Серёга - это мой сосед в общаге. Человек он замкнутый, но как-то раз, осенью 2001 года мы с ним жахнули по пиву, и он рассказал мне эту историю. Кое-что я опустил, кое-где приукрасил, но главное осталось. Диктатор - это тоже его идея была, он мне его как пример привёл, ну а я это всё развил.
,,
Огромная страна стояла на краю гибели. Долгие годы бестолкового, тупого, бездумного правления сделали своё чёрное дело: экономика пришла в упадок, народ бедствовал, окраины начинали бунтовать, а армия разлагалась. Особенно отвратительно на фоне всеобщей нищеты смотрелась зажравшаяся и расцветшая гнусным цветом олигократия, состоявшая сплошь и рядом из толстеньких, упитанных, гладких боровков с портфелями. Они, словно не понимая, где живут, нагло воровали последние казённые деньги и с искренним удивлением узнавали, что "народ плохо живёт", но это было бы пол-беды, но страну просто захлестнула волна преступности и коррупции, проникших на самый верх, в администрацию Президента и его ближайшее окружение. В довершение бед вновь началась застарелая война в Иаламиге, и армия с позором снова и снова терпела поражения от гордого народа гор. Это не могло продолжаться бесконечно. Страна жаждала очищения...
Здравствуйте! Меня зовут Сергей, мне 14 лет, я россиянин и житель скромного городка на Севере. Учусь я в 9ом классе весьма средней школы N2 г. Кола. На дворе 1 сентября 1997 года. Начался новый учебный год, быть может, последний мой год в школе. Ну, это ещё далеко, до весны и экзаменов надо дожить, а сейчас только осень наступила. Кто я такой? Да никто. Хорошист, объект насмешек всего класса за свою упорную верность одной и той же девочке. Ха, знали бы они, что я не видел её уже 2 года, с тех пор, как она ушла из нашей школы. Она, конечно, где-то в Коле, но как её встретить, я не знаю. Глупо звучит, но именно это и заставляет меня отказываться от всех радостей молодёжи: выпивки, курева, дискотек, девок, наконец. Все свободное время тратится на учёбу. Может, оно и к лучшему, но всё-таки, выглядеть белой вороной мне как-то не по себе.
Учёба идёт быстро, дни летят. Появилось много новых людей в нашей школе - и это неудивительно, ведь восьмые классы наконец-то перешли на первую смену. Особенно весел и приколен 8а класс, в котором учатся мои друзья Деня и Джон. Девчонки из этого класса активно общаются с парнями из нашего 9а - гордости и позора одновременно для всёй нашей школы. О, черти бы их драли, этих девчонок! Есть там такая троица: Сей-Ксюша-Новосад. Этим великим шутницам, видать пришло в голову подоставать угрюмого серого отшельника Кашина. Чуть перемена - и они к нашим парням бегут, а заодно достают и меня:
--
Ой, красавчик!
--
О, любимый, ну обними же меня!
Я из всех сил отбиваюсь от них, вполне серьёзно посылаю подальше, но их это только раззадоривает. На каждой перемене это повторяется. Но меня не проведёшь! Я знаю, что однажды я встречу СВОЮ девушку, и только она одна искренне скажет мне: "Люблю!" А эти... Сегодня они с одним, завтра с другим - я-то на кой ляд им сдался? Так, повеселиться - да, неплохо: а то чего это он такой сидит и воды в рот набрал?
Эх, Саша... Зачем Ты ушла в другую школу? Из-за Трофимца? Да не стоит он этого. Из-за непонятной травли? Так ведь не так уж и сильно Тебя дразнил наш тупой класс, да и шутки-то незлые были, а я тем более в этом не участвовал. Саша Кармазина... Я люблю Её с 4ого класса, никакой взаимности от неё не пока не получил. Ну и ладно, для меня великая честь просто любить Её. Собственно, благодаря ей-то я и начал учиться хорошо. Это между нами шло негласное соперничество за первенство в классе. И вот, я остался один. И стоило ли это тех усилий, которые я бросил на учёбу? И вот итог: Она где-то рядом...но не со мной. И я один иду и иду вперёд, навстречу неведомому мне будущему, навстречу призрачному силуэту самой красивой и умной девушки в мире...
