Карноров Николай Евгеньевич : другие произведения.

Diktator

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Необходимое предисловие.
   Серёга - это мой сосед в общаге. Человек он замкнутый, но как-то раз, осенью 2001 года мы с ним жахнули по пиву, и он рассказал мне эту историю. Кое-что я опустил, кое-где приукрасил, но главное осталось. Диктатор - это тоже его идея была, он мне его как пример привёл, ну а я это всё развил.
   ,,
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Огромная страна стояла на краю гибели. Долгие годы бестолкового, тупого, бездумного правления сделали своё чёрное дело: экономика пришла в упадок, народ бедствовал, окраины начинали бунтовать, а армия разлагалась. Особенно отвратительно на фоне всеобщей нищеты смотрелась зажравшаяся и расцветшая гнусным цветом олигократия, состоявшая сплошь и рядом из толстеньких, упитанных, гладких боровков с портфелями. Они, словно не понимая, где живут, нагло воровали последние казённые деньги и с искренним удивлением узнавали, что "народ плохо живёт", но это было бы пол-беды, но страну просто захлестнула волна преступности и коррупции, проникших на самый верх, в администрацию Президента и его ближайшее окружение. В довершение бед вновь началась застарелая война в Иаламиге, и армия с позором снова и снова терпела поражения от гордого народа гор. Это не могло продолжаться бесконечно. Страна жаждала очищения...
  
   Здравствуйте! Меня зовут Сергей, мне 14 лет, я россиянин и житель скромного городка на Севере. Учусь я в 9ом классе весьма средней школы N2 г. Кола. На дворе 1 сентября 1997 года. Начался новый учебный год, быть может, последний мой год в школе. Ну, это ещё далеко, до весны и экзаменов надо дожить, а сейчас только осень наступила. Кто я такой? Да никто. Хорошист, объект насмешек всего класса за свою упорную верность одной и той же девочке. Ха, знали бы они, что я не видел её уже 2 года, с тех пор, как она ушла из нашей школы. Она, конечно, где-то в Коле, но как её встретить, я не знаю. Глупо звучит, но именно это и заставляет меня отказываться от всех радостей молодёжи: выпивки, курева, дискотек, девок, наконец. Все свободное время тратится на учёбу. Может, оно и к лучшему, но всё-таки, выглядеть белой вороной мне как-то не по себе.
   Учёба идёт быстро, дни летят. Появилось много новых людей в нашей школе - и это неудивительно, ведь восьмые классы наконец-то перешли на первую смену. Особенно весел и приколен 8а класс, в котором учатся мои друзья Деня и Джон. Девчонки из этого класса активно общаются с парнями из нашего 9а - гордости и позора одновременно для всёй нашей школы. О, черти бы их драли, этих девчонок! Есть там такая троица: Сей-Ксюша-Новосад. Этим великим шутницам, видать пришло в голову подоставать угрюмого серого отшельника Кашина. Чуть перемена - и они к нашим парням бегут, а заодно достают и меня:
  -- Ой, красавчик!
  -- О, любимый, ну обними же меня!
   Я из всех сил отбиваюсь от них, вполне серьёзно посылаю подальше, но их это только раззадоривает. На каждой перемене это повторяется. Но меня не проведёшь! Я знаю, что однажды я встречу СВОЮ девушку, и только она одна искренне скажет мне: "Люблю!" А эти... Сегодня они с одним, завтра с другим - я-то на кой ляд им сдался? Так, повеселиться - да, неплохо: а то чего это он такой сидит и воды в рот набрал?
   Эх, Саша... Зачем Ты ушла в другую школу? Из-за Трофимца? Да не стоит он этого. Из-за непонятной травли? Так ведь не так уж и сильно Тебя дразнил наш тупой класс, да и шутки-то незлые были, а я тем более в этом не участвовал. Саша Кармазина... Я люблю Её с 4ого класса, никакой взаимности от неё не пока не получил. Ну и ладно, для меня великая честь просто любить Её. Собственно, благодаря ей-то я и начал учиться хорошо. Это между нами шло негласное соперничество за первенство в классе. И вот, я остался один. И стоило ли это тех усилий, которые я бросил на учёбу? И вот итог: Она где-то рядом...но не со мной. И я один иду и иду вперёд, навстречу неведомому мне будущему, навстречу призрачному силуэту самой красивой и умной девушки в мире...
  
   Джак Либери, пятый Президент Республики, с безмерно усталым видом разгребал документы, покрывавшие его рабочий стол. "Ну вот, опять! Сколько раз говорил секретарям, чтобы тщательнее подбирали бумаги!"- подумал он, когда наткнулся на записку от командующего столичным гарнизоном. Тот просил и слёзно умолял как можно скорее выплатить жалование хоть бы старшим офицерам. "Ещё чего! У меня ремонт Парламента в разгаре, выборы скоро, а денег нет. И вообще, это их долг, они дали присягу и обязаны охранять государство от врагов. Обойдутся!"- заворчал под нос Либери, но тут ему на глаза попался доклад начальника Тайной Службы генерала Орзеги. Орзега докладывал, что в армии зреет серьёзный заговор, грозящий в любой момент стать мятежом, способным поставить под вопрос нахождение Президента у власти. Однако ж эта бумага, вместо того, чтобы поколебать стойкое нежелание Джака расстаться с деньгами, лишь только укрепила его в этом.
   Прошла неделя. Явно что-то назревало, поток предупреждений о готовящемся выступлении военных нарастал и Либери не на шутку начал пугаться. Для пущей безопасности он приказал подтянуть к городу самые верные части - 5ую армию генерал-майора Реста. Но неизбежное свершилось: утро субботы 24-07 ознаменовалось восстанием столичного гарнизона. Восставшие быстро захватили полгорода - и тут-то подошла 5ая армия, но подошла не подавлять восстание, а поддерживать его. Такого не ожидал никто. Войска быстро очистили от внутренних войск вторую половину города и начали штурм Дворца. К огромному сожалению восставших, Джак Либери успел скрыться.
   Власть надо было делить. Но как? Обычно этот вопрос губит любое хорошее начинание, но сейчас он даже не возник: вся власть в стране перешла целиком и полностью в руки генерала Шакка Реста. Он почти сразу же после занятия своего поста взял быка за рога: на следующий день после мятежа был разогнан Парламент, вышли многочисленные приказы о введении комендантского часа, о введении цензуры, о запрете собраний и объединений, о смертной казни за любое преступление против новой власти, о скорейшем аресте всех чиновников и лиц, наживших богатство неправедным путём воровства и обмана. За неделю в тюрьмы угодило до 100000 человек по всёй стране, причём по личному приказу Реста было расстреляно 25000 из этих 100000. Поводом к этому служил любой проступок: устроил вечеринку после наступления комендантского часа, приворовал дачку в своё время, ограбил случайного прохожего, неуважительно отозвался о новом порядке. Но больше всего людей сгубил приказ закрыть все увеселительные заведения и притоны в Республике. Впрочем, Республикой новую власть уже мало кто называл. Всё чаще и чаще слышалось слово: ИМПЕРИЯ.
  
   Оу, это опять я! Я переживаю самый лучший период в моей жизни. Дело вот в чём: я помогал однокласснику делать доклад по политологии, мы сидели у него дома, а кроме меня у него в гостях была Ксюшка из 8а класса и... моя ненаглядная Саша! Она узнала меня, поздоровалась, завела разговор. У неё всё нормально, учится она хорошо, и в личной жизни тоже всё отлично. О, знала бы она, как я рад её видеть! Не знаю, как я смог спокойно доделать политологию. Целую неделю потом я вновь и вновь переживал этот вечер, когда я просто-напросто увидел её. Но...
   Восьмиклассницы продолжают шутить. Неужели им самим не надоело? Особенно усердствует Ксюша - наиболее симпатичная из всех трёх. Вот именно это меня-то и пугает. Я с каждым днём всё чаще и чаще ловлю себя на мысли, что жду перемены и этих приколисток, что мне действительно нравится эта гибкая худенькая Ксюша. Её карие глаза притягивают меня с каждым днём всё сильнее и сильнее. СТОЯТЬ!!! Я ЛЮБЛЮ САШУ!!! Она рядом, я встретил её, может ещё раз встречу где-нибудь на улице, но тогда я её скажу всю правду: что до сих пор люблю её, что очень соскучился по ней, что сделаю всё, чтобы она осталась со мной навсегда. Я верю: это только проверка на прочность, на верность, на моральность, и я пройду её во имя Саши! Да, я пробьюсь сквозь это испытание, как прошёл сквозь 2.5 года разлуки! Я знаю: её карие глаза способны подарить мне любящий взгляд!
  -- Я люблю тебя!
  -- Да отвяжись ты, дайте передохнуть человеку!
  -- О, любимый, ну что ты, в самом деле, как лох!
  -- Ну и что? Тебе какое дело?
  -- Ну, в самом деле, ты же как лох. Красивые девушки к тебе подошли просто поговорить, а ты только посылаешь!
  -- Вы - красивые? Да ..идите отсюда, отдохнуть дайте, а то я и так не выспался!
  -- Ну ты точно лох!
   Они переключаются на более серьёзный разговор с Трофимцом, Сацким и Барабановым. Слава Богу, с меня осада на эту перемену снята. Ох, чертовка, знала бы ты, что не будь Саши - и я б с большим удовольствием с тобой и поговорил, и пообщался б. Но этого нет и не будет. Никогда.
   А может? Нет, не может. А всё-таки? Нет, нет и ещё раз нет! И не думай даже об этом! Не думай!
  
  -- Расстрелять. - Рест непреклонен.
  -- Но как же так, Ваше превосходительство?! - защищается майор Ларри.
  -- Майор Грэй. Майора Ларри под стражу, чиновника расстрелять.
  -- Есть!
  -- Ваше превосходительство! Нельзя же так! - кричит арестованный Ларри - Он же так молод! Это бесчеловечно! Вы не имеете права!
   Рест подошёл к Ларри. Майор съёжился под невидимым из-за чёрных очков колюче-злым взглядом Реста. А Шакк спокойно, но страшно спокойно произнёс:
  -- Меня это не волнует. В наши дни нельзя думать об отдельных людях, когда судьба страны поставлена на карту. Грэй, майора в карцер на полгода, молодого человека - в подвал. Выполняйте. Потом вернётесь.
   Подобные сцены имели место каждый день, и с каждым днём генерала Реста всё чаще и чаще стали называть Диктатором, не говоря ни звания, ни имени - все и так понимали, о ком идёт речь. Вообще, сам по себе он был личностью загадочной, непонятной, с неизвестным прошлым. Да, ему было всего 37 лет на день переворота, но все, кто с ним говорил хоть раз, убеждались, что душой он гораздно старше. Он хранил в себе какую-то страшную тайну, был очень умён, но это был злой, страшный человек. Рядом с ним было страшно находиться - и не потому, что он мог вас отправить на смерть просто так, а потому что он прямо-таки излучал зло. Он носил чёрные очки - и, хоть мало кто-либо видел его глаза( да и видел ли вообще?),все знали, что этот взгляд способен испепелить человека на месте. Его голос только дополнял первое впечатление о нём: Диктатор говорил ровно, спокойно, но совершенно безэмоционально, и неважно, о чём шла речь - о потерях армии, арестах, деньгах - голос его оставался одним и тем же - мёртвым, убийственно спокойным. Рест никогда не повышал голоса и никогда не выходил из себя, он никогда не улыбался и не хмурился - его лицо всегда хранило маску полного равнодушия к происходящему вокруг. Его стиль был по-военному строг: тёмно-зелёный мундир без всяких украшений и нашивок, фуражка пехотного генерала, кожаные сапоги. По службе его знали многие генералы, организовавшие переворот, но никто из них не смог бы дать ответ, кто же всё-таки он такой, и почему он такой. Не смогли бы они объяснить, почему он смог стать главным, несмотря на свою замкнутость, почему все ему подчиняются беспрекословно.
  
   День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Скоро Новый год, каникулы и снова учёба. Я опять не вижу Сашу. Тогда она словно звезда сверкнула передо мной, и вновь я остался в темноте. Но я верю, что однажды снова встретимся, чтобы никогда уже не расставаться. Восьмиклассницы продолжают свои шутки, только с каждым разом мне становится всё более и более не по себе от этого. Первая скрипка у них - Ксюшка Полякова, она-то и достаёт меня больше всех. Да что вы ко мне пристали, уйдите к чертям собачьим, вон ваш Трофимец, вон Барабанов, с ними и общайтесь. А мне это не нужно.
   Новый, 1998, год настал. Год экзаменов, каникул, учёбы, радостей и горестей. Когда стрелки были на 12, я мысленно загадал желание: пусть в этом году я встречу свою любовь. Потом я полночи веселился, поил мышей шампанским, кошек угощал валерьянкой, подрывал петарды на центральной площади, распаковывал подарки и пытался доесть праздничный оливье. Нет, Новый год - действительно народный праздник, праздник всех без различия, праздник весёлый и светлый. Даже погода, сволочная мурманская погода - и та на Новый Год всегда только хорошая, не морозная и не ветреная.
   Каникулы прошли быстрее, чем я думал, но за этот короткий срок я успел с ужасом осознать, что мне очень не хватает перемен, тех самых коротких перемен, а особенно Ксюши. Нет, конечно, я не люблю её, но есть в ней что-то, что притягивает глаз и внимание. Если так подумать, то она из этой троицы - самая лучшая и скромная (и умная). Что в ней такого? А шут знает. Ну, ладно, моя Саша - та вообще красивейшая и самая-самая. Не Ксюшке с ней тягаться.
   "Но всё же, - говорит мне внутренний голос, - ты же не будешь отрицать, что она тебе нравится?"
   "Не буду"- говорю я.
   "Ну, так что, может ты её любишь? Ась?"- издевается этот садист.
   "Да не люблю я её! Она тощая, гулящая, тупая"- говорю я ему, прекрасно зная, что половина из этого выдумана только для отмазки.
   "А ты подумай"- усомнился в моей искренности голос.
   "Отстань, сволочь, бес-искуситель!!!"- не выдерживаю я, и диалог на этом пресекается.
   Может, где-то он и прав, этот голос. Но не могу же я любить двух одновременно, а, значит, люблю только одну Сашу. Что и требовалось доказать. А Ксюша - это только мимолётное явление, меня никак не затрагивающее. Кстати, переменочные приколы закончились, к моему счастью. Теперь я на переменах действительно отдыхаю и мне не нужно отбиваться от липких объятий троицы. Всё хорошо, что хорошо кончается. Я спасён, и чувства мои сохранились. Ура!
  
   Новый Год наступил - и принёс властям Империи большие проблемы. В одну ночь по всему южному побережью вспыхнуло восстание против Диктатора. Восставшие отхватили половину Навии, устроили антиимперский погром на Шагроте, захватили более половины всех портовых городов на юге. На Яизе восстание приобрело бы гигантские масштабы, если б не своевременные действия Кара Норова, командующего 12ым легионом. Он вовремя арестовал и расстрелял чуть ли не половину из всех готовивших восстание, и это привело к тому, что лишь небольшая часть Яизы перешла под контроль мятежников. Во главе восстания оказался никто иной, как пропавший Джак Либери. Он громогласно назвал Диктатора предателем и призвал всех бороться против кровавого деспота с оружием в руках.
   В подтверждение своих слов, Либери двинул войска восставших через хребет Иаламиг на Старь, где сидел Диктатор - но на их пути встали погода, горы, храбрые гарнизоны Дарга и Урина и народ Иаламига. Да, этот народ встал на сторону Диктатора, так как он в первый же день своего правления приказал вывести войска из Иаламига и дал народу гор то, чего они добивались 30 лет: права быть гражданами своей страны с полагающимися им правами и обязанностями. Собственно говоря, это же и взбунтовало юг: большинство чиновников и воров, правивших бал в Республике, были выходцами из Шагрота и Вопии, и жили они за счёт монопольного права на торговлю своими товарами. Диктатор же своими действиями мало того, что лишил многих из них власти и жизни, так ещё пустил на рынок иаламигцев и их превосходные товары, долгие годы не имевшие хода.
   Наступление Республиканцев не испугало Диктатора - он направил на борьбу с ними армию, порядочно очищенную за полгода от накипи республиканства. Кроме того, Диктатор начал строить новый город, новую столицу, расположенную на берегу Акнозамы и названную Центром. Пока Центр представлял собой мрачную крепость из тёмно-серого гранита, угрюмо взиравшую с высокого холма на окружающие её деревянные домики строителей. Ещё не был закончен сам дворец Диктатора, как всем органам власти было приказано собирать вещи и переезжать из тёплой уютной Стари в холодный и необжитый Центр. В любое другое время возникло бы очень много возражений, но полгода сделали своё дело - к 1-2 все были в Центре.
   Итак, началась Гражданская война. Обе стороны были настроены на полное уничтожение противника, и кто будет победителем - сказать было трудно. Ясно было одно - это надолго.
  
   Мурманск накрыли морозы. В одну прекрасную ночь от сильного мороза лопнул мост. Движение по нему закрыли и теперь жители Мурмашей, Колы и Молочного ездят в город окольным путём, делая крюк в 12 километров. Все школы устроили внеочередные каникулы на время холодов, но наша, по всей видимости, являет собой печальное исключение. Все отдыхают, и только мы таскаемся по утрам по морозу с пронизывающим ветром в школу.
   Вот и сегодня. Я иду по тёмным улицам, мороз колет мне лицо, пальцы быстро немеют даже в рукавицах, холод достаёт даже вроде бы хорошо защищённые в тёплых ботинках ноги. Но вот и школа. Я захожу в неё, переодеваюсь и вместе с двумя одноклассниками приступаю к исполнению обязанностей дежурного по гардеробу. Всю эту ерунду выдумали после полугода попыток найти гардеробщицу, согласную за нищенскую плату обслуживать 500 человек за день. Теперь же за гардеробщиков работают сами ученики, посменнно дежуря на переменах. Вот и народ повалил, теперь только поспевай таскать куртки и выдавать номерки. Все орут, шумят, требуют обслужить их в первую очередь. Но я-то знаю, кого обслуживать первым! Сначала своих, потом восьмых, а затем уж всех прочих. Ага, вот и Ксюша. Я беру её куртку, вешаю её на крючок, выдаю номерок - и только тут ловлю себя на том, что делаю это сознательно. Ах ты ж чёрт. Ничего, спишу это на "отмороженность" сегодняшним морозом, а то ведь совесть замучит. Чем ближе звонок, тем больше народа, тем он торопливее сдаёт одежду. Но вот и звонок. Всё, с меня хватит, я на урок, дальше пусть второй состав дежурных мучается.
   Холодно. Школа наша никогда теплом не отличалась, особенно первый этаж. В 4ом кабинете, где у меня геометрия, вообще дуба можно дать. Наконец-то, спасительный звонок, означающий, что сеанс глубокой заморозки закончен, и можно будет погреться в очень тёплом кабинете географии. На перемене я сижу на подоконнике в полном одиночестве, но тут объявляется Ксюша. Она ничего не говорит, просто садится рядом и чего-то ждёт. Я делаю равнодушное лицо и, как статуя, сижу до самого звонка. На следующей перемене это повторяется, и это начинает действовать на меня - я снимаюсь со своего места и ухожу в класс. Ксюша никак не реагирует.
   Февраль. Это самый холодный февраль за последние 100 лет, как говорят метеорологи. Впервые за 90 лет замёрз залив. Тёмные дни, беспрерывные ночи, метели, мороз, пронизывающий непрерывный ветер, белая дымка, закрывающая всё вокруг, и снег, снег, снег. Это и есть наша зима, во всей её красе. Но что-то весеннее витает в воздухе и заставляет думать только о будущем. Что этому причиной - я догадываюсь, но не хочу признавать этого, я боюсь этого.
  
   Диктатор вызвал подполковника Грэя на ковёр. Входя в кабинет, Грэй не знал, выйдет ли он оттуда живой, и для этого были веские причины...
  -- И что вы скажете в оправдание?
  -- Это досадный провал в нашей кадровой политике. Подобное должно было произойти, так как служба безопасности у нас совершенно отсутствует.
  -- Начнём с того, что это ваша кадровая политика, подполковник, а, значит, на вас и лежит вся ответственность. Отсутствие службы безопасности тоже вам чести не делает. Почему она до сих пор не создана?
  -- Мной не были получены соответствующие указания...
  -- Отвыкайте от стандарта Республики, где все могли не думать. Мне же нужны думающие инициативные люди. Вы поняли?
  -- Есть. Прикажете наказать виновных?
  -- Да. Всех, до единого. И на будущее. Отныне и навсегда, чтобы ни одной женщины в государственных органах. Всё ясно?
  -- Так точно!
   Грэй с облегчением вышел из кабинета. Да, Диктатор как всегда прав. А провал-то большой, очень большой. После переворота майор Грэй, полжизни проведший в глухом гарнизоне на Яизе, возглавил разведку Империи. И, хоть он и занимался разведкой с 19 лет, формирование нового состава разведведомства взамен истреблённого старого, стало для него задачей трудной. Поддавшись либерализму, он не стал выгонять часть старых сотрудников, вставших на службу Империи, и среди них оказалась одна молодая сотрудница. Она была сторонницей Империи, но на горе Грэя, она влюбилась в некоего молодого человека, оказавшегося агентом Республики. Утечка информации была замечена сразу, сразу же вычислили и сотрудников со слишком длинным языком. Вот только оперативность действий и спасла подполковника, иначе бы он отправился в подведомственный ему подвал вместе со шпионами.
   Напряжённость войны продолжала нарастать. С каждым днём всё больше и больше людей становились жертвами карательной машины Империи, ожесточались бои в горах Иаламига и на полях Шагрота. Но самые кровавые бои должны были развернуться летом, и обе стороны строили планы крупных наступлений, предполагавших максимальное напряжение сил и минимальную человечность по отношению к противнику.
  
   Март пришёл. И пусть весна наступила только по календарю, но уже все чувствуют, что долгой полярной зиме скоро наступит конец. С каждым днём всё сильнее и ярче светит солнце, задерживающееся на небе всё дольше и дольше, на улицах тает снег, а южный ветер всё чаще и чаще несёт с собой дыхание весны. Сейчас у нас в самом разгаре лыжный сезон. Сотни людей от нечего делать берут по воскресеньям лыжи и топают за Тулому, откуда начинается бесчисленное множество лыжных троп.
   Что касается меня, то я не то чтобы не люблю лыжи, но несколько их недолюбливаю, потому что в отличие от тех, кто идёт на это добровольно по воскресеньям, я хожу с лыжами два раза в неделю независимо от погоды в добровольно-принудительном порядке на физру. Так что в воскресенье я отдыхаю.
   В школе всё хорошо. Кончается четверть, начинается беготня среди моих одноклассников, тщетно пытающихся исправить "неожиданно" появившиеся тройки, которые способны подпортить аттестат. Меня эти тревоги обходят мимо, в конце концов, недаром же я сидел долгими февральскими ночами над своими домашними работами. Я только радуюсь скорому концу четверти, так как приближается целая неделя с хвостиком полноценного отдыха и сна. Правда, наш Совет Лидеров, эдакая ГосДума школьного масштаба, задумал устроить традиционную игру "Зарница" в самом начале каникул, и, надо думать, погонят туда всех. Вот чёрти полосатые, не дадут отдохнуть! Ну что ж, партия приказала - наше дело выполнять, приказы командования не обсуждаются. Пойду я на вашу "Зарницу", так уж и быть.
   И вот настал великий день 26 марта, день проведения "ежегодной военно-патриотической познавательно-воспитательной детско-юношеской общешкольной" игры "Зарница" (это так громко она у нас обзывается). Большие и малые толпы школьников и учителей с лыжами в руках разбиваются по "классовому" признаку и медленно вытягиваются в какое-то подобие колонны и дружно топают к мосту через Тулому. А вот и мой класс. Тоже все с лыжами, да ещё такими навороченными, что мне становится неловко за свои деревянные лыжи и примитивные палки. Но сегодня все настроены весело, у каждого за спиной трудная четверть и рюкзак, отягощённый термосом, бутербродами и прочей снедью, которую предстоит слопать после игры. Готов поспорить, что у кое-кого в рюкзаке притаилась и "беленькая", я их знаю.
   Но вот и мы пошли. За мостом начинается затяжной подъём, который мы преодолеваем играючи - сказываются наши частые физкультуры. И, всё же, даже нам, девятиклассникам, на Солнечную поляну забраться трудновато, а уж об мелких говорить не приходится. Поэтому, пока они все заползают на поляну, мы спокойно отдыхаем на снегу.
   Торжественная речь, напутствие, пожелание побед - и в бой, товарищи. Началось. Толпы расползаются по заснеженной поляне и начинают бороться за победу. Самое уморительное зрелище - это бег по глубокому снегу в густом дыме в противогазе наперегонки. Самое жестокое - ползание на брюхе под верёвочной сетью. Самое весёлое - поиск мин на минном поле. Самое умное - анализ карты. Но вот и финальное соревнование - лыжный бег на 5 километров. Все надевают лыжи, номера, встают в длинную очередь и с интервалом в 1 минуту уходят в лес. Уже и я на старте. Звучит хрип простуженного физрука "Пошёл!" - и я, набирая скорость, устремляюсь навстречу своей судьбе...
  
   Диктатор молча смотрит в окно. Он явно о чём-то думает, думает глубоко, не замечая вошедшего Грэя, который только через 10 минут осмеливается потревожить правителя:
   - Ваше высочество...
   - Да, Грэй, я знаю. Идите.
   Имперский Совет в полном сборе - сегодня полковник Черко обещал показать нечто новенькое. Диктатор восседает во главе стола. Заседание началось. Взъерошенный и взволнованный человек, представленный как Крес Даник, рассказывает что-то занимательное о гужевом транспорте и массовых перевозках. Но только полковники начали дремать, как этот Даник сказал:
  -- И таким образом мы сможем перебрасывать до 6000 тонн грузов или до 10000 человек в сутки на расстояние до 1000 километров.
   Военные, которые понимали, ЧТО даёт им такое транспортное средство, зашевелились:
  -- Так вы говорите, на 1000 километров?
  -- До 10000 человек?
  -- Сколько это стоит?
   Последний вопрос задал Диктатор.
  -- Сколько? Много. По моим подсчётам, до 5 миллионов единиц. Но по сравнению с той экономией, которую дадут эти дороги, это сущие копейки.
  -- Допустим. Я одобряю ваш проект и назначаю вас главным управляющим строительством этих дорог. Можете идти. Полковник Черко, вы отвечаете за финансирование.
   Вторым вопросом на заседании стало резкое обострение обстановки в архипелаге Ащыт. По всей видимости, Республика решила полностью захватить эти острова, очень важные для контроля южного побережья. Удержание их становилось главной задачей на наступающее лето. Кроме того, всё больше осложнялась ситуация и в Иаламиге, куда Джак Либери готовил вторжение. Но самое опасное заключалось не в этом. За неделю до этого собрания на суровые берега Ссурии был высажен огромный десант, и изгнать его оттуда в ближайшее время было никак нельзя. Противник же на месте не стоял, он громил мирные деревни, перерезал дорогу, соединяющую Центр и Номед, подошёл вплотную к Арамасу, и только народное ополчение во главе с Шепом Галахеном смогло в последний момент остановить противника.
   Вечером Диктатор вновь говорил с Грэем.
  -- В своё время вам было приказано найти всех, кто разворовал Фонд Армии, а также тех, кто был ответственен за войны в Зарии и Иаламиге. Где?
  -- Список составлен, многие из них арестованы, прошли допросы, раскрыты многие скрытые сбережения наворованного. Но довольно много политических преступников скрылось на территории Республики, и нам приходится прилагать огромные усилия для их поимки.
  -- Одного вы обязаны поймать в первую очередь.
  -- Командующего Республики Ценарсаза Оукина?
  -- Нет. Это министр финансов Алека Николсон.
  -- Ваше высочество, ещё одна проблема. У нас подвал опять под завязку. Нужно строить отдельное здание.
  -- Через год. А пока давайте на всех ваших жильцов расстрельный лист, я вам его подпишу.
   Диктатор одним росчерком пера отправил на тот свет 3000 человек...
  
