Лифт со скрипом распахнул двери. Белый искусственный свет отразился от алюминиевых панелей.
- Поехали, - сказал я, махнув рукой.
- Ты что? - удивился он. - Это же ловушка. Точно. Чего он тут нам двери раскрывает?
- Ты же сам кнопку нажимал!
- Ничего я не нажимал! Сам приехал и двери открыл. Ловушка!
Он ловко плюнул внутрь и сразу отскочил, не понятно чего ожидая.
- Ну, не поедешь, я и один могу!
Меня мотало. Меня штормило. Меня мутило. Меня ждал диван в холостяцкой квартире. На диване можно было лежать, закрыв глаза, и не видеть этого болезненно-белого света.
- Нет! - он за рукав оттащил меня назад. - Ты что, самоубийца?
- А если? - с вызовом спросил я, пытаясь выпятить вперед челюсть. - Или что тогда?
- Тогда - тем более! Я тебе друг?
- Ты мне друг.
- А раз я друг - значит, самоубийства не будет!
- Плохо мне, - признался я другу, уткнувшись в его плечо. - Мне домой надо.
- Фигня - война! - заорал он бодро и потащил меня, как санитарки в кино таскают раненых, перекинув мою руку себе через шею.
Идти было далеко. Тринадцать этажей. На каждом мы останавливались, проверяли лифт, убеждались в ловушке. Теперь я и сам видал - точно, ловушка! Как где ни постоим, подождем, нажав кнопку, так он и открывается. Совершенно пустой и светлый изнутри. Неспроста это. Спасибо, что я был не один. Друг спасал всегда, оттаскивая то за рукав, то за воротник.
- Ключ! - сказал он на тринадцатом этаже.
Мне стало смешно. Это я вспомнил детский кинофильм. Там про ключ стражники всегда спрашивали страшными голосами.
- Ключ! - снова сказал он.
Я чуть не упал на пол от смеха. Когда я смеюсь - я слабею. Это точно. Давно подметил. Вот, ослаб, да. Он прислонил меня к стене, похлопал по карманам и надыбал откуда-то ключ. Самый настоящий длинный блестящий ключ от железной двери.
- Во! - сказал он, покрутив его перед моими глазами. - Ключ.
Я опять сполз по стене.
Смеяться тоже было тошно. Внутри головы катался тяжелый свинцовый шарик, как в игре. И когда он ударял в висок, голова клонилась к плечу. Больно не было, но от постоянной качки тошнило.
Когда дверь открылась, я сумел только добежать до дивана и упасть.
И все.
...
Если утро - время, когда просыпаешься, то было именно утро. Хотя солнце стояло высоко, нагревая комнату, глядящую единственным окном на юг. Пахло пылью, потом, грязным бельем и немного спиртным. Когда я понял, что пахнет именно спиртным, в организме поднялась протестующая волна, и я еле-еле успел зажать рот, усиленно дыша носом.
- На, - сказал кто-то сбоку. - Я тебе оставил.
Грязная рука протянула початую бутылку пива.
Тут главное - не сосредотачиваться, не чувствовать вкус. Зажмуриться, впиться и глотать, пока глотается. До сухого дна.
- Уф...
Так я сказал и открыл глаза.
- Ой. А ты кто?
- Друг!
И тут я вспомнил. Черт, как же мы теперь вниз-то, в магазин - снова пешком? Это же целых тринадцать этажей! Голова закружится спускаться!
А на лифте нам ехать нельзя. В лифте ловушка. Хорошо, что друг от нее спас...
Да и на улице же...
Я вспомнил, как мы встретились. Я шел по тротуару, а он стоял посередине и рассматривал серый асфальт. Мне было трудно идти прямо, поэтому я как-то впилился в него.
- Вот, смотри, - сказал он шепотом в самое ухо. - Видишь? Долбодятлы!
Асфальт был испещрен круглыми вмятинами, как от ветрянки кожа у детей.
- Это дворник лед откалывал, - сказал я.
- Ха! Дворник... Это он сам тебе признался? Или я долбодятлов не знаю? - он осторожно поглядел вверх. - Надо под крышу.