Джак Либери, пятый Президент Республики, с безмерно усталым видом разгребал документы, покрывавшие его рабочий стол. "Ну вот, опять! Сколько раз говорил секретарям, чтобы тщательнее подбирали бумаги!"- подумал он, когда наткнулся на записку от командующего столичным гарнизоном. Тот просил и слёзно умолял как можно скорее выплатить жалование хоть бы старшим офицерам. "Ещё чего! У меня ремонт Парламента в разгаре, выборы скоро, а денег нет. И вообще, это их долг, они дали присягу и обязаны охранять государство от врагов. Обойдутся!"- заворчал под нос Либери, но тут ему на глаза попался доклад начальника Тайной Службы генерала Орзеги. Орзега докладывал, что в армии зреет серьёзный заговор, грозящий в любой момент стать мятежом, способным поставить под вопрос нахождение Президента у власти. Однако ж эта бумага, вместо того, чтобы поколебать стойкое нежелание Джака расстаться с деньгами, лишь только укрепила его в этом.
Прошла неделя. Явно что-то назревало, поток предупреждений о готовящемся выступлении военных нарастал и Либери не на шутку начал пугаться. Для пущей безопасности он приказал подтянуть к городу самые верные части - 5ую армию генерал-майора Реста. Но неизбежное свершилось: утро субботы 24-07 ознаменовалось восстанием столичного гарнизона. Восставшие быстро захватили полгорода - и тут-то подошла 5ая армия, но подошла не подавлять восстание, а поддерживать его. Такого не ожидал никто. Войска быстро очистили от внутренних войск вторую половину города и начали штурм Дворца. К огромному сожалению восставших, Джак Либери успел скрыться.
Власть надо было делить. Но как? Обычно этот вопрос губит любое хорошее начинание, но сейчас он даже не возник: вся власть в стране перешла целиком и полностью в руки генерала Шакка Реста. Он почти сразу же после занятия своего поста взял быка за рога: на следующий день после мятежа был разогнан Парламент, вышли многочисленные приказы о введении комендантского часа, о введении цензуры, о запрете собраний и объединений, о смертной казни за любое преступление против новой власти, о скорейшем аресте всех чиновников и лиц, наживших богатство неправедным путём воровства и обмана. За неделю в тюрьмы угодило до 100000 человек по всёй стране, причём по личному приказу Реста было расстреляно 25000 из этих 100000. Поводом к этому служил любой проступок: устроил вечеринку после наступления комендантского часа, приворовал дачку в своё время, ограбил случайного прохожего, неуважительно отозвался о новом порядке. Но больше всего людей сгубил приказ закрыть все увеселительные заведения и притоны в Республике. Впрочем, Республикой новую власть уже мало кто называл. Всё чаще и чаще слышалось слово: ИМПЕРИЯ.
Оу, это опять я! Я переживаю самый лучший период в моей жизни. Дело вот в чём: я помогал однокласснику делать доклад по политологии, мы сидели у него дома, а кроме меня у него в гостях была Ксюшка из 8а класса и... моя ненаглядная Саша! Она узнала меня, поздоровалась, завела разговор. У неё всё нормально, учится она хорошо, и в личной жизни тоже всё отлично. О, знала бы она, как я рад её видеть! Не знаю, как я смог спокойно доделать политологию. Целую неделю потом я вновь и вновь переживал этот вечер, когда я просто-напросто увидел её. Но...
Восьмиклассницы продолжают шутить. Неужели им самим не надоело? Особенно усердствует Ксюша - наиболее симпатичная из всех трёх. Вот именно это меня-то и пугает. Я с каждым днём всё чаще и чаще ловлю себя на мысли, что жду перемены и этих приколисток, что мне действительно нравится эта гибкая худенькая Ксюша. Её карие глаза притягивают меня с каждым днём всё сильнее и сильнее. СТОЯТЬ!!! Я ЛЮБЛЮ САШУ!!! Она рядом, я встретил её, может ещё раз встречу где-нибудь на улице, но тогда я её скажу всю правду: что до сих пор люблю её, что очень соскучился по ней, что сделаю всё, чтобы она осталась со мной навсегда. Я верю: это только проверка на прочность, на верность, на моральность, и я пройду её во имя Саши! Да, я пробьюсь сквозь это испытание, как прошёл сквозь 2.5 года разлуки! Я знаю: её карие глаза способны подарить мне любящий взгляд!
--
Я люблю тебя!
--
Да отвяжись ты, дайте передохнуть человеку!
--
О, любимый, ну что ты, в самом деле, как лох!
--
Ну и что? Тебе какое дело?
--
Ну, в самом деле, ты же как лох. Красивые девушки к тебе подошли просто поговорить, а ты только посылаешь!
--
Вы - красивые? Да ..идите отсюда, отдохнуть дайте, а то я и так не выспался!
--
Ну ты точно лох!
Они переключаются на более серьёзный разговор с Трофимцом, Сацким и Барабановым. Слава Богу, с меня осада на эту перемену снята. Ох, чертовка, знала бы ты, что не будь Саши - и я б с большим удовольствием с тобой и поговорил, и пообщался б. Но этого нет и не будет. Никогда.