   Прямой стартовый участок я прохожу быстро, при въезде в лес начинается спуск с поворотом, и я притормаживаю. Рядом с лыжнёй топают отставшие и оставшиеся вне гонки, кое-кто идёт уже домой, а кто-то - на Солнечную поляну. Я замечаю рядом с лыжнёй Ксюшу, из чистого любопытства гляжу ей в глаза, а она улыбается мне в ответ. И только теперь я понимаю, что это...
   Я знал её с 7ого класса (а она тогда была в 6ом), и уже тогда заметил в ней что-то такое, что заставляет думать. Её стройная, гибкая фигура, весёлый взгляд карих глаз, ослепительная улыбка - всё как будто излучает некую притягивающую вас энергию. Года два назад я это только и успел заметить - потом учебный год кончился, а в 8 классе я учился в другую смену, и наши с Ксенией пути не пересекались. И вот я встретил её вновь - и поначалу приколы мне казались идиотскими и абсолютно не влияющими на меня. Как же я ошибался! Не сделай они этого - и, быть может, я бы остался с Сашей, но шутки Ксюши сначала расшатали мое духовное равновесие, а затем и опрокинули его. Эта девушка сама не знала, что творила, а творила она страшную для меня вещь - она ЗАСТАВЛЯЛА меня думать о чём-то отличном от учёбы, и я начал (впервые за 4 года) ощущать потребность в близком человеке, которому можно доверять, и на которого можно положиться. После Нового Года в моей душе шла мучительная борьба между старым и нарождающимся новым чувством. Я искал компромисс, шёл на сделку со своей совестью, но всё равно меня терзала эта двойственность. В последние дни, казалось, отлегло, и я подумал, что гроза миновала. И вот сегодня, при абсолютно чистом небе, когда яркое мартовское солнце нестерпимо сверкало среди белого снега, мир в моих глазах померк, и грянул гром. Я понял, что это конец...
   ...Одна единственная улыбка этой изумительной девушки снесла в моей душе всё старое, и ...
   ...И я понял, что я её ЛЮБЛЮ.
   ...Я как безумный лез на подъём не снижая скорости, я не слышал, как жалобно стонут мои лыжи, я не видел ни соперников, ни снега, ни солнца, я не чувствовал, как мёрзнут мои руки, я забыл, куда и зачем еду - я только лишь бормотал одно и то же слово: "Ксюша, Ксюша, Ксюша, Ксюша, ... "
   Опомнился я на спуске, который как награда за долгий подъём, ждёт вас на финише. Я никогда ранее не проходил его на столь высокой скорости, в другое время я бы просто вылетел бы на последнем повороте, но сейчас вписался в него и, как метеор, понёсся по финишной прямой.
   Я лежал на снегу и жадно ловил воздух. Я ни с кем не хотел говорить, да и не мог. Время моё не было рекордом школы, были у нас лыжники и пошустрей, но для меня этот результат стал высшим достижением, но никто и не догадывался, что заставило меня развить такую скорость, никто не понял, что стартовал один человек, а финишировал совсем другой, похожий на меня только внешне, но совершенно иной по внутреннему миру.
   ...Ксюша к тому времени уже ушла.
  
   Лето, лето, лето! Как тебя ждут в горах! Для Иаламига этот год обещал быть удачным, успешным, просто замечательным во всех отношениях. Первый год с Диктатором, первый год без террора Шагрота, первый год свободы. Как же тебя ждали, лето, в Иаламиге! А принесло оно только новое горе, новую боль, новые страдания и без того несчастной земле Иаламига.
   Гражданская война начала разгораться. Джак Либери решил как можно быстрее вернуть себе контроль над страной и свергнуть Диктатора, а потому огромные количества войск, собранных за зиму, были сейчас двинуты через горные перевалы на равнину Акнозамы, волны десанта затопили Ащыт, в далёкой Ссурии шли кровавые бои. Не будь Диктатор Диктатором - и кто знает, сколько бы продержалась молодая армия Империи. Но жестокая дисциплина, полный контроль за выполнением приказов сделали своё дело - имперцы прочно засели на перевалах Иаламига и на островах Ащыта, в лесах и болотах Ссурии.
   Маховик террора продолжал набирать обороты. Всё больше и больше людей пропадало ежедневно, всё чаще и чаще вывозили что-то из казематов Центра. Что же заставляло граждан поддерживать Империю, а не Республику? Справедливость. Очень долго люди смотрели на преуспевающую тупость и жадность, на гордое хамство и неприкрытые излишества. Хватит! Государственная машина теперь пожирала сама себя, мгновенно удаляя бракованные "винтики" из своего механизма. Диктатор открыл дорогу к успеху тем, кому ещё совсем недавно она была закрыта. Тот же Крес Даник, например, 10 лет пробивал в жизнь проект железной дороги, но только сейчас смог приступить к осуществлению своей мечты. За Республикой же пошли те, кто хорошо жил при Джаке Либери, и те, кто не желал попасть на допрос к Грэю.
  -- К обстановке в Иаламиге. Республиканские части сжигают поселения, вырезая при этом всё население, угоняют скот. Особо зверские методы борьбы с партизанами применяют кадровые части, возглавляемые Пабло Силани. В селении Сипп обнаружено 67 трупов с отсечёнными конечностями, на месте деревни Аппор нашли только лишь гору обгорелых развалин и костей.
  -- Да. Что делаем?
  -- Для скорейшей поимки этого гада направлен 7 легион.
  -- Хотел бы я взглянуть ему в глаза.
   Диктатор говорил как всегда безэмоционально, будто речь шла об обычном явлении, у Грэя же тряслись руки, когда он читал подобные сообщения, хотя он прошёл через многое. Грэй помнил и кровавые бои за Сарном, приходилось ему усмирять кабосов, но подобного зверства, как сейчас, он и не видывал, а ведь был начальником пыточного застенка, лично проводил допросы и хорошо изучил тонкости своего дела. Реста же, которого он знал со времени усмирения Яизы, похоже, не пугало и не волновало ничего, Диктатор всегда хранил на лице маску отрешённости и безучастности. Вот и сейчас.
  -- Полковник, что с посевной?
  -- Сажают, жалуются на нехватку зерна.
  -- Выдать. В этом году будет снижен налог на урожай, так что в следующий раз нас это не коснётся. Вы подготовили план сокращения аппарата?
  -- Да.
  -- Сколько?
  -- Двадцать пять тысяч безработных и три с половиной - в моё ведомство. Через неделю всё выясним и передадим вам.
  -- Можете идти.
  
   Я смят, уничтожен, разбит. Я не знаю, что со мной. Мир вокруг меня расплылся и потерял обычные очертания. Я не понимаю ничего. Я влюблён.
   Последний раз это было ... ой, давно было. Я люблю Ксюшу, я думаю только о ней, в школе я всё время ищу её взглядом, любуюсь ей. Но меня гложет тяжёлое предчувствие - нет, она меня, наверное, не любит. Иногда мне кажется, что я не выдержу, подойду к ней и скажу всё. К сожалению, это только кажется: мне легче застрелиться, чем подойти к девушке - настолько я боюсь хохота вокруг и её насмешки. Поэтому я всё таю в себе, никому об этом не говоря, и, может быть, это и есть причина моих частых и непредсказуемых вспышек гнева, иногда совершенно по пустому поводу.
   Она веселится среди моих и своих одноклассников, а я только смотрю на это, испепеляемый изнутри любовью. Это длится уже весь апрель и половину мая, слава Богу, я не забросил учёбу, как делают некоторые в таких случаях, наоборот, я только ещё сильнее налегаю на подготовку к экзаменам, пытаясь таким образом хоть на минутку отвлечься от тягостных мыслей. Я мысленно ненавижу себя за свою робость.
   Я иду по улице домой, и вдруг вижу впереди себя Ксюшу, которая тоже возвращается из школы. Я ускоряю шаг и иду параллельно ей на некотором удалении и чуть сзади. Внутренний голос толкает меня: " Ну, давай же, действуй, подойди к ней, заговори, и не бойся, никого рядом же нет". Но я сомневаюсь, я боюсь - и через пять минут немого сопровождения поворачиваю к дому. За это время Ксюша ни разу не обернулась и я остался незамечен.
   26 мая я вновь иду домой с консультации по русскому языку. Вчера в нашей школе прошёл "Последний звонок", весьма печальное мероприятие в плане того, что многие из нас последний раз присутствуют здесь как единый класс. Кто останется до 11 класса, кто уйдёт в ПТУ, кто просто будет сидеть на шее у родителей до призыва в армию - ясно только то, что вместе мы уже в следующем году ходить не будем. Жаль, пусть, конечно, мой 9а класс и был сборищем дебилов и отморозков, тем не менее, многие из них - хорошие ребята, способные и умные, только без царя в голове. Девчонки же наши - это просто золото, отзывчивые и добрые, они не раз помогали многим из нас с учёбой. Да, в 10 классе многих из нас не будет, но это к слову. На консультации меня что-то задержало, и я ушёл несколько позднее других. Выходя из школы, я замечаю далеко впереди Ксюшу. Одну. На максимальном ходу я прохожу те 200 метров, что нас разделяли, но Ксюша успела перейти дорогу. Я нетерпеливо жду, пока проедут машины, и перехожу через площадь. Ксения уже рядом и я сбавляю ход, чтобы она меня не заметила. Итак, мой час пробил. Сейчас или никогда - но тут на меня обрушивается то самое чувство полной беспомощности. Моя решительность разом исчезает и я вновь терзаюсь от своей стеснительности. Я полминуты веду ожесточённую борьбу с самим собой, а потом решаю: да и хрен с ней, с Ксенией, видно это у меня судьба такая невезучая, никто меня не любит и пойду я лучше домой. Подумав так, я набираю ход и иду на обгон, но совершенно неожиданно для себя, проходя мимо Ксюши, говорю:
   - Ксюша, привет.
   Она оборачивается, улыбается и отвечает:
  -- Ой, привет. Ты откуда?
  -- Да, с консультации по русскому. А ты тоже со школы?
  -- Да.
  -- Слушай, Ксюш, а вот помнишь тогда, осенью, ты ко мне приставала, говорила там всякое, почему это вы делали?
  -- Да мы так шутили просто. А что?
  -- Да так, ничего. Слушай, Ксюш, а как ты учишся?
  -- Да так, нормально. У меня за год только одна тройка. А у вас ведь экзамены?
  -- Ага. Готовлюсь потихоньку, учу, учу, уже надоело во как. Вам-то, восьмым, на каникулы можно скоро будет, а нам пол-июня париться. Слушай, а ты где живёшь?
  -- А знаешь дом на Защитниках Заполярья, жёлтый такой, с аркой?
  -- Ну да.
  -- Ну вот, второй подъезд от Туломского моста, квартира 22. Третий этаж. У нас есть ещё одна квартира, в новом доме, 5б который, напротив Антона Мальцева, знаешь наверное?
  -- Конечно знаю. Пока этот дом строили, я в вашей квартире столько раз бывал.
  -- Ой, правда? Я очень хочу туда переехать, но у нас бабушка больная.
  -- Боитесь, что не перенесёт переезда?
  -- Ну да. Пока там моя старшая сестра живёт с мужем. А ты где живёшь?
  -- Да в том же доме, только во втором подъезде. Я раньше жил в том доме, который возле нашей школы стоит, но потом нам пивзавод дал новую квартиру.
  -- А у тебя мама на пивзаводе работает?
  -- Да.
  -- У меня тоже мама там. Слушай, а ты до 11 класса отстанешься или куда пойдёшь?
  -- Да останусь наверное. Я тут привык, да и учиться мне надо.
  -- А, ты же отличник. А куда ты после школы хочешь пойти?
  -- Не знаю. Куда-нибудь, где железные дороги изучают.
   Я не заметил, как мы подошли к ДК. Дальше наши пути расходились: ей прямо, мне - направо.
  -- Ты домой, Ксюш?
  -- Ну да. Ты тоже?
  -- Наверное.
  -- Ну пока тогда.
  -- До встречи, Ксюша!
  -- Ага
   Я поворачиваю и иду домой. Только в подъезде, где меня никто не видит, я прыгаю чуть ли не до потолка и ору: "Ура!!!". Я до сих пор не понимаю, что меня толкнуло в нужный момент к Ксюше, я знаю только одно: я СДЕЛАЛ это, подошёл к ней и заговорил! Если бы кто знал, что это для меня значит. Наверное, даже победа на Президентских выборах будет меньшим достижением, чем то, которое я совершил сегодня. Это моя маленькая личная победа над своей трусостью и нерешительностью.
  
   Грэй никогда не любил Республику и служил ей только до поры до времени, плохо скрывая свою ненависть к правящему строю, за что, собственно, и провёл полжизни в глухом гарнизоне на Яизе. Но сейчас он имел всё, чтобы отмстить Республике за долгие годы унижения. За год он из пустого места создал сверхмощную организацию, охватившую всю страну, и за это полковника Диктатор очень ценил. Вторым после Грэя был генерал Дарк Лидер, командовавший когда-то восстанием гарнизона, а теперь возглавивший 5ый легион, отвечавший за прикрытие Центра от возможного прорыва республиканцев. Это был талантливый, но очень жестокий и скотоподобный человек, и, не будь он хорошим воякой, давно бы стал жертвой Грэя. О нравах Лидера говорили, что он извращенец и бабник, скотина и сволочь, но после каждой одержанной победы ему всё прощалось. Однако ж Грэй внутренним чутьём чуял, что Лидер не может не стать когда-нибудь предателем и тщательно отслеживал каждый шаг генерала, но пока тот не давал поводов для подозрений.
   Лето кончалось. Империя окрепла и закалилась в боях. Несмотря на все усилия, Республике не удалось прорвать линию обороны по хребту Иаламиг, народное ополчение откинуло десант на хребет Аглов, каратели были с позором изгнаны из Иаламига. В Империи собрали рекордный урожай, дававший надежду на улучшение жизни, в Республику же побежали толпы любителей свободы слова, которых в Империи расстреливали пачками, и это сулило Джаку Либери повышением популярности идей республиканства среди населения.
   Режим Империи становился жёстче. Никто не был застрахован от внезапного ареста ночью, любой чиновник больше всего боялся, что его заподозрят в коррупции и любой подарок, даже если это была маленькая шоколадка, приводил его в трепет. Люди стали бояться выражать вслух свои мысли на улице, доверяя их только бумаге дневников. Страх возмездия витал над страной.
   На этой оптимистической ноте мы ненадолго покидаем Империю и Диктатора, чтобы вернуться к ним через три года, когда произойдёт то, что в корне изменит всё.
  
   Я на "5" написал изложение и сдал таким образом первый экзамен. Однако ж, передохнуть мне не дали - отправили на картошку. Но перед тем, как отправится на наш участок в Молочном, я пишу письмо Ксюше. В нём я излагаю всё, что не смог сказать ранее: и то, что она самая красивая, и то, что я совсем один, а заканчиваю всё это одной единственной фразой:
   "Ксюша, я Тебя люблю!"
   Затем я обнаруживаю, что у меня нет конверта, а склеить самому тоже никак нельзя, потому что у меня нет и клея, но тут мой взгляд падает на степлер - и через минуту странный конверт из тетрадного листка, вдоль и поперёк прошитый двумя рядами скрепок готов. Я пишу на нём, кому оно предназначено, дополняя это грозной цитатой из Конституции насчёт тайны переписки, и выхожу из дома. Дойдя до Ксюшиного подъезда, я останавливаюсь, потом вхожу внутрь и поднимаюсь к почтовым ящикам, нахожу тот, который мне нужен и опускаю туда конверт. Только теперь я понимаю, что совершил необратимое действие, и всё дальнейшее от меня уже не зависит. А раз так - то я быстрым шагом выхожу из подъезда и иду на огородное поле, где меня ждёт лопата.
   Вечером мне звонит Ксюша:
  -- Сергей, ты это серьёзно?
  -- Да куда уж серьёзнее.
  -- Слушай... В общем, у меня уже есть другой человек...Ну, мы можем просто остаться друзьями. Ты как думаешь?
  -- Ну, это лучше, чем ничего.
  -- Слушай, ну я тогда гулять пошла. Ладно?
  -- Да, конечно. Ну, давай.
  -- Пока.
  -- Пока.
   Короткий разговор, которого я ждал и боялся, кончился. Ну что ж, я чувствовал подобное и тщательно подготовился. По крайней мере, она предложила мне свою дружбу, а это не так уж и мало. Я-то сумею завоевать её сердце, была бы возможность! О, если бы она знала, что для меня значит эта фраза: "Останемся друзьями"! Вот кого-кого, а друзей у меня как раз-то и нет. Поэтому я не отчаиваюсь, как, в принципе должно было быть, а наоборот, поднимаюсь духом. Ещё под впечатлением, я пишу ей второе письмо, в котором благодарю её за дружелюбие и понимание ситуации. На следующий день я отправляю его в уже знакомый мне почтовый ящик. Но никакого звонка вечером я так и не дожидаюсь.
   Опять экзамен, на этот раз география. Его я вновь отлично сдаю, и начинаю готовиться к следующему, самому грозному - к математике. Проходит неделя - и с удивлением понимаю, что завтрашний экзамен по физике - последний, и после него уже ничто не будет стоять передо мной на пути к каникулам. И снова "5", и я, таким образом, сдаю всё на отлично, становясь в один ряд с умнейшими людьми нашего потока, чего я не мог добиться три года. Секрет моей победы неведом им, они ссылаются на мою подготовку. Олухи, да я не больше вас готовился! Просто Ксения подарила мне такой заряд энергии, что я стены готов своротить! Но, к сожалению, сама Ксения куда-то пропала. Я не могу её найти по городу, дома её постоянно нет, а вот телефон её я как-то спросить не догадался. Я отчаиваюсь найти её, меня всё время сверлит мысль, что она где-то тут, в Коле, но не со мной, а ним, с тем самым "другим человеком". Я становлюсь психом, и наступившие каникулы мне не в радость.
   Каждый раз, уезжая на юг, я сажусь на правую сторону вагона, из окон которой открывается самый интересный вид. Сегодняшнего дня я долго ждал, я вешал на шкаф листочки с надписью: "До отпуска осталось ... дней", последние сутки эти бумажки сменялись ежечасно. Но вот этот момент настал: я сижу в поезде, рядом суетится младшая сестра, мама распаковывает сумку с едой. До отправления осталась минута и я, нервно барабаня пальцами, рассматриваю порт и залив, с севера которого тянутся тучи, постепенно скрывающие наше незаходящее летнее полярное солнце. Вагон мягко дёргается, начинает вибрировать и в мои уши начинает дивной музыкой заливаться тихий, но быстро нарастающий шум колёс. Нас качает на стрелке, и поезд начинает набирать ход по прямому участку. За окном тянутся виды на наш порт, на корабли и набережную. На выезде с Горелой поезд притормаживает и начинает плавно вписываться в поворот, кренясь на изгибе пути так, что стакан пополз по столу. Вот поворот заканчивается и моему взгляду открывается вид на южную часть Кольского залива, на противоположном берегу которого виднеется мой город и даже видно мой дом. Поезд выходит на спуск и быстро едет вдоль берега, обгоняя автомобили, едущие по параллельной нам автодороге. Порт уже кончился, но берег забит разнообразными постройками: заправками, рынками, нефтебазами, стоянками. Колёса нашего вагона уже вошли в ритм и нетерпеливо отстукивают километры до станции Кола, где будет первая остановка. Мы проезжаем мимо стройки тысячелетия - строящегося моста через залив, который после введения в строй станет самым большим в мире мостом за Полярным кругом. Масштабы строительства потрясают, одни опоры в 3-этажный дом чего стоят. А поезд уже гремит по стрелкам моей станции, проскальзывает вдоль перрона и притормаживает, чтобы перевести дух перед новым перегоном. Минута тишины - и вагон вновь наполняется стуком колёс, и я уже не отрываюсь от окна. Мы проезжаем по станционным путям, набирая скорость, пролетаем вдоль складов, вот уже отошла от нас ветка на Никель, вот и путепровод над железной дорогой. И именно здесь открывается та самая картина, которая всякий раз будоражит сердце: поезд едет вдоль порожистой речки Колы по склону долины, а на противоположном берегу стоит мой старый дом и моя школа, совершенно теряющиеся на фоне огромного песчаного склона Соловараки. Поезд поворачивает, и этот скос сначала закрывает дом, потом школу, медленно задвигает вид на мост, наконец, видна уже только труба котельной, а вот уже и она не видна. Такое медленное прощание, пусть и ненадолго, с родиной, затрагивает душу. А поезд несётся всё дальше и дальше по берегу моей любимой речки, проходит по мосту, и я, перейдя на другую сторону, смотрю на те места, которые исходил вдоль и поперёк. Теперь река будет провожать нас ещё 80 километров, то широко разливаясь, то бешено прыгая на порогах - но я уже этого не увижу, ибо сейчас 2 часа ночи и мне хочется спать. После Выходного, дальше которого мне ходить не приходилось, вид за окном теряет своё привлекательность, и я, под ласковое баюкание качающегося вагона и мерный стук колёс, засыпаю крепким сном.
   Утром мы всё ещё в Мурманской области, правда, на самом её юге - на станции Лесная. Я настолько хочу спать, что только тупо читаю название станции и снова засыпаю, чтобы окончательно пробудиться в Лоухах. Целый день поезд идёт по Карелии, делая множество остановок на маленьких станциях, а потом часами едет по гигантским перегонам по 100 километров каждый. За окном лес, озёра и речушки - и ничего более. Это сильно утомляет, и, если бы не еда, я умер б со скуки.
   Следующее утро застаёт нас в Волховстрое. Я некоторое время непонимающе смотрю на подозрительно знакомую вывеску станции и соображаю, что это последняя станция перед Питером, а значит действительно пора вставать и собирать постель. Бужу сестру и маму, поднимаю тревогу по поводу быстрого приближения конечной, но, как выясняется во Мге, напрасно. Я ещё ни разу не приезжал в Питер вовремя - и этот раз не исключение. Наш поезд сворачивает на какую-то ветку, полтора часа ползёт по ней и в итоге выезжает на основные пути. За окном вновь замелькали станции, но названия у них не те, что должны быть: Саблино, Колпино, Славянка... Ё-моё, да ведь это же по московской ветке мы едем! С грехом пополам наш состав с опозданием в час затягивается под зонтики Московского вокзала.
   В Питере мы проводим неделю, а затем едем в Онегу, к бабушке. Для тех, кто не знает, сообщаю: Онега-это южный берег Белого моря. Я уже три года не ездил южнее, чем в Питер, я соскучился по морю и пляжам, по солнцу и теплу, но что ж делать - на большее, чем "турне" по Северу, наш семейный бюджет не тянет. Да и ладно, в собирании грибов, рыбалке, походах на озеро и купании в прохладной северной реке тоже есть свои неоспоримые преимущества. Весь август я отдыхаю по-настоящему, мои уши не слышат ничего, кроме шума природы, глаза наслаждаются зеленью лесов и лугов, а лёгкие просто кайфуют от потрясающе чистого воздуха.
   17 августа я встретил... никак не встретил, и только через неделю, когда стало ясно, что рублю настал конец и премьером назначили выгнанного полгода назад Черномырдина, я корчусь от смеха перед телевизором. Знали бы эти умники, которые у власти, что о них думает народ! Эти сволочи своими играми окончательно подорвали мои хрупкие надежды на море, прибавили головной боли матери, которая одна кормит всех нас (а нас пятеро), разорили мою тётю и ограбили бабушку.
   Прошу прощения, отвлёкся. За отдыхом Ксюша отошла куда-то на задний план, но всё равно, в хмурый день я всегда вспоминал о ней - и понимал, что очень хочу вновь увидеть её. Я копаю землю - и представляю себе, как мы вместе будем жить на даче, когда я стану взрослым и женюсь на ней, я плыву на лодке - и мечтаю прокатиться вместе с ней. Собираю грибы - и Ксюша видится мне за соседним деревом. Я не понимаю моих бывших одноклассников, почему они всё сводят к сегодняшнему дню, к одномоментной связи. Ведь для меня Ксюша - это не просто красивая девушка, с которой можно переспать, она для меня в первую очередь - лучший друг, единомышленник, спутник жизни, жена, если хотите знать. Как же это донести до её сердца, если она не может этого понять? Да и кто может понять, что заставляет 15-летнего парня строить настолько далеко идущие планы?
   Ночь. Дождь. В непроглядном мраке поздней августовской ночи мы едем на станцию Вонгуда, где в 5 утра проходит наш поезд Вологда-Мурманск. Он стоит здесь только 5 минут и нужно уметь угадать, где же окажется 7ой вагон. Но всё обошлось. С помощью дяди мы залазим в наш вагон, закидываем сумки, гудок - и поезд тронулся. Мы попрощались с дядей, взяли у проводника постели и через полчаса я, сестра и мама спали на своих местах. От Онеги до Колы поезд идёт ровно сутки и прибывает аккурат в 5 утра. Последнюю ночь в поезде я пытаюсь не спать, разглядываю смутно видные в темноте контуры рек, лесов и Хибинских гор. Последний оазис цивилизации на пути к Мурманску - Оленегорск, но за 10 километров до него сон берёт надо мной верх и я засыпаю. Просыпаюсь от яркого света. Поезд продолжает нестись, но вагон весь бурлит подобно муравейнику. За окном ничего не видно, всё в густом тумане. Проезжаем какую-то станцию, и долго гадаем, что это было: Кильдинстрой или Шонгуй? Если Шонгуй - то можно не торопиться с бельём, а вот Кильдинстрой - это уже совсем рядом. Через 10 минут - ещё станция, и опять не понять какая, всё закрывает туман. Но вот над нами пролетает мост, и я догадываюсь, что это был Выходной и нам нужно не просто бельё сдавать, а вещи к выходу тащить. Растолкав всех, мы сдаём бельё, тащим вещи в тамбур и быстро одеваемся потеплее, потому что даже в вагоне чувствуется холод первого осеннего заморозка. Я в тамбуре, прилип к окну двери. Вновь мимо меня проносятся знакомые места, едва видные за густой пеленой пара, идущего с реки. Поезд кренится на поворотах, гудят рельсы, а колёса сменили свой привычный мерный ритм на какой-то дробно-тревожный. Вот мост над рекой, и теперь всё моё внимание - открывающемуся виду. Эта картина обратна той, которую наблюдаешь при отъезде, но душу она переворачивает сильнее. Сколько раз ездил - и всё равно, какое-то радостно-нетерпеливо-тревожное чувство заставляет танцевать на месте от возбуждения. А ещё с этим местом у меня связано одно видение...
   ...Это было на Новый 1994 год. В 1993 году я влюбился в Сашу, и, понятное дело, на Новый год загадал желание: пусть мне в эту ночь приснится моя будущая жена. Наивное, детское желание... Но мне приснился совершенно непонятный сон. Я ехал на поезде, и стоял как раз в тамбуре. За окном зима, покрытая льдом река и тьма. Сам я почему-то старше, рядом со мной сумка, и, главное, у меня ощущение, будто я возвращаюсь после долгого отсутствия дома. Рядом со мной нет ни мамы, ни сестры, хотя я всегда езжу с ними, зато напротив меня стоит девушка необычайной красоты. Её лицо светлеет в полумраке тамбура, и я могу рассмотреть, что у неё очаровательные серые глаза, добрая улыбка, волнистые тёмные волосы и аккуратный носик. Она чуть ниже меня, и улыбается мне своей потрясающей улыбкой. Я что-то говорю, она мне отвечает. Голос у неё очень приятный. А поезд едет, и вот выплывает вид: трубы, мост, школа, дом... Я наклоняюсь к ней и шепчу какие-то слова и она снова что-то мне отвечает, не отрывая зачарованного взгляда от открывшейся картины, но после начала станции она смотрит на меня и тихо, нежно произносит всего лишь одно слово. Здесь сон был прерван пылесосом. Этот сон запал мне глубоко в память, так как более реального сна я не видел никогда. Всё было видно до мельчайших подробностей, я даже иногда сомневаюсь, что это мог быть сон. Но в нём много непонятного, и за 4 года я так до конца и не понял его. Зачем я еду зимой? Откуда? Почему нет родственников? Почему поздний вечер или ночь? Почему я старше? Что за сумка? Откуда ощущение долгого отсутствия, если я ни разу дольше чем на 2 месяца никуда не ездил? И, главное, кто ОНА? Мне понятно только, почему она рядом со мной: по всей видимости моё желание исполнилось и я увидел свою будущую жену. Но тогда ещё непонятнее: у Саши были карие глаза, у Ксюши вроде тоже. В зависимости от ситуации, я сравнивал свою ночную незнакомку с Сашей и Ксюшей, пытался найти сходные черты, иногда находил, иногда нет, и это ещё больше путало меня. Самое обидное - я помню её голос, но совершенно не помню, о чём её спрашивал, и что она мне отвечала.
   Откос медленно освобождает вид на трубу, мост, школу, дом. Я гляжу напротив себя, но вижу только стоп-кран, никакой девушки напротив меня нет. Я мысленно представляю себе Ксюшу и чувствую, что это не то. А поезд, круто повернув, влетает на станцию, грохочет по стрелкам, скользит вдоль платформы и, наконец, останавливается. Мы все спрыгиваем на землю и невольно ёжимся от резкого холодка, пробирающего до костей. Локомотив даёт сиплый гудок и медленно трогается, растворяясь в тумане. Только теперь до меня доходит, что отпуск действительно кончился, и, так как сегодня 1 сентября, каникулы тоже. Что ж, это жизнь, и лучший день - это вчерашний день.
   Утро выдалось действительно холодное. Я, как примерный ученик, несмотря на слипающиеся глаза, дотерпел до 7 утра и пошёл в школу. Подходя к ней, я вдруг вспоминаю, что оставил дома сменку, без которой меня дальше холла не пустят. На полном ходу я бегу домой, подобно урагану врываюсь туда, ставлю всё верх дном в поисках заветного пакета с этой несчастной сменкой, нахожу его на самом видном месте, и вновь галопом несусь в школу. По пути мне, по-моему, встречается Ксюша, но я настолько боюсь опоздать на первое занятие, что обгоняю её и быстро исчезаю из её поля зрения. В школе меня постигает жестокое разочарование: переодев обувь, я догадываюсь подойти к расписанию и читаю там издевательскую надпись: "У 10х классов линейка в 10:00 в спортзале" Я тихо матерюсь себе под нос, сажусь на скамейку и начинаю не спеша растирать ноги и руки, совершенно закоченевшие от утреннего холода.
   Линейка проходит торжественно. Нам много говорят о правильности нашего пути, желают двух лет успешной учёбы и поздравляют с прекрасным праздником - Днём Знаний. 11-классник водружает на себя первоклассницу с колокольчиком в руке, и она даёт первый звонок в этом году. Затем счастливые родители разводят первоклашек по домам, а мы помогаем учителям привести спортзал в порядок и, подобно рабам из Египта, таскаем через всю школу столы и стулья. Наконец, последняя парта перетащена и последняя табуретка поставлена на положенное ей место, и нас отпускают с миром. Я прихожу домой, плотненько ем и буквально валюсь на кровать, почти мгновенно засыпая.
   Я просыпаюсь в 6 вечера, и первое, что я делаю - это снова ем. Еда для меня не просто средство поддержания жизни, но, в первую очередь, одно из тех удовольствий, которые мне доступны. После ужина я начинаю распаковывать вещи, привезённые из отпуска. В их число входят модели боевой техники, прикупленные в Питере и огромный мадагаскарский таракан, пойманный в питерском террариуме. По размерам он больше обычного раз в десять и ничего, кроме ужаса, особенно у слабого пола, он не вызывает. Я вожу его с собой уже полтора месяца, а сегодня чуть было не заморозил поутру, пока нёс его от станции до дома. Потом из моего бездонного портфеля появляется фотоаппарат, атлас ж.д., бинокль, коробка для крыс, толстая тетрадь и много ещё всякого хлама, в том числе и три ящерицы, пойманные перед отъездом на рельсах. Я привожу в порядок мои вещи, запылившиеся за время моего отсутствия, и только теперь приветствую крыс, радостно прыгающих по аквариуму. Они уже старенькие, но веселятся, как молодые, всего их 4, и я прилагаю немалые усилия, чтобы это число вырастало до 12-18 лишь на короткий срок. Шорр Кан, Лис, Ласка и Ель с видимым удовольствием лопают корм, по которому соскучились за 2 месяца, а пока они едят, я ставлю им новое жилище взамен насквозь прогнившего старого.
  
