Они дружили с пелёнок, вернее с той поры, когда их мамаши отдали их троих вместе со всеми в ясельную группу маленького посёлка на Колыме. Непонятно каким образом, но из всех двадцати детишек ясельной группы именно эти трое сразу сошлись и стали неразлучными на долгие годы.
Самое счастливое время у них было в собственно самом детском садике; ну, о чём говорить - уроков ещё не задавали, кормили, поили, гулять выводили, правда, пытались днём уложить их спать, но так это, так сказать, мелочи.
Сережка Быков, Серёжка Быков и Сашка к первому классу просто не могли друг без друга провести и несколько часов днём. Посёлок стоял чуть в стороне от колымской трассы, рейсовый автобус из райцентра Сусумана приезжал три раза в день, приезжих там отродясь не бывало, а милиция бывала там раз в три - пять лет.
Делать после школы было особенно нечего, никто просто не имел возможности заниматься пацанами (днём поселок вымирал - отцы и матери уезжали на полигоны прииска "Большевик" - давать стране золотишко), трём друзьям приходилось самим выдумывать, как веселей проводить время.
Посмотрев фильм про индейцев, ребята, заточив электроды, представили себе, что они индейцы с копьями, убили первую попавшуюся курицу, надёргали из неё перьев, а саму курицу пытались зажарить в лесу. Готовить они само собой не умели, и поэтому, кусая полусырое-полусгоревшее мясо с остатками перьев, только чтобы казаться в глазах друг друга героями и настоящими Чинганчгуками, они с самыми серьезными рожами жевали эту гадость.
Их высекли и высекли хорошо за эту курицу родичи, так как мало того, что они припёрлись домой с индейскими перьями, так ещё и оказалось, что курица эта была начальницы посёлка.
Время пересело с грузовика на АН-24. Они кончили начальную школу в своём поселке, и поступили в среднюю школу большого посёлка геологов Нексикан, куда их утром отвозил автобус, а обратно забирал после двух часов.
Зимой было тоже неплохо, да вот темнело в четыре часа, а в темноте не очень-то наиграешься. Нужно было что-то придумать, и их маленькие головки придумали. По всему посёлку от котельной тянулись теплотрассы, деревянные желоба, в которых лежали трубы горячего водоснабжения, засыпанные торфом. Высотой они были от метра до полутора, в зависимости от рельефа местности. Чтобы жители могли передвигаться без особых проблем, в нескольких местах через теплотрассы были сделаны пешеходные мостики с перилами.
Два Серёги и Сашка, разбив предварительно лампу стоящего рядом фонаря, натягивали веревку между перилами как раз на самом верху мостика, а сами, спрятавшись за углом соседнего барака, наблюдали, как иной подвыпивший гражданин так кувыркнётся с теплотрассы, что его матюги долетали до каждой сопки, окружающие посёлок со всех сторон. У них это называлась "играть в партизан", ну, а те, кто падал - само собой были немцы. Если же шли женщины, слава богу, издалека было видно, кто идёт, то они бежали и снимали свою ловушку.
Один пожилой бульдозерист, накаченный алкоголем под самую завязку, полчаса только пытался встать и выбраться из снега, после того, как кубарем слетел с мостика - они уже думали пойти позвать, кого из взрослых, мороз под минус сорок пять не предполагает долгого нахождения в снегу нетрезвого человека в ватничке, накинутой на одну рубашку. Но, в конце концов, он умудрился встать, и, держа в руке пол-литра, продолжил свой путь домой.
Кого же было удивление веселой троицы, когда они, посветив фонариком, обнаружили в месте падения человеческого тела огромную шоколадку с орехами, два плавленых сырка и мелочи почти на рубль.
Безмятежное детство улетало на самолете и сдёргивало с их маленьких жизней покрывало, и то, что они обнаруживали под этим покрывалом, было не очень красивым и довольно болезненным.
Сашка был отличником, отец и мать были люди непьющими, хотя иногда отец впадал в штопор, как у них в посёлке называли запой, но, в общем, жизнь была налаженной, добротной и почти безоблачной.
Серёга Анохин был то двоечником, то троечником. Учиться ему было неинтересно. Он больше любил разбирать велосипед, потом мопед "Рига 11" и вообще улица и природа привлекали его гораздо больше, чем школа. Родители у него частенько выпивали, но по-тихому, и дома у него тоже было всё более-менее.
Серёге Быкову не повезло. Отец у него постоянно сидел, так что Сашка до самого своего отъезда, когда ему было уже 13 лет, ни разу его не видел. Мать запила и выходила на работу нерегулярно. Серёга стал появляться в школе в грязной и рваной одежде. Над ним многие смеялись и два его друга вынуждены были постоянно драться с обидчиками, но невозможно было победить всех мальчишек с пяти посёлков.
Дальше - хуже. Серега ходил постоянно голодным. Мать пила уже просто безбожно. Однажды они зашли с улицы попить воды к нему домой, и когда они увидели грязь, бардак, рваные простыни, то они не смогли, как не старались, выпить воды из черного, похоже, не мытого уже несколько лет, ковшика, хотя пить хотели очень сильно. И больше они уже никогда не заходили к нему.
Они пытались, как могли помочь своему другу. Первого сентября Сашка и Анохин делились своими большими букетами цветов с Серёгой, у которого не было даже ранца, не то, что цветов. Когда родителей не было дома, они приводили своего друга к себе и кормили его. Он сначала стеснялся, потом привык, но начал постепенно замыкаться в себе и несколько озлобился.
Мать Сашки даже раз добилась для Сереги Быкова льготной путёвки в пионерский лагерь "Ясная Поляна", куда Сашка и второй Сергей ездили регулярно. Но у матери Быкова не нашлось даже девяти рублей (а сама путёвка стояла около 60-80 рублей), чтобы отправить сына в лагерь.