А может? Нет, не может. А всё-таки? Нет, нет и ещё раз нет! И не думай даже об этом! Не думай!
--
Расстрелять. - Рест непреклонен.
--
Но как же так, Ваше превосходительство?! - защищается майор Ларри.
--
Майор Грэй. Майора Ларри под стражу, чиновника расстрелять.
--
Есть!
--
Ваше превосходительство! Нельзя же так! - кричит арестованный Ларри - Он же так молод! Это бесчеловечно! Вы не имеете права!
Рест подошёл к Ларри. Майор съёжился под невидимым из-за чёрных очков колюче-злым взглядом Реста. А Шакк спокойно, но страшно спокойно произнёс:
--
Меня это не волнует. В наши дни нельзя думать об отдельных людях, когда судьба страны поставлена на карту. Грэй, майора в карцер на полгода, молодого человека - в подвал. Выполняйте. Потом вернётесь.
Подобные сцены имели место каждый день, и с каждым днём генерала Реста всё чаще и чаще стали называть Диктатором, не говоря ни звания, ни имени - все и так понимали, о ком идёт речь. Вообще, сам по себе он был личностью загадочной, непонятной, с неизвестным прошлым. Да, ему было всего 37 лет на день переворота, но все, кто с ним говорил хоть раз, убеждались, что душой он гораздно старше. Он хранил в себе какую-то страшную тайну, был очень умён, но это был злой, страшный человек. Рядом с ним было страшно находиться - и не потому, что он мог вас отправить на смерть просто так, а потому что он прямо-таки излучал зло. Он носил чёрные очки - и, хоть мало кто-либо видел его глаза( да и видел ли вообще?),все знали, что этот взгляд способен испепелить человека на месте. Его голос только дополнял первое впечатление о нём: Диктатор говорил ровно, спокойно, но совершенно безэмоционально, и неважно, о чём шла речь - о потерях армии, арестах, деньгах - голос его оставался одним и тем же - мёртвым, убийственно спокойным. Рест никогда не повышал голоса и никогда не выходил из себя, он никогда не улыбался и не хмурился - его лицо всегда хранило маску полного равнодушия к происходящему вокруг. Его стиль был по-военному строг: тёмно-зелёный мундир без всяких украшений и нашивок, фуражка пехотного генерала, кожаные сапоги. По службе его знали многие генералы, организовавшие переворот, но никто из них не смог бы дать ответ, кто же всё-таки он такой, и почему он такой. Не смогли бы они объяснить, почему он смог стать главным, несмотря на свою замкнутость, почему все ему подчиняются беспрекословно.
День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Скоро Новый год, каникулы и снова учёба. Я опять не вижу Сашу. Тогда она словно звезда сверкнула передо мной, и вновь я остался в темноте. Но я верю, что однажды снова встретимся, чтобы никогда уже не расставаться. Восьмиклассницы продолжают свои шутки, только с каждым разом мне становится всё более и более не по себе от этого. Первая скрипка у них - Ксюшка Полякова, она-то и достаёт меня больше всех. Да что вы ко мне пристали, уйдите к чертям собачьим, вон ваш Трофимец, вон Барабанов, с ними и общайтесь. А мне это не нужно.
Новый, 1998, год настал. Год экзаменов, каникул, учёбы, радостей и горестей. Когда стрелки были на 12, я мысленно загадал желание: пусть в этом году я встречу свою любовь. Потом я полночи веселился, поил мышей шампанским, кошек угощал валерьянкой, подрывал петарды на центральной площади, распаковывал подарки и пытался доесть праздничный оливье. Нет, Новый год - действительно народный праздник, праздник всех без различия, праздник весёлый и светлый. Даже погода, сволочная мурманская погода - и та на Новый Год всегда только хорошая, не морозная и не ветреная.
Каникулы прошли быстрее, чем я думал, но за этот короткий срок я успел с ужасом осознать, что мне очень не хватает перемен, тех самых коротких перемен, а особенно Ксюши. Нет, конечно, я не люблю её, но есть в ней что-то, что притягивает глаз и внимание. Если так подумать, то она из этой троицы - самая лучшая и скромная (и умная). Что в ней такого? А шут знает. Ну, ладно, моя Саша - та вообще красивейшая и самая-самая. Не Ксюшке с ней тягаться.
"Но всё же, - говорит мне внутренний голос, - ты же не будешь отрицать, что она тебе нравится?"
"Не буду"- говорю я.
"Ну, так что, может ты её любишь? Ась?"- издевается этот садист.