   Шёл четвёртый год диктатуры. Уже три года Империя и Республика выясняли, кто сильнее. Три года подряд лилась кровь рядовых граждан расколотой надвое страны. Три года вместо мирного созидательства люди трудились над орудиями убийства, и даже сугубо мирное детище Креса Даника работало на войну. Три года...
   В конце лета к Центру прорвался разведотряд республиканцев, и хотя его довольно быстро разбил 5 легион, шорох был поднят порядочный. Это позволило, наконец, Грэю убедить Диктатора в необходимости завести службу охраны высших лиц Империи. Ранее Диктатор наотрез отказывал в этом, мотивируя это тем, что в Империи мало средств для такого бесполезного удовольствия. Теперь же ему пришлось пойти на это и Грэй начал активно создавать новую службу. Однако ж, Диктатор дал ему весьма и весьма грозное напутствие:
  -- Полковник, вам придётся отбирать самых лучших, и нужно, чтобы они не просто умели стрелять, но ещё могли и думать.
  -- Я позабочусь об этом. Служба охраны будет набирать только проверенных и толковых людей, которым можно доверить Вашу жизнь.
  -- И вот ещё что. Ваши прошлые ошибки не забыты. Надеюсь, вы их не повторите, иначе я сменю начальника разведки. Смотрите, чтобы никаких женщин, ни в охране, ни в управлении, и даже в кассе чтобы я никого не видел. Ясно?
  -- Так точно. У меня есть ещё информация. Нам удалось завербовать очень ценный источник в штабе Республики. Он доносит, что противник готовит десант на остров Одинокий весной следующего года. Предлагаю принять меры.
  -- Меры будут обсуждаться отдельно завтра. А сейчас можете идти.
   Через пару недель об учреждении службы охраны узнали в Республике и ради этого решили созвать Совет дела. На нём должен был выступить президент, начальник штаба Лен Ману и глава разведведомства Скотт Руни, предполагалось обсудить и состояние дел на фронте. Начал, конечно, президент Республики Джак Либери:
  -- Три года идёт война. Три года стонет страна от террора самозванца-тирана. Пора положить этому конец. Сегодня будут обсуждаться задачи на следующий год, и я хочу потребовать от вас всех, чтобы вы поставили перед собой одну только цель: окончание войны. Для этого потребуется максимальное напряжение сил и воли. Я требую от вас победы, полной и безоговорочной, и как можно скорее.
   Президент сел, встал начштаба, молодой генерал Лен Ману.
  -- Господин президент, ваши требования очень высоки, и я поставлю вам контртребования. Во-первых, у нас до сих пор нехватка личного состава, особенно младших командиров. Во-вторых, мы уже три года бьёмся за Дарг и Тепс, но успехи очень скромные, а вот потери велики. Без этих крепостей нам на равнины Навии не выйти никогда. Спешка же только повлечёт большие потери, а людей у нас маловато. В-третьих, армия требует, чтобы разведведомство Руни было всё-таки подчинено ей, а не только вам, господин президент. Мы просто задыхаемся от нехватки информации и людей, а в разведке 30000 бугаев спецназа пьют водку в Спиге. Неизвестно, чей бы был сейчас Дарг, если бы мы знали систему его обороны, но мы не можем этого знать, потому что агенты в Центре, руководствуясь своими ведомственными интересами, упорно не хотят добывать эту информацию. Про постоянные военные авантюры Скотта Руни говорить не хочу, один поход в Иаламиг чего стоит. У меня пока всё.
   После такой обличительной речи из-за стола поднялся и сам Скотт Руни - породистый самец в мундире, внушительный и красивый мужчина лет сорока. Лицо его покраснело от злости.
  -- Я, как вижу, на всех не угодишь. Где я вам возьму информацию по схеме обороны? Может, вы думаете, что у меня люди бегают по Генштабу Империи с карандашом и бумагой в руках, перерисовывая всё подряд? Мы и так потеряли 30 агентов за полгода, никто не может быть уверен, что его не схватят коллеги из ведомства Грэя. Спецназ же я вам тем более не отдам. Это только армия может только водку пить, а вот мои ребята делом занимаются. Кто, как не спецназ, прорвался в этом году к Центру? А кто воюет в Ссурии? В Ащыте? Кто прикрывает вам тылы в горах? Ась, генерал? Что вы на это скажете?
  -- Вас, Руни, никто с карандашом по Центру бегать не заставляет. Я требую, чтобы вы просто перестали там из-за ерунды проваливаться. Этих проваленных за что взяли? За взятки и вольнодумство. Кого вы в своей службе держите? Плюс они ещё занимаются-то там не делом. Кто кого не любит, кто грызётся, кто хлеб-соль водит. Зачем это мне? Одна карта Дарга для меня ценнее всех этих сплетен. А про воюющий спецназ я ничего плохого не говорил. Да, ваши смельчаки героически гибнут на фронтах. Но, поверьте, и мои, и ваши потери будут меньше, если будет хоть какая-то координация действий. Вон под Тепсом наша артиллерия истребила ваш отряд. А почему? Да откуда нам было знать, иаламигцы это или наши. Но ведь не отрицайте, что 30000 человек вы держите в глубоком тылу без дела.
   В перебранку вмешался Либери:
  -- Господа, хватит спорить. Это не относится к делу. По существу, пожалуйста. Руни, вам слово.
  -- Да, действительно. Перейду к делу. Насколько всем известно, противник решил создать систему охраны. Любая структура наиболее уязвима перед проникновением шпионов в момент своего формирования. Я предлагаю заслать в Империю наших лучших агентов, чтобы они проникли в ряды охраны и в нужный момент ликвидировали главных лиц Империи, не исключая и самого Диктатора. Обезглавленная Империя не сможет удержать мощного удара нашей армии, и победа будет за нами. Всё зависит от оперативности реакции армии на обезглавливание противника.
  -- Кто конкретно сможет возглавить это задание?
  -- Я так думаю, что лучше, чем никто, с этим справится только Пабло Силани. Только он один имеет опыт работы в тылу и владеет всеми необходимыми для суперагента качествами.
  -- Да, Руни, я хорошо знаю Силани и уверен, что он справится с заданием. Но ложку дёгтя я вам подброшу. С сегодняшнего дня фронтовой спецназ переводится под начало Генштаба, с сохранением за вами права требовать от армии выполнения ваших задач. У кого есть возражения?
  -- У меня.- сказал Лен Ману - Насчёт спецназа я вас поддерживаю, а вот затею с покушением - нет. Не думайте, что Грэй такой дурак, что не предусмотрел такую возможность. Засылать же туда Силани - это чистой воды безумие, ведь его там хорошо знают. Кроме того, этот мясник хорошо работает только в нашем тылу, а как он себя покажет в Центре - неизвестно. Но насчёт реакции не беспокойтесь. Если вы это сделаете, то через месяц я обещаю взять Центр. У меня всё.
   Так началось то, что в конечном счёте приведёт к совершенно непредсказуемому финалу и Диктатора, и Силани, и Либери, и всех имперцев и республиканцев.
  
   И снова учёба, учёба, учёба. Опять хронический недосып, ночные дежурства над учебниками и утренние подъёмы. Кто бы знал, как хочется мне спать по утрам, когда мёрзкое пищание будильника вытаскивает тебя из сладкого и тёплого мира сна в эту противно-холодную и дождливую реальность. Но чувство долга поднимает меня и я, протирая глаза, греюсь у отопителя, пью чай, одеваюсь и иду в школу. А сегодня это даётся мне с особым трудом, так как лёг я только в 6 часов утра, поскольку раньше заснуть не смог по причине долгого дневного сна. В полукоматозном состоянии я прихожу в школу, и первым человеком, которого я встречаю по пути, оказывается Ксюша.
  -- Привет.
  -- Привет.
  -- Как лето, Ксюш?
  -- Да нормально. А ты как съездил?
  -- Тоже неплохо. Хоть там и космодром Плесецк недалеко, всё равно, жить можно. А ты где отдыхала?
  -- Здесь. Мы в этом году не стали уезжать, так что я только за грибами ездила. Да тут нормально было. Дискотеки, правда, редко бывают, скучно без них. Мы так просто по городу гуляли, в Молочный ходили. У меня там так друзей много!
  -- А я один по лесам шлялся. Ты же в этом году в девятый класс перешла?
  -- Ага.
  -- Потом останешься до одиннадцатого класса?
  -- Наверное, да.
   За разговором я не замечаю, что мы подошли к самой школе. Она остаётся курить на крыльце, я прохожу внутрь. Со скрытым удовольствием я отмечаю, что на расписании отсутствует физ-ра, а это значит, что не надо будет бежать сломя голову в другой корпус в полукилометре отсюда. Первым уроком идёт химия, на которую к нам в класс заходят новенькие. Эти "новенькие" - всё те же "старенькие", только переведённые из параллельного нам 10б для выравнивания численности. Состав класса подобрался неплохой - остались лучшие. Девчонки - в основном из моего бывшего класса, и я их хорошо помню, да и тех, которые не из нашего, я тоже более-менее знаю. Из пацанов из бывшего 9а - только я и Андрюха Пятанов, все остальные пришли из трёх других классов. И если Захаров и Примов мне знакомы, а с Ванькой Корожневым мы ещё в детский сад ходили вместе, то вот Стрелков Рома - личность для меня неизвестная. Ладно, потом разберёмся ху из кто, а пока наша классная руководительница, она химичка Нина Михайловна, производит знакомство с классом и раздаёт разнообразные посты. К своему немалому удивлению, я внезапно становлюсь заместителем старосты по организации спортивных мероприятий. Что конкретно от меня требуется, никто внятно объяснить не смог, и я молча иду на эту виртуальную должность.
   Эх, Ксюша, и зачем же ты мне вообще встретилась? Ведь не любишь ты меня, и полюбить вряд ли сможешь, слишком уж ты любишь разнообразие, в то время как я ценю постоянство. Это скромное противоречие уничтожает меня изнутри, травя мне душу. Если бы ты знала, как мне тяжело видеть тебя рядом с другим. Он лапает тебя, и, похоже, тебе это нравится. Все твои друзья курят, и ты проводишь рядом с ними почти все перемены. После школы ты идёшь вместе с ними, о чём-то весело разговариваешь, смеёшься, обнимаешь их. Откуда я всё это знаю? Элементарно: я просто иду вслед за вами на достаточном расстоянии и сопровождаю вас до самых дверей Ксюшиного подъезда. Если мне лень медленно идти за вами, я беру бинокль и просто наблюдаю, периодически меняя точки наблюдения. Зачем это всё делается? А вот, смотрите.
   День как день. Осень, сыплет первый снежок, и тут же тает, образуя противную кашу на тротуарах. Хотя мои занятия окончились час назад, я из дома пришёл снова к школе, но уже без портфеля, зато с биноклем. Со своей любимой точки у переезда я прекрасно просматриваю и школьное крыльцо, и дорогу вдоль гаражей, и всю площадь, причём меня в силу расстояния заметить довольно-таки трудно. Ага, вот, девушка в красной с чёрными плечами курточке, хорошо мне знакомой, вышла из школы. Она идёт по дороге, и я полностью уверяюсь, что это Ксюша. Сегодня рядом с ней только две подруги, а значит есть шанс. Они переходят через площадь, и одна из подруг отворачивает в сторону, я же перехожу на точку 2, расположенную у остановки 24ого автобуса. Там я зачехляю бинокль и надеваю очки, переходя на близкий режим слежения. Крупный, густой снег залепляет стёкла, мне периодически приходится протирать очки платком, но этот же снег меня и скрывает от постороннего взгляда. Я молча иду за Ксюшей и подругой по проспекту, вот и ДК миновали, и только за парком подруга резко отвиливает в сторону. Ну, слава Тебе, Господи, а то я уж совсем отчаялся. Быстрым шагом сокращаю расстояние между мной и Ксюшей и догоняю её.
  -- Привет.
  -- Ой, привет. Ты откуда?
  -- Да так, как всегда. Надеюсь, Тебе не очень неприятно, что я так делаю?
  -- Да нет, что ты.
  -- Просто у меня нет другого способа поговорить с тобой. Я никогда не скажу тебе при других то, что могу сказать сейчас. Извини, ладно?
  -- Да ладно. Тебе не холодно в этой куртке?
  -- Да, пожалуй неосмотрительно было выйти на улицу сегодня именно в ней. Но я уже привык.
  -- М-м.
  -- Слушай, Ксюша, а у тебя дома телефон есть?
  -- Конечно.
  -- А номер можно узнать?
  -- Мой?
  -- Да.
  -- 2-33-10. Только часто не звони, а то меня мама ругает.
  -- Да что ты! Я к тебе-то боюсь подойти, а к телефону тем более. Так что не беспокойся.
   Мы подошли к её крыльцу. Она подходит к двери подъезда и тут внимательно смотрит мне в глаза, я делаю то же самое. Я молча наслаждаюсь её взглядом, рассматриваю её лицо, и в мою память отчётливо впечатываются мельчайшие детали. Самое потрясающее - это её глаза. Карие, с искрой, они притягивают меня, манят и заставляют забыть о тонкой струйке воды, льющейся с крыши аккурат мне за воротник.
  -- Ну, я пошла?
  -- Конечно - я возвращаюсь в этот мир - Не буду Тебя задерживать.
  -- Ну, пока. Завтра увидимся.
  -- Ага. Пока, Ксюша.
   Возвращаюсь домой в очень хорошем настроении, и даже спать не хочется, хотя утром еле встал. Рядом с Ксюшей я как будто энергией заряжаюсь. Весь остаток дня я думаю только о ней, и всё время вновь и вновь вспоминаю этот долгий взгляд. Что же он значил? Может, она всё-таки нет так равнодушна ко мне, как я думал? Как же иначе всё это объяснить? И сейчас, пока её лицо чётко стоит перед глазами, я вспоминаю ту ночную незнакомку. Может, глаза у неё карие, а не серые? Мало ли что подзабылось за 4 года, а вдруг информация дошла до меня искажённой, и сон стал несколько иным, чем его послали мне свыше? Или угол падения света был не тот, бывает и такое. А так ведь вроде похоже: чуть ниже меня... А, про волосы забыл! У Ксюши короткая причёска, небольшой хвостик гладких волос. Дак ну и что? Мало ли какие волосы она отрастит за год (или более)? Лицо? Ну да, может что и не совпадает, так мало ли что я во сне не разглядел. Я же не помню, о чём говорил во сне, почему бы и черты лица не забыть? Придя к такому выводу, я немедленно засыпаю.
  
   Пабло Силани и Джэйн Николсон шли по тёмным улицам Стари, остерегаясь патрулей. За последние полгода республиканцы очень близко подошли к Стари, и на улицах города действовал комендантский час. Разведчики перешли линию фронта неделю назад, и, тщательно маскируясь, медленно продвигались к Центру. Последний раз они ели три дня назад, и сейчас их терзал голод. Но на тёмных улицах Стари им, наконец, улыбнулась удача: они увидели, как трое хулиганов избивают случайного прохожего, и Пабло пришёл на помощь к несчастному, раскидав по углам молодых подонков. Потом они проводили спасённого до дому, он предложил им переночевать, а при разговоре выяснилось, что это никто иной, как брат коменданта города. Узнав, что его спасители не имеют работы, он пообещал поговорить с братом - и через пару дней Пабло и Джэйн стояли в комендантском кабинете. Комендант оказался обаятельным и добрым человеком и сразу полюбил двух добрых людей, спасших его брата:
  -- Спасибо вам огромное за помощь, ребята! Кстати, как вас зовут?
  -- Меня - Сайд Макли, а её - Джэйн Николсон.
  -- Очень приятно познакомиться! А я Граник, комендант этого занюханного города. Чем же мне вас отблагодарить?
  -- За что?
  -- Как за что? Вы спасли моего брата, и не хорошо оставлять доброе дело невознаграждённым.
  -- Да что вы, мы всего лишь сделали то, что обязан сделать любой порядочный человек в подобном случае.
  -- Ну уж нет. Я знаю, что у вас нет работы. К сожалению, в комендатуре вакансий сейчас нет, а Диктатор зорко следит, чтобы не плодились лишние чиновники. Но вот пару дней назад пришла вот такая бумага, где мне предписано найти двух человек, лучших в моём округе, для отправки их в службу охраны Диктатора. Своих людей мне жалко, и так их мало, а вы, Сайд, прекрасно владеете рукопашным боем. Не хотите ли съездить в Центр?
  -- А как же моя спутница?
  -- Да и она пусть едет. Тут же пол не оговорён. Ну, как, согласны?
  -- Конечно! Когда можно ехать?
  -- Да хоть сейчас. Я скажу брату, чтобы он отвёл вас на вокзал, купите билеты, и вечером уже уедете. Кстати, вы ещё не ездили на этом чудесном изобретении инженера Даника?
  -- Нет
  -- Ну вот, заодно и посмотрите. Ну, удачи вам в Центре, молодые люди.
   Грэй сильно думал. Очередная претендентка на службу в охране совершенно выбила его из колеи. С другими-то было просто: не велено - и всё, точка. Но вот эта... Она сдала вступительные экзамены лучше всех, проявив блестящий ум, она прошла полосу препятствий и сдала физические нормативы лучше, чем многие из её коллег-мужчин, она отлично прошла психологический тест. Но Грэй прекрасно помнил наставление Диктатора на этот случай, однако и с этой уникальной девушкой расставаться не хотелось. И жить хочется, и человека жаль... "Да пошла она к чёрту!"- не выдержал Грэй, но девушка ему и рта раскрыть не дала:
  -- Полковник хочет послать меня к чёрту?
  -- Я вам этого не говорил.
  -- По лицу видно, что хотите.
   Полковник пришёл в совершеннейшее уныние. Что же делать? О, есть ещё одна отмазка!
  -- Ну ладно. Тогда последняя проверка. Смотрите мне в глаза, не отводите их, и ответьте мне на один вопрос. Как вы относитесь к Республике?
   Лучше бы Грэй этого не делал. Опытный разведчик, он знал, что никто не сможет соврать, глядя в глаза - они выдают лжеца всегда. Немало людей попадалось ему именно на этом простеньком "тесте". Но девушка и впрямь оказалась уникальной: в тот момент, когда Грэй задал вопрос, её серые глаза сверкнули, и во взгляде появилась злоба. Настолько злого, ненавидящего взгляда полковнику видать не приходилось, и от неожиданности он сам моргнул и отвёл глаза. А девушка странно тихо сказала:
  -- Я ненавижу Республику.
   Только через пару минут Грэй окончательно пришёл в себя.
  -- Слушайте, Яинеск, вот что я вам скажу. Диктатор запретил брать девушек в службу охраны. Но вы сделали невозможное, что-то из ряда вон выходящее. Я ничего подобного ещё не встречал и поэтому буду лично просить Диктатора сделать для вас исключение. Можете считать себя принятой в нашу службу. Идите.
   А через два дня Диктатор читал список своих будущих охранников. В кабинете стояла мёртвая тишина, и Грэй знал, что в любой момент грянет гром. Лицо Диктатора сохраняло спокойствие, но полковник понял, что сквозь чёрные очки его испепеляет страшный взгляд.
  -- Как это понимать, полковник?
  -- Я могу объяснить.
  -- Минута.
  -- Яинеск Фьёрд - лучшая во всём наборе по совокупности качеств. Она ненавидит Республику. Двух человек нам пришлось списать только из-за того, что она их покалечила, когда они попытались с ней познакомиться поближе. Потрясающая работа мысли. Она умеет всё. Моё личное мнение - это уникум, который нельзя упускать. Её нужно оставить.
  -- Грэй. Вы положили под себя мину. Потом я вас слушать не буду. Джэйн Николсон.
  -- А это другой случай. Вы помните.
  -- Да, конечно.
   Диктатор взял ручку и подписал приказ о зачислении 25 человек в штат его личной охраны, а Грэй с облегчением вздохнул. Смерть пока что опять прошла мимо.
  
   Осень, осень, осень. Всё кончилось: и лето, и каникулы, и отдых. Осень тоже завершилась. Зима засыпает землю снегом, покрывает её коркой льда, замораживает холодом. Меня преследуют хронические неудачи: Ксюшу буквально ни на минуту не оставляют её спутники. Уже несколько дней мои шпионские похождения остаются безуспешными. Как у любого шпиона, и у меня настаёт-таки провал. В тот день я надел чёрную куртку, которая хорошо виднелась на фоне свежевыпавшего снега. Кроме того, я вышел не на ту точку наблюдения, и попал в поле зрения моих "коллег". Они взяли меня в кольцо:
  -- Пацан, ты чо, придурок?
  -- Да ну вас.
  -- А на хер тебе это нужно? Иди домой, на х.. она тебе сдалась.
  -- ММММ
  -- Ты чо, любишь её что ли?
  -- Не ваше дело.
  -- Да нам по фигу. Ну, ты и лох!
   Хохоча, они уходят. Я стою ошеломлённый. Я до сих пор умудрялся сохранять всё в тайне от окружающих, и вот это выплыло наружу. Теперь вся школа будет завтра обсуждать данное событие. А как же иначе! Для меня же, человека скрытного и очень в данном вопросе уязвимого, это как серпом по яйцам. Что же делать? Решение приходит сразу же: письмо. Прихожу домой, и тут же сажусь за стол. Из-за окна долетает хохот, я смотрю и вижу всё ту же компанию Ксюши и её друзей. Готов поспорить, я знаю, над кем они смеются. Это тут же находит отражение в письме. Через полчаса всё готово. Я кладу бумагу в конверт и несу до Ксюши. Ответ я надеюсь узнать завтра.
   На следующий день мои худшие опасения подтверждаются: со всех сторон сыплются подколки и язвительные шутки. На перемене мы сидим в коридоре, и мои одноклассники обсуждают мои шпионские похождения. Ромыч Стрелков главный заводила:
  -- Ну что, Штирлиц, попался?
  -- А что такого?
  -- Ну ты вообще чудак! С биноклем, по пятам, незаметно. А зачем тебе это? Любишь её что ли?
  -- А вам-то какое до этого дело?
  -- А ты её уже трахнул?
   Дружный хохот со всех сторон. Я молчу.
  -- Ну, давай, колись.
  -- Да пошли вы на х..!
  -- Ух ты! Три месяца учусь, а ещё ни разу не слышал как ты материшься.
  -- Так достали!
  -- Ну хрен с тобой. Она вообще-то потаскушка...
   Я делаю вид, что не слышу этого. Самое интересное, что я в этот же день опять заступаю на дежурство у переезда. Ксюшу сопровождает Сунгурьян и ещё пара каких-то типов. Опять долгое выжидание, максимальная осторожность. В какой-то момент они засекают меня и начинают вновь брать в кольцо, но я одной хитрой тропкой вывёртываюсь и отрываюсь от них. Через пару минут я уже догоняю Ксюшу, которая уже идёт одна.
  -- Привет.
  -- Привет. Ты на меня не обижаешься за вчерашнее? Ты так серьёзно не воспринимай. Ну пошутили, и всё. Мы ж не специально. Прикололись и всё.
  -- Да ладно. Я человек не злой. Сам виноват. Теперь придётся на Соловараку лазить, оттуда далеко видно.
  -- Да зачем? - Ксюша улыбается - Ты их не бойся, не съедят. Они просто друзья.
  -- Хорошие друзья. Я сейчас их видел, пытались меня опять окружить. А я вырвался.
  -- Ну, Штирлиц!
   Опять крыльцо.
  -- Ну, я пошла.
  -- Да, конечно. Пока, Ксюша.
  -- Пока.
   Иду домой в приподнятом настроении. Все узнали - да ляд с вами, болтайте что хотите. Будь что будет.
   Время просто летит. Только начался учебный год - а уже Новый Год подошёл. За это время я умудрился подарить электронную записную книжку, предмет моей особой гордости. Все просто офонарели от подобного шага. Однако до взаимности мне ещё очень-очень далеко, но я твёрдо решил, что она получит на свой день рождения такое, чего вряд ли ей кто дарил. На дискотеке под Новый Год, билеты на которую распространяли в принудительном порядке, я присутствовал в течение двух часов, но и этого хватило, чтобы задуматься, а так ли уж и не прав Стрелков. Ксюша просто вешается на парней, причём, как специально, всё время находится у меня перед глазами. Вокруг идёт тихая туалетно-угловая пьянка, я один трезвый. Вот Ксюша и домой собралась. Рядом с ней всё те же Сей и Новосад. Они недолго уговаривают её пойти с ними к Лёхе Трофимцу. Вскоре мы расходимся: я домой, Ксюша на бл... нет, нет, нет, она не такая! А вообще-то...Я читал, что у Сталина в юношестве тоже была такая вот любовь. Ну, кто такой Сталин - объяснять не требуется. А может, именно так и появляются кровавые тираны? Кто выйдет из меня в будущем? У меня часто возникает желание стать великим человеком, взять себе власть и отомстить за своё одиночество и неудачи. Да, дорвись я до власти, я бы показал вам всем! Хрен вам, а не дискотеки! На страну работать, гады, заставлю! Вы у меня не будете думать, к кому пойти - о пайке думать начнёте! Всё поменяю! Всех построю! Пить только воду будете. А с некоторыми я ещё особо рассчитаюсь! Вот Трофимец: сволочь последняя, мой личный враг. Всегда он меня опережает. В 4-6 классе он отбил у меня Сашу, но тогда это были детские игры, с Ксюшей же всё зашло не до детских игр! Ничего, сволочи, я вас ещё всех похороню! У меня рождается идея: Диктатор способен появиться именно так, но так же он и исчезнет. Да, любовь - вещь страшная, она способна родить тирана, но и тирана может превратить в человека. Надо будет как-нибудь оформить эту идею в литературную форму. С этими идеями я через неделю встречаю Новый Год...
  