Жизнь как удавка затягивалась на шее их друга, и они начинали сами бояться этой жизни, так как не понимали своим ещё маленьким умишком - отчего это происходит именно с их другом? Они считали, что это просто роковая случайность, и что любой из них завтра может оказаться на месте Серёги Быкова.
Серёгу оставили на второй год, в следующем классе ещё на один. Взрослые пытались заставить двенадцатилетнего пацана учиться, а он думал уже как бы ему не умереть с голоду. После его поймали в школьной раздевалке, когда он лазил по карманам. Через два дня он уже стоял на учете в детской комнате милиции.
Ещё через полгода было выездное заседание суда, и его мать лишили родительских прав, а его отправили в детский дом в городе Сусумане. Он плакал, кричал и не хотел уезжать из посёлка, но двое милиционеров усадили его в свой УАЗик, и даже не дали ему зайти в последний раз домой, чтобы взять какие-нибудь вещи, и увезли в райцентр.
"Аноха" и Сашка боялись смотреть друг другу в глаза. Они понимали, почему "Бык" не хотел ехать в детдом. Про этот детдом ходили самые тоскливые слухи, старшие там избивали младших и заставляли их воровать, девчонок насиловали с двенадцати лет. Самое страшное было в том, что во всём этом была замешена администрация детского дома, и что ни один взрослый в их посёлке ничего этого не знал, либо не хотел знать.
Серёга дважды сбегал из детдома. Но он был мал и наивен. Пройдя по сопкам за несколько дней сорок километров, которые отделяли Сусуман от их поселка, он, этот маленький человечек, вычеркнутый кем-то из нормальной жизни, шёл в свой дом к пьянице матери, где его легко и находила приехавшая милиция.
Во второй раз, Серёгу на глазах всех детей посёлка (взрослые почти все были, как всегда на полигонах) довольно сильно избили, чтобы не повадно было ему беспокоить своими побегами советскую милицию.
Сбежав в третий раз он уже не жил дома, благо было лето, а прятался по сараям. И два его друга, таскавшие ему хлеб с колбасой из дома, никак не могли взять в толк, что же сделал их друг такого, что на трёх милицейских машинах прибыли милиционеры и дружинники и устраивали самые настоящие облавы на их Серёгу, словно это был не подросток, а заяц или волк-людоед.
Именно тогда в сердцах Сашки и Сергея Анохина родилась та самая неприязнь к милиции, которую не вытравили ни годы, ни появившиеся в дальнейшей жизни друзья-милиционеры.
Когда Быкова всё-таки выловили на одной из сопок возле посёлка, то взрослые его впервые избили по настоящему, озлобленные плохой погодой, сыростью и бесполезным потраченным выходным. В детдоме, как потом выяснилось, по прямому наущению директора, ему добавили так, что он три дня провалялся на своей детдомовской койке. Никто не приносил ему даже воды, а сам он смог встать только на четвёртый день. Что думал он, точно сказать нельзя. И только два его друга горевали о нём, но ничего не могли сделать, а может, боялись даже попытаться что-то сделать.
Когда Серёгу пытались изнасиловать и, потерпев неудачу, снова страшно избили, что в этот раз он провалялся уже сутки прямо в сортире, где его и били пятеро подонков, старше его на три года, он пытался повеситься, но его успели снять и еле-еле, но откачали в местной больнице.
Приезжал следователь, но Серёга Быков замолчал. После этого он вообще ни с кем не разговаривал. Поправившись, он уже не убегал из детдома, а, раздобыв где-то обрез, (другие после говорили, что он сам его и смастерил), выстрелил всё в том же сортире себе в живот.
Сашка узнал об этом только через три года, уже, будучи за десять тысяч километров от магаданской области - в Карелии. Ему рассказала об этом его двоюродная сестра, приехавшая с родителями погостить к ним в Карелию.
Он ушёл в туалет, заперся в нем и долго и безутешно рыдал. Ему почему-то казалось, что именно он виноват в том, что случилось с его другом. Он чувствовал себя трусом, подлецом и дешёвкой.
После этого ему часто снился один и тот же сон, где он сидел в беленькой рубашке и шикарном костюме за огромным столом, уставленным всевозможными блюдами. Стол стоял на огромном плоту, который величественно плыл по спокойному озеру. За столом сидели замечательные люди, известные артисты, родители и родственники. Все шутили, вели умные разговоры о важных вещах. А Сашка сидел и боялся поглядеть назад, туда, где ещё недавно всплывала голова, тонущего человека, который из последних сил махал рукой и просил его спасти. И никто кроме Сашки его не видел, его даже поднимали три раза на смех, когда он бегал по плоту и кричал, что вот там тонет человек. Но Сашка его видел, ещё совсем недавно, и не просто видел, он узнал этого человека - это был его друг с маленького посёлка в Магаданской области - Серёга Быков.
И каждый раз, когда он решался, что вот сейчас, именно сейчас он обернётся и если Серёга ещё держится, то он, плюнет на всех и поплывёт один к нему - он всегда просыпался и долго потом не мог уснуть, все, ворочаясь под одеялам, не зная как освободиться от режущей боли внутри и как жить дальше, если ты по большому счёту виновен в смерти близкого тебе человека.
Несколько раз он даже пытался поплакать, но ничего не выходило, последний раз он плакал в четырнадцать лет, а недавно ему стукнуло уже тридцать. Он был человеком неверующим, убежденным атеистом, но каждый раз в такие минуты он говорил и себе и Серёге, что, если ты слышишь меня, прости меня, если можешь, за всё прости, мой тринадцатилетний, покинутый всеми и преданный мной, друг.