"Да не люблю я её! Она тощая, гулящая, тупая"- говорю я ему, прекрасно зная, что половина из этого выдумана только для отмазки.
"А ты подумай"- усомнился в моей искренности голос.
"Отстань, сволочь, бес-искуситель!!!"- не выдерживаю я, и диалог на этом пресекается.
Может, где-то он и прав, этот голос. Но не могу же я любить двух одновременно, а, значит, люблю только одну Сашу. Что и требовалось доказать. А Ксюша - это только мимолётное явление, меня никак не затрагивающее. Кстати, переменочные приколы закончились, к моему счастью. Теперь я на переменах действительно отдыхаю и мне не нужно отбиваться от липких объятий троицы. Всё хорошо, что хорошо кончается. Я спасён, и чувства мои сохранились. Ура!
Новый Год наступил - и принёс властям Империи большие проблемы. В одну ночь по всему южному побережью вспыхнуло восстание против Диктатора. Восставшие отхватили половину Навии, устроили антиимперский погром на Шагроте, захватили более половины всех портовых городов на юге. На Яизе восстание приобрело бы гигантские масштабы, если б не своевременные действия Кара Норова, командующего 12ым легионом. Он вовремя арестовал и расстрелял чуть ли не половину из всех готовивших восстание, и это привело к тому, что лишь небольшая часть Яизы перешла под контроль мятежников. Во главе восстания оказался никто иной, как пропавший Джак Либери. Он громогласно назвал Диктатора предателем и призвал всех бороться против кровавого деспота с оружием в руках.
В подтверждение своих слов, Либери двинул войска восставших через хребет Иаламиг на Старь, где сидел Диктатор - но на их пути встали погода, горы, храбрые гарнизоны Дарга и Урина и народ Иаламига. Да, этот народ встал на сторону Диктатора, так как он в первый же день своего правления приказал вывести войска из Иаламига и дал народу гор то, чего они добивались 30 лет: права быть гражданами своей страны с полагающимися им правами и обязанностями. Собственно говоря, это же и взбунтовало юг: большинство чиновников и воров, правивших бал в Республике, были выходцами из Шагрота и Вопии, и жили они за счёт монопольного права на торговлю своими товарами. Диктатор же своими действиями мало того, что лишил многих из них власти и жизни, так ещё пустил на рынок иаламигцев и их превосходные товары, долгие годы не имевшие хода.
Наступление Республиканцев не испугало Диктатора - он направил на борьбу с ними армию, порядочно очищенную за полгода от накипи республиканства. Кроме того, Диктатор начал строить новый город, новую столицу, расположенную на берегу Акнозамы и названную Центром. Пока Центр представлял собой мрачную крепость из тёмно-серого гранита, угрюмо взиравшую с высокого холма на окружающие её деревянные домики строителей. Ещё не был закончен сам дворец Диктатора, как всем органам власти было приказано собирать вещи и переезжать из тёплой уютной Стари в холодный и необжитый Центр. В любое другое время возникло бы очень много возражений, но полгода сделали своё дело - к 1-2 все были в Центре.
Итак, началась Гражданская война. Обе стороны были настроены на полное уничтожение противника, и кто будет победителем - сказать было трудно. Ясно было одно - это надолго.
Мурманск накрыли морозы. В одну прекрасную ночь от сильного мороза лопнул мост. Движение по нему закрыли и теперь жители Мурмашей, Колы и Молочного ездят в город окольным путём, делая крюк в 12 километров. Все школы устроили внеочередные каникулы на время холодов, но наша, по всей видимости, являет собой печальное исключение. Все отдыхают, и только мы таскаемся по утрам по морозу с пронизывающим ветром в школу.
Вот и сегодня. Я иду по тёмным улицам, мороз колет мне лицо, пальцы быстро немеют даже в рукавицах, холод достаёт даже вроде бы хорошо защищённые в тёплых ботинках ноги. Но вот и школа. Я захожу в неё, переодеваюсь и вместе с двумя одноклассниками приступаю к исполнению обязанностей дежурного по гардеробу. Всю эту ерунду выдумали после полугода попыток найти гардеробщицу, согласную за нищенскую плату обслуживать 500 человек за день. Теперь же за гардеробщиков работают сами ученики, посменнно дежуря на переменах. Вот и народ повалил, теперь только поспевай таскать куртки и выдавать номерки. Все орут, шумят, требуют обслужить их в первую очередь. Но я-то знаю, кого обслуживать первым! Сначала своих, потом восьмых, а затем уж всех прочих. Ага, вот и Ксюша. Я беру её куртку, вешаю её на крючок, выдаю номерок - и только тут ловлю себя на том, что делаю это сознательно. Ах ты ж чёрт. Ничего, спишу это на "отмороженность" сегодняшним морозом, а то ведь совесть замучит. Чем ближе звонок, тем больше народа, тем он торопливее сдаёт одежду. Но вот и звонок. Всё, с меня хватит, я на урок, дальше пусть второй состав дежурных мучается.