   Диктатор обвёл взглядом шеренгу будущих охранников, на секунду задержавшись лишь на девушках. Рядом с Диктатором стоял генерал Грэй в новеньких погонах, который рявкнул:
  -- Здравствуйте, бойцы!
  -- Здрав...жлав...товарищ генерал!
  -- Сегодня для вас всех настал великий день. Вы попали в службу охраны нашего руководства. Это значит, что с сегодняшнего дня вы сами себе не принадлежите. У вас только одна цель: сберечь жизнь и здоровье объекта охраны. Запомните: вы пришли сюда осознанно, и теперь пути назад у вас нет. Или вы будете служить верой и правдой, и когда-нибудь встанете на моё место, или попадёте ко мне в ближайшее же время. Советую не думать о чём-то ином, кроме вашей работы, даже о личной жизни. Ясно?
  -- Так точно!
  -- А теперь познакомьтесь с человеком, ради которого вы должны будете погибнуть в случае необходимости.
   Диктатор начал, и слышавшие его впервые охранники вздрогнули от его спокойно-мёртвого голоса:
  -- Генерал Грэй вам кое-что сказал насчёт службы. Да, вы обязаны погибнуть, если я вам прикажу. Но самое главное не в этом. Ваше дело охранять, и вам запрещается делать что-либо помимо этого. Никакой личной жизни, никаких связей с внешним миром, ничего. Любой вопрос, совет, даже полезный, карается немедленным расстрелом. Никаких междусобойчиков. Даже не пытайтесь думать, как схитрить. В любой ситуации поступайте честно, ориентируясь на ваше предназначение. Только тогда вы сможете выжить. Надеюсь, мы сработаемся. Успехов вам всем.
  -- Спасибо ваше величество! - гаркнул строй.
   Диктатор ушёл, а Грэй начал распределять должности. Начальником охраны стал Левап Вотарас, умный и сильный ссур, среди пяти охранников основного состава оказались и две девушки: Яинеск Фьёрд и Джэйн Николсон. Кстати, её напарник тоже просочился в охрану, но ему пришлось стать телохранителем генерала Грэя, что, в принципе, увеличивало КПД их задания.
   Первую неделю Диктатора охраняли посменно - так подбирали личного телохранителя. Настал и день дежурства Яинеск. Накануне вечером её пригласил к себе в кабинет генерал Грэй.
  -- Здравствуйте, Яинеск. Присаживайтесь.
  -- Чем обязана?
  -- Фьёрд, вы у нас лучшая во всёй системе разведки. Вы самая способная ученица за всю мою жизнь. На то, на что другим нужны месяцы и годы, вы тратите дни. Я очень жалею, что вы не попали в моё ведомство, где вас ждала бы блестящая карьера.
  -- Разве служа Диктатору я не имею возможностей для роста?
  -- Имеете. Но до куда вы дорастёте? Ладно, вообще-то я не для этого вас вызвал. Завтра у вас дежурство. Во время него вы обязаны не допускать того, чтобы к Диктатору приближался кто-либо ближе, чем на 1 метр. Это же относится и к вам. Ваше присутствие не должно мешать Диктатору. Никаких просителей, восторженных почитателей и разъярённых фанатиков. Понятно?
  -- Да. Это всё?
  -- По делу - да. Но ещё кое-что вам лично. Сознавайтесь, кто вы такая?
  -- В смысле?
  -- Я не смог найти на карте заявленное в вашем паспорте селение Саурд.
  -- В Иаламиге многие селения исчезли за последние 20 лет.- глаза девушки вновь загорелись злобой- - И, клянусь, Республика ответит за это.
  -- Спасибо. Я многое понял, хотя не всё. Можете пока идти.
   Диктатор на следующий день выехал на Верфи, расположенные на 300 километров ниже по течению Акнозамы от Центра. Целый день он шастал по строящимся кораблям, по докам и стапелям. Фьёрд постоянно приходилось отгонять любопытных и зевак, просачиваться вслед за охраняемым в самые узкие щели, но, в конечном итоге, уставшая и голодная, она возвратилась в кабинет Диктатора в самом конце дня. Приказав остаться ей возле двери, Диктатор сел за стол, открыл папку и сделал в ней пару записей. Закрыв её, он сказал:
  -- Вам всё-таки удалось стать моим охранником. Очень жаль, но я справедлив. Вы заслужили это. Вы свободны.
   Фьёрд вышла, а Диктатор ещё в тот вечер провёл заседание Имперского Совета, и лёг спать далеко за полночь, чтобы в 5 утра быть уже на ногах.
   Режим становился всё более жестоким. Государство вовсюда пускало свои цепкие щупальца. Запрещали спектакль, если усматривали в нём крамолу, расстреливали человека, если он спел что-то обидное про государство, сажали на 10 лет, если отмечал день рождения после 11 вечера. Всего за 4 года Диктатуры было расстреляно и замучено до 2000000 человек, более 5000000 сидели и мотали различные сроки. На фронте сейчас царило временное затишье, свидетельствовавшее о приближении бури. Про Дарг уже говорили, как про мясорубку, ежедневно сжиравшую до 5000 жизней с обеих сторон. Республиканцы объявили у себя всеобщую мобилизацию и подгребли в армию всех, кого могли. Империя спешно готовила свой флот и стягивала резервы к югу от Стари. С каждым днём, по мере приближения весны, становилось ясно, что следующий год может стать решающим.
  
   Я жду одного-единственного дня - дня рождения Ксюши. Это будет 19 февраля, и я покажу, наконец, кто её действительно любит. Наш край опять сковали морозы, более жестокие, чем в прошлом году, где-то на днях был побит рекорд 50-летней давности - -41.30С. Залив вновь замёрз, уже второй раз за два года, и четвёртый раз за 100 лет. Хотел бы я глянуть в глаза всем этим паникёрам, вопящим о глобальном потеплении! Мы не учимся уже целую неделю, и только сегодня, когда мороз ослаб до -27 , нам повелели идти в школу. Я иду в темноте, холод кусает моё лицо, проникая под тёплую куртку, сквозь толстые носки он достаёт мои пальцы, и возле школы я их уже не чувствую. Всё усугубляет сильный ветер, непрерывно дующий из долины реки. Он пронизывает всё, остужая людей и изгоняя тепло из нашей школы. На первом этаже невозможно сидеть больше одного урока, даже директриса, всегда придиравшаяся к сидящим в верхней одежде, сегодня сидит в пальто. Она рассказывает нам про Ивана Грозного и его опричнину. В конце урока она сообщает нам следующее:
  -- На сегодня всё. Но у меня для вас всех кое-какие новости. К нам из Петербурга приехала одна фирма, которая организует подготовительные курсы. По окончании этих курсов можно сдать экзамен, который засчитывается как вступительный. Можно даже выбрать ВУЗ, в который хотите поступать. Вот. Сейчас они устраивают проверочный тест, на котором можно будет проверить свои знания, проводится он бесплатно. Сами курсы, конечно, не бесплатные, но не такие уж дорогие. В конце концов, вы должны понять, что бесплатный социализм кончился, и другого случая почти даром поступить в питерский ВУЗ у вас не будет. Так что уговаривайте своих мам, надеюсь, вы понимаете всю важность высшего образования. Да, вот ещё. Тест проведут через пару недель, так что думайте. Те, кто будет писать тест, освобождаются от занятий на тот день, когда он будет.
   Наконец-то настал мой день. В пятницу у нас всего четыре урока, и я сразу из школы рванул домой. Я подготовил заранее 250 рублей, а сейчас спешу написать письмо-поздравление. В шесть вечера я выхожу из дома и иду на другой конец города в цветочный ларёк, где покупаю букет из трёх гвоздик и направляюсь к дому Ксюши. Пару дней назад я с ней говорил насчёт её дня рождения, и она попросила меня не сильно там мельтешить, на что я ответил, что я там буду и одновременно не буду. Подобное я намереваюсь осуществить весьма оригинально, ну а пока я иду в магазин, где покупаю торт-мороженое, потому что именно это Ксюша любит больше всего. Морозы уже конечно не 30-градусные, но весьма сильные, а ветер безжалостно обдувает мои руки, не защищённые ничем, и я чувствую, что букет мои пальцы держат слабовато. Но вот и спасительный тёплый подъезд, который я изучил очень хорошо. Поднимаюсь на третий этаж, встаю возле дверей Ксюши, распаковываю подарки, аккуратно укладываю всё на коврик перед дверью и, позвонив, на полном ходу покидаю подъезд. Глупо это выглядит, но я выполняю просьбу Ксюши не отравлять ей день рождения своим присутствием. На следующий день в школе я стою возле расписания, и вдруг чувствую нежный хлопок по спине. Я оборачиваюсь и вижу, как Ксюша, пряча улыбку, отходит прочь. После школы удача вновь улыбается мне: Ксюша идёт домой одна, и я быстро составляю ей компанию. Ярко сияет солнце, и Ксюша особенно хороша в его лучах.
  -- Сергей, а ты правда меня любишь?
  -- Да. Зачем же я тогда всё это делаю?
  -- А я так удивилась вчера. Открываю дверь - а там цветы и торт. Сам-то чего не остался?
  -- Ну ты же просила не мелькать.
  -- Я же не это имела в виду. Я-то думала, ты на сам праздник напрашиваешься, а поздравить-то можно было.
  -- Ну, бывает. В следующий раз учту. Я старался сделать тебе приятное.
  -- Спасибо. Мне ещё никто такого не дарил, честно. А так вообще неплохо отметила день рождения. Сестра мне медведя подарила, мама куртку. Но тебе ещё раз спасибо.
  -- Не за что. Ксюша, а ты где обычно отдыхаешь?
  -- Здесь. У сестры же ребёнок родился, вот и не ездим. Я раньше в деревню ездила под Воронеж, там папины родственники живут, очень соскучилась, кстати по ним. Ещё я Питер люблю. Это вообще такой город красивый, мне там везде нравится.
  -- И я тоже Питер люблю. Москва - она какая-то людная, тесная, запутанная. В Питере же улицы прямые, метро несложное. И люди там не так суетятся.
  -- А я там ещё давно была. Мы с мамой в какой-то храм заходили, в честь Ксении Петербургской построен. Я там иконку ещё купила. Показать?
  -- Давай.
   Она достаёт из сумочки маленькую иконку блаженной Ксении Петербургской и протягивает её мне. Я некоторое время молча изучаю её, а потом отдаю обратно.
  -- Ксения - в переводе гостеприимная, с греческого. Ты знаешь, у тебя очень красивое имя. Самое лучшее в мире.
  -- Да ладно. Не знаю, как это сказать, ну мне моё имя не очень нравится. Что-то в нём не так.
  -- Ну не знаю. Для меня Ты - самая красивая девушка в мире, с очень красивым именем.
   Она ничего не отвечает, а только застенчиво улыбается. Мы стоим уже полчаса на крыльце её подъезда и говорим о всякой всячине, и она не торопится домой. Но всё когда-нибудь кончается, вот и тут:
  -- Ну ладно, Сергей, я пойду, а то меня дома уже заждались. Спасибо тебе ещё раз.
  -- Да не за что. Это тебе спасибо.
  -- За что?
  -- За то, что ты есть. Ну, ладно, пока, Ксюш. В понедельник увидимся.
  -- Конечно. Ну, пока.
   Я иду домой в очень хорошем настроении. Да, Ксюша причинила мне немало боли под Новый Год, но сегодня она сама же и залечила мои раны. Да, может и не придётся мне становиться злым и одиноким человеком, потому что ещё пара таких дней - и я добьюсь от Ксюши ответных чувств. Ведь она на самом деле в душе нежная и добрая, только скрывает это под покровом доступности. У неё со мной много общего, во многом совпадают вкусы. Что же тогда держит меня на моих позициях, что мешает ей полюбить меня? Не знаю. Она для меня вообще очень много значит. Я не разу ей толком этого сказать не смог, но когда-нибудь, а именно 18 июля 2002 года, я сделаю ей предложение. Эта дата пришла ко мне тоже давно, и тоже во сне, как и то новогоднее видение. Я знаю, что сделаю предложение именно тогда, но вот кому - во сне не уточнялось. А кому же, кроме Ксюши? Разве я смогу её разлюбить? Разве такое возможно? Я лично в такое не верю.
  
   Диктатор молча смотрел на арестованного, которого допрашивал генерал Грэй. Последний просто из кожи вон лез:
  -- Так вы утверждаете, что не хотели брать эти деньги? Значит, они сами туда залезли, да? Нет? Да что вы! А, может, просто кто-то их туда положил. Ну, конечно, этот кто-то только, наверное, спал и видел, как кладёт вам в сейф деньги. Может хватит пудрить мне мозги?
  -- Я говорю правду, сволочи!
  -- Да не орите вы. Поверьте, я знаю, за что и кто дал вам эти деньги, но из чувства гуманности хочу дать вам шанс чистосердечным признанием облегчить свою судьбу. Будете писать признание?
  -- Нет!!!
  -- А зря.
  -- Рест! Сволочь ты такая, мы же вместе на Яизе в одном окопе сидели! Как ты можешь сдавать старых друзей!? Ты слышишь, скотина бездушная?!
   Диктатор тихо подошёл к полковнику Ланеру, бывшему коменданту Центра, пойманному на взятке, и сказал:
  -- Да, я вместе с тобой сидел в окопе. Мы вместе воевали, вместе рисковали, вместе ходили в разведку. Но интересы моего дела куда важнее дружбы. Я 20 лет боролся за идею, и не допущу, чтобы что-то человеческое помешало ей. Я дал тебе шанс. Теперь другого пути нет. Грэй.
  -- Я слушаю.
  -- Полковника Ланера расстрелять. Имущество конфисковать. Выполняйте.
   Дикий вопль огласил кабинет Диктатора:
  -- Рест, нет! Ты не можешь это сделать! Так нельзя! Нет!!!
  -- Мы должны уметь ставить интересы страны выше своих чувств и убеждений. Так нужно.
  -- Нет!!! Ты не можешь меня расстрелять!
   Диктатор уже не слушал его - он отвернулся к окну и смотрел на панораму города. На допросе присутствовала и новая охранница - Яинеск Фьёрд. Она отрешённо стояла на своём месте в полуметре за спиной Диктатора и безучастно восприняла сцену, разыгравшуюся только что перед ней. Сейчас она была вынуждена смотреть на город, ожидая, пока Диктатор повернётся. До смены оставалось ещё три часа, а стоять без дела ей наскучило. Повезло же какому-то Сайду Макли, охраняющему генерала Грэя. С начальником контрразведки всегда можно поговорить, а с этим... "Дубина бездушная - подумала Яинеск - Как же мог такой человек стать властителем огромной страны! Даже старых товарищей сдаёт в утиль, как ненужную вещь"
  -- Вы очень мало знаете обо мне. Вы шли на эту службу не болтать, а охранять. Так что не жалуйтесь.
   Безэмоциональный ровный голос Диктатора заставил девушку вздрогнуть. Она только сейчас заметила, что он пристально смотрит на неё, и, хотя чёрные очки скрывали его глаза, Фьёрд почувствовала на себе злой взгляд.
  -- Думать о постороннем вредно. Это было в последний раз, поняли? Можете идти. Скажете Грэю, чтобы через полчаса прислал смену.
   Потрясённая, Фьёрд вышла из кабинета.
   Ситуация на фронтах Гражданской войны к концу года стабилизировалась окончательно. Ни Империя, ни Республика не имели желания воевать, по крайней мере, сейчас. Однако ж огромные массы войск и техники медленно подтягивались к Южному фронту с обоих сторон, предвещая кровавое лето. Днём и ночью работал Генштаб Империи, не выходил из зала совещаний Лен Ману в Республике. Сейчас здесь рождались планы будущих сражений, просчитывались потери и трофеи, определялись необходимые ресурсы. И каждый день приближал не только весну, но и смерть сотен тысяч людей.
   Маховик террора крутился всё быстрее, но в Центр кроме новых диверсантов, готовивших ликвидацию руководства Империи, проникали и люди, которые должны были перехватить власть в нужный момент в свои руки. Оставалось только думать и недоумевать, куда смотрит всемогущее ведомство Грэя, занятое сейчас истреблением подозрительных лиц среди высших эшелонов власти.
  
   Весна наступила неожиданно. Крепкие морозы за сутки сменились оттепелью, за теплом пришёл ураган. Он за одну ночь замёл улицы, насыпал полметра снега и поломал антенны на домах. А через два дня нам устроили обещанный тест. На него записалась толпа народа, рассчитывавшая закосить от учёбы, но вместо приятного времяпровождения мы попали на выматывающий марафон. Сначала мы написали сочинение, потом к нам в кабинет заскочил дядька, похожий на мистера Бина из комедийного сериала. Он быстро растолковал нам, что нас ждёт, и выдал нам листы с заданием по математике и физике. Через два часа мы сдали и это и нас отпустили по домам - но только для того, чтобы мы привели своих родителей через час. Было уже 7 часов вечера, когда началось организационное собрание. "Мистер Бин", которого звали Ахромеевым, долго разбирал наши сочинения и контрольные, стёбся над нашими ошибками, а под конец раскрыл карты: оказывается, он представляет здесь ряд питерских ВУЗов, набирающих через его курсы народ с периферии. На курсах нам будут разъяснять задачи и готовить к экзаменам, которые при хороших отметках будут засчитаны как вступительные в один из длинного перечня питерских ВУЗов. Моя мама решила, что это всё-таки не мошенник, и на следующий день я и ещё несколько человек, писавших тест, записались на курсы. Единственным, что пришло мне в голову, была мысль, что я вляпался в высшее образование.
   А Ксюша, видать, спохватилась и вновь стала начисто меня игнорировать. В конце марта я решаю, что мне лучше плавненько уйти, пока не поздно. Весь апрель я делаю вид, что она для меня не существует, но...
   Весны наступает дружно. Весь апрель стоит необычно жаркая погода. В городе растаял весь снег, уже появилась пыль на улицах. Я иду по улице и вдруг вижу Ксюшу, идущую по делам. Я разом забываю своё решение месячной давности и спешу к ней. Она обрадована моему появлению:
  -- Ой, привет! Ты откуда?
  -- Да так, шёл, увидел Тебя. А ты откуда?
  -- Да я к Гальке в гости. Что-то тебя давно видно не было.
  -- Да я на курсах сейчас парюсь. Извини, что не провожал так долго.
  -- Ладно. А я новые очки купила. Как ты думаешь, они мне подходят?
   Она надевает элегантные чёрные очки и улыбается ослепительно-белой улыбкой. Я, не отрывая глаз, смотрю на неё и понимаю, что в этих очках она просто потрясающее выглядит.
  -- Ксюша, ты... У меня нет слов. Ты просто потрясающа!
  -- Ой, а ты никак в новой куртке?
  -- Да. А то к старой уже все привыкли, и она меня демаскирует - я улыбаюсь - А в моём деле это очень важно.
  -- Всё за старое?
  -- Нет, конечно.
   Мы идём вместе и непринуждённо обсуждаем своих одноклассников, школу и просто жизнь. На пути у нас встаёт канава, полная талой воды, и я, засучив рукава, тащу какое-то бревно, чтобы перекинуть его через преграду, а потом помогаю Ксюше аккуратно пройти по нему. Но вот мы и пришли.
  -- Ну ладно, Сергей, дальше я одна пойду. Спасибо, что проводил.
  -- Да ладно.
  -- Ну пока.
  -- До завтра, Ксюша.
  -- Ага.
   Я иду домой и неожиданно для себя понимаю, что никогда не смогу остаться без этой девушки. Её красота меня сегодня просто очаровала. В хорошем настроении я очень быстро решаю домашние задания по курсам и начинаю готовить доклад по Петру Великому. Только далеко за полночь я смог лечь спать.
   На следующий день я снова провожаю её до самого дома, а через два дня происходит нечто непредвиденное. Я нёс до Ксюшиного ящика очередное письмецо, но меня вдруг остановил Миха Баранов, здоровенный жлоб.
  -- Эй ты, придурок, стой!
   Я иду дальше, не намереваясь останавливаться.
  -- Ты чо, бл..ь, не понял? Стой, я сказал! Стой, на х..!
   Он дёргает меня за воротник куртки и мне приходится развернуться:
  -- Ты чо, ох..ел? Гони бабки!
  -- У меня нет ничего.
  -- Пиз..ишь, бл..ь. Я же сказал, гони бабки, козёл!
   Я вырываю воротник из его руки и разворачиваюсь к нему спиной, но он обегает меня и вновь перегораживает путь:
  -- Ты что, совсем ох..ел?!
   Он бьёт мне в скулу, но совершенно неожиданно получает ответ. Это только злит его, и драка пошла не шуточная. Я получаю ещё несколько ударов, и, всё-таки, ловлю кулак, и применяю совсем неожиданный приём: я его кусаю, да так, что слышен подозрительный хруст. Он орёт от боли и ударяет мне в челюсть здоровой левой рукой, заставляя меня отпустить пальцы. И только теперь в драку вмешиваются прохожие - они разнимают нас, и я, пользуясь случаем, быстро покидаю поле брани. У меня разбита губа, сильно болит ухо и челюсть, я гашу боль снегом, и доношу всё-таки своё письмо до адресата.
   Вечером я стою у себя в комнате и смотрю на вечерний залив, и не сразу замечаю, что какой-то прохожий в белой куртке машет мне снизу рукой. Я открываю створку, и вижу, что это Ксюша:
  -- Привет!
  -- Привет! Ты откуда, Ксюша?
  -- Да меня сестра в магазин послала!
  -- А! А я смотрю: кто это мне рукой машет? А это ты.
  -- Слушай, я сейчас до магазина сбегаю, обратно тут же пойду. Жди.
  -- Конечно!
   Через 10 минут она идёт обратно, и мы полчаса переговариваемся на весь двор.
  -- Ну ладно - говорит она - Меня уже заждались там. Спокойной ночи!
  -- Спокойной ночи, Ксюша!
   Она уходит, а я, донельзя потрясённый таким вниманием, только сейчас соображаю, что дрался под её окнами. Это сразу объясняет её внимание. Гордый за себя, я ещё целый час мечтательно дышу свежим весенним воздухом, а потом ложусь спать и мгновенно засыпаю.
   Эту неделю я буду помнить всегда. Целая неделя счастья, целая неделя Ксюшиного внимания. Погода как будто специально стоит очень хорошая, солнце непривычно жарко греет нашу северную землю. Мама уже строит планы о посадке картошки уже к концу мая, тогда как обычно это можно делать разве что в середине июня. У меня отлично идёт учёба, отлично складываются отношения с Ксюшей, я греюсь на солнышке, прогревая промёрзший за зиму организм. Всё идёт хорошо!
  
   Весна пришла в Империю и Республику. В воздухе уже явственно витал призрак близких ужасов войны. Диктатор, будто что-то чувствуя, приказал усилить гарнизон Центра и назначил комендантом Дарка Лидера, способного истребить миллион человек без каких-либо колебаний. Но дату своей смерти Диктатор изменить уже не мог: на неё было завязано всё - и переворот, и огромных размеров наступление, и восстание в Шагроте. Агенты Республики проникли во все слои пирамиды власти. В один из дней к Диктатору пришёл Грэй. Диктатора охраняла Джэйн Николсон, Грэя - Сайд Макли. Властитель Империи что-то долго обсуждал вместе с Грэем, а затем, приказав охране ждать их в кабинете, вышли за какой-то картой. Охранники же смотрели друг на друга жадными взглядами, и, как только остались одни, кинулись друг другу в объятья, жадно целуясь. Пабло быстро начал стягивать с Джэйн форму, одновременно приспуская штаны.
  -- Пабло, ты что, совсем обезумел? А вдруг они сейчас войдут? Нас же в момент...
  -- Джэйн, я тебя два месяца не видел! Вот если поторопимся - может и успеем. Кто не рискует - тот не пьёт шампанское!
  -- А ты думаешь я по тебе не скучала?
   Пламя страсти захлестнуло их обоих, и они занялись любовью прямо на святая святых Империи - на столе Диктатора. Как огонь, всепожирающий и молниеносный, страсть хлестнула через край и целиком растворила двух людей. Такого ещё между ними не было!
   Когда Диктатор и Грэй вернулись, охрана стояла навытяжку возле двери, просто сияя от непонятно чего. Но Пабло показалось мало, и ночью ещё раз зашёл к Джэйн. Он не заметил, что по коридорам за ним тянулась ещё одна тень...
   Прошла неделя, и настал заветный час "Х". Пабло и Джэйн тихо крались по тёмным коридорам цитадели, пробираясь к кабинету Диктатора. Они знали, что он спит в небольшой комнатке, примыкающей к кабинету. Накануне Джэйн утянула ключ от кабинета, подкупила охрану, и они беспрепятственно вошли в кабинет Диктатора. Найдя дверь в комнату, где отдыхал тиран, агенты открыли её и на цыпочках подошли к смутно видневшейся кровати, на которой кто-то спал. Глаза Пабло, привыкшие к темноте, различили знакомые черты лица и знаменитые чёрные очки, лежавшие на тумбочке возле кровати.
  -- Нож.
   Джэйн протянула напарнику короткий кинжал. Пабло полминуты примерялся к мирно спящему человеку, и наконец, занёс руку для решающего удара...
  
   Я смотрю Ксюше в глаза. Что-то сегодня не так. Разговор не клеится, чувствуется какая-то натянутость. Погода тоже сегодня хмурится: откуда-то с севера тянутся свинцовые тучи, солнышко уже не греет, противный холодный ветер пробирает до костей.
  -- Тебе нужно быть другим. Ты вообще ничего не понимаешь в жизни., ты всё слишком серьёзно воспринимаешь.
  -- Да, конечно.- Мне не хочется перечить ей.
  -- Мы из разных миров. У тебя один взгляд на мир, у меня другой. Ты не понимаешь наших шуток.
  -- Да, конечно.
  -- Да что ты одно и тоже заладил!
  -- Я не хочу с тобой ссориться.
  -- Ну что ты ерунду гонишь!
  -- Ты для меня очень много значишь.
  -- А ты для меня не особо важен.
  -- Ну и что?
  -- У меня свои друзья, своя жизнь, которую ты не поймёшь. Мне приятно быть с мальчиками, которые ходят вместе со мной на диску, с которыми я ночую.
  -- Ночуешь?
  -- А что такого? Ты понял? Ты не из нашего мира, тебе лучше где-то в другом месте поискать.
   Но тут моё самообладание меня покидает. Не выдержав подобного напора, я зверею, и сразу, здесь же, высказываю всё, что думаю о ней и их "правильном" мире. Я не жалею матов, и вижу, как она сначала бледнеет, а потом её глаза загораются злобой:
  -- Ты всё сказал?!
  -- Нет. Если хочешь, могу добавить! Я ненавижу идиотов, которые решили, что секс и любовь - это одно и тоже! Поняла!?
  -- Ты что, совсем оборзел?!
   Ксюша пинает меня по ноге и толкает монолог оскорблённого достоинства. Суть его сводится к следующему: я, ничтожество долбаное, должен забыть дорогу к её дому. Да с удовольствием!
   О нашей ссоре узнаёт вся школа, а Ксюша старается причинить мне максимальный вред, распространяя обо мне такое, о чём я и подумать не мог. Зато я через её соседку реквизирую у ней подаренную в своё время записную книжку. Всё это проходит на фоне вернувшейся зимы, которая вновь засыпала всё глубоким снегом и окутала необычными даже для Мурманска морозами все вокруг, и это в мае-то!
   Я сижу дома и думаю. Мне очень плохо. Я упорно старался избежать той ссоры, но, видно Ксюше очень это было нужно. Зачем?! Почему? Неужели не бывает в этом мире взаимной любви? Почему опять я должен уступать тем, у кого и так девушек много? Что же тогда важнее: душа человека или его внешность, денежность и крутость? Почему всё так несправедливо? Я люблю её, готов ради неё на всё, а ей наплевать. Лучше спать с другими, чем просто любить кого-то одного. За окном метёт метель, и такие же метели воют в моей душе, навевая безысходную тоску...
  
