Петрович поднял тяжелую голову и, пошарив по тумбочке, стал вслепую застегивать на подрагивающей со вчерашнего руке часы, которые, как ему помнилось, он с "кем-то махнул не глядя".
"От сессии до сессии живет заочник весело, а сессия - всего два раза в год!" - пели вчера старую песенку. А для них и сама сессия, которая всего два раза в год, была праздником. Раз в полгода увидеться с мужиками и девчонками, с которыми познакомились еще на вступительных экзаменахъ - это было ежедневным межэкзаменационным праздником. А уж когда экзамен сдан...
"Вчера экзамена не было, - лениво ворочались мысли. - Экзамен должен быть завтра. То есть, нет. Вчера мы пили перед экзаменом. Значит, экзамен - сегодня!"
Он рывком откинул одеяло, по-солдатски не заправленное в пододеяльник, а положенное сверху, сел, покачнувшись, на кровати, поднес, широко махнув рукой, запястье с часами к глазам. В полусумраке светящиеся цифры расплывались, никак не собираясь в знакомые очертания. Но стрелки были, и по стрелкам выходило... Эта вот так, а эта вот сюда... Оп-па! Без пятнадцати десять!
- Па-а-а-адъем! - заорал Петрович в голос.
Он имел право так кричать, да и называли его Петровичем в этой комнате не просто так: он уже носил большую майорскую звезду, и "гражданское" образование нужно было позарез для получения следующей, а трое капитанов, съехавшихся из разных гарнизонов, могли похвалиться только авиационными "крылышками" на погонах и в петлицах.
- Подъем, мужики, - тормошил он своих капитанов. - Экзамен, так его, через пятнадцать минут!
- Уй-ё-о-о-о, - стонали те, быстро, как в казарме, запрыгивая в форменные брюки и завязывая шнурки.
В общежитии царила тишина. Видимо, все давно уже ушли.
- Что ж нас-то не разбудили? - бурчал Лёха, еще недавно отрабатывающий групповую штурмовку в небе Венгрии.
- Тебя разбудишь, ага. Небось, стучали, а мы храпим тут...
- Да-а-а-а... Хорошо вчера посидели...
- Ходу, товарищи офицеры, ходу!
На ходу накидывая рубашки с прицепленными к ним заранее зелеными галстуками, заправляясь, суя, не глядя, руки в рукава кителей, они с грохотом слетели по лестнице, промчались мимо ошалевшей вахтерши - "Привет, теть Мань!" - и вывалились на улицу.
По инерции пробежали в ногу, чуть ли не строем, десяток шагов. Первым остановился Петро, что из ГДР, где служил в замполитах.
- Не по-о-онял, товарищ майор..., - он смотрел по сторонам с недоумением. - Это как, то есть? Или что?
Слева из-за парка светило самым краем, только начиная свой восход, солнце, а на площади перед университетом разворачивалась колонна поливальных машин.
Все встали, переминаясь на месте и оглядываясь. Прохладно для лета, но они же в кителях.
Но что-то ведь не то? Из каморки под лестницей задом выполз дворник, махнул возле крыльца березовой метлой, примерился, и пошел по дорожке - ш-ш-шик, ш-ш-ш-шик, ш-ш-ш-шик.
- Петрович, какого хрена? Такие шутки мы не шутим!
Петрович стоял, с недоумением смотря на часы.
- Так, вот...
- Твою же мать, Петрович! Ты с кем вчера часами менялся? С этим, бульдозером этим, с качком из соседней? Он - левша, так-перетак!
- Не понял... У них что, у левшей, часы на другую руку делают?
- У них застежка вот так, понял? Ты на часы-то взгляни, проморгайся, наконец!
Прошло всего пять минут с экстренного подъема. На часах было двадцать минут четвертого...
- У-у-у-у-у... - застонал, держась за виски Вася из Подмосковья. - Как мы теперь на экзамен-то? С такими головами?
- Тьфу, черт! - сплюнул Петрович.- Ну, мужики, значит, буду должен. А пока, - голос его окреп и обрел металл и звонкость, - а пока, товарищи офицеры, пошли-ка выпьем кофию, да подготовимся все же к, мать его, экзамену.