Заканчивалась неделя большой итоговой проверки. Окружная комиссия - сплошь майоры и подполковники - облазила, казалось, все закоулки части. Пролистала все документы, рассматривая их чуть ли не на просвет. Пересчитала проценты, что Кузнецов вписывал в клетки большой ведомости, нарисованной на листе железа, установленного у края строевого плаца.
Тот лист он сначала шкурил под смех и издевки - мол, что, белая кость, и тебе мужскую работу дали? Вернее, не шкурил сначала, а - щеткой, щеткой, стальной жесткой щеткой до серого блеска. А потом уже шкуркой, да не той, что дерево полируют, а крупной, зернистой, на брезентовой основе. И только потом уже - мелкой алмазной. Где взял, где взял... Выпросил у начсклада. За это товарища прапорщика два месяца нельзя было ставить в график дежурства на воскресенье. Так вот договорились.
Железяка была большая, метра полтора на полтора. Заранее к ней ребята из гаража приварили "ноги", и теперь надо было только отдраить и покрасить. Вот и драил рядовой Кузнецов, пока народ прохаживался вокруг и прохаживался насчет его легкой работы писаря батальона. Старшего, так его и перетак, старшего писаря! Все уже гуляют, а он согнулся, обернул брусок шкуркой - и драит, драит, драит, смахивая серый порошок с начинающего блестеть листа.
Ну, потом все просто: протравка, покраска. Белой не нашлось, поэтому пришлось красить черным. Зато по черному уже нашедшейся к тому времени белой краской были нарисованы клетки, написан заголовок, и каждый месяц напротив взводов и рот Кузнецов кисточкой, высунув язык от напряжения, вписывал проценты и места.
Вот и эти проценты майоры пересчитали. И указали, что хорошая штука, наглядная и полезная. Сразу видно, кто и в чем впереди, а кого надо гонять, как бобиков, чтобы пришли потом в войска настоящие сержанты, а не вахлаки-первогодки. Молодцы, мол, хорошо придумали.
Строевой смотр уже прошел. Под оркестр, не так, как в прошлый раз. Бил барабан, трубили трубы, а коробки взводов четко печатали шаг, перед трибуной слаженно прижимая локти и резко поворачивая голову вправо и верх, чтобы подбородок показывал на высокое начальство. На другой день после смотра командир даже зашел в клуб и лично похвалил начальника клуба и оркестр, репетирующий новый марш.
Прошли уже и учения с выходом всей части в поля и развертыванием на ее основе дивизии. Часть-то кадровая, сплошь офицеры, прапорщики, да сержанты. Вот по плану мобилизации и положено было в случае чего из отдельного батальона родить дивизию, разобрав по подразделениям присланных военкоматом призывников. Почти сутки длились учения, после которых почти сутки членов комиссии в городке никто не видел. Мужики отсыпались и обсуждали свои дела. Потом писали отчет. Потом должны были собрать штаб и устроить громкую читку со строгим внушением - но это уже только для офицеров.
Ревун раздался внезапно.
Что за фигня? Тревогу уже отрабатывали, учения были... Какого же еще?
Незнакомый подполковник зашел в третью роту, что на втором этаже, и остановился перед вытянувшимся навытяжку дневальным.
- Смир-р-рно!- заорал дневальный, кидая руку к пилотке.- Дежурный по роте на пост дневального!
Дежурные все эти дни никуда далеко не отходили, поэтому грохот сапог был коротким:
- Товарищ подполковник, дежурный по роте сержант Синицын! Рота...
Деревянные полы, крашенные темно-коричневой краской и покрытые сверху мебельным лаком, блестели на солнце, глядящем в широкие отмытые до полной прозрачности окна. Справа в казарме по ниточке были выстроены двухэтажные кровати, между которыми стояли курсанты, смотря на внезапно появившееся "чужое" начальство. Слева двери в умывальную и в туалет. Дальше обитая железом дверь в каптерку, из которой выглядывал какой-то старослужащий. А прямо перед дверью тумбочка, дневальный около нее, и широкая решетка, закрывающая оружейную комнату. Все чисто. Все блестит. И стоит плотный дух казармы: ружейное масло, вакса, хозяйственное мыло, хлорка, портянки, кирза пропотевшая...
Подполковник дернул носом и снова обратил внимание на дежурного.
- Синицын, вот тебе вводная: пожар в оружейной комнате. Твои действия?
- Товарищ подполковник! В случае пожара в оружейной комнате в мои обязанности входит дать сигнал пожарной тревоги, организовать эвакуацию личного состава, по телефону вызвать пожарную, а до приезда машины производить тушение возгорания имеющимися средствами,- отбарабанил, снова вытянувшись, сержант.
- Да?- удивился подполковник.- Плохо, сержант.