   Короткий взмах - и кинжал легко, с лёгким хрустом, вошёл в грудь спящего. Пабло выдернул орудие убийства из груди убитого, и в полумраке влажно сверкнула кровь на лезвии ножа. И тут...
   Дверь из кабинета кто-то открыл сильным ударом ноги, вспыхнул свет, и из-за ковра, скрывавшего потайную дверку, вышел Диктатор, Грэй и пара охранников. Во входную дверь влетела чёрная молния, которая одним ударом обезоружила Пабло и уложила его мордой в ковёр.
  -- Чудно, чудно, чудно. Отважные агенты Республики схвачены на месте преступления. Какое геройство, какие жертвы.- Диктатор подошёл к убийцам - Знакомые всё лица. Никак это сам Пабло Силани, палач и отважный агент к нам пожаловал? Точно, он. Ну, что скажем?
  -- Рано радуешься, гад! Нас много, мы боремся за правое дело и на смену мне придут другие!- прохрипел с пола Силани.
  -- Знаете, в чём ваша беда, республиканцы? Вы всегда принимаете желаемое за действительное. Думаете, вы сюда сами попали? Добрый дядя Граник помог, как же. Адмирал Граник любит вас не больше, чем я. Вы профаны, а не разведчики. Вместо работы вы только могли заниматься любовью на моём столе, не ведая того, что под вашей коллегой лежит приказ о вашем аресте. Вы сдали нам всё вашу агентуру, и многие из ваших сейчас зябко трясутся в подвале у Грэя. Кое-кого мы арестовываем сейчас.
  -- Сволочь, сволочь, сволочь! Будь ты проклят, кровавый убийца!!!
  -- Кстати да. Грэй.
  -- Я здесь.
  -- Свяжите этих господ и отправляйтесь вместе с ними в подвал.
  -- Есть.
   Диктатор повернулся к Яинеск Фьёрд, столь неожиданно ворвавшейся в комнату.
  -- Поздравляю. Вы заслужили своё. Ваши старания не прошли даром. Генерал доложил мне о вашем плане, и теперь я верю, что вы хороший специалист своего дела. Догоните Грэя и передайте, чтобы в полдень привёл ко мне арестованных. Ступайте.
  -- Есть!
   Диктатор остался в комнате один. Он посмотрел на зарезанный манекен, закрыл дверку, поправил книги на полке, и молча подошёл к окну и стал смотреть на медленно светлевший город. Сегодня будет его день, день мести за всё. Этого дня он ждал долгих 20 лет...
   Первый допрос неудавшихся убийц проводил сам генерал Грэй:
  -- Ну что, господа, начнём?
  -- Да пошёл ты! -ответил Пабло.
  -- Эх, ты, горе шпионское. Ребята, вы, если честно, полные профаны по этой части. Диктатор вам кое-что сказал насчёт нашей осведомлённости, а я дополню. Во-первых, мы знали о вашем задании через пару дней после того, как вы его получили. Соответственно, в Стари мы вас уже ждали. Какой актёр погибает в командующем седьмым легионом! Ночной прохожий, хулиганы, драка - как вам такой спектакль? Согласитесь, выглядело очень натурально, а адмирал Граник просто превзошёл самого себя. Пабло, вы же возглавляли тайную полицию Республики, неужели вы ничего не заподозрили?
  -- Да, в умении пудрить людям мозги вам не откажешь!
  -- Спасибо за комплимент. Дальше. В Центре вы просто сверкнули своей наивностью. 50 процентов из завербованных вами на самом деле были моими людьми, а всех остальных вы элементарно провалили слишком частыми контактами. За вами следили чуть ли не в открытую, а вы даже не дёрнулись. Помните, Диктатор говорил вам про любовь на столе? Это же верх идиотизма с вашей стороны. Вот приказ, в котором чётко и ясно написано: арестовать шпионов Пабло и Джэйн. Бумага сильно помята, потому что вы, Пабло, слишком сильно налегали, а вы, Джэйн, крутились, как на муравейнике. У вас даже ума не хватило посмотреть на стол, там ещё много чего интересного лежало. Диктатор вам ещё припомнит ваши художества. Кстати, знаете, кто вас сдал?
  -- Скотт Руни, сволочь он такая!
  -- Нет, вообще-то не он, а его очень длинный язык ...и красивая девушка, которую он взял в наложницы на Ащыте. Силли Путаник, знаете наверное, сами же её мужа убивали.
  -- Сука!!!
  -- Но-но-но. Если вашу семью вырежут, а вас самого обратят в раба - вряд ли вам это понравится. Ладно, ближе к делу. Сейчас 10 утра, через пару часов вас желает повидать сам Диктатор, насколько я знаю, у него к вам личные счёты.
  -- Да, я имел удовольствие знать этого ублюдка в молодости.
  -- Кстати. Пабло, вот вам 41 год, вы уже много пожили, многое повидали. Был у вас имидж непобедимого суперагента, девушки любили вас просто за красоту и за силу, так какого чёрта вы пошли на верную смерть?
  -- Потому что я люблю свой народ и желаю освободить его от тирании. Да, сегодня мы разбиты, но на смену мне придут другие, которые и Диктатора, и тебя, Грэй призовут к ответу!
  -- Да ладно вам.
  -- Нет, сволочь, ты знаешь, что рано или поздно этот день наступит, и тебе придётся отвечать перед народом за свои преступления!
  -- Не орите. Я отвечаю только перед своей совестью. Насчёт народа. Как вы думаете, что ждёт вас в Иаламиге?
  -- У вас нету совести, Грэй!
  -- Есть, в отличие от вас. Зачем вы потянули на такое рискованное дело молодую девушку, которая могла бы ещё жить и жить?
  -- Что вы имеете в виду?! Что вы с нами сделаете?!!
  -- Расстреляем. Удивлены? А девушка? Так ведь вы ещё её и предали, как близкого человека.
  -- Пабло, что это значит? - подала голос Джэйн
  -- Он врёт, не верь ему! Он хочет нас поссорить!
  -- Я - вру? Тогда скажите, кхм, почему у вас одно яйцо белое, а другое чёрное, хе-хе?
  -- Сволочь! Я тебе верила! - воскликнула Джэйн
  -- Грэй, ты самая последняя сволочь! Клянусь, я тебе отмщу, рано или поздно, или за меня отомстят другие!
  -- Ох, утомили вы меня своими воплями... Охрана! Берите этих чудиков и отправьте в камеру, пусть поспят, у них ещё один разговор будет...
   Шпионов увели, а Грэй вспомнил, что его лучшая ученица говорила ему неделю назад. Тогда Яинеск Фьёрд потребовала встречи с ним, и разговор сразу повела по делу:
  -- Генерал, мой долг сообщить вам о готовящемся перевороте. У меня есть веские основание полагать, что начальник вашей охраны Сайд Макли и моя коллега Джэйн Николсон - предатели.
  -- Да? Какие же это у вас основания так считать?
  -- Во-первых, они нарушают правило отсутствия контактов между собой.
  -- Вы сейчас делаете то же самое.
  -- Да, но при этом я не обсуждаю, как лучше обезоружить караул возле кабинета Диктатора.
  -- Это интереснее. Дальше.
  -- У Пабло есть типичный нож наёмного убийцы, который охране ни к чему. Они вместе встречались с людьми, подозреваемыми в сочувствии Республике. Пабло не прошёл теста на лживость, который вы мне однажды устроили. И, наконец, они ждут - не дождутся 12-04. Явно к этой дате приурочено убийство какого-то высокого лица. Как вам это, генерал?
  -- Фьёрд! - Грэй просто сиял - О том, что эта парочка - шпионы знали только я и Диктатор. Да, они готовят убийство и причём именно на 12-04. Вы сделали невозможное, и я лично доложу о вашем достижении Диктатору. Вы действительно моя лучшая ученица! Хвалю, и желаю дальнейших успехов! Молодец, Яинеск!
  
   Наступили летние каникулы, но лето в этом году отменяется. После жаркого апреля наступил холодный май и не более тёплый июнь. Снег к концу мая сошёл, но Мурманск постоянно поливают холодные дожди. Циклон за циклоном, серое небо, не меняющееся уже месяц, беспрерывный день без солнца, свинцовые тучи, постоянный северный ветер. Кажется, что этому не будет конца, что дождь будет лить всегда, что термометр никогда не покажет больше +3 о С. Мне нечего делать, до отпуска ещё далеко, и страшная скука затягивает меня всё больше и больше. Счастливые эти москвичи - они задыхаются от жары, а мы тут замерзаем. Грустно смотреть на картошку - она робко лезет из земли, а её поливает ледяная вода. Что же мы соберём осенью?
   Ксюша, наверное, сдаёт экзамены, а я ничем ей не могу помочь. Да ну и ладно, она для меня более не существует, на этот раз окончательно. Между нами больше ничего нет и не будет, да и не было никогда. Всё это с первого дня было обречено на провал. Мы с Дисой, моим соседом, иногда ходим по сопкам и по берегам реки Колы в поисках меди и прочего цветмета, но уже всё собрано до нас. Можно иногда оттянуться на огороде, окучивая взошедшую-таки картошку, но большую часть времени решительно нечего делать.
   И всё-таки он настал, день отъезда. Мы едем в Онегу, и в последний день перед отъездом впервые за долгое время солнце пробивается сквозь пелену туч и заливает нашу холодную и мокрую землю светом и теплом. Почуяв тепло, лезет вверх зелень, стремительно распускаются листья и буквально за два дня все сопки покрываются нежно-зелёным налётом. Но мне некогда смотреть на эту красоту - дорога зовёт, и вологодский поезд уже несёт меня на юг, чтобы через сутки перенести в Онегу.
   На 900 километров южнее - и ты попал в лето. Архангельская область в этом году попала под крыло антициклона, и здесь уже две недели стоит жара за 30 градусов. Я загораю, купаюсь, рыбачу, гуляю по лесам - одним словом, отдыхаю. День за днём, недели и месяцы подобного безмятежного существования, без телевизора и вдали от цивилизации действуют на меня благотворно, Ксюша уходит куда-то на задний план, теряя для меня значимость. Я уже не помню, что меня к ней тянуло, я забываю, о чём говорил с ней. Но за это я плачу страшную цену: с каждым днём я всё больше и больше ощущаю себя одиноким путником, идущим по нетоптаной тропе. Кто знает, может это и к лучшему?
   Полтора месяца пролетают как один день, и в одно солнечное утро поезд уносит нас в Петербург. Проезжая станцию Обозерскую, я ошеломлённо наблюдаю на ней провода над рельсами, которых ещё год назад не было и на 100 километров южнее. Ну, да ладно. Питер встречает меня жарой, ещё более страшной, чем в Онеге, и от этой жары можно спастись только в метро. В этом году я твёрдо решил изучить всё питерское метро, и был очень удивлён, когда обнаружил две новые станции на четвёртой линии. Я проехался до самого Девяткино, побывал на "Улице Дыбенко", которая меня удивила своим серым цветом, посетил двухэтажную "Спортивную" и надземное "Рыбацкое". Я прошёл вдоль и поперёк центр города. Я загорал в Солнечном и на Озерках. Но 10 дней пролетели быстро, и вот уже мы едем в поезде N21 Санкт-Петербург - Мурманск. Поезд несётся по лесам, окутанным дымом многочисленных лесных пожаров, и тут из динамиков полилась потрясающая мелодия из фильма "Профессионал", её сменяет мелодия из "Крёстного отца", и ещё какая-то. Вечер, дым, огонь вдали, музыка - всё это как-то вдруг обрушивается на меня, и мне становится очень-очень грустно. Что-то я в этой жизни делаю неправильно, но что - не знаю. А поезд едет и едет, проносясь по пустынным полустанкам, пролетая по мостам, то ныряет в выемку, то взлетает на насыпь. Я засыпаю...
   В девять вечера следующего дня я вновь смотрю на медленно выплывающий из-за откоса вид, но снова напротив меня только стоп-кран. Кто же она, эта ночная незнакомка? Знаю ли я её? Когда, наконец, сбудется этот сон?
  -- Товарищ, в Коле выходите? - возвращает меня к действительности проводница
  -- Да, конечно.
  -- Ну тогда дверь освободите, а то всё сумками заставили, не открыть будет.
   Я перетаскиваю сумки в другой угол тамбура, поезд тем временем подходит к платформе и останавливается. Я спрыгиваю на землю, принимаю от сестры и мамы вещи, помогаю им спрыгнуть, и мы все вместе начинаем двигаться к автобусной остановке. Итак, отпуск кончился, а до школы ещё целый август, а, значит, есть время отдохнуть.
   В следующее воскресенье мы едем в Пяйве за грибами, повторяя это через неделю, уж больно там грибов и ягод много, затем приезжает Диса, и я с ним шастаю по стройке века, которая за два года увеличилась на три надводные опоры. Картошка тоже не даёт скучать, требуя своей уборки. Вместе с отцом я дохожу до Лысой сопки, на которой в былые времена стояли поля грибов, а нынче всё начисто выбрито оголодавшим народом. Но вот 1 сентября. Для меня этот учебный год обещает стать последним, когда я подведу итоги 11 лет обучения...
   Знакомые всё лица. От лица учителей нас поздравляют с началом решающего, итогового учебного года, желают, конечно, всего самого лучшего, а 10-тиклассники рапортуют о своей готовности приступить к обучению. Потом наш Санёк Захаров берёт на руки малышку-первоклассницу, и та даёт первый в этом году звонок. После всех церемоний мы собираемся возле своих классруков, и нам представляют новенького - Серёгу Гумерова, приехавшего с Западной Украины, откуда его семью выжили недобитые бандеровцы. Мы все здороваемся с ним, потом я вижу Ромыча Азарных из 11б и подхожу к нему. Ромыча я очень хорошо знаю, вместе пили лимонад на выпускном из 9 класса, вместе таскали парты в прошлом году, вместе сдавали физику. Тут же и Толик Вовк, с которым сражаюсь в шахматы ещё с 5го класса.
   Курса дядьки Ахромея никуда не делись. В прошлом году они как-то кончились в середине мая, но сейчас вновь объявились, причём в куда более значительном размере. Набралось много народу из Мурмашей и Мурманска, из нашей школы кроме меня - только Толик Вовк. В этом году халявы нету - два вечера в неделю четыре часа будь добр посвятить литературе, физике и математике. Это сильно выматывает, учитывая и то, что в 11 классе тоже спуска не дают. Долгими осенними вечерами я постигаю то, что должно по идее ждать нас весной, когда мы будем сдавать экзамены.
   Я уже видел Ксюшу, но с удовольствием отметил, что пока меня к ней совсем не тянет, хотя что-то ещё заставляет обращать на неё внимание. А пока я активно включился в жизнь класса. Я еду на перешеек Рыбачьего на поиски костей погибших во время Великой Отечественной войны солдат. Наша вахтовка крадётся по дороге, вьющейся вдоль отвесных склонов сопок, доехав до места, мы полчаса карабкаемся на высоту, и только диву даёмся, как же наши деды под ураганным огнём немцев забрались на её отвесные склоны и согнали с вершины противника. Тут и там валяются хвостовики миномётных мин, груды гильз и разбитые коробки из-под патронов. На вершине, с которой открывается вид на весь перешеек, стоят разбитые огневые точки немцев. Наш народ время зря не теряет и ищет цельные патроны, и я подключаюсь ко всем. Через час карманы наши полны боеприпасов, и мы спускаемся вниз, где кипит работа по оборудованию палаток, булькает в котле аппетитное варево. Серёга Гумеров делится со мной патронами, а я уступаю ему хвостовик от мины, в котором полно чего-то, похожего на тол. Наступает вечер, мы горланим песни под гитару, наслаждаемся супом и горячим чаем, устраиваем иллюминацию фонарями и ракетами, для понта подсыпая в костёр патроны. Ночью я просыпаюсь от нестерпимого холода и выхожу из палатки погреться у костра. Всю местность заливает непонятный яркий свет, и до меня не сразу доходит, что это лунный свет, настолько он ярок. Всё вокруг преобразилось, став чёрно-белым и непривычно призрачным. У костра греется чуть ли не весь лагерь, коротая ночь за анекдотами и байками. Я тоже включаюсь в разговор. Утро наступает в 7 часов, и мы начинаем собирать лагерь, чтобы до 2 часов успеть доехать до Мурманска. Вместе с собой мы увозим и находки: бак огнемёта, пробитую пулей флягу и несметное число патронов лежит у каждого в кармане.
   У нас устраивают очередные соревнования по выживанию в лесу, хотя почему-то проходят они на отсыпке в черте города, и непонятно, какое отношение имеет к выживанию в лесу бег в противогазе по пересечённой местности. Наш 11а таскает старые покрышки на отсыпку и закапывает их в землю. После соревнований выясняется, что мы должны выкопать эти шины и укатить туда, откуда прикатили. Мы с матюгами выполняем данное указание, оставив половину шин на отсыпке. На следующей неделе организуют конкурс туристической песни, на котором я ещё ни разу ничего туристического не слышал, зато всю попсу и блатную поэзию изучил. Конкурс по традиции проводят на берегу реки Колы, на городском "пляже". В полумраке вечера ко мне вдруг подходит Ксюша:
  -- Привет.
   Я удивлённо смотрю на неё:
  -- Привет. А в честь чего это вдруг?
  -- Что?
  -- Э-э... Ну как бы это...
  -- А, вот ты про что... Ты, конечно, сволочь последняя, особенно мне фокус записной книжкой понравился. Сначала подарил, потом отобрал, кто ж так делает?
  -- Да ты тоже хороша.
  -- А, так я ещё и виновата?
   Она поворачивается и растворяется во мраке. Я же смотрю на часы, понимаю, что пора домой и покидаю пляж. Но я вновь выведен из равновесия. Ксюша опять одним своим взглядом заставила думать только о ней. И как же мне теперь быть? Начинать всё сначала, стараясь избежать прежних ошибок? Но прошлое всё равно будет влиять на наши взаимоотношения, накладывать на них отпечаток недоверия. Что делать? Что? Кто скажет, зачем я опять возвращаюсь к ней? Может, это и есть настоящая любовь, когда прощаешь ей все, даже такое наплевательски-пренебрежительное? Ведь Ксюша не такая плохая на самом деле, как кажется, да и я тогда в кое-чём был не прав. Так как же быть? Как заслужить её прощение? И у меня созревает решение...
  
   В комнате находятся три человека: мужчина, девушка и женщина средних лет. Мужчина одет в тёмно-зелёный мундир Имперской армии с погонами генерал-полковника, на голове фуражка, глаза скрыты чёрными очками. Лицо его хмуро и бесстрастно, оно ничего не выражает. Роста он среднего, у него среднее и телосложение. Жесты скупы и лаконичны. Говорит отдельными предложениями, коротко и ясно. Голос у него негромкий и спокойный, но совершенно безэмоциональный. Да, вы угадали - это Диктатор. Кроме него в комнате, как я уже сказал, присутствует девушка. Она стоит за спиной Диктатора и неотрывно ходит за ним, одета в чёрный мундир офицера Разведки, на нём есть пара нашивок и погоны капитана. Лицо девушки бесстрастно, у неё тёмно-серые, почти чёрные волосы, собранные в короткую причёску. Нос аккуратный, прямой, кожа лица чистая и слегка смуглая, губы поджаты. Глаза её требуют особого внимания. Сказать, что они серые - это значит ничего не сказать. Они не просто светло-серые, они горят огнём ненависти, жажды мести, этот огонь всегда вспыхивает ярче, когда речь идёт о Республике. Девушка прекрасно выглядит в своём мундире, подчёркивающем её спортивное телосложение. Ростом она на голову ниже Диктатора, но, несмотря на её кажущуюся хрупкость, в редких жестах девушки чувствуется немалая сила. Женщина, сидящая на стуле посередине комнаты очень красива, хотя ей уже под 40. У неё короткие тёмные гладкие волосы, глубокие карие глаза и красивое лицо. Однако оно омрачено какой-то тяжёлой думой, глаза то ли заплаканы, то ли красны от недосыпа. Наверное, и то, другое. Она совершенно безучастно смотрит в пол. Одета она со вкусом, но в очень большой спешке, говорит неуверенно своим тихим нежным голосом.
  -- Вот мы и встретились снова, Алека. Я же говорил, что так оно и будет.
  -- Да, Рест. Ты теперь торжествуешь. Но, поверь, тебе ничего это не даст. Народ всё равно рано или поздно скинет тебя с твоего кресла.
  -- Не надо мне пересказывать текст ваших листовок. Я его хорошо уже изучил. Что, помогло тебе твоё богатство? Друзья спешат на помощь?
  -- Да! Они когда-нибудь отмстят за меня!
  -- Пусть сначала выберутся из лап Грэя. Республиканцы, вы же губите столько молодых жизней во имя своего процветания, прикрывая всё это красивой идеей свободы личности. Неужели вам их не жалко?
  -- Кто бы говорил. Кто, как не ты, повинен в гибели миллионов людей?
  -- Я не отправляю на смерть детей. Я казню только за преступления перед государством.
  -- Слушай, Рест, ведь не может же быть такого! Ты был когда-то совсем другим. Что же с тобой произошло?
  -- Ничего.
  -- Нет, произошло. Я помню человека доброго, романтичного, который любил меня, любил людей, любил эту жизнь. Где он?
  -- Тебе лучше знать.
  -- Причём тут я?
  -- При том. Ты когда-то предала того человека, ткнув ему в лицо его низким происхождением. Ты предпочла его любви объятия крутых и состоятельных современных людей. Помнишь, я пригласил тогда тебя на свидание? Помнишь, что ты тогда сделала?
  -- По-моему, ничего плохого.
  -- Да, действительно. За маленьким исключением: если бы тогда всё-таки пришла, я бы сделал Тебе предложение. Но ты не пришла. Ты прошла мимо в компании богатеньких ублюдков, а в ответ на мой недоуменный взгляд послала меня подальше. Твои друзья через пару дней доходчиво объяснили мне, что я в этом мире ноль, и потому должен оставить тебя навсегда. Это же ты сказала мне при встрече.
  -- И стоило из-за этого так изменяться?
  -- Стоило. Генерал Легард, герой Зарии, расстрелянный Республикой за свои убеждения, объяснил мне, что это всё изначально заложено в основу вашего государства преуспевающего меньшинства, эксплуатирующего бедное большинство. Генерал был убит, а меня раз за разом заставляли убеждаться в несправедливости мира, мне показали, что богатство важнее всего, а теперь. Теперь я доказал вам обратное.
  -- Рест, в тебе должно было остаться добро! Я верю, что ты способен стать прежним. Давай я заберу тебя в Республику, тебе простят все твои преступления, я стану твоей женой, и мы вместе будем спокойно жить где-нибудь в Стари или Шагроте.
  -- Ты соображаешь, что говоришь? Я, Диктатор Империи, посвятил всю жизнь борьбе с Республикой, пошёл огонь и воду ради мести. Ты тоже очень хорошо представляла Республику, на пару с Силани воруя средства, предназначенные для армии, для бездомных детей, для инвалидов.
  -- И что в этом такого? Это закон нашего мира: сильный поедает слабого.
  -- Вот как? Ну что ж... Раскаяния ты не проявила. Фьёрд.
  -- Да, ваше величество.
  -- Грэя сюда. Справедливость восторжествовала, Алека. Того, кого ты знала, давно уже нет в живых. Генерал Грэй, отведите её в камеру смертников.
  -- Рест! Этого не может быть! Ты же любишь меня! Ты не можешь меня убить!
  -- Это всё так. Но личные чувства человека не должны мешать великому делу справедливости.
  -- Шакк! Прости меня, пожалуйста! Я была неправа! Прости меня!!!
  -- Нет. Ты не права - я это знал всегда. А теперь всё слишком далеко зашло.- Диктатор подошёл к женщине, посмотрел ей в глаза, отвернулся и отошёл к окну.- Грэй, завтра доложите о выполнении моего приказа.
  -- Есть.
  -- Можете уходить. Через час Пабло и Ценарсаза сюда.
   Через полчаса Пабло Силани предстал перед Диктатором. Он много кричал, трепыхался и вырывался из рук, но сильный удар под рёбра на некоторое время его успокоил. Однако Грэй сомневался в его успокоении:
  -- Ваше Величество, может охрану оставить?
  -- Не надо. Яинеск, если будет нужно, успокоит быстро. Оставьте нас.
   Грэй вышел из кабинета, а Фьёрд усадила Пабло в кресло и встала за ним. Диктатор же некоторое время молча смотрел в глаза арестованному, а тот только презрительно сморщил лицо.
  -- Ты проиграл, Пабло.
  -- Нет. Проиграл ты, потому что убивая меня, ты показываешь свой страх перед нами.
  -- Надоели вы мне, безликие "МЫ". Я никогда никого не боялся, даже тогда, когда меня окружили на Яизе.
  -- Ха! Тогда пусть мне развяжут руки! Если ты меня не боишься, то почему тут оставлена охрана, а я лишён подвижности? Нет, Рест, ты меня боишься, потому что в честном мужском бою мне нет равных!
  -- В хвастовстве тебе равных нет. Драться же я с тобой не буду, хотя тебе этого явно хочется.
  -- Струсил!- в восторге заорал Пабло, тайком перетирая остатки верёвки о подлокотник своего кресла- Так ты же струсил! А как тебе вот это?!!- закричал Пабло, разрывая свои путы. Он схватил девушку, стоявшую за его спиной за руки, единым рывком перекинул её через себя и отбросил к окну. Затем он кинулся к Диктатору, но тот спокойно, не торопясь, врезал кулаком в лицо взбунтовавшемуся и слегка осадил его. Дальнейшему развитию драки помешала Яинеск Фьёрд, почти мгновенно подскочившая к Пабло и уложившая его мордой на пол.
  -- Он ваш, Яинеск. Делайте что хотите. Палачу Иаламига это достойная месть.
   Охранница молча, несколькими ударами заставила вертевшегося Пабло замереть на полу, но этого ей показалось мало, и она, подняв Силани с пола, поставила его на ноги, и держа левой рукой, правой начала бить ему в лицо. Через пару минут от былого мужественно-красивого лица суперагента осталась только похожее на рубленую котлету кровавое месиво.
  -- Хватит, Фьёрд. Я хочу сказать ему ещё пару слов на прощание.
  -- Сволочь...Вот сука...- прохрипел Пабло.
  -- Молчи. Давным-давно я пообещал тебе, что стану сильным и отомщу тебе. Ты это всегда знал и мешал моему продвижению. Ты грабил страну, воруя последний кусок хлеба у людей. Ты убивал женщин, детей и стариков, зная, что наказания не будет. Но всему бывает конец, и твоя карьера великого обольстителя и любимчика Фортуны завершена. Не отчаивайся, долго сожалеть об этом мы тебе не дадим.
   В кабинет молча вошли Грэй, Левап Вотарас и пыточных дел мастер Тим Гьёрн. Они взяли избитого под руки и повели по тёмным коридорам Центра. Так закончилась жизнь лучшего и легендарнейшего разведчика Республики...
  
   Цветочки, цветочки, лютики-ромашки. Какие порой вы сотворяете чудеса, сами того не ведая! Букетик из трёх гвоздичек, купленный в ларьке возле автобусной остановки, с превеликой маскировкой утаённый во время сопровождения, и преподнесённый ошеломлённой Ксюше сделал своё дело: я прощён и помилован. Ксюша вновь улыбается мне, она принюхивается к букету и теребит его в руках.
  -- Ты как лето провёл?
  -- Хорошо. Опять в Онеге отдохнул, в Питер съездил. А ты где была?
  -- А мы в этом году в деревню съездили, в Питере тоже побывали. Я вообще так классно отдохнула! Мы в Питере целых три дня ходили, всё посмотрели. Да и тут я тоже неплохо оттянулась. Знаешь такого Самородова из 9а?
  -- Ну да.
  -- Моя сестра замужем за его братом, у него там друзья по цветмету, ну, знаешь, они у вас на восьмом живут, у них ещё джип чёрный?
  -- А, ну конечно.
  -- Мы с сестрой вместе с ними в ресторан ходим, который на площади, там их знакомый директором. Мы с ними всю ночь по улицам гуляли, они меня своей сестрёнкой называют. Вообще, они такие прикольные! На машине с ними катались, вино пили. Ну прикольно!
  -- Вот как? Ну да, всё это весело. Тебе, наверное, нравится?
  -- Конечно.
   Она, кажется, даже и не представляет, какую душевную боль мне сейчас причиняет. Однако с её лица не сходит шутливый взгляд, дающий определённые шансы на её исправление. Сегодня вообще дождливый ветреный день, Ксюша одета в элегантное зелёное полупальто, которое ей очень идёт, подчёркивая её хрупкое телосложение. Она вообще любит так одеваться - ничего лишнего, по минимуму обвисающего, лаконично, без разных украшений. Она любит джинсы, свитера и вот такие пальто-куртки. Причёска у неё всегда короткая, это либо хвостик, либо прядь на голове. Честно скажу - ей это очень идёт, она всегда похожа на маленькую киску, с грациозной походкой и обворожительным взглядом. Сейчас я любуюсь на эту киску с очень близкого расстояния, скользя взглядом по симпатичному прямому носику, по гладкой коже щёк, по аккуратным губам. Она вдруг дарит мне восхитительный взгляд карих глаз и говорит:
  -- Ну я пошла?
  -- Да, Ксюша, конечно. До завтра?
  -- Да. Ну, пока.
   Целый день потом я хожу как обкуренный. С одной стороны, я с ней помирился, с другой, она наговорила мне такого, что человек послабее меня волей повесился бы. Да, знаю я этих с восьмого этажа, новые русские типичные, катаются на джипе, из которого постоянно бухают мощные ритмы современной музыки. Это здоровые дяди, все в коже, орут на весь двор, и Ксюша с ними! Кошмар! Мне ли с ними конкурировать, как я смогу помешать владельцу ресторана угощать мою девушку вином, гулять с ней и кататься на джипе, если они почти родственники? Господи, что же мне делать? Любить дальше? Ждать, пока удача сама свалится мне в руки? Ждать времени "Ч", когда я осмелюсь сделать ей предложение? Или может забить на это всё, оставить всё как есть, вновь погрузиться в учёбу, забыться в учебниках, мостах, моделях? Зачем мне вообще кто-то нужен? Любовь не приносит мне счастья, одни только страдания, разрушительные для моего разума. Я начинаю замечать, что разговариваю с предметами, как с живыми, постоянно бормочу какую-нибудь фразу, вроде "Поезд следует до станции Садовая, только до Садовой", которая прилипла ко мне во время частых поездок по 4ой линни питерского метро. Я схожу с ума... А ведь ни один поезд метро не может принести страдания, ни в одном тепловозе вы не встретите жестокости или обмана. Так может обойтись без живых людей? Зачем нужны друзья, любимые люди? Зачем? Зачем?
   Учёба и вправду затягивает. Ахромеевские курсы не дают мне времени на отдых, уже начались предэкзаменационные консультации по истории, да и в школе напрягают выше всякой меры. Конечно, скоро Новый Год, конец триместра, время подводить итоги, вот и гоняют нас. Это десятые классы могут беспечно разгильдяйничать, а нам лишняя четвёрка в четверти может аттестат подпортить. Погода стоит хорошая, много снега и нет морозов, Мурманск чудесно преобразился под пушистыми покровами белых хлопьев, уже везде стоят ёлки, улицы города сверкают огнями праздничных гирлянд, на всех домах светится магическая цифра "2000". Только и разговоров о "миллениуме", о новом веке и тысячелетии, о конце света и сбоях компьютеров, и всё-таки все готовятся встретить этот самый "миллениум" по-обычному: с салатом и шампанским, с гимном без слов и Ельциным за пять минут до боя курантов. 31 декабря меня разбудил отец, причём очень весёлой новостью: Ельцин ушёл с поста Президента, передав полномочия Путину, который как чёрт из табакерки выскочил в августе. Но я недоволен: из-за этого му..ка Ельцина с его выкрутасами переделали всю программу, многие передачи заменены выпусками новостей, а вместо интересного фильма крутят сюжеты про бывшего теперь Первого президента России. Но Новому году безразличны все людские тревоги и метания, вращение планеты медленно, но верно приближает момент праздника к нам.
   И вот он, долгожданный бой курантов, медленно выплывающая цифра 2000 и немые звуки Гимна. Мы встречаем Новый Год стоя, мы - это я, сестра, мама, папа и дедушка, мы поздравляем друг друга, желаем всего самого лучшего, крепкого здоровья и счастья. Наступил Новый Год, и я вступаю в него с неплохими результатами, и верю, что он принесёт мне удачу, потому что чётные года всегда были для меня успешными. Как будет в этот раз - не знаю, но надеюсь, что... Я вновь вспоминаю один старый новогодний сон. Кто она? Конечно же Ксюша! Кого я ещё могу полюбить? А? И до её сердца остался всего лишь один рывок, требующий неимоверного количества денег, и я знаю, где их достать. "Клянусь,- говорю я сам себе, - я осуществлю этот сон, и даже сказка станет былью".
  
