- Да ладно! Посидим в тенечке, поглядим вокруг. На людей, на погоду...
- Я не ем мороженое!
- Фигуру бережешь, что ли?
- Ага, фигуру...
А что она могла еще сказать очередному ухажеру? Вроде же не принято рассказывать о прошлых влюбленностях и страстях, если не хочешь потерять имеющееся? Вот на фигуру и сослалась. Можно было еще на желудок, но тут уже не поверил бы, наверное. Она могла есть все и в любом порядке. Потом подвигаешься с девчонками - устроилась на подработку в группу аэробики. Дважды в неделю в тесноватом пропахшем потом полуподвале под веселое старое диско она гоняла своих теток, и сама вместе с ними скидывала килограммы.
Так что не в фигуре дело. На фигуру она не жаловалась.
Просто - не ела она мороженое. Вернее, раньше ела и очень любила. Мороженое было главным лакомством. Его можно было посыпать шоколадной крошкой или полить вишневым вареньем, а можно было просто так съесть. И самое разное. Отец привозил со станции простейшее сливочное в вафельных стаканчиках. Можно было поставить его в граненый стеклянный стакан и сесть у телевизора после ужина. И под какой-нибудь фильм постепенно снимать маленькой ложечкой слой за слоем, пока весь вафельный стаканчик не очистится. А в конце достать его и схрумкать, продляя удовольствие. И пломбир любила. И большие брикеты по 24 копейки. И простейший фруктовый лед она тоже любила. Раньше.
А потом они проснулись в другой стране, в которой жить по-старому уже не получалось. Папа больше не привозил мороженого, а только ругался на кухне, что на бензин денег не дают, а рейсов требуют как раньше. Увольняться же ему никак нельзя, потому что скоро пенсия. Надо доработать.
Когда они сидели с одноклассниками и Колей - Коля не одноклассник, просто они гуляли вместе - они часто придумывали, что можно сделать, чтобы хоть как-то подзаработать. Впереди был еще один класс, последний. Потом - кто в ВУЗ, кто в армию, кто сразу замуж, если девчонка. А вот сейчас им, молодым и здоровым, очень хотелось иметь свои собственные деньги. Только кто бы их принял на работу, на два-то летних месяца?
И тогда Коля ей сказал, что придумал денежное дело.
На другой день он повез ее в Москву на электричке. По электричке бродили продавцы газет, журналов, книг, пирожков, клеенчатых плащей, открывашек для пивных бутылок, ароматизированных носков, миниатюрных фонариков, супер-клея и еще много чего. Раз прошла толстая тетка с ящиком, из которого, когда она открывала, тянуло холодом и туманом. Она продавала мороженое, и покупали его практически с каждой лавки.
- Вот, - сказал Коля. - Вот это и можно делать.
- Что? - спросила она, примериваясь, как лучше откусить от большой пломбирины, чтобы не развалилось и не капнуло никуда.
- Продавать мороженое. Его берут на комбинате по оптовой цене. А потом мы катаемся на электричке и продаем. Вон как раскупают!
Он уже все посчитал. Выходило, что в день, не напрягаясь, они могли сделать три ездки туда и обратно. Вот и считай...
Она тут же согласилась. А чего тут такого? Продавать мороженое ничуть не труднее, чем читать стихи у доски или отвечать по истории перед всем классом.
И наутро они поехали на комбинат.
Коля все сделал, как надо. И ящик, выложенный полиэтиленом, и сухой лед, и мороженое, потолкавшись в толпе таких же, с ящиками, он купил, получив документы, что все в порядке и мороженое свежее.
А вот продать.
Они пробовали, наверное, раз десять.
Первый раз он зашел в вагон, постоял с минуту, а потом быстро прошел насквозь, а она бежала за ним:
- Коль, что случилось, ну, Коль!
Второй раз он зашел и тут же сел на свободное сидение, как будто и ящик этот дурацкий - не его.
Тогда за дело взялась она. Ящик повесила на грудь. Вернее, на живот, даже по коленкам стучал - ремень-то был под Колю. Коля мрачно шел сзади. Она резко распахнула дверь вагона, вошла, открыла рот...
И тут ее скрутил беспричинный смех. Она пробежала насквозь этот вагон, остановившись в тамбуре, и там еще похихикивала.
Они прокатались полдня, то смеясь, то ругаясь в тамбуре, то опять смеясь. Ну, не получалось ничего. Кроме идеи и товара надо было еще иметь подходящую натуру. Или чтобы полный затык был, и уже жрать нечего, наверное. А у них ни натуры торговой, ни последнего шанса.
Вечером, уставшие и расстроенные они вернулись домой.
Ящик поставили у него. Назавтра он переехал к ней. Ящик этот.
Неделю они питались мороженым.
Нет, вовсе не в фигуре дело. Просто она больше не ест мороженое. Совсем не ест.