненависти?
Отвернулась.
- Ты его презирала уже потому, что он получил твое наследство. Твой дом. Твои земли. Тебя саму... получил и отвернулся. Так? Ты была слишком стара для него. Нет, он появлялся, исполнял супружеский долг, потому что желал наследника, но... ты была бесплодна, как твоя мать.
Рванулась. Зашипела. Выбросила руку, готовая впиться в лицо острыми когтями. И живое железо, отзываясь, выпустила иглы.
- Скажи, тебе не виделось в этом... возмездие? - шепотом спросил Виттар, наклонившись к самому уху. - Ты терпела... долго... пока однажды не поняла, что беременна. Что ты испытала? Радость? Восторг? Или предвкушение? Твой сын, твоя кровь, достойный наследник... ты его воспитывала, верно?
- Он был слабым... - голосок вдруг сделался хнычущим, жалким. - Таким слабым... я боялась, что он умрет...
И Атрум не сумел отобрать ребенка у жены.
Смирился.
- Он рос, а ты рассказывала ему свои сказки о чистой крови... о том, что лишь он достоин стать во главе рода. Возвысить его... а потом твой сын отправился в Каменный лог.
...и не сумел совладать с собственными желаниями. Они дорого обошлись мальчишке.
- И все рухнуло, верно? Твой муж отвернулся от сына. А ты... что ты ему нашептывала?
- Все из-за твоей шлюшки... жаль, что она не сдохла... - Эдганг заглянула в глаза, снизу вверх, с нежностью, которая была такой искренней. - Мой мальчик горевал... она все испортила тогда. И снова. Он собирался воевать, знаешь?
Положив левую руку на грудь Виттара, Эдганг задумчиво перебирала пуговицы на куртке.
- Так хотел... чего ради? Я говорила, что в войнах нет смысла. Нужно ждать. Пусть глупцы погибают, а мудрые... мудрые будут жить и править.
Не мудрые - бешеные.
- И даже мой безмозглый муженек признал за мной правду... он всегда был трусом. И слабаком. Но после войны... о да, после этой войны открывались перспективы. А тут ты... и эта сука. Почему ты ее просто не отдал? Почему?!
Она взвизгнула и, ударив Виттара в грудь, не устояла сама, покачнулась, разворачиваясь к лестнице. И Виттар разжал руку.
Падала тихо.
Не женщина - груда тряпья. Спустившись к ней, Виттар заглянул в глаза:
- Ну и что осталось от твоего рода?
Девочка с белыми волосами.
Отец - Атрум. Мать - из младших домов. Скоротечный роман. И ребенок, которого невозможно оставить... хорошо, избавляться не стали, прислали, как водится, с серебряной ложкой.
Атрум принял.
- Вот, - Виттар достал нож и вложил его в руку. - Кажется, ты потеряла.
Поднявшись, он переступил через тело, поднялся к себе и тщательно вымыл руки. Тора спала, обняв руками живот. Смешная.
И теплая.
Почему не отдал? Не захотел.
- Ты? - Тора перевернулась на спину.
- Я.
- Что случилось?
- Ничего... завтра случится.
Тело найдут утром. Падение с лестницы... несчастный случай... старые лестницы старых домов видели множество несчастных случаев.
- Торхилд... - Виттар любовался узором из теней на коже жены. - Что мне сделать, чтобы ты была счастлива?
Пока есть еще время.
Она щурится, зевает и, забираясь под руку, бормочет.
- Поцелуй. И завтра тоже.
Каменный лог... та же равнина, но в черных траурных тонах. И кольцо из скал, что подымались отвесными стенами. Крепость? Похоже.
Но ворота открыты.
И Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый, опасный запах, который остановит нас.
- На этих землях нет закона иного, нежели закон первородной жилы, - существо, казавшееся мне камнем, поднялось. - Вас никто не остановит.
Оно не было псом, как не было человеком.
В нем перемешались обе сути. И тело, излишне длинное, худое, гляделось нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник изогнут, как у борзой, и кажется, что существо лишь ненадолго поднялось на задние лапы. Ему неудобно стоять.
Но оно терпит.
Странно, что я не испытывала страха.
Оден лег, позволяя мне сойти, и я с трудом удержалась на ногах - мышцы от долгой скачки затекли. Да и сам Оден возвращался с трудом. Минуты полторы он стоял на четвереньках, пока я не догадалась сунуть флягу с водой.
- Пей.
На сей раз отказываться не стал, пил аккуратно, видно, что сдерживая себя. А существо наблюдало за нами.
- Здесь давно не было подобных вам.