   Лен Ману был мрачен, Руни нервно барабанил пальцами, Либери выглядел подавленно. Провал покушения, разгром агентуры, жуткая бойня под Даргом и Старью - это было катастрофой. Сейчас над головами начальства подобно дамоклову мечу витал вопрос: "Кто виноват?". Козлом отпущения намерились сделать Лена Ману, хотя он был виноват во всём произошедшем меньше всего. Ему припомнили и брата, воюющего за Империю, и нападки на Президента и разведку, и неудачи на фронте. Однако, несмотря на то, что он лишился своего поста начальника Штаба Республики, Ману спрятал в рукаве козырного туза и ждал только момента, когда его будет можно выкинуть.
   Диктатор ехал в Ссурию, в далёкий гарнизон Номед. По хребту Аглов его караван ехал особо осторожно: здесь всё ещё бродили разрозненные банды республиканцев - жалкие остатки давнешнего десанта. Но, несмотря на все предосторожности, нападения избежать не удалось. Под градом пуль полегла вся охрана, упали замертво офицеры и кучера, и только одна карета понеслась во весь опор и вырвалась из засады. Яинеск Фьёрд наблюдала за республиканцами с крыши кареты Диктатора, а они, как ни странно, занимались поисками провианта, даже не подозревая, что в одной из карет сидит раненый Диктатор. Но вот они скрылись в лесу, и охранница поспешила к раненому. Он неровно дышал, но был в сознании:
  -- Куда там меня?
   Фьёрд быстро расстегнула мундир и увидела рану на правом боку.
  -- Похоже, что в грудь. Наверное и лёгкое задето.
  -- Тогда ничего серьёзного. Это даже на ногах переносят.
  -- Вы же ранены! Вам нельзя двигаться!
  -- Тут недалеко. Километров двадцать...-и тиран упал на землю.
   Девушка, недолго думая, подняла его, положила себе на спину и понесла в лес, до ближайшего ручейка. Там она промыла рану и наложила повязку. Рана действительно была не очень серьёзной, но тут, где до ближайшего населённого пункта 120 километров, она могла стать очень опасной и даже смертельной. Но человек живуч, а хороший уход делает своё дело: через день Диктатор пришёл в себя, через неделю он был способен ходить, через месяц был здоров. Он ни капли не изменился: всё те же чёрные очки, тот же мёртвый голос, то же каменное выражение лица. Охранница с огорчением смотрела на этого бездушного человека, обязанного ей жизнью, но смотревшего на неё как на какую-то вещь, весьма полезную в быту, но всё-таки вещь. В один из дней они вышли на дорогу, и пошли в направлении, где, по словам Диктатора, в километрах двадцати находился блокпост 8 легиона. Один день пешего хода -и Диктатор и его охранница действительно вышли на небольшой военный посёлок, расположенный у берега лесной речушки. Конечно, Диктатор в потрёпаном мундире, небритый и идущий пешком невесть откуда невольно вызывал подозрения, но по счастливому стечению обстоятельств, накануне в гарнизон нагрянул сам командующий 8 легионом полковник Жарк Ману, который знал Диктатора очень давно, со времён совместной учёбы в Ганском училище. Он сразу признал в незнакомце грозного повелителя страны и вскоре вместе с Рестом сидел в кабинете.
  -- Да, товарищ генерал, я понимаю всю сложность ситуации. Насколько я понял, вы около месяца были изолированы от связи с внешним миром, и не могли знать, что произошло за последние 5 недель.
  -- Что?
  -- Неделю назад к нам приехал некто Левап Вотарас, назвавшийся начальником вашей охраны. Он сказал, что его послал Грэй. Доверия он не вызывал, и я приказал посадить его на гаупвахту.
  -- Незачем. Он действительно мой человек. Выпустить.
  -- Есть. Адъютант, Вотараса сюда. Он говорил, что у него для вас важная информация. Я так думаю, что имеется в виду переворот Дарка Лидера, произошедший месяц назад. Он захватил Центр, подчинил себе большую часть госструктур и сейчас вытворяет немыслимые вещи.
  -- Вот как.
   Тут ввели Левапа Вотараса, очень обрадовавшегося встрече с живым и невредимым Диктатором:
  -- Ваше Величество! Это просто чудо! Мы спасены!
  -- О чём это вы?
  -- Там разгром. Эта сволочь Лидер сдал Дарг и Тепс, того гляди отдадим и Старь. Все верные слуги Империи или расстреляны, или ждут расстрела. Даник ещё жив, полковник Черко уже погиб. Граник увёл весь флот на остров Одинокий, а часть генералитета, демонстрируя верность, готовит переворот.
  -- Грэй во главе?
  -- Да. Он спас часть людей, верных вам, в том числе и меня, но поплатился за это отставкой, и сейчас находится в розыске.
  -- Кто всё это допустил?
  -- Неясно. Всё началось после прихода сигнала телеграфа о разгроме вашего кортежа в лесу. Вас посчитали погибшим, а через пару дней 5 легион вошёл в Центр. Там не солдаты, там отморозки. Даже Грэй с его ведомством не смогли справиться с тысячами подонков, разом наводнившими всю столицу. Ваше же возвращение придаст храбрости заговорщикам, и только вы сможете разгромить этого предателя.
  -- Какие легионы мне ещё верны?
  -- Все, кроме пятого.
  -- Генерал-майор Жарк Ману. Вы назначаетесь командующим гарнизоном Центра. Восьмой легион переходит в ваше абсолютное подчинение. Сейчас же отправляйте гонца в Номед за Кар Норовом. Свяжитесь с Шепом Галахеном и его ребятами. Легиону приказываю готовиться к выдвижению на юг. Срок на всё трое суток. Выполняйте.
  -- Есть.
   Всполошился весь посёлок. Появление Диктатора само по себе было явлением довольно-таки редким в здешних глухих краях, а внезапная боевая тревога перепугала всех. Срочно собирали обозы, гнали гонцов в другие гарнизоны, готовили оружие. Через пару дней приехали Кар Норов и Шеп Галахен, совместными усилиями разгромившие несколько лет назад республиканский десант. Они однозначно поддержали Диктатора и начали выдвижение своих войск по направлению к Центру. За два месяца войска дошли до своей цели, и в тот момент, когда Диктатор начал обстрел города, Грэй, словно чёрт из табакерки, объявился вместе со своими заговорщиками в самом Дворце. Пока 5 легион отбивался от наседавших войск Диктатора, сам Дарк Лидер отстреливался от обложивших его кабинет заговорщиков генерала Грэя, и к моменту, когда Диктатор вошёл в ворота цитадели под громкие крики "Ура!", связанного Дарка Лидера положили к его ногам.
  -- Ну, сволочь, что скажешь?
  -- Ты всё-таки жив?! А я-то думал...
  -- Жив. Неблагодарный, мы же вместе прорывались когда-то через кольцо окружения, я же тебя раненого на себе нёс. Как меняет людей власть.
  -- Да уж, пока не отберёшь - не поделятся.
  -- К чему это?
  -- А ты не понял?
  -- Грэй. Возьмите это и отнесите в подвал. Пусть там из него выбивают показания, как выбивают пыль из паршивого ковра. О выполнении доложить.
  -- Есть. Буду очень рад выполнить ваше поручение.
   Чем больше выбивали пыль, тем интереснее всё становилось. Действительно, Лен Ману выкинул свой козырной туз: так и не добившись от Руни выполнения заказов армии, он сам создал систему армейской разведки. Именно агент Ману завербовал Дарка Лидера, позарившегося на дармовой дом и кучу денег, обещанных после победы. Полгода он исправно продавал Республике военные планы Империи, а в подвернувшийся удобный момент захватил власть. Сделал он это, кстати, по своей воле, так как всегда считал себя незаслуженно обойдённым и обделённым властью. Как предатель, он сдал Дарг и Тепс - крепости, которые три года держали оборону - и были отданы в обмен на обещание Ману не беспокоить Империю на фронтах ближайшие полгода. Но Диктатор, благодаря храбрости и заботе Яинеск выжил, и сверг незваного претендента на его место. Грэй же ещё мстил Лидеру за разгром отлаженной системы тайной полиции и расстрел многих верных Империи людей, которые в своё время принесли немало пользы общему делу.
  
   Зима. Она в этот раз неморозная, но снежная. Каждую неделю проходит мощный циклон, откладывающий на улицах Колы толстый слой снега - и к февралю от тротуаров остаются узкие тропки, зажатые между валами снега по метру и более высотой. Забор двухметровой высоты вдоль нашего городского парка теперь спокойно перешагивают маленькие дети. За городом в сопках не осталось скал - всё скрывает мощная толща снега. И вот в этих-то погодных условиях, когда во время очередного заряда ветер на улице сносит с ног и забивает лицо липким снегом, у нас начинается курсовая сессия. Таким образом Ахромей хочет посмотреть, чему мы научились, и стоит ли нам вообще на что-то рассчитывать. По странному стечению обстоятельств, эта сессия совпала с моментом сдачи школьного реферата, по которому нам ставят оценку в аттестат. Я и Андрюха Пятанов, подобно козлам отпущения пишем реферат про Америку, Рузвельта и Великую депрессию. Материала мало, и чтобы хоть что-то вычитать, нужно часами сидеть в читальном зале районной библиотеки. А ведь его ещё написать от руки будет нужно! Ох, блин, ну кто мешал мне сделать его летом? Или месяц назад? Вот вечно я откладываю всё на самый последний день, а теперь расплачиваюсь за свою лень. Ну ладно, прорвёмся! Ахромеев меня и маму немного огорчил: ПГУПС (ЛИИЖТ) в этом году выпускников курсов не берёт, уж больно много в прошлом году набрали. А я-то настроился на строительство мостов и тоннелей, к которым весьма неравнодушен. Нам дают список ВУЗов, в которых курсовые экзамены засчитываются как вступительные. Мама мне подсказывает, что кроме железнодорожников к тоннелям и мостам имеют отношение гидрологи - и тут мой взгляд натыкается на РГГМУ - Российский Государственный Гидрометеорологический Университет. Ну что ж, гидролог так гидролог, это же пока не окончательное решение, кто знает, может к весне ПГУПС одумается и распахнёт свои объятия. Мы пишем сочинение, затем контрольную по математике и тест по физике, а в перерывах между ними я бегаю в библиотеку, где добираю материал по реферату. Я не сплю уже сутки, а мне ещё предстоит написать 25 страниц формата А4 весьма плотным почерком. 3 часа ночи. Осталось 16 страниц и 4 часа. 6 утра: 6 страниц и 1 час. В 6:55 я ставлю точку в списке литературы, и только сейчас понимаю, что отсыпаться мне придётся нескоро. На физ-ре я встречаю Андрюху, у него весьма помятый вид, и я замечаю, что все вокруг тоже, по всей видимости, откладывали реферат на последнюю ночь. Директриса, которой мы сдаём рефераты, также сразу угадывает причину нашего тугодумия: после ночки без сна ничего кроме мыслей о нём в голову не лезет. До революции 1905 года ли тут! И вот он, момент сдачи: мощным степлером я с Андрюхой пробиваем 37 листов плотной бумаги, сшивая их воедино - и несём наше детище на стол. На фоне оформленных на компьютере и отпечатанных на лазерном принтере рефератов наш смотрится весьма неказисто, однако он в своём роде единственный, так как никто кроме нас не рискнул взять Америку. А через неделю мы его защищаем, и высшей похвалой звучит фраза:
  -- Рефераты у многих неплохие, но маловато было взято источников. Конечно, красиво оформленный реферат приятно брать в руки, но главное всё-таки содержание. Да, семь человек из семнадцати получили пять за свои труды, но, если честно, по большому счёту, на пять сделали только двое: Кашин Сергей и Андрей Пятанов. Они перелопатили много книг, и, главное, они ещё и поняли, про что пишут и изложили весьма сложный материал просто и доходчиво.
   По курсам тоже всё хорошо: тестовые испытания показали, что вся наша группа весьма способна, и при благоприятном стечении обстоятельств вполне может просочиться в Питер. Меня ещё закрутил и военкомат, решивший, что пора бы мне становиться на учёт. А я вовсю готовлю новый День рождения для Ксюши. В этом году я решаю подарить ей картину, и тщательно выбираю её из имеющихся у меня в распоряжении. А ещё мне надо защищать честь школы на областной олимпиаде по географии. Господи, ну что же это так на меня всё резко свалилось?
   Я устал. Два дня непрерывного сражения на этой самой областной олимпиаде вымотали меня донельзя, зато у меня в кармане лежат 250 рублей, премия за первое место. К ним добавляются ещё 100, выданные школой за то, что не посрамил её честь. Эти деньги я целиком пускаю на подготовку к 19 февраля, покупая на них одну милую безделушку для моей очаровательной Ксюши. И вот этот день настал. Субботним вечером я вновь иду до знакомого мне цветочного ларька и покупаю там самые красивые гвоздики, с ними я следую домой, где беру основной подарок: торт-мороженое и картину, очень красивую и вставленную в потрясающую рамку, которую я с трудом нашёл. Со всем этим я иду до Ксюшиной двери и нажимаю на звонок. У меня ноги чешутся сбежать отсюда, но я переламываю свою нерешительность и жду, пока откроют дверь. Ага, вот: щёлкает замок и в дверном проёме появляется Ксюша. Она удивлённо смотрит на меня:
  -- Привет.
  -- Здравствуй, Ксюша. Ксения, я хочу поздравить Тебя с Днём Рождения, желаю Тебе всегда улыбаться, чтобы Ты хорошо училась и никогда не болела. А ещё я хочу подарить Тебе вот это.
   И я поднимаю свои подарки, поверх которых лежит букет гвоздик. Ксюша выглядит просто ошеломлённо, её глаза светятся чем-то похожим на любовь, она то смотрит на цветы, то на меня и не может вымолвить ни слова. Она молча берёт подарок, ставит его на тумбочку в коридоре и возвращается ко мне.
  -- Спасибо, Сергей. Мне такого ещё никто не дарил.
  -- Я рад, что Тебе понравилось. Ты для меня очень много значишь.
  -- В самом деле... Нет, Сергей, честно, это самый лучший подарок на мой день рождения. Большое спасибо Тебе за это.
   Её качает, чувствуется, что ей хочется меня поцеловать, но она не решается: она то подойдёт, то отойдёт, а в её глазах просто горит огонь. Мне тоже очень хочется обнять её, ощутить в своих руках её стройную хрупкую фигуру, которую так подчёркивает чёрный свитер на ней. Я хочу гладить её по волосам, наслаждаться этим горящим взором карих глаз, хочу ощущать её рядом с собой. Ещё мгновение - и я, наверное, так и сделаю. Она ведь тоже едва сдерживается, чтобы не броситься на меня с поцелуями и объятиями. Но, видно, не сегодня это произойдёт: ни она, ни я не решаемся на это.
   Она продолжает смотреть на меня, а я, как идиот, говорю:
  -- Ты с родителями празднуешь?
  -- Да.
  -- Я, наверное, пойду, чтобы Тебя не задерживать.
  -- Ну, как хочешь. Спасибо Тебе, что сделал такой замечательный подарок.
  -- Спасибо Тебе, что Ты такая есть.
  -- Да что ты. Ну, ещё раз спасибо! До завтра!
  -- До завтра, Ксюша.
   Она ещё раз мне улыбается, даря мне свой чудесный взгляд, и закрывает двери. Я же, не помня себя от счастья, спускаюсь вниз и в состоянии эйфории иду домой.
  
   Потеря Дарга сильно ударила по оборонительным порядкам Империи. Дарг был плотиной, запиравшей республиканцам дорогу на север, на равнины Навии, и в то же время был удобным плацдармом для броска на юг, теперь же ситуация в корне изменилась: Империя находилась под постоянной угрозой прорыва республиканцев к Стари. Лето было безвозвратно потеряно, а это означало, что и в следующем году война вряд ли кончится. Республика укрепилась на хребтах Иаламига, на островах Ащыта и на побережье Шагрота, Империя же окончательно добила остатки десанта в Ссурии и разгромила яизскую группировку республиканцев. Войну же надо было кончать как можно скорее, так как и в Республике, и в Империи всё сильнее стало проявляться недовольство народа. В Республике ни с того ни с сего взбунтовался Сцилла, город, никогда Империи не симпатизировавший, Империи пришлось под Новый Год усмирять Ган, с которым Диктатора очень многое связывало.
   Центр кипел. Всё зиму ни Генштаб, ни правительство, ни население покоя не знали. Диктатор же денно и нощно просиживал в кабинете, проводя одно совещание за другим, он разбирал огромное количество бумаг, составлял проекты и планы на будущий год, и именно этой зимой Яинеск Фьёрд узнала Диктатора с совсем другой стороны. Диктатор не ведал усталости, хотя ложился спать в 2 ночи, а в 5 уже вставал, он с легкостью вспоминал все мельчайшие детали проекта, который рассматривали неделю назад, он знал тысячи фамилий, и ни разу никого ни с кем не спутал. Он принимал решения, которые иногда казались весьма странными, но в итоге оказывались единственно верными. Он обладал даром быстро читать и при этом всё запоминать. Он мгновенно вспоминал все решения, принятые и год и два назад, он поражал всех своей интуицией и познаниями в разных областях науки. А ещё на эту зиму пришёлся пик террора, когда сажали миллионами, и сотнями тысяч расстреливали. Диктатор превзошёл самого себя, когда одним росчерком пера отправил на смерть 56346 человек, вина которых заключалась только в том, что они посмели говорить о Диктаторе и его Империи не очень уважительно. Осталось только три газеты, которые писали то, что им диктовал генерал Грэй. Процветали доносительство и шпиономания, подавлялись любые общественные шевеления, особенно среди молодёжи, которая всегда легко поддавалась на республиканскую агитацию. Молодым парням теперь оставляли только две дороги: или в Имперский университет, где профессора выбьют из тебя республиканскую дурь, или в армию, где тоже самое будут делать сами же республиканцы.
   Диктатор смотрел в окно, отдыхая после 5 часов сидения за столом, как тут вошёл генерал Грэй.
  -- Ваше Величество, боюсь, у меня плохие новости.
  -- Докладывайте. - Диктатор повернулся к генералу лицом.
  -- В ходе боёв под крепостью Урин в плен был взят республиканский солдат...
   Только одна Фьёрд увидела, что руки Диктатора, заложенные за спину, резко сжались в кулаки.
  -- Его зовут Тан Рест...
  -- Где он сейчас?
  -- Доставлен в Центр. Привести?
  -- Да.
  -- Охрана! Введите заключённого.
   В кабинет ввели юношу, одетого в оборванную форму республиканской армии.
  -- Грэй, оставьте нас наедине.
   Грэй вышел. В наступившей тишине Диктатор осматривал молодого человека, тщательно всматриваясь в каждую деталь.
  -- Ну, рассказывай.
  -- Что рассказывать?
  -- Как в Республике служится?
  -- Лучше, чем у вас.
  -- Да?
  -- Ты никогда этого не поймёшь.
  -- Что я не пойму?
  -- Как это - служить народу.
  -- Твой народ погибал от голода 20 лет назад. Вспомни, от чего умерла твоя мать, твой брат-близнец. Вспомни, как твой отец, кадровый военный, воровал на хозяйском поле, чтобы хотя бы ты не умер.
  -- Это и есть твой смысл жизни? Не умирают от голода - так пусть погибают от пуль палача?
  -- Возможно. Но так я даю людям выбор, чего никогда не делала Республика.
  -- Хороший выбор! Ха-ха-ха-ха!
  -- Зря смеёшься. Пленных запрещено расстреливать, но я сделаю для тебя исключение. Будем считать, что я наказал тебя не как Диктатор, а как отец. Жаль, что не мог сделать это раньше.
  -- Убийца. Ты всегда был таким, сколько я тебя помню. Хладнокровный, расчётливый, бездушный убийца. Для тебя человеческий мир, человеческие чувства всегда были чужды.
  -- Ты уверен?
  -- Да! И я счастлив, потому что мои дети никогда не пойдут по стопам деда, потому что родились в мире, тебе не подконтрольном.
  -- Скажешь Грэю адрес своей семьи, если хочешь обеспечить им хорошую жизнь.
  -- Ещё чего!
  -- Республика потерпит крах, рано или поздно. И кто-то должен будет продолжить моё дело...Фьёрд.
  -- Я здесь.
  -- Вызовите сюда Грэя.
   Фьёрд вышла.
  -- Что это за девка? Ты не особый любитель женского пола.
  -- Моя охранница. Её отыскал где-то Грэй, назначил в мою охрану, а она зарекомендовала себя с лучшей стороны. Пабло Силани на её совести.
  -- Вы его расстреляли?
  -- Она его очень сильно побила, даже до подвала не довели - помер.
  -- Какие же вы сволочи. Он был лучшим разведчиком и прекрасным человеком. Ты её любишь?
  -- Кого?
  -- Свою охранницу?
  -- Ещё чего. Это вы в Республике в такие игры играйте, а я живу ради государства.
  -- А она ничего. Зря ты так, отец.
   Вошли Грэй и Фьёрд.
  -- Ну, Тан, давай, держись, советую не раскисать. Генерал Грэй.
  -- Я.
  -- Рядового Республики гражданина Тана Реста расстрелять за противодействие Империи. Приговор окончательный. Исполнить до полуночи.
  -- Отец?
   Диктатор подошёл к сыну и крепко пожал ему руку:
  -- Держись. Оставайся моим сыном. Уведите его.
   Грэй некоторое время ошарашенно смотрел на Диктатора, затем на Тана, но потом взял пленного и увёл его в своё ведомство. Весь разговор Диктатор вёл своим мёртвым безэмоциональным голосом...
  
   Солнце медленно всплывает из-за сопок, заливая ярким светом всю Колу, заставляя сиять посеревшие за зиму дома, а прохожие на улицах щурятся от непривычного света. Снег под ногами раскисает прямо на глазах, показывая чёрную поверхность асфальта, с крыш начинают течь ручейки талой воды, а в воздухе появляется какой-то особый запах. Весна 2000 года! За долгую зиму, проведённую на уроках автодела, я успел сдружиться с Ромычем Азарных и Серёгой Гумеровым. Мы вместе готовим выпускной, вместе шастаем по городу, устраиваем весёлые лыжные походы, вместе ходим на физ-ру, на которой от нежелания ползать по горам мы всем классом играем в снежки. Сегодня я вместе с Серёгой иду на Вензин-ручей, в 15 километрах от города. Лыжня хорошая, скользится легко, и, если бы не мои древние лыжи, мы бы давно были на месте. На горку - с горки, между елей и сосен, между валунов и по озёрам, покрытых льдом, мы идём и идём вперёд, давно уже потеряв из виду город и реку Тулому. Но вот и цель: родник, незамерзающий даже в самые лютые морозы. Я и Серёга зачерпываем по кружке воды - и в тот момент, когда сделали по глотку, соображаем, что отлепиться от кружек будет проблематично. Минут пять мы греем их руками и в конце концов отделяем их от губ. Солнце уже клонится к горизонту, и мы поворачиваем назад, домой. За два километра до Колы одно из моих креплений приказывает долго жить, и остаток пути я проделываю на одной лыже, то и дело догоняя на спусках убегающую из-под ноги вторую.
   Очередная спортивная игра "Зарница" проходит как всегда на весенних каникулах, опять толпы школьников в лесу и на Солнечной поляне. Я выискиваю взглядом группу из десятого класса, и легко её нахожу по хорошо мне знакомой красно-чёрной куртке. Ксюша похоже во мне не нуждается, она весело разговаривает с пришедшим зачем-то Трофимцом. Однако вскоре он отходит, и я подхожу к Ксении, чтобы поболтать с ней об организации сегодняшней игры, которая проходит на редкость вяло и скучно. Ксюша соглашается со мной, потом нас разводит поток лыжников, спешащих к финишу. После окончания всей этой тягомотины я вижу, как Ксюша весело катится с горки на санках и вываливается в сугроб на крутом повороте. Я помогаю вытянуть её из искрящегося снега и дальше иду уже вместе с ней. Настроение у неё очень хорошее, она смеётся над каждой шуткой.
   Кто она на самом деле? Я о ней очень мало на самом деле знаю. Она любит шоколад и мороженое, обожает маленькие игрушки-киндеры, которых собрала огромное количество. Любит поговорить и пообщаться. Любит всё новое и незнакомое, хочет попробовать всё: она стреляет из воздушки и катается на скейте - неудачно, зато восторгу не было конца. Немножко суеверна, но ум у неё весьма практичный. Хорошая хозяйка - я часто вижу её идущей в магазин или помогающей сестре гулять с коляской, дома она тоже многое делает сама. Любит читать и слушать хорошую современную музыку. Обожает домашних животных, как собак, так и кошек, несмотря на аллергию на последних. Она любит поговорить на медицинскую тему, явно неравнодушна к современной моде и знает всё о последних наворотах в нашей парикмахерской. Она замечательный организатор и многие успешные развлекательные мероприятия в нашей школе - её идеи. Она курит, но последнее время я всё реже и реже вижу её с сигаретой, из спиртного она пьёт только вино в ресторане, да и то в малых дозах. Она любит кататься на машинах, предпочитает деревню городу, а из городов больше всего любит Петербург. И всё-таки она остаётся для меня загадкой: почему в ней так мирно уживаются хорошая добрая и умная девушка и бесшабашная любительница красивой жизни? Почему не может победить ни та половинка, ни другая? Ведь победи первая - и я бы достиг всего, чего добиваюсь два последних года, победит вторая - и я сразу сдамся. И однажды я понимаю, что именно за это сочетание несовместимого я её и люблю.
   Приближается лето, а вместе с ним и экзамены. Я досрочно сдал историю, избавив себя от одного из пяти страшилищ, скалящих зубы с июньского листка календаря. Весна в этом году обычная, тёплая, без прыжков в жару или морозы. Незаметно наступает май, и мне в сердце начинает просачиваться какая-то грусть. 11 лет я здесь учился, и вот финиш уже рядом. В середине мая приезжает Ахромеев со своей приёмной комиссией, устраивает экзамены - и 20 мая я уже знаю, что меня ждёт впереди: как минимум 5 лет гидрологических премудростей. На руках у меня сертификат, и, хоть Ахромей хорошенько потряс нашу домашнюю казну, мы ещё легко отделались благодаря моим стараниям на экзаменах. Менее везучие поступили на платное обучение, отдав за это энное количество рублей.
   Я, Серёга и Ромыч назначены организаторами последнего звонка, нас учат танцевать вальс, мы ищем записи для песен (эдакое караоке). Я отвечаю за расстановку стульев и ширм в спортзале, Серёга учит песни и заставляет делать тоже самое остальных, Ромыч оформляет ленточки и согласовывает структуру мероприятия. После завершения работ мы берём российский триколор и ходим с ним по окрестностям Колы, забираясь на вершины сопок и фотографируясь там на память. Ксюшу я вижу каждый день, она сама подходит ко мне поговорить, и я чувствую, что она это делает из уважения к человеку, который удивлял её два года своим упорством, а теперь поступил в питерский ВУЗ. Не знаю, может её глаза врут, но последний месяц она смотрит на меня с затаённой грустью, будто ей жалко со мной расставаться...
  