Холодно. Школа наша никогда теплом не отличалась, особенно первый этаж. В 4ом кабинете, где у меня геометрия, вообще дуба можно дать. Наконец-то, спасительный звонок, означающий, что сеанс глубокой заморозки закончен, и можно будет погреться в очень тёплом кабинете географии. На перемене я сижу на подоконнике в полном одиночестве, но тут объявляется Ксюша. Она ничего не говорит, просто садится рядом и чего-то ждёт. Я делаю равнодушное лицо и, как статуя, сижу до самого звонка. На следующей перемене это повторяется, и это начинает действовать на меня - я снимаюсь со своего места и ухожу в класс. Ксюша никак не реагирует.
Февраль. Это самый холодный февраль за последние 100 лет, как говорят метеорологи. Впервые за 90 лет замёрз залив. Тёмные дни, беспрерывные ночи, метели, мороз, пронизывающий непрерывный ветер, белая дымка, закрывающая всё вокруг, и снег, снег, снег. Это и есть наша зима, во всей её красе. Но что-то весеннее витает в воздухе и заставляет думать только о будущем. Что этому причиной - я догадываюсь, но не хочу признавать этого, я боюсь этого.
Диктатор вызвал подполковника Грэя на ковёр. Входя в кабинет, Грэй не знал, выйдет ли он оттуда живой, и для этого были веские причины...
--
И что вы скажете в оправдание?
--
Это досадный провал в нашей кадровой политике. Подобное должно было произойти, так как служба безопасности у нас совершенно отсутствует.
--
Начнём с того, что это ваша кадровая политика, подполковник, а, значит, на вас и лежит вся ответственность. Отсутствие службы безопасности тоже вам чести не делает. Почему она до сих пор не создана?
--
Мной не были получены соответствующие указания...
--
Отвыкайте от стандарта Республики, где все могли не думать. Мне же нужны думающие инициативные люди. Вы поняли?
--
Есть. Прикажете наказать виновных?
--
Да. Всех, до единого. И на будущее. Отныне и навсегда, чтобы ни одной женщины в государственных органах. Всё ясно?
--
Так точно!
Грэй с облегчением вышел из кабинета. Да, Диктатор как всегда прав. А провал-то большой, очень большой. После переворота майор Грэй, полжизни проведший в глухом гарнизоне на Яизе, возглавил разведку Империи. И, хоть он и занимался разведкой с 19 лет, формирование нового состава разведведомства взамен истреблённого старого, стало для него задачей трудной. Поддавшись либерализму, он не стал выгонять часть старых сотрудников, вставших на службу Империи, и среди них оказалась одна молодая сотрудница. Она была сторонницей Империи, но на горе Грэя, она влюбилась в некоего молодого человека, оказавшегося агентом Республики. Утечка информации была замечена сразу, сразу же вычислили и сотрудников со слишком длинным языком. Вот только оперативность действий и спасла подполковника, иначе бы он отправился в подведомственный ему подвал вместе со шпионами.
Напряжённость войны продолжала нарастать. С каждым днём всё больше и больше людей становились жертвами карательной машины Империи, ожесточались бои в горах Иаламига и на полях Шагрота. Но самые кровавые бои должны были развернуться летом, и обе стороны строили планы крупных наступлений, предполагавших максимальное напряжение сил и минимальную человечность по отношению к противнику.
Март пришёл. И пусть весна наступила только по календарю, но уже все чувствуют, что долгой полярной зиме скоро наступит конец. С каждым днём всё сильнее и ярче светит солнце, задерживающееся на небе всё дольше и дольше, на улицах тает снег, а южный ветер всё чаще и чаще несёт с собой дыхание весны. Сейчас у нас в самом разгаре лыжный сезон. Сотни людей от нечего делать берут по воскресеньям лыжи и топают за Тулому, откуда начинается бесчисленное множество лыжных троп.
Что касается меня, то я не то чтобы не люблю лыжи, но несколько их недолюбливаю, потому что в отличие от тех, кто идёт на это добровольно по воскресеньям, я хожу с лыжами два раза в неделю независимо от погоды в добровольно-принудительном порядке на физру. Так что в воскресенье я отдыхаю.