- Как давно? - Оден вытер губы ладонью, а ладонь облизал. Но пить больше, чем выпил, не станет. Вот собака упрямая!
- Давно. Раньше. Приходили. Я радовался, - голос был скрипучим, словно в горле существа заедала невидимая шестеренка. - Чаще всего радовался.
- Но иногда нет?
- Иногда, - согласилось оно, почесывая когтями шею. - Последний нет. Давно. Но я помню. У него были темные волосы. У нее - много братьев. Братья говорили, что он лжет. И ему нужны земли и кровь. Но он говорил о любви.
Желтые глаза смотрели неотрывно.
- Так часто говорил, что сам поверил.
- Я читал эту легенду.
- Легенда - ложь. Он был. Правда.
- И что было дальше? - я прицепила флягу на пояс, поняв, что умру, если не узнаю, что было дальше.
- Влюбленные сбежали, - ответил Оден.
- Да. Приходили. Часто.
- Решили, что жила первородная рассудит.
До чего знакомый сценарий, вот только подозреваю, что приговор суда сильно расходился с ожиданиями.
- Он любил девушку, - поднявшись, Оден протянул руку. - Но ее земли и кровь любил сильнее.
- И что случилось?
- Сгорели оба.
- Да, - существо качнуло головой. - Много печали. И никто больше не приходил. Только дети. Дети маленькие... детей жаль.
- Ты пропустишь нас?
Сгорели. Оба.
И чего ты испугалась, Эйо? Время есть. Сказать, что передумала. Отступить.
Вернуться к брату.
Он и так из-за тебя настрадался... а Оден получит свободу... и свою высокородную невесту... и ему не придется становиться мятежником. Он же сам сказал, что отпустит...
И наверное, понял, если смотрит так, с выжиданием.
Да, мне страшно.
Но не настолько, чтобы отступить.
- Я буду радоваться, - сказало существо, взбираясь на плоский камень. - Я очень хочу радоваться. И помнить, что приходили и ушли.
Жар.
Воздух сухой. Горячий. И горло моментально пересыхает, но нельзя тратить воду бездумно. И я не без сожаления оставляю фляги под камнем.
Куртку. Жилет.
Сапоги.
Горячий базальт касается пяток, словно шершавый язык горы, которая вот-вот проглотит нас.
Пускай. Идем. По узкому коридору, чьи опаленные стены подымаются, заслоняя сухое жесткое небо. У него и цвет-то желтоватый, как у пережженной листвы.
- А я... - если молчать, паника возьмет верх. - Я тоже смогу перекидываться? Там... лапы, хвост... зубы.
Трогаю собственные, которые вроде бы прежних форм и размеров.
- Не знаю, - Оден по обыкновению честен. - Некоторые могут, некоторые - нет. Наверное, от силы крови зависит. Но даже те, которые могут... иногда вторая ипостась слаба настолько, что смысла в ней особого нет.
То есть никакой золотой чешуи и прочих красот.
- Эйо, тебе вовсе не обязательно менять облик, - Оден останавливается и крепче сжимает мою руку. - Достаточно, если живое железо проснется. Хотя бы капля.
А если ее не будет?
Знаю. Мы погибнем. Сгорим. Или я сгорю, а он просто останется в Каменном логе. Мы оба знаем, где осталась тропа на ту сторону.
- То существо...
- Привратник.
- ...оно очень старое?
- Да. Раньше я думал, что это легенда такая, будто Привратник бессмертен. А теперь... возможно, жилы тоже хотят говорить.
Я слышала их, огненные родники, которые пробирались от сердца земли. Гудение камня. И треск. Скрежет. Всхлип вязкой лавы, пузыри которой подымаются над трещинами. Свист и шепот, пока далекий, неразличимый, существующий, возможно, лишь в моем воображении. Но нет, с каждым шагом он становится громче...
- Эйо...
Меня зовут.
Но Оден не отпускает.
- Эйо, нельзя поддаваться.
Почему? Я и не поддаюсь. Я просто хочу подойти ближе. Услышать. Я ведь тоже имею право и... и горячие камни больше не ранят.
...Эйо, Эйо, Эйо...
- Я здесь, - отвечаю. - Я пришла!
Горячий ветер кружит вальс из пепла. И я тоже хочу танцевать, но... вдвоем?
Пусть так.
- Оно внутри, - шепчет Оден. - Не их слушай. Себя.
Он держит. И не отпустит, как бы я ни просила. Прижимает к себе, вдавливает в плечо. И больно, но я не отталкиваю, я успокаиваюсь, слышу, как гудит струна жилы, натянутая до предела. Живое железо?