   Диктатор проводил взглядом Грэя, уводившего Тана и сел за свой стол. Однако он почему-то не стал разбирать бумаги, а просто молча смотрел в пространство. Яинеск Фьёрд сначала бестрепетно наблюдала за властителем, но вдруг подошла к столу и села на него, одновременно развернув кресло Диктатора в свою сторону. Из-под чёрных очков по ней скользнул злой взгляд.
  -- Это ещё что такое? Вы совсем ум потеряли? Вы, Яинеск, хоть и личный телохранитель, но подобное поведение недопустимо. Немедленно встаньте на место.
   Но Фьёрд пропустила мимо ушей замечание Диктатора и продолжила изучать его чёрные очки. И вдруг они стали ей просто ненавистны, и она решила их снять. Странное дело, но когда Диктатор с раной и без сознания лежал в шалаше, она не осмелилась снять, очки, а тут... И она протянула руку и стянула очки с лица тирана.
   Диктатор молча смотрел злым немигающим взглядом холодных серых глаз. Теперь можно было оценить его лицо: оно уже не выглядело каменным и безэмоциональным, морщинки и мешки под глазами выдавали секрет его сверхработоспособности. Фьёрд, потрясённая увиденным молча смотрела на него и, наконец, решилась разрушить громовую тишину:
  -- Кто же вы такой? Кто? Что заставляет вас быть таким жестоким?
  -- Вам действительно это нужно знать?
  -- Не зная этого, никогда нельзя понять Империю.
  -- Вам это нужно?
  -- Диктатор, я за вами наблюдаю два года, и думаю, что вы носите с собой какой-то тяжёлый груз. Не может нормальный человек так бесстрастно отправлять на смерть близких людей.
  -- По-вашему я ненормальный?
  -- Хуже! Вы безумец, кровожадный убийца и бездушная дубина!
  -- Вам интересно знать причину всего этого?
  -- Этого я от вас и добиваюсь.
  -- Хорошо. Двадцать пять лет назад на плато Крестьян жила семья Рестов. У них был сын, которого по достижении совершеннолетия призвали в армию Республики и загнали в Шагрот. После увольнения он не смог уехать домой и был вынужден остаться в Гане, где и поступил в военное училище. Он хорошо учился, и всё было отлично, но на его пути встретилась красивая девушка. Он её очень сильно полюбил, просто потерял от неё голову. Знаете, она действительно была красива, у неё были тёплые глубокие карие глаза и потрясающие тёмные волосы, она была умна и прекрасно воспитана. У неё был только один недостаток: она не любила бедных, считая их быдлом и презирая их за необразованность. Этот курсант был явным исключением, но и он ей был не нужен. И однажды она ему так и сказала.
  -- Алека Николсон... Вы действительно сумасшедший.
  -- Слушайте дальше. В тот год Республика утопила в крови независимую Зарию и подло казнила её руководителя генерала Легарда. Курсант Рест имел удовольствие пообщаться с этим великим человеком, и он раскрыл молодому человеку глаза на кровавую сущность Республики. На следующий год пролилась кровь в Иаламиге. Курсант стал офицером и смог наконец-то приехать домой. Там он женился - и его послали воевать в горы Иаламига. А обратно он вернулся через год - и застал там страшную картину. Республика своими налогами разорила крестьян, и голод косил людей тысячами. От голода умерла его жена и один из маленьких сыновей, умерли мать и отец, за бунт против произвола властей были расстреляны братья Реста, а все родные сосланы на Север, где их следы затерялись в глуши лесов. И тогда этот человек поклялся отомстить Республике за всё.
  -- Вы воевали в Иаламиге?
  -- Да. На моей совести около 2000 наёмников, официально погибших при сходе лавин. Поверьте, мы ненавидели этих мясников.
  -- Где стояла армия, там было терпимо.
   Фьёрд молча посмотрела в глаза Диктатору и встала на своё место за креслом, но тут уже сам Диктатор развернулся к ней:
  -- Куда это вы, Фьёрд? Поступая на службу, вы утаили своё прошлое.
   Яинеск не сразу ответила на вопрос Реста.
  -- Сколько я живу - столько Республика льёт нашу кровь. Мой отец был убит в бою, брат и дядя попали в плен и были замучены карателями. Мои сестрёнки и мать были заживо сожжены в собственном доме. Человек, которого я любила, был распят на моих глазах. Я ненавижу Республику, и только ваша Империя дала мне возможность отомстить ей за страдания моего народа. Мне не нравится ваш кровавый режим, но он справедлив, и я буду служить вам. Только вам.
   Диктатор ничего не ответил, он надел свои чёрные очки и начал работать над своими бумагами, а Яинеск Фьёрд, глаза которой подозрительно блестели, молча встала на своё уставное место в полуметре за спиной Диктатора.
  
   Наступил последний день занятий, 25 мая 2000 года. Погода уже целую неделю стоит тёплая, солнечная и сухая, на деревьях уже появились первые листики, робко зазеленела трава на газонах. Речка Кола уже разлилась, покрыв метровым слоем воды городской пляж, на котором мы с Серёгой собирались устроить пикник по поводу окончания учёбы. Ладно, на выпускном оттянемся, а пока наша главная забота - это Последний звонок. В спортзал стягивается народ, рассаживаясь по табуреткам, преподаватели устраиваются на стульях напротив одиннадцатых классов. Для начала директриса толкает речь, о том, какие мы были умные, и как приятно было нас учить. После директора выступает наш мэр, конец речи которого был встречен бурными аплодисментами: уж больно она затянулась. Но вот началось само представление: 11ые поют песни про учителей, учители отвечают тем же, происходит обмен подарками, потом подключается 10ый класс, награждающий нас памятными подарками - и всё это под нежный, но усиленный динамиками голос ведущей - Ксюши. Она блестяще справляется со своей ролью, будто всю жизнь этим занималась. Подарки розданы, песни спеты, поздравления и пожелания приняты. Торжественным тоном зачитывают приказ о допуске к экзаменам, а затем Санёк Захаров берёт на руки первоклашку, ту же, что и 1 сентября и она радостно звонит в колокольчик, не понимая, что даёт нам последний школьный звонок. Последний...
   В другом конце спортзала висит стенд с листочками, на которых написана фамилия какого-нибудь 11-классника, и на них каждый может написать своё пожелание. Я нахожу свой листок и вижу на нём несколько строчек: это Ксюша желает мне всего самого наилучшего. Я оглядываюсь, и вижу её стоящей у окна, подзываю Серёгу с моим фотоаппаратом и иду к Ксюше. Она лукаво смотрит на меня и радостно соглашается сфотографироваться со мной на память. Потом я смотрю на неё и просто наслаждаюсь её видом.
  -- Ксюша, Ты когда в отпуск едешь?
  -- Завтра.
  -- Правда?
  -- Да.
  -- Можно хоть с тобой попрощаться? А то когда я ещё тебя увижу?
  -- Ну я приеду к августу, может тогда?
  -- Надеюсь.
  -- Ну ладно, Сергей, мне идти пора. Всего тебе самого хорошего. Пока.
  -- До свиданья, Ксюша.
   Она уходит, а мы опять таскаем мебель и декорации. В этот же день я, Ромыч и Серёга забираемся на Соловараку, с которой видно всю Колу, и устанавливаем там наш флаг. Фотоаппарат постоянно щёлкает, увековечивая нас, мы тратим всю плёнку, спускаемся вниз, сдаём плёнку в печать, и через два часа уже разглядываем фотографии. Я особенно тщательно рассматриваю лишь одну - где я с Ксюшей. Хорошая, надо сказать, фотография.
   Консультации, консультации, консультации. После них мы скитаемся по окрестностям города, облюбовывая место для будущего шашлыка, для которого мы с января скидываемся на мясо. Мы идём вдоль полотна железной дороги, нас сгоняет в кусты несущийся на юг поезд. При его виде у меня почему-то заныло сердце, и только дома понял, почему: это был поезд N343 до Москвы, и ведь именно на нём сегодня уезжала Ксюша. Странно, почему я всегда чувствую её приближение? Когда она ходила у меня под окном, я это тоже ведь как-то ощущал, повинуясь неведомой силе, подтягивавшей меня к окну.
   Сочинение мы пишем 4 часа, и выходим из школы вымотанными донельзя. Целый день мы просто так скитаемся по улицам, ради интереса заходим в магазины, где присматриваем хорошее мясо. К девяти вечера мы вместе со всеми подтягиваемся к школе, дабы узнать оценки. Мы, трое патриотов, несём наш талисман, с которым не расстаёмся ни на минуту - триколор, примотанный к ручке от швабры. Узнав, что у меня 5/5, у Серёги 4/3 и у Ромы 4/4, мы с дикими воплями радости танцуем, размахивая флагом. Через пять дней у меня геометрия, у Серёги с Ромычем физкультура. Я сдаю на 5, они тоже - и очередной танец дикарей на Соловараке. Лето пришло на нашу северную землю, мы бродим везде, устраиваем вылазку на стройку века - до опор моста через залив. Однако Ромыча увезли в Мурманск чего-то там оформлять, и мы с Серёгой идём вдвоём. Он грустен - ему не хочется уходить из школы, потому что потом ему придётся вернуться на Западную Украину. Мы с ним разговариваем о всякой военно-технической ерунде, потом он переходит на наше неясное будущее.
  -- Слушай, Серёга, а вот что у нас ещё будет?
  -- Кто его знает - говорю я - Может Третья Мировая, может ещё что.
  -- А мы как?
  -- А никак. Я в Гидромет, ты наверное в мореходку.
  -- Нет, Серый, ты президентом станешь, у тебя ума много.
  -- Не особо, да и раньше 35 избираться нельзя.
  -- Всё равно ты им будешь. И жена у тебя будет наверное самая красивая. Кстати, у тебя девушка есть?
   Тут я и столкнулся с одним интересным фактом: оказывается о том, что я люблю Ксюшу, уже почти все забыли, так как я целый год тщательно это маскировал. И Ромыч ранее меня спрашивал, с кем я гуляю, и теперь становится ясно, почему его это так интересовало: он просто не знал этого.
  -- Да есть одна.
  -- Слушай, а кто она?
  -- Ну, с которой ты меня фотографировал.
  -- А... Вот почему она на тебя так смотрела тогда на истории. Не, слушай, она очень красивая. Она точно будет твоей женой. Счастливый ты.
  -- А у тебя кто?
  -- Да, из нашего класса. Она меня не замечает даже.
  -- Кто же это?
  -- Потом скажу. На выпускном.
   Мы долго смотрим на циклопические постройки, на бетонные пролёты и огромные насыпи. Вдали виднеется наш городок, припавший к заливу. А в самом деле, что ждёт нас впереди? В стране начинаются какие-то великие преобразования, незаметные глазу современников, и кажущиеся огромными взгляду историка, который будет изучать наше время лет через 100. Я чувствую, что всех нас захватил мощный поток, и мы бессильны ему противостоять, остаётся только плыть по течению. Ну ладно, не будем о грустном.
   Экзамен по алгебре. Я-то вырвусь, а вот как же все остальные. Ко мне на парту просачиваются бумажки с примерами, я решаю их и отправляю обратно. Но вот всё кончилось. Ромыч выглядит подавлено, Серёга несколько веселее. Однако солнышко поднимает нам настроение и мы, распевая песню "Полковнику никто не пишет" из "Брата-2", идём за мост на Комсомолку. Мы находим там место, как нельзя лучше подходящее для нашего шашлыка. Вечером мы вновь стоим под окнами школы и с облегчением узнаём, что двоек нет, я - 5, Серёга - 4, а Ромыч - 3. Погода что-то прихмурилась, с севера тянутся облачка. 14 июня я сдаю химию - свой последний экзамен. По пути домой встречаю Серёгу с Ромычем, идущих с консультации по информатике. На нас падает густой снег, облепивший ветки деревьев и провода, на земле он тает, образуя огромные лужи. Никого это зрелище не шокирует и даже не удивляет - обычное дело.
   Выпуской. Всё, это уже последний аккорд в 11-летней борьбе с гранитом науки. Выпускники собираются в школьной столовой, столы которой ломятся от еды. Моя кампания плотно занимает участок стола, подтягивая туда все имеющиеся поблизости резервы оливье, вина и лимонада. Я везде хожу со своей "мыльницей", народ слоняется по коридорам в ожидании момента начала.
   Началось. В нашу честь поднимают тост, а затем выдают аттестаты. Впервые за пять лет у нас сразу три медалиста. Мне вручают небольшой кружок светлого металла и победный аттестат. И только сейчас я понимаю, что школа действительно кончилась. Потом нам раздают различные грамоты, начинаются различные конкурсы и тосты. Ромыч под воздействием спиртного становится всё мрачнее и мрачнее, на Серёгу вино имеет прямо противоположное влияние. Я же выпил, наверное, уже литра три лимонада и допиваю ещё одну бутылку. Рядом со мной опустошённые тарелки из-под яблок, ветчины, оливье и прочей снеди. Мои товарищи танцуют, я травлю анекдоты, фотографирую наших в различных ситуациях. В час ночи выпускной вечер плавно растёкся на компанейки, которые одна за другой ускользают из столовой. Вот и я пошёл домой. Этот день так меня вымотал, что я просто падаю в постель и засыпаю.
   На следующий день с утра пораньше я и Ромыч идём искать мангал, найденный и припрятанный в одном укромном месте. За кампанию мы будим Серёгу, по пути заходим в столовую, где после выпускного осталось огромное количество еды и лимонада. Наевшись до отвала, мы отправляемся за тем, за чем поначалу и пошли. Мы долго смотрим на дохлого пса, лежащего вместо нашего мангала, и чешем затылок:
  -- На чём же жарить будем?
  -- На камни поставим. Там вроде кирпичи валялись.
  -- Голяк. Угли плохо будут образовываться.
  -- А куда нам торопиться? Посидим подольше.
  -- Ну ладно, хрен с ним, с мангалом. Тащить тоже было бы тяжеловато.
   Вечером мы плавно вытягиваемся к Комсомолке, неся два ведра с мясом в уксусе, за плечами у нас по рюкзаку с картошкой и лимонадом, в руках - неизменный наш спутник - российский флаг.
   Ветра нет, но это ерунда. Костёр долго не хочет разгораться, но когда разгорается, то к нему лучше не подходить - спалит. Мы щедро подкидываем в него дрова, заготавливая побольше углей. Место, где мы устроились, хорошо скрыто от постороннего взгляда, мы же всё прекрасно видим. Город раскинулся перед нами, мы рассматриваем всё в бинокль, вылавливая интересные подробности. Поезда проходят через каждые десять минут. Незаходящее солнце золотит сопки вокруг города, освещает тучки, бродящие по небу, лёгкий ветерок шуршит в кустах. Но вот угли готовы, и мы приступаем к ритуалу возложения шампуров над очагом. Каждый из нас по очереди следит, что бы не появлялось пламя. И вот первая порция готова. Мы делим её на три части и наслаждаемся вкусом хорошо прожаренного, сочного нежирного мяса, лука и помидоров. Затем ещё одна порция, ещё одна, и ещё одна. Классно! В два часа ночи мы, сытые и довольные, идём по пустынным улицам города, нас бодрит свежесть залива и неяркий свет солнца.
  
   Наступила весна, и война, как всегда, вспыхнула с новой силой. Сам Диктатор выехал под Дарг, который имперцы решили отбить. Адмирал Граник повёл гигантский флот к Ащыту, готовя к высадке огромную массу войск. Республиканцы же обречённо взирали на подготовку наступления, которое могло стать последним в этой затянувшейся войне. Последним шансом было крайнее недовольство кровавым режимом Империи, грозившее в любую минуту взорвать спокойствие в тылах. Но Грэй зорко следил за порядком, жестоко подавляя все проявления недовольства, а Диктатор умел усмирять непокорных.
   Перед отъездом под Дарг генерал Грэй пригласил к себе свою лучшую ученицу:
  -- Яинеск, у меня к вам серьёзный разговор.
  -- Да, генерал.
  -- Фьёрд, служба наблюдения доложила, что вы часто выглядите задумчивой. По своему опыту знаю, что такая задумчивость означает только одно: человека мучает какое-то противоречие, он явно что-то задумывает нехорошее. Я знал таких людей, и все они предали Империю. Неужели и вы решились на это?
  -- Если человек задумался - не факт, что он предатель. Я столкнулась с одной неразрешимой загадкой, ответ на которую мне неведом.
  -- Что же это?
  -- Это то, что породило нашу Империю.
  -- Диктатор?
  -- Да. Это крайне загадочный человек. О нём мало кто знает, кто он такой, хотя многие служат с ним очень долго. Про его прошлое все молчат, в архивах же нету никаких документов. Всё пусто.
  -- Хе-хе, это неудивительно. Я сам лично искал эти документы и уничтожал их. Кто что знает - тот молчит, потому что знает, что цена молчанию - жизнь. Это всё сделано по приказу Реста и с его ведома.
  -- Реста?
  -- Да. Для всех он Диктатор, но я помню его майором Шакком Рестом, человеком, способным вырываться из любых засад.
  -- Он всегда носил чёрные очки? Кстати, зачем он их носит?
  -- Сколько я его знаю, он всегда носил чёрные очки. Однако Жарк Ману помнит его и без очков, которые появились на нём ближе к окончанию училища. Зачем он их носит - вот этого никто не знает.
  -- Вы когда-нибудь видели его взгляд?
  -- Ни разу, к моей удаче. Говорят, что он может испепелить человека одним взглядом. Он часто улавливает чужие мысли, видя человека насквозь, и, самое главное, он обладает даром подчинять людей своей воле.
  -- Шакк Рест. Но хоть что про него ваше ведомство печатало?
  -- Зайдите в архив, попросите там брошюру Д-700. Кое-что там есть. Впрочем, Фьёрд, можете идти, я узнал ответ на свой вопрос и полностью за вас спокоен. Готовьтесь лучше к поездке под Дарг, где будете бессменно охранять Реста всё лето. Справитесь?
  -- Так точно.
   Вокруг Дарга земля почернела за четыре года боёв, все горы вокруг цитадели были изрыты окопами и воронками, вместо деревьев были только густые мотки колючей проволоки. Основную крепость республиканцы захватили прошлым летом, но имперцы не отошли далеко, а лишь закрепились на горах севернее города. Республика держала здесь до 200000 солдат, сытых и обученых, вооружённых по последнему слову техники. И вот их-то и предстояло выбить с подготовленных за зиму позиций. Диктатор долго осматривал территорию и наконец сделал вывод:
  -- С ходу взять нельзя. Будем готовиться к долгим боям. Инженер Даник.
  -- Я здесь.
  -- Ваша задача - протянуть сюда ветку от Стари. Срок - 2 месяца.
  -- Это нереально.
  -- Ваши проблемы. Мне нужно подтянуть сюда как можно больше средств. Не теряйте время.
   Даник молча согласился, а через день сапёры уже возводили насыпь будущей дороги. А пока войска подтягивались к Даргу, Диктатор приказал разбить штабной городок, где и обосновался. Генерал Грэй вёл постоянную разведку окрестностей, выведывая слабые места обороны.
   А в это время адмирал Граник успешно громил республиканцев в Ащыте, освобождая остров за островом. Войска Жарка Ману наступали на Прибрежном фронте, удаляясь с каждым днём от Стари всё дальше и дальше. Кар Норов согнал Республику к Сцилле, где они засели в обороне. Но самые главные события должны были произойти под Даргом, куда обе стороны подтягивали невиданные ранее массы войск. Даник умудрился провести ветку железной дороги за полтора месяца, и теперь из глубины Империи к Даргу подходила артиллерия, снаряды, свежие войска и техника. Бои начались неожиданно для республиканцев в начале лета. Лавина огня и стали обрушилась на них, сметая всё живое, затем в атаку пошла пехота. Но враг стоял крепко, и первая волна имперцев откатилась обратно на свои позиции. Новая атака - новая неудача. Снова лавина огня и стали. Итак день за днём. И, всё же, не здесь, не на поле кровавой битвы решилась судьба войны, она решилась в штабной избушке Диктатора.
  
   Поезд N 11 несёт меня в Питер. На этот раз я еду туда не просто так, а для сдачи документов в Гидромет. Ромыч, кстати, уехал раньше меня, уехал в Воронеж в военное училище. Серёга вроде поступил в мореходку, и вот моя очередь. Возле штаба Ахромеева длинная очередь, и я с мамой терпеливо ждём, пока нам выделят гида по ВУЗам, который и отведёт нас в РГГМУ, помогая нам разобраться в хитрой процедуре зачисления. Но пять дней непрерывной беготни по Питеру оканчиваются сдачей аттестата сертификата в приёмную комиссию. Теперь осталось только ждать приказа о зачислении. Пользуясь свободным временем, я вновь изучаю город, на этот раз с точки зрения будущего его жителя. Я хожу по улицам, часами смотрю на Неву, пропадаю в метро. Я исследую этот гигантский город, в котором при удаче придётся жить 5 лет одному. Одному? Как же я смогу так? Ксюша остаётся в Коле, я буду здесь, а ведь моё отсутствие вряд ли пойдёт на пользу моей борьбе за её сердце. Да и мне будет тяжело без её улыбки, без её взгляда, вообще без неё. Мой внутренний голос подсказывает мне, что, может здесь я найду своё настоящее счастье, но я с ним решительно не соглашаюсь. Кто может мне заменить Ксюшу? У меня за спиной три года непрерывной борьбы за её сердце, и мне совсем не хочется отступать, пуская коту под хвост плоды долгих трудов. Выдержим!
   Домой. Опять тот же N11, Петрозаводск, Беломорск, Кандалакша, Оленегорск. Пустая Кола. На столе у меня лежит записка от Серёги: он пишет, что армия Украины зовёт его к себе и он должен уехать года на два обратно. Он даёт мне адрес своего дяди в Коле, которому я должен отнести фотографии с выпускного. Я выполняю просьбу, а потом три недели мучаюсь от дикой скуки и от безделья. Никого из наших не осталось - кто в отпуск, кто просто уехал. В один из дней я вижу, как Ксюша и её родные с чемоданами заходят подъезд, я звоню ей через полчаса, она вяло здоровается и, сославшись на усталость, обещает позвонить завтра. Понятное дело, ни завтра, ни послезавтра она мне не звонит. Я тоже не могу никак поймать её ни дома, ни где-нибудь ещё. Так и не увидевшись, я уезжаю на пассажирском N185. Поезд уходит ночью, и я специально иду в тамбур, чтобы последний раз взглянуть на родной город, в который вернусь только через полгода. Откос Соловараки постепенно закрывает от меня мою малую родину, и только тут, взглянув на привычный уже стоп-кран напротив, я вдруг прихожу к парадоксальной для меня мысли: а ведь та ночная незнакомка - может я встречу её в Питере? Новое место - новые люди, новые друзья, ... новая любовь? А почему бы и нет? В конце-то концов есть же в этом мире та, которая смогла бы полюбить меня за то, что я такой, какой есть. С такой вот призрачной надеждой я молча провожаю взглядом покрытые ночными туманами поля и сопки за окном.
   В Петербурге осень ещё и не начиналась. Тепло, арбузы на каждом углу, зелёные деревья. Мы с матерью ездим по городу, оформляя документы в общежитие, и, наконец, я захожу в свою комнату. Она расположена на 13 ом этаже общаги на проспекте Большевиков и потрясает своей пустотой, стены обшарпаны, окно чёрное от многолетнего слоя грязи. В этот момент появляется мой будущий сосед - бритый товарищ с серьгой в ухе. Очень быстро выясняется, что он из Заозёрска, то есть мой земляк. Это уже плюс. Потом оказывается, что он тоже поступал через Ахромея. Ну, это совсем хорошо. В комнате разворачивается ремонт, на стенах появляются обои, пол покрывается слоем свежей краски. Окно белеет прямо на глазах. К нам заглядывают соседи по блоку - в том числе и Машка, которая ходила на курсы Ахромея в Коле. Кроме неё в блоке обитают две блондинки, пятикурсница Оля с мужем и четырёхкурсница Наташа. Туалет нашего блока производит удручающее впечатление: стены обшарпаны, трубы подтекают, на потолке плесень. Ладно, выживем, пора отвыкать от лёгкой домашней жизни на всём готовом.
   Первый день в универе - так его принято для краткости обзывать. Я с удовлетворением нахожу свою фамилию в списке группы Г-187. С самой группой я встречаюсь на раздаче студенческих билетов. Так, впечатление от группы нормальное, вроде люди. Вот вы смеётесь, а ведь в самом деле, нелегко так сразу почувствовать себя уютно, оказавшись среди людей, которых в первый раз видишь. Нам объясняют, как добираться до второго корпуса универа, какими троллейбусами и трамваями пользоваться. Через день рано утром я уже еду в этот неведомый пока мне второй корпус, ориентируясь на небольшие группы студентов, тянущихся, по всей видимости туда же, куда и я. Дойдя до своей цели - мрачноватого кирпичного здания, я захожу внутрь. Там толпа народу, я начинаю искать таинственную аудиторию N215 - и не нахожу её. Со мной вместе уже ходят мои товарищи по несчастью - одногруппники, тоже уже полчаса ищущие эту самую N215. Мы находим её чисто случайно на кафедре физики - совершенно не там, где искали. Ну, ладно учёба пошла.
   Весь сентябрь решительно нечего делать - пока ничего не задают, и я трачу свободное время на изучение городского транспорта. В октябре в воздухе уже чувствуется запах осени, часто идут дожди, и я уже довольно часто засиживаюсь за заданиями. Ближе к концу октября я окончательно переезжаю в общагу (до этого я жил у сестры). Оказывается, там совсем не так уж плохо, как может показаться. Я знакомлюсь с Лёхой и Дисой, приехавшими из Амдермы. Я узнаю много нового про синьки и про мясо (пьянки и толкотня в транспорте соответственно). Ноябрь. Андрюха - мой сосед - уезжает на неделю домой, а ко мне приезжает матушка, тоже на неделю. Снова автономное плавание. Питер накрыт какой-то совершенно гадостной погодой: не то зима, не то осень. Я постепенно знакомлюсь с моей группой. В ней есть и мои земляки, и якуты, и питерские. Некоторые просекают то, что у меня есть скверная привычка помогать в учёбе, не требуя за это особой платы. В результате меня начинают заваливать листочками с заданиями по вышке и по физике. С преподами я тоже более-менее знакомлюсь, среди них есть весьма реальные личности. А время идёт, приближая ко мне сессию и зачёты. Погода гадостная. Слякоть, грязь, лужи и снег - как это надоело. Всю жизнь не любил зиму - а теперь с нетерпением её жду. Учёба всё жёстче и жёстче, особенно инженерная графика. Декабрь. Зима по-прежнему не наступила. Я пишу письмо Ксюше - уже не первое, и не последнее. Ответа на них нет. Ладно, на её совести. Учёба не даёт мне загрустить или призадуматься над смыслом жизни. Нам выдают карту для копирования - и вся группа, кусая локти, копирует этот злобный кусочек бумаги с условными знаками. Господи, ну когда же домой? Когда всё это кончится? Когда?
  