В школе всё хорошо. Кончается четверть, начинается беготня среди моих одноклассников, тщетно пытающихся исправить "неожиданно" появившиеся тройки, которые способны подпортить аттестат. Меня эти тревоги обходят мимо, в конце концов, недаром же я сидел долгими февральскими ночами над своими домашними работами. Я только радуюсь скорому концу четверти, так как приближается целая неделя с хвостиком полноценного отдыха и сна. Правда, наш Совет Лидеров, эдакая ГосДума школьного масштаба, задумал устроить традиционную игру "Зарница" в самом начале каникул, и, надо думать, погонят туда всех. Вот чёрти полосатые, не дадут отдохнуть! Ну что ж, партия приказала - наше дело выполнять, приказы командования не обсуждаются. Пойду я на вашу "Зарницу", так уж и быть.
И вот настал великий день 26 марта, день проведения "ежегодной военно-патриотической познавательно-воспитательной детско-юношеской общешкольной" игры "Зарница" (это так громко она у нас обзывается). Большие и малые толпы школьников и учителей с лыжами в руках разбиваются по "классовому" признаку и медленно вытягиваются в какое-то подобие колонны и дружно топают к мосту через Тулому. А вот и мой класс. Тоже все с лыжами, да ещё такими навороченными, что мне становится неловко за свои деревянные лыжи и примитивные палки. Но сегодня все настроены весело, у каждого за спиной трудная четверть и рюкзак, отягощённый термосом, бутербродами и прочей снедью, которую предстоит слопать после игры. Готов поспорить, что у кое-кого в рюкзаке притаилась и "беленькая", я их знаю.
Но вот и мы пошли. За мостом начинается затяжной подъём, который мы преодолеваем играючи - сказываются наши частые физкультуры. И, всё же, даже нам, девятиклассникам, на Солнечную поляну забраться трудновато, а уж об мелких говорить не приходится. Поэтому, пока они все заползают на поляну, мы спокойно отдыхаем на снегу.
Торжественная речь, напутствие, пожелание побед - и в бой, товарищи. Началось. Толпы расползаются по заснеженной поляне и начинают бороться за победу. Самое уморительное зрелище - это бег по глубокому снегу в густом дыме в противогазе наперегонки. Самое жестокое - ползание на брюхе под верёвочной сетью. Самое весёлое - поиск мин на минном поле. Самое умное - анализ карты. Но вот и финальное соревнование - лыжный бег на 5 километров. Все надевают лыжи, номера, встают в длинную очередь и с интервалом в 1 минуту уходят в лес. Уже и я на старте. Звучит хрип простуженного физрука "Пошёл!" - и я, набирая скорость, устремляюсь навстречу своей судьбе...
Диктатор молча смотрит в окно. Он явно о чём-то думает, думает глубоко, не замечая вошедшего Грэя, который только через 10 минут осмеливается потревожить правителя:
- Ваше высочество...
- Да, Грэй, я знаю. Идите.
Имперский Совет в полном сборе - сегодня полковник Черко обещал показать нечто новенькое. Диктатор восседает во главе стола. Заседание началось. Взъерошенный и взволнованный человек, представленный как Крес Даник, рассказывает что-то занимательное о гужевом транспорте и массовых перевозках. Но только полковники начали дремать, как этот Даник сказал:
--
И таким образом мы сможем перебрасывать до 6000 тонн грузов или до 10000 человек в сутки на расстояние до 1000 километров.
Военные, которые понимали, ЧТО даёт им такое транспортное средство, зашевелились:
--
Так вы говорите, на 1000 километров?
--
До 10000 человек?
--
Сколько это стоит?
Последний вопрос задал Диктатор.
--
Сколько? Много. По моим подсчётам, до 5 миллионов единиц. Но по сравнению с той экономией, которую дадут эти дороги, это сущие копейки.
--
Допустим. Я одобряю ваш проект и назначаю вас главным управляющим строительством этих дорог. Можете идти. Полковник Черко, вы отвечаете за финансирование.
Вторым вопросом на заседании стало резкое обострение обстановки в архипелаге Ащыт. По всей видимости, Республика решила полностью захватить эти острова, очень важные для контроля южного побережья. Удержание их становилось главной задачей на наступающее лето. Кроме того, всё больше осложнялась ситуация и в Иаламиге, куда Джак Либери готовил вторжение. Но самое опасное заключалось не в этом. За неделю до этого собрания на суровые берега Ссурии был высажен огромный десант, и изгнать его оттуда в ближайшее время было никак нельзя. Противник же на месте не стоял, он громил мирные деревни, перерезал дорогу, соединяющую Центр и Номед, подошёл вплотную к Арамасу, и только народное ополчение во главе с Шепом Галахеном смогло в последний момент остановить противника.
Вечером Диктатор вновь говорил с Грэем.