Золото.
Такое яркое. Нарядное. Я тоже хочу.
И тянусь, поднимаюсь на цыпочки, заглядываю в глаза, почти умоляя. Капля всего... Оден сам сказал, что капли хватит.
Ему не жаль?
Ничуть.
И золотой поток мягко накрывает меня. Сколько это длится? Мгновенье? Дольше? Здесь время ощущается иначе. Я не тону, не задыхаюсь, скорее уж меняюсь, вплетая в желтые нити собственный узор.
Тонкие пряди.
Белые лозы.
И они прорастают на моих ладонях. Я вытягиваю их, чтобы рассмотреть, но руки вдруг становятся неимоверно тяжелыми... не удержу.
Падаю.
Все-таки задыхаюсь, но скорее от страха, который проходит быстро. Лежу... просто лежу... и мне хорошо.
- Эйо, глаза открой.
Открываю.
Рук больше нет, есть лапы... и когти... и хвост? Хвост. Длинный с кисточкой. Дергается судорожно еще то влево, то вправо. По морде бьет, кисточка мягкая, волосы длинные, в нос лезут и еще между зубами. Я пытаюсь спрятать морду под лапу, а хвост все равно дергается.
- Вставай.
Ни за что!
Я хочу обратно... зажмуриваюсь, изо всех сил представляю себя-прежнюю, и лапы подбираю... и ничего. Над головой раздается укоризненное ворчание, и от этого голоса уши сами к голове прижимаются.
Не надо меня трогать!
Пожалуйста...
...и вылизывать тем более не надо. Я пытаюсь уползти, но Оден прижимает когтистой лапой. Он заботлив и дотошен, укладывает шерстинку к шерстинке.
...нежно.
...и мне хорошо. Наверное, я вечность могла бы лежать вот так.
Но у Одена собственное мнение. Он толкает меня мордой в подмышку, а потом просто хватает за загривок и тянет вверх. Мои когти скрежещут по камню, но сопротивление бесполезно, и я все-таки вынуждена встать на все четыре лапы.
И даже шаг сделать.
А потом второй, едва не наступив лапой на хвост, хвостом же лапу подбив. И Оден не позволяет упасть. Смеется только.
И мне самой становится смешно.
От смеха и падаю, переворачиваясь на бок, на спину, подымая тучи пепла. И алые искры кружатся, оседая на шерсти... Оден вздыхает: он так старался. Фыркает.
Чихает.
И падает рядом. Мы просто лежим. Я слушаю Каменный лог, и голоса источников знакомы.
Вода?
Огонь?
Все родники рождаются живыми. А остальное так ли важно?
Рокот первозданной жилы не пугает.
Она приближается. Медленно. Неотвратимо. Разливая рыжую-рыжую лаву, от которой исходит такой жар, что я перестаю дышать. И в какой-то миг жара становится слишком много. Я перестаю быть.
И Оден тоже.
Но вместе мы остаемся.
И огненная волна отступает, мурлыча, уже не грозная - ласковая. Скатывается золотом с ладоней Одена, уходит в камень. Я же чувствую на языке вкус огня.
Горький.
И терпкий.
Немного винный. Живой.
И если так, то у нас получилось?
- Эйо, возвращайся...
Как?
Оден показывает путь, и мне-нынешней смешно видеть его человеком. Но он зовет, и я иду по следу. Больно? Разве что самую малость.
Небольшая цена за то, чтобы услышать, как бьется сердце земли.
- Вот и все, - Оден раскрывает мою ладонь и поворачивает руку. - Теперь ты моя, Эйо.
Золотая лоза обвивала запястье, устремляя тонкие побеги к локтю. И виноградными гроздьями зрели капли живого железа.
Наклонившись, Оден поцеловал ладонь.
Или виноград.
И в общем, не так уж важно.
По его коже медленно расползались плети лозы, выпуская один за другим сусальные листья. Твоя? Пусть так. Это ведь взаимно.
Стальной Король молчал, смотрел в окно и с видом крайней сосредоточенности обгрызал ноготь.
Отвлечь его Виттар не решался.
На столике перед Королем лежал утренний номер "Светской хроники". Краска уже успела высохнуть, да и сама газета утратила тот характерный аромат, что свойственен свежей прессе.
Номер подписали в печать еще вчера.
И ночь грохотали станки, множа новость: Оден из рода Красного Золота сочетался браком с Кэри, наследницей рода Лунного Железа.
Брак был скандален.
Скоропалителен.
Одобрен Королем...