  -- Или мы идём на уступки, или погибнем.
  -- Это значит погубить Империю.
  -- Это значит спасти её! Поймите, ваше величество, мы дошли до края, если мы сделаем хоть один шаг вперёд, то непременно упадём в пропасть народного восстания, которое нам будет не подавить.
  -- Кто мне это говорит.
  -- Я! У меня нет в распоряжении сил, способных подавить восстание, которое может охватить сразу всю страну. Я боюсь за судьбу нашего государства, оно мне не безразлично.
   Диктатор долго молчал.
  -- На какие конкретно уступки вы предлагаете пойти?
  -- Нужно прекратить расстреливать людей за неосторожно сказанное слово. Нам придётся пойти на амнистию. И пора вводить свободу слова. Именно этими козырями нас бьёт Республика, и пойди мы на реформы, то мы выбьем их из её рук.
  -- Свобода слова. Амнистия. Хорошо, Грэй, я подумаю над этим. Можете идти готовить себе замену. Как найдёте, можете сдавать ему дела.
   Грэй вышел из избушки Диктатора. Встал. Глянул в небо. Кто знает, увидит ли он его завтра? Умирать неохота, но, с другой стороны, жизнь прожита не зря. Он создал великую организацию. Он навёл порядок. Он помог Диктатору построить великое государство. И вот всё. Конец.
   Вечером Яинеск Фьёрд наводила глянец в избушке Диктатора. Сам он стоял у окна и протирал линзы полевого бинокля, и, казалось, не замечал свою охранницу. Но когда Фьёрд перезаправила уложенную по-военному постель, Диктатор не выдержал:
  -- Слушайте, Фьёрд, я вас об этом просил? Вы вообще в последнее время распоясались. Помните, что вы всего лишь охранник, и никто более.
   Фьёрд ничего не ответила, а лишь продолжила уборку на столе.
  -- Не имейте привычки не отвечать на мои вопросы. Я вам говорю, Фьёрд. Немедленно прекратите рыться на моём столе. И, кстати, вы уже несколько дней как тень за мной ходите. Жить надоело?
   Девушка прекратила заниматься своим делом и тихо и чётко сказала:
  
   Поезд несётся во мраке полярной ночи, пролетая мимо заснеженных сопок и лесов, покрытых льдом озёр и рек. До Колы осталось каких-то 20 километров, и я становлюсь всё беспокойней и беспокойней. В конце-то концов, я полгода дома не был, соскучился малость. Наконец, за окном пролетает Выходной, и я, попрощавшись с Андрюхой и попутчиками, тащу свои вещи в тамбур. Теперь меня не оторвать от окна, я смотрю на знакомые места, похожие на лунный пейзаж, настолько необычно они смотрятся зимой во мраке. Поезд проходит по мосту, и вот он, песчаный скос, медленно освобождающий вид на город. По старой привычке я осматриваюсь в тамбуре, и опять никого рядом нет, но тут я обращаю внимание на одну особенность сегодняшнего тамбура: зима, ночь, у ног сумка, я долго не был дома... Чёрт побери, да ведь это же почти как в том сне! Вот что это всё значило! Значит я буду ехать домой с сессии, буду ехать не один, и пусть не сегодня сбудется мой сон, всё равно - будет и второй курс, и третий, и так далее до пятого, и в одну из ближайших пяти зим мой старый странный сон сбудется, я уже знаю как, дело только за тем, кто же будет моей попутчицей. Только здесь ещё ничего неясно.
   На перроне меня встречают мама и папа, их радости нет конца. Я гордо показываю зачётку со всеми зачётами и сданными на отлично экзаменами. Дома я первым делом сытно наедаюсь и ложусь спать. Впереди у меня две недели заслуженного отдыха, и я использую их по полной. Я захожу в школу, в которой всё по-прежнему. Я звоню Ксюше, и мы с ней долго разговариваем, она пересказывает мне всё, что случилось за полгода моего отсутствия, а в конце мы договариваемся о встрече. Дело в том, что я уеду до 19 февраля, а подарок для Ксюши уже куплен, вот и решено подарить его несколько раньше, чем положено. На следующий день я тщательно чищу свои пёрышки, упаковываю подарок и выхожу из дома. Конечно, по пути я покупаю цветы, и вот я на месте. Ксюша открывает мне дверь, я, расшаркавшись на половичке, вхожу внутрь и начинаю произносить заранее подготовленный монолог о том, какая она красивая и как я рад её вновь видеть, как счастлив поздравить её с днём рождения и так далее. Потом мы долго разговариваем, она показывает мне фотографии из своего фотоальбома, рассказывает, как замечательно она съездила летом, я рассказываю свои питерские байки, она жалуется на скуку, царящую в школе. После школы она собирается поступать в Кооперативный колледж, я делюсь с ней своими впечатлениями о сестре, которая у меня распустилась за полгода, Ксюша объясняет это всё дурным влиянием подруг, которых знает очень хорошо, и не с самой лучшей стороны. Плавно разговор перетекает на другие темы, Ксюша жалуется на плохое здоровье. Но пора идти. Я прощаюсь с ней, она с каким-то сожалением смотрит на меня, и я понимаю, что для меня нет человека более близкого и важного, чем она. Уже послезавтра скорый N21 унесёт меня обратно в Питер, назад к учебникам. А она останется здесь, и опять долгие месяцы без неё, без тёплого взгляда её глаз, без её улыбки. Будет ли она обо мне думать? Вспомнит ли когда-нибудь, что я есть? Не знаю. Мне известно только одно: сегодня был мой день.
   Медленно проплывает за окном залив, порт, склады. Опять откос, закрывающий от меня Колу, опять поезд набирает ход вдоль берега Колы. Выходной, Кильдинстрой, Шонгуй... Я еду обратно в Питер. Но я теперь точно знаю, что тут у меня остаётся человек, которому я, может быть, небезразличен, и это греет мою душу.
  
  -- Я тебя люблю.
   Бинокль выпал из рук Диктатора и разлетелся в брызги.
  -- Что? Что ты сказала? А ну, повтори! - впервые голос его не был безэмоционален.
  -- Я люблю тебя, Шакк.
  -- Вы с ума сошли! Ты понимаешь, кому это говоришь? Ты знаешь, кто я такой?
  -- Я знаю это. Ты просто несчастный человек, одинокий и никому не нужный.
  -- Фьёрд, вы под трибунал пойдёте!
  -- Нет. - и с этими словами Яинеск подошла к Диктатору, взяла его за кисти рук и начала шептать:
  -- Тебе не везёт. Тебя слишком сильно побила судьба, отняв шанс остаться обычным человеком. Но, поверь есть не только мир мести всем за всё, но и мир, где люди счастливы. Я верю, что ты не такой, каким кажешься, Рест. Тебя никто не любит... кроме меня и я покажу тебе, что в твоей жизни есть место любви.
  -- Ты с ума сошла! Ты знаешь, сколько на мне крови? Ты хоть представляешь себе, что только за 5 лет моего правления было убито до пяти миллионов человек? Десять миллионов сидят только за то, что задавали на мой счёт неудобные вопросы. Ты соображаешь, кто я такой?!
  -- Да, бездушная ты дубина! Я знаю, кто ты такой, и знаю, почему ты такой, и именно за это люблю тебя, как же ты этого не понимаешь?! - и после этого Яинеск внезапно ткнулась лицом в грудь к Диктатору и начала плакать. Диктатор, привыкший видеть свою охранницу суровой и молчаливой, опешил от такого неожиданного поворота событий:
  -- Да что вы, Фьёрд? Ну, не надо плакать, успокойтесь, прошу вас. В самом деле, прекратите, поверьте, я не стою ваших слёз.
   Девушка ничего не ответила Диктатору. Так продолжалось минуту, Диктатор непривычным для него тихим и добрым голосом успокаивал Фьёрд и, наконец, она отошла от него. Глаза её были ещё влажны, а голос дрожал:
  -- Я люблю тебя, Рест. Понимаешь, люблю.
  -- Это всё конечно очень хорошо... Но я уже давно умер как человек, оставив только бездушную оболочку. Зря вы так переживаете из-за меня, Фьёрд, право не стоит.
  -- Стоит. В тебе есть что-то доброе, которое ты спрятал глубоко в себе, но я вытащу это наружу и сделаю тебя снова человеком.
  -- Не получится. Всё слишком поздно, слишком поздно.
  -- Не поздно, Рест. Давай я увезу тебя к нам, будем жить где-нибудь далеко, где никто и никогда нас не побеспокоит.
  -- Я не могу всё так бросить. Если я и уйду, то так, что никто не упрекнёт меня за несделанное. Ладно, Фьёрд...- тут Диктатор вернул себе свой привычный голос - Я вам обещаю, что через три месяца всё будет кончено, и я обязательно скажу свой ответ на ваш вопрос. Идите.
   Яинеск Фьёрд машинально развернулась на каблуках ботинок, и только от дверей сказала:
  -- Я верю в тебя, Шакк.
   Диктатор ничего не ответил, он молча, повернувшись спиной к девушке, смотрел в окно.
   Эта ночь была тяжёлой для всех. Генерал Грэй устало приводил документы своего ведомства в порядок, готовя их к сдаче. Диктатор крутился с бока на бок, пытаясь заснуть, и не мог этого сделать, потому что его грызли упрёки совести. Солдаты зябко толпились у печурок в землянках, пережидая необычно холодную ночь. Командиры не смыкали глаз над картами, готовясь к утренней атаке врага.
   Утро началось с артиллерийской канонады со стороны республиканцев. Неожиданно для имперцев, они, не дожидаясь окончания артподготовки, кинулись на позиции. От такого удара ряды имперцев дрогнули, и они побежали. Напрасно командиры звали солдат в контратаку - бегство было неудержимым. Совершенно неожиданно враг окружил и штабную горку, на которой оказались Диктатор и всё командование осадной армией. И начался бой...
   Рест стрелял по карабкающимся на склон республиканцам из винтовки, рядом с ним генерал Грэй поливал наступающих из пулемёта, чудесного изобретения мастеров-оружейников Центра. Цепь редела просто на глазах, но патроны были не бесконечны, и их экономили, стреляя редко. Фьёрд, как и положено охране, была тут же, прикрывая Диктатора от смертоносного града пуль. К полудню патроны почти кончились, но и республиканцы выдохлись, понеся большие потери. К оборонявшимся уже пробивался Жарк Ману, и в тот момент, когда республиканцы двинулись назад, рядом с Диктатором вдруг что-то ухнуло. Он оглянулся - и увидел болванку мины, зарывшейся в землю в полуметре от него. И до того, как кто-либо успел что-нибудь сообразить, Яинеск Фьёрд, как чёрная молния кинулась к этой смертельно опасной штуке, схватила её и понесла подальше от офицеров.
  -- Бросьте её, Фьёрд!!! Бросайте и бегите!!! - закричал генерал Грэй.
  -- Брось её!!! - кричали ей со всех сторон, но Фьёрд донесла убийцу до какой-то воронки и только тогда бросила мину.
  -- Беги!!! Беги пока живая!!!
   И Фьёрд побежала, но не успела она сделать и трёх шагов, как вдруг мощный взрыв поднял дыбом землю и накрыл отважную девушку землёй.
  -- Нет. Только не ты, Фьёрд. Только не это... - эту фразу, сказанную в полголоса Диктатором, услышал только стоявший рядом Грэй.
   На штабную горку уже пробились войска подмоги, а в начавшейся контратаке имперцы не только вернули утраченное, но и ворвались на плечах противника в цитадель Дарга, сбили его с основных высот, с которых простреливалось всё вокруг и отогнали в горные ущелья перевала Дарг. Такого не ожидал никто, и стало ясно, что победа одержана.
  
   Питер окутан морозами. -20 -25 о С. Местный, разнежившийся за тёплый декабрь и мягкий январь, народ трясётся от холода, который в силу высокой влажности кажется ещё более сильным. Одни лишь мы, северные люди, не боимся этой погоды, бодро ходя без шапок и шарфов. Но долго морозы не продержались. Ещё вчера было -20, а сегодня уже 0. Такая погода устанавливается на весь февраль, а в марте начинается весна. Учёба началась нормально. Ни тяжело, ни просто - средне. Единственное моё чувство - это скука. Ксюша не пишет, домой звоню редко. В общаге жизнь повеселее, например, на 8 марта кто-то разбил головой унитаз, и нам приходится пользоваться туалетом соседнего блока. У нас заводится крыса, мы ловим её, но хитрая тварь обходит все крысоловки и не трогает отраву. Однако мы однажды находим её внутри электроплиты, где её убило током. Ночью я слышу, как на кухне шастает новая крыса, пришедшая на смену погибшей. Скучно...
   В конце марта приезжают мама и сестра. Целую неделю я более-менее весел, мы хорошо отмечаем мой день рождения - но они снова уезжают. Ксения молчит, а я тщательно планирую один сюрприз для неё. Дело в том, что я хочу скопить стипендию, подкопить ещё средств и свозить летом Ксюшу с собой в Питер и Онегу. Да, денег нужно много, тем более, что я хочу сделать это путешествие воистину незабываемым для неё. Май. Белые ночи. Зелёные деревья. Чувствуется приближение лета. Уже назначен день, когда я поеду на "Ладожскую" за билетами до Мурманска. План сложен: мне надо будет приехать в конце июня, помочь Ксюше со вступительными экзаменами, уговорить своих и её родных одобрить мой план, уговорить её саму, и только уже потом приступать к основной программе.
   18 мая, пятница. Большая перемена. У меня остаётся одна пара, после которой я поеду в кассы. Но меня вдруг вызывают в деканат. Там меня встречает наш декан и осторожно сообщает страшную новость: у меня умер отец... Я потрясённо-спокойно воспринимаю это, выслушиваю сожаления и соболезнования. Затем я отпрашиваюсь с математики и спешно еду к сестре звонить домой. Мама потрясена, у неё дрожит голос. На "Ладожской" я выстаиваю очередь за билетами. В воскресенье я выезжаю домой. Домой...
   Чёрная земля с белыми пятнами, голые деревья, мёртвая природа. Скалы, снег, вода. Как же страшно выглядит мой край ранней весной! Серое небо, свинцовая гладь озёр. А ведь в Питере уже всё зелёное, и это поразительно контрастирует с тем, что я увидел, подъезжая к Коле. Песчаный скос как занавес открывает вид. Никого в тамбуре нет. Нет, не хочу! Не хочу! Не хочу!!! Я не это имел в виду, когда говорил, что поеду 18 мая за билетами, не это! Я не верю, что папы больше нет! Это всё просто дурной сон, сейчас я проснусь в общаге, а за окном будет лето! Не верю, этого не может быть! Зачётная неделя в самом разгаре, сессия на носу, я же не успею сдать все зачёты!
   Но реальность сильнее меня. Холодный пронзительный ветер. Снежинки катятся по земле. Я дома. Квартира выглядит страшно пустой, а ведь совсем недавно здесь было полно людей, кипела жизнь. Все, кого я встречаю, сочувствуют мне и приободряют. Но я жду самого важного для меня человека. Ради встречи с ней я захожу в школу, где каждый учитель опять и опять говорит мне слова утешения. И вот Ксюша. Она в чёрном свитере, в чёрных джинсах, она смотрит на меня, но как-то безразлично. Я здороваюсь с ней, она отвечает тем же. Рядом с ней две подруги, при которых я разговаривать с Ксюшей не могу, а потому делаю вид, что я здесь не за ней. Опять сопровождение, и вот она одна.
  -- Ещё раз здравствуй, Ксюша.
  -- Привет. Ты сильно расстроен?
  -- Да. Сама понимаешь, такое не каждый день бывает.
  -- Мне тоже очень жаль. Как там в Питере?
  -- Лето там. Скучно только, без тебя.
  -- Слушай, Сергей... Вот что. Ты знаешь, я должна кое-что тебе сказать. Понимаешь, у меня есть молодой человек, я его очень люблю. Да и ты. Ты конечно, хороший человек, но ведь надо же и ещё что-то иметь.
  -- Деньги, машину, золотую цепь?
  -- Да, если хочешь знать. Пойми, ты мне не пара. Я плохая, а ты, может быть найдёшь гораздно более хорошую там, в Питере.
  -- Да где ж я возьму ещё одну такую Ксюшу? Не бывает одинаковых людей.
  -- Найдёшь, поверь мне. А про меня забудь. Тебе места рядом со мной быть не может.
  -- Совсем?
  -- В смысле?
  -- Ксюша, поверь, я останусь верен тебе всегда. В любой момент времени, хоть через десять лет, хоть через двадцать, если тебе будет нужна помощь, то я всегда тебе помогу. Честно.
  -- Серьёзно?
  -- Да. Неважно, сколько времени пройдёт, всё равно, когда-нибудь я приеду за тобой.
  -- Я думаю, что надобности в этом не будет. Ты найдёшь своё счастье, но не сейчас. Мы слишком разные, и ты слишком молод и беден.
   Мы уже минут пять разговариваем у подъезда, и она уже набрала код на двери и открыла её:
  -- Ну, я пошла?
  -- Да, не буду тебя задерживать.
   Я смотрю на неё, ловлю её взгляд, и только теперь, в самый последний момент обнаруживаю, что у Ксюши потрясающе красивые глаза: карие с зеленью, почти оливкового цвета. Они завораживают меня своей глубиной, очаровывают красотой, и сердце моё щемит от невыносимой боли. Четыре года попыток добиться взаимности. Четыре года надежды. Четыре года жизни. Четыре года войны. Всё впустую. Ксюша в последний раз смотрит на меня, говорит "Пока" и захлопывает дверь своего подъезда. Я прихожу домой, потрясённый полностью. Всё. Крах. Катастрофа. Всё погибло, всё... За четыре года я так и ни разу не поцеловал её, и она тоже ни разу этого не сделала. Я слышал про её увлечения, многочисленные и разнообразные, но честно могу сказать, что меня среди них не было. План "Лето-2001" умер, не родившись. Всё погибло...
   Молоток гулко стучит по крышке гроба. Через двадцать минут только деревянный крест стоит на том месте, где была яма. Потом я встречаюсь с Денисом, он окончательно добивает меня новостями: Ромыч Азарных пропал на просторах великой России, Ромыч Стрелков сел на иглу, Серёга пропал на Западной Украине. Я ощущаю, будто похоронил не одного человека, а сразу пятерых...
   Серое небо, немеркнущий полярный день. Сильный, холодный ветер пронимает до костей. Да, это поезд N11. Я сажусь на своё место, и смотрю в окно. Трогаемся. Залив, порт, Кола. Когда поезд вылетает из-под путепровода, с неба вдруг начинает сыпать снег. Откос медленно задвигает вид на мой город. Мой? Какой он мой, если там не осталось почти никого, кто мне близок? Мама вот-вот выйдет на пенсию и уедет в Онегу, на любимую ею дачу, сестра тоже рвётся туда, к своему другу. Так разве это мой город? Я потерял почти всё, что имел, Ксюша отобрала у меня надежду на будущее. Поезд тем временем скрежещет на повороте, и под звенящую песню стали откос закрывает вид, и тут я принимаю решение: я приеду сюда теперь или не один, или никогда более. Хватит. Слишком много я тут потерял. Сюда мне обратного пути нет.
   А за окном мёртвая природа, голая земля, чёрные скалы. Всё мертво, всё, всё...
  
  -- Грэй.
  -- Да, ваше высочество?
  -- Вы ещё не сдали дела?
  -- Нет, но уже скоро. До вечера управимся.
  -- Не торопитесь. Я решил созвать Совет и решить данный вопрос коллегиально. Открылись некоторые факты, которые говорят в вашу пользу. Подготовьте к завтрашнему дню доклад.
  -- Есть.
   На следующий день на экстренно созванном Совете Империи был впервые озвучен проект реформ.
  -- Товарищи. В стране назревает восстание, народ недоволен постоянными наборами в армию, повальными арестами, контролем всех сторон жизни. Если немедленно не пойдём на некоторые уступки, то будем сметены небывалым народным восстанием, которое ввергнет Империю в пучину анархии и приведёт к победе Республики. Поэтому предлагаю начать осуществлять набор реформ, направленных на избежание этого. Генерал Грэй, вам слово.
  -- Ситуация действительно критическая. Недовольство, имевшее место в Гане полгода назад, когда нам пришлось привлекать к подавлению мятежа армию, может померкнуть по сравнению с тем, что может произойти в любой момент сейчас. Для этого моими специалистами разработан ряд следующих законопроектов. Первое. Свобода слова. Второе. Амнистия. Третье. Окончание войны. Четвёртое. Переход к демократии через выборы Президента страны и парламента.
  -- Генерал предлагает нам стать Республикой? - ехидно спросил Кар Норов.
  -- Нет. Судьба Республики решена давно и окончательно: она должна исчезнуть. Мы будем строить государство свободы, но избавим его от всех недостатков демократии, пользуясь нашим положением.
  -- А как же эта говорильня, которую мы разогнали на второй день после восстания? Зачем она нам?
  -- Нам она не нужна, по крайней мере, в том виде, в котором она была. Идея парламента в следующем: он должен доносить до руководителя голос народа, и наша задача сделать так, что бы он действительно это делал.
  -- А как же мы вам войну закончим? Без наборов-то?
  -- Если народ увидит, что всё, чем так хвастает Республика, есть и у нас, то он отойдёт от неё. Республика рухнет как карточный домик, из которого мы выбьем козырную карту.
   Больше возражений не последовало. Диктатор, выслушав прения сторон, подытожил собрание:
  -- Связисты. Ваша задача разослать все указания по реформам во все уголки Империи как можно скорее. Грэй. Ваше ведомство пусть займётся основным: амнистией и свободой слова. Ману. На вас агитация в тылу противника. Все всё ясно?
   Все разошлись, ошеломлённые подобным решением Диктатора, а в кабинете остался только Грэй.
  -- Что вам, генерал?
  -- Я по поводу вашей охранницы.
  -- Как она?
  -- Пятьдесят на пятьдесят. Она получила сильную контузию и сейчас до сих пор не пришла в сознание. Врачи говорят, что она получила сильнейший психологический шок, и только опытный психотерапевт может её спасти. Или она полностью поправится, или умрёт. Третьего не дано.
  -- Завтра прибывают лучшие врачи из Центра. Они смогут ей чем-нибудь помочь.
  -- Вряд ли. Тут нужно что-то другое...
  -- Будет вам другое. Идите.
  
   Питер. Ранним утром я приезжаю на Московский вокзал. У меня в сумке работа Саковича, которую я должен сегодня сдать, а её ещё надо доделать. Но я выкручиваюсь. Я получаю последние зачёты и успеваю допуститься к сессии. Я снова не сплю ночами, а они здесь белые, изучая физику и математику. По ночам мы с Андрюхой жарим картошку, торопясь доесть мешок до отъезда по домам. Экзамен за экзаменом, я как бесстрастная машина сдаю всё на пять, и никому невдомёк, насколько мне это трудно даётся. Но мной двигает немая злоба на судьбу, которая за неделю лишила меня всего, что я имел, и назло ей я делаю невозможное. На практике это находит выражение в долгой копке голубых глин, в вычерчивании карт до семи утра, в долгой ходьбе без видимой усталости. Но вот сессия закрыта, и проводив накануне соседа, я и сам еду в Онегу, где меня уже ждут мама и сестра. Месяц отдыха, месяц, за который я от избытка энергии выкопал колодец, научился водить машину, переколол все дрова, наловился рыбы и настрелялся по банкам. В сентябре я возвращаюсь в Питер, везя с собой коробку спирта для продажи в целях обогащения.
  
   Мрак. Чей-то голос приплывает издалека. Голос добрый, успокаивающий. Кто-то гладит её по голове. " Ты выберешься. Я в тебя верю. Поверь, Яинеск, ты для меня очень важна. Не умирай."
   Вновь и вновь проплывают сны. Каратели жгут деревню. Пабло Силани лежит на полу в луже крови. Суровый человек в тёмно-зелёном мундире, в чёрных очках и с мёртвым голосом. Он же, но без очков. Холодный злой взгляд. Опять он, теперь с карабином в руке. Мина. Темнота.
   "Не умирай. Я люблю тебя. Не умирай, прошу тебя" Кто же это? Голос ей знаком и незнаком одновременно. Тот, кому он принадлежит, не может сказать этого.
   "Я люблю Тебя, Яинеск"
   Она стремится к светлому пятну, появившемуся перед ней. Постепенно из мрака вырисовываются контуры какой-то комнаты, стены которой тщательно выбелены. Рядом на табуретке дремлет человек. Он явно не спал, и сейчас навёрстывает упущенное. А вот ещё один. Генерал Грэй.
  -- Молодец, Фьёрд. Вы сделали это.
  -- Кто...там...на...стуле?
  -- Он. Он провёл тут уже пять ночей. Ваше Высочество, она пришла в себя.
   Диктатор устало встал со своего стула и подошёл к кровати. Он смотрел в глаза девушке, а она чувствовала, как смерть, которая держала её в своих когтях, удаляется всё дальше и дальше.
  -- Заснула. Это нормально. Она очень ещё слаба, но теперь можно точно сказать, что она выкарабкается. - сказал седой мудрец в белом халате.
  -- Теперь я спокоен.
   Республика трещала по швам. Войска, прознав о реформах в Империи, начали бежать с фронта, и с каждым днём всё теснее и теснее стягивалось кольцо вокруг Спига, последнего оплота Республики. Адмирал Граник разгромил вражеский флот, а генерал Жарк Ману начал осаду города, который защищал его брат Лен. Скотт Руни впал в жестокую депрессию, Джак Либери безучастно созерцал крах своего государства. Всё рухнуло, и остался только один выход...
   Белый как полотно Джак Либери стоял на вытяжку перед Диктатором.
  -- Господин президент, генерал-майор Рест по вашему требованию прибыл.
  -- Издеваетесь, Рест...Смотрите, народ вам ещё голову скрутит.
  -- Не дождётесь. Грэй, займитесь им. Ману.
  -- Да, я здесь.
  -- К сожалению ваш брат погиб. Он умер как солдат - с оружием в руках.
  -- Проклятая война. Я так надеялся увидится с ним...
  -- Война кончилась. Мы победили.
   Через полгода были выборы, на которых победил Шеп Галахен, руководитель Ссурии. Шакк Рест же не только не выиграл - он даже свою кандидатуру не выдвигал. Такое странное поведение смог объяснить для себя только Грэй, видевший, как цветёт рядом с Диктатором его лучшая ученица, и как вольно она обращается с ним. А через день после инаугурации нового руководителя единой страны Диктатор исчез. Он просто растворился. Вместе с ним исчезла и Яинеск Фьёрд...
  
   Сентябрь в этом году хмурый. Я иду с универа, в руке портфель, набитый конспектами. И вдруг... Откуда-то из пустоты появляется Яинеск Фьёрд. Она смотрит на меня, я смотрю на неё.
  -- Ты автор "Диктатора"?
  -- Откуда ты это знаешь?
  -- Потому что я - Яинеск Фьёрд. Я прибыла из нашего мира с особой миссией. У тебя есть шанс стать Шакком Рестом и разделить судьбу своего героя. Вместе со мной, понятное дело.
  -- Мне это снится.
  -- Нет.
  -- А как же мои родные? Куда я могу пропасть из этого мира?
  -- В наш мир перейдёт только твоя душа. Оболочка же будет учиться дальше, станет простым гидрологом и тихо проживёт скромную жизнь. Никто ничего и не заметит.
  -- Заманчиво. Но я хочу остаться самим собой.
   Только тут я догадываюсь перекреститься, и видение исчезает.
   Конечно, это всё плод моей фантазии, но под ним кроется нечто более важное. Каждый день каждый из нас сталкивается с такой возможностью. Людей всегда манила возможность жить в мире своих фантазий, и они придумывали различные способы, чтобы этого достигнуть. Кто-то выпивает алкогольные напитки, позволяющие забыться на время, отойти от повседневных проблем. Другие принимают наркотики, которые почти полностью переводят человека в мир его фантазии, где для него нет ничего запретного. Но за всё надо платить. Реальность не прощает ухода от неё, и мстит болезнями, ломкой, крушением настоящей жизни - и человек рано или поздно, но отправляется к праотцам. Но есть ещё один способ попасть в свой мир - это переделать существующую реальность. Это самый трудный путь, и не всякому дано дойти до его конца. Но тот, кто доходит, однажды просыпается в том мире, в котором он счастлив, в котором он действительно занимает то место, на которое претендует.
   Сегодня я стою на краю каких-то великих событий. Я чувствую, как на наш мир надвигается, медленно и неотвратимо, волна великого очищения. 11 сентября - лишнее тому подтверждение. Не знаю, но мне кажется, что очень скоро в нашем мире всё повернёт в новую сторону, и всех нас ждут великие перемены.
  
   Необходимое послесловие.
   После окончания Гражданской войны на месте Империи и Республики появилась единая Страна. Очищенная огнём и мечом от скверны, Страна развивалась невиданными темпами под мудрым руководством Шепа Галахена. Отстраивались разрушенные города, засевались заброшенные поля.
   Генерал Грэй. После ухода Диктатора его хотели судить, но было решено поручить ему борьбу с преступностью. Сейчас он глава МВД.
   Жарк Ману. Стал начальником Генерального Штаба. Именем его брата названа Высшая Военная Академия.
   Адмирал Граник. Командует флотом и поныне.
   Кар Норов. Был в своё время министром обороны Страны. Сейчас вышел на пенсию - обострились болезни, вызванные старыми ранами.
   Крес Даник. По-прежнему строит свои дороги.
   Скотт Руни. Отсидел пять лет за преступления в Ащыте. Сейчас живёт в Стари.
   Джак Либери. Умер через два года после окончания войны в больнице для душевнобольных.
   Левап Вотарас. Назначен главой Ссурии. Успешно работает.
   Яинеск Фьёрд. Пропала без вести.
   Шакк Рест. Пропал без вести. Кто говорит, что он бросился с моста в Акнозаму, кто видел его где-то в Ссурии, а кто считает, что Диктатор и поныне в Центре и ждёт момента, когда он сможет снова придти к власти...
  
   Все, кто погиб под Даргом, все, кто сражался на море и на хребтах Иаламига, все, кто умирал в далёкой Яизе и в лесах Ссурии, все они были по-своему правы. И спор о том, что важнее, человек или государство, так до сих пор и не решён. И имеет ли один человек право распоряжаться жизнями миллионов других людей - этот вопрос тоже не решён.
   Но в любом случае каждый человек имеет право на человеческое к нему отношение, и нарушение этого права чревато серьёзными последствиями...
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"