--
В своё время вам было приказано найти всех, кто разворовал Фонд Армии, а также тех, кто был ответственен за войны в Зарии и Иаламиге. Где?
--
Список составлен, многие из них арестованы, прошли допросы, раскрыты многие скрытые сбережения наворованного. Но довольно много политических преступников скрылось на территории Республики, и нам приходится прилагать огромные усилия для их поимки.
--
Одного вы обязаны поймать в первую очередь.
--
Командующего Республики Ценарсаза Оукина?
--
Нет. Это министр финансов Алека Николсон.
--
Ваше высочество, ещё одна проблема. У нас подвал опять под завязку. Нужно строить отдельное здание.
--
Через год. А пока давайте на всех ваших жильцов расстрельный лист, я вам его подпишу.
Диктатор одним росчерком пера отправил на тот свет 3000 человек...
Прямой стартовый участок я прохожу быстро, при въезде в лес начинается спуск с поворотом, и я притормаживаю. Рядом с лыжнёй топают отставшие и оставшиеся вне гонки, кое-кто идёт уже домой, а кто-то - на Солнечную поляну. Я замечаю рядом с лыжнёй Ксюшу, из чистого любопытства гляжу ей в глаза, а она улыбается мне в ответ. И только теперь я понимаю, что это...
Я знал её с 7ого класса (а она тогда была в 6ом), и уже тогда заметил в ней что-то такое, что заставляет думать. Её стройная, гибкая фигура, весёлый взгляд карих глаз, ослепительная улыбка - всё как будто излучает некую притягивающую вас энергию. Года два назад я это только и успел заметить - потом учебный год кончился, а в 8 классе я учился в другую смену, и наши с Ксенией пути не пересекались. И вот я встретил её вновь - и поначалу приколы мне казались идиотскими и абсолютно не влияющими на меня. Как же я ошибался! Не сделай они этого - и, быть может, я бы остался с Сашей, но шутки Ксюши сначала расшатали мое духовное равновесие, а затем и опрокинули его. Эта девушка сама не знала, что творила, а творила она страшную для меня вещь - она ЗАСТАВЛЯЛА меня думать о чём-то отличном от учёбы, и я начал (впервые за 4 года) ощущать потребность в близком человеке, которому можно доверять, и на которого можно положиться. После Нового Года в моей душе шла мучительная борьба между старым и нарождающимся новым чувством. Я искал компромисс, шёл на сделку со своей совестью, но всё равно меня терзала эта двойственность. В последние дни, казалось, отлегло, и я подумал, что гроза миновала. И вот сегодня, при абсолютно чистом небе, когда яркое мартовское солнце нестерпимо сверкало среди белого снега, мир в моих глазах померк, и грянул гром. Я понял, что это конец...
...Одна единственная улыбка этой изумительной девушки снесла в моей душе всё старое, и ...
...И я понял, что я её ЛЮБЛЮ.
...Я как безумный лез на подъём не снижая скорости, я не слышал, как жалобно стонут мои лыжи, я не видел ни соперников, ни снега, ни солнца, я не чувствовал, как мёрзнут мои руки, я забыл, куда и зачем еду - я только лишь бормотал одно и то же слово: "Ксюша, Ксюша, Ксюша, Ксюша, ... "
Опомнился я на спуске, который как награда за долгий подъём, ждёт вас на финише. Я никогда ранее не проходил его на столь высокой скорости, в другое время я бы просто вылетел бы на последнем повороте, но сейчас вписался в него и, как метеор, понёсся по финишной прямой.
Я лежал на снегу и жадно ловил воздух. Я ни с кем не хотел говорить, да и не мог. Время моё не было рекордом школы, были у нас лыжники и пошустрей, но для меня этот результат стал высшим достижением, но никто и не догадывался, что заставило меня развить такую скорость, никто не понял, что стартовал один человек, а финишировал совсем другой, похожий на меня только внешне, но совершенно иной по внутреннему миру.
...Ксюша к тому времени уже ушла.
Лето, лето, лето! Как тебя ждут в горах! Для Иаламига этот год обещал быть удачным, успешным, просто замечательным во всех отношениях. Первый год с Диктатором, первый год без террора Шагрота, первый год свободы. Как же тебя ждали, лето, в Иаламиге! А принесло оно только новое горе, новую боль, новые страдания и без того несчастной земле Иаламига.