...Его Величество устраивали бал в честь новобрачных, ведь девушка не была представлена двору.
- Ну и что с вами делать? - Стальной Король вытер руку о бархатные бриджи. Палец его уперся в газету. - Ты понимаешь, что это читали все... или почти все.
Затемно у дверей фабрики выстроились шеренги мальчишек с тачками, которые нагружали доверху, так, что с трудом получалось сдвинуть. Но двигали, тащили, толкали, порой впрягаясь по двое или трое, спеша и успевая развезти к каждому дому. А уж то, что остается сверх, продавали с улиц, перекрикивая друг друга... газеты, как и кресс-салат к полудню теряли свежесть.
- Мне жаль, - сказал Виттар, поскольку молчать дальше было бы неприлично.
Чувствовал он себя... крайне глупо.
Как в тот раз, когда стащил из буфета графин с ликером, спрятал, а потом обнаружил, что бутылка на замок заперта.
- Ты видел, к чему все идет. И молчал.
Молчал.
- И когда я спрашивал тебя о том, уверен ли ты, что Оден в конце концов, сделает разумный выбор, что ты ответил?
- Что уверен.
Виттар не лгал. У него просто изменились представления о том, что есть разумный выбор.
- И когда я просил повлиять на него...
Виттар исполнил просьбу, которая граничила с приказом.
Его не в чем упрекнуть.
- Я виноват.
- С этим я не спорю, - Стальной Король отодвинул газету. - Ты виноват даже не в том, что позволил брату совершить глупость, о которой он пожалеет. Ты не удосужился сделать эту глупость... менее заметной. И более своевременной. Нет, вы оба тянули до последнего...
Нога раздраженно дернулась и застыла. Король зашипел, сдерживая стон.
- Дотянули...
Он ударил по сведенной судорогой мышце кулаком.
- Да, я в жизни не дал бы согласия на этот его нелепый брак. Но если уж ему настолько... припекло, чтобы решиться на побег, устроил бы его раньше.
Король растирал ногу резкими движениями, в которых проскальзывала с трудом сдерживаемая ярость.
- Зачем понадобилось бросать вызов, на который я не могу ответить? Или думаешь, что не найдется никого, кто сопоставил бы факты? Вы оба показали, что мое слово ничего не значит.
Он выдохнул резко, сквозь стиснутые зубы.
- Так почему, Виттар?
И ответить придется честно.
- Полагаю, он опасался за жизнь... невесты. И не настолько верил мне, чтобы принять помощь.
Король раздраженно махнул рукой, велев:
- Садись. Опасался... я чудовище?
- Иногда.
- Ну спасибо... выпить налей.
Черное горькое вино. И два кубка. Виттар привычно снимает пробу с каждого.
- Возможно, я чудовище, - уже спокойнее ответил Король. - Обстоятельства... располагали. Мне было жаль девочку, но подобными возможностями не разбрасываются. Мне нужен был твой брат. Здоровым. Сильным. И без этой нелепой привязи. Настолько нужен, что я готов был лишиться Мастера. А жертвы... всегда чем-то приходится жертвовать.
Виттар слышал подобное.
И верил когда-то.
В такое верить легко, когда жертву отдавать не тебе.
- И вариант, при котором все... почти все остались живы, меня более чем устроил. Может, я и чудовище, но не убиваю без веских на то причин. Мне казалось, что ты-то достаточно хорошо меня знаешь.
- Прости.
- Прощу. Потом. Ты никогда не задумывался, насколько эмоции мешают жить? Искажают восприятие, подталкивают к алогичным поступкам...
Капля вина поползла по подбородку Стального Короля.
- Я бы мог сразу связать твоего брата с Лунной. Но нет, я пошел навстречу его желаниям, дал ему время разобраться с эмоциями... убедиться, что его альва вполне жива и жить будет... я не отсылал ее, не запрещал встречаться с ней. Я закрыл бы глаза на ее присутствие. И позаботился бы, чтобы при дворе к ней относились со всей возможной почтительностью. Моя матушка даже согласилась принять ее в число своих фрейлин.
Неслыханная честь для полукровки.
- Более того, я ведь сказал и тебе, и твоему упрямому братцу, что все его дети... вне зависимости от того, кто их мать, будут равны в правах.
Это много. Но недостаточно.
Только Стальной Король не поймет, почему недостаточно. Будь на месте Виттара кто-то другой, возможно, он сумел бы подыскать нужные слова. А Виттар и пытаться не станет.
- И в результате вы оба сделали из меня посмешище. Поэтому повторяю вопрос: что мне с вами делать?