Он повернулся к дневальному:
- Дневальный! Вводная та же: пожар в оружейной комнате. Дежурный убит. Ваши действия?
- Товарищ подполковник! Мои действия, значит, такие: объявляю пожарную тревогу, всех, значит, на улицу, звоню в пожарную часть и тушу до их приезда...
- Хм... А пожар такой сильный, что и ты - угорел. Поднять отдыхающего!
С койки подняли спящего "ночного", который непонимающе смотрел на неизвестного подполковника и даже покачивался, не проснувшись.
- Кто такой?
- Рядовой Мельниченко!
- Мельниченко, в оружейной комнате - пожар. Эти оба мертвы. Угорели оба,- показал подполковник на дневального и дежурного, непонимающе смотрящих на него.
Мельниченко пожал плечами, повернулся к посту дневального и ладонью прижал тревожную кнопку. Сквозь ревун раздался его хриплый спросонья крик:
- Р-рота, пожарная тревога! Строиться на плацу!
Подполковник отдернул лацкан и уставился на часы. Мимо с топотом неслись курсанты, подгоняемые сержантами - эта вводная была понятна всем.
А навстречу потоку с руганью поднимался Быков в замусоленном хб, весь какой-то взъерошенный - опять спал на своих трубах в тепле и вони подвальных помещений. За собой он тащил тяжелый красный огнетушитель. Вбежав в помещение казармы, толкнул в спину подполковника, подскочил к дневальному и заорал ему в лицо:
- Какого, нах? Где, нах, горит? Твою ...!
- Отбой тревоги,- спокойно сказал подполковник.
Ревун отключился. Быков хлопал глазами и наскакивал на дневального, пока тот не показал пальцем ему за спину.
- Оп-па... Рядовой Быков!- честь он отдавать не стал, потому что в правой руке держал огнетушитель.
- Что у вас в петлицах, рядовой Быков?
- Ну, дак... Это рабочее у меня, товарищ подполковник! Поломалось...
В петлицах красовались рюмки, оставшиеся по команде комбата с прошлого залета.
- Рабочее, значит? Поздравляю вас, рядовой Быков. Вам за четкие и оперативные действия командованием предоставляется десятидневный отпуск для выезда на родину!
Быков замер, раскрыв рот. Сержант ткнул локтем в бок.
- Спасибо...
- Что?
- То есть... Служу Советскому Союзу!
- Служи, служи... А я лично проконтролирую, чтобы ты уехал до окончания нашей комиссии. И на петлицы твои гляну...
...
В хозвзводе был переполох. Быню готовили к отпуску. Быню! Из-за него комбат гонял всех, как сидоровых коз. Вернее, как последних-распоследних козлов. А тут - отпуск! Да еще сам проверяющий проверит!
Переполох был и в штабе. Сначала комбат упирался, пытался объяснить, что перед подполковником был нарушитель дисциплины, что такого поощрять нельзя. Но член высокой комиссии объяснил майору на пальцах, что если бы был пожар, то все, блин, сгорели бы, нафиг. А вот этот замусоленный - всех бы спас. Он не говорил, как некоторые, а действовал. Понял, майор? И это должно быть примером для всех. Пусть завидуют. Но пусть не слова говорят, а действуют по вводной. Понял?
И наутро блестящий необмятой парадкой с полными медицинскими эмблемами со змеями в петлицах, в сияющих ботинках, с чемоданчиком в руке, Быня стоял перед провожающими.
Командир части из-за спины комиссии показывал ему кулак, подполковник осматривал удовлетворенно, а из окон казармы смотрели сослуживцы, дико завидуя.
...
Быня уехал. Комиссия тоже. Наступило затишье.
Кузнецов в один из дней нерешительно подошел к начальнику штаба.
- Товарищ майор, разрешите обратиться?
- Чего тебе, Кузя?- не поднял головы от бумаг майор Одиница, показывая тоном, что можно и без лишних вступлений.
- Товарищ майор, комиссия уехала... Вроде, хвалили нас?
- Нас - хвалили,- удовлетворенно подтвердил начальник штаба.
- Так... Тут Быня вот поехал... А мне бы тоже? А?
Майор оторвался от бумаг и внимательно осмотрел своего старшего писаря.
- В отпуск хочешь? Заслужил, считаешь?
- Ну, вроде того... Что я, хуже Быни?
- Лучше, лучше... Гораздо лучше. А кто мне проценты посчитает? А график дежурств? А карты? А отчет в округ? А... Понимаешь, Кузнецов, мне тебя заменить сейчас просто некем. Что, самому мне прикажешь все это делать? Поэтому, Кузя, хрен тебе по всей завидущей морде, а не отпуск на родину. Лучше вот я тебе ефрейтора присвою...
- Ну, товарищ майор!
- Мало? И знак "За отличие в службе". Второй степени. И хватит, думаю. Иди, Кузнецов, работай... Служи.