Гражданская война начала разгораться. Джак Либери решил как можно быстрее вернуть себе контроль над страной и свергнуть Диктатора, а потому огромные количества войск, собранных за зиму, были сейчас двинуты через горные перевалы на равнину Акнозамы, волны десанта затопили Ащыт, в далёкой Ссурии шли кровавые бои. Не будь Диктатор Диктатором - и кто знает, сколько бы продержалась молодая армия Империи. Но жестокая дисциплина, полный контроль за выполнением приказов сделали своё дело - имперцы прочно засели на перевалах Иаламига и на островах Ащыта, в лесах и болотах Ссурии.
Маховик террора продолжал набирать обороты. Всё больше и больше людей пропадало ежедневно, всё чаще и чаще вывозили что-то из казематов Центра. Что же заставляло граждан поддерживать Империю, а не Республику? Справедливость. Очень долго люди смотрели на преуспевающую тупость и жадность, на гордое хамство и неприкрытые излишества. Хватит! Государственная машина теперь пожирала сама себя, мгновенно удаляя бракованные "винтики" из своего механизма. Диктатор открыл дорогу к успеху тем, кому ещё совсем недавно она была закрыта. Тот же Крес Даник, например, 10 лет пробивал в жизнь проект железной дороги, но только сейчас смог приступить к осуществлению своей мечты. За Республикой же пошли те, кто хорошо жил при Джаке Либери, и те, кто не желал попасть на допрос к Грэю.
--
К обстановке в Иаламиге. Республиканские части сжигают поселения, вырезая при этом всё население, угоняют скот. Особо зверские методы борьбы с партизанами применяют кадровые части, возглавляемые Пабло Силани. В селении Сипп обнаружено 67 трупов с отсечёнными конечностями, на месте деревни Аппор нашли только лишь гору обгорелых развалин и костей.
--
Да. Что делаем?
--
Для скорейшей поимки этого гада направлен 7 легион.
--
Хотел бы я взглянуть ему в глаза.
Диктатор говорил как всегда безэмоционально, будто речь шла об обычном явлении, у Грэя же тряслись руки, когда он читал подобные сообщения, хотя он прошёл через многое. Грэй помнил и кровавые бои за Сарном, приходилось ему усмирять кабосов, но подобного зверства, как сейчас, он и не видывал, а ведь был начальником пыточного застенка, лично проводил допросы и хорошо изучил тонкости своего дела. Реста же, которого он знал со времени усмирения Яизы, похоже, не пугало и не волновало ничего, Диктатор всегда хранил на лице маску отрешённости и безучастности. Вот и сейчас.
--
Полковник, что с посевной?
--
Сажают, жалуются на нехватку зерна.
--
Выдать. В этом году будет снижен налог на урожай, так что в следующий раз нас это не коснётся. Вы подготовили план сокращения аппарата?
--
Да.
--
Сколько?
--
Двадцать пять тысяч безработных и три с половиной - в моё ведомство. Через неделю всё выясним и передадим вам.
--
Можете идти.
Я смят, уничтожен, разбит. Я не знаю, что со мной. Мир вокруг меня расплылся и потерял обычные очертания. Я не понимаю ничего. Я влюблён.
Последний раз это было ... ой, давно было. Я люблю Ксюшу, я думаю только о ней, в школе я всё время ищу её взглядом, любуюсь ей. Но меня гложет тяжёлое предчувствие - нет, она меня, наверное, не любит. Иногда мне кажется, что я не выдержу, подойду к ней и скажу всё. К сожалению, это только кажется: мне легче застрелиться, чем подойти к девушке - настолько я боюсь хохота вокруг и её насмешки. Поэтому я всё таю в себе, никому об этом не говоря, и, может быть, это и есть причина моих частых и непредсказуемых вспышек гнева, иногда совершенно по пустому поводу.
Она веселится среди моих и своих одноклассников, а я только смотрю на это, испепеляемый изнутри любовью. Это длится уже весь апрель и половину мая, слава Богу, я не забросил учёбу, как делают некоторые в таких случаях, наоборот, я только ещё сильнее налегаю на подготовку к экзаменам, пытаясь таким образом хоть на минутку отвлечься от тягостных мыслей. Я мысленно ненавижу себя за свою робость.
Я иду по улице домой, и вдруг вижу впереди себя Ксюшу, которая тоже возвращается из школы. Я ускоряю шаг и иду параллельно ей на некотором удалении и чуть сзади. Внутренний голос толкает меня: " Ну, давай же, действуй, подойди к ней, заговори, и не бойся, никого рядом же нет". Но я сомневаюсь, я боюсь - и через пять минут немого сопровождения поворачиваю к дому. За это время Ксюша ни разу не обернулась и я остался незамечен.
26 мая я вновь иду домой с консультации по русскому языку. Вчера в нашей школе прошёл "Последний звонок", весьма печальное мероприятие в плане того, что многие из нас последний раз присутствуют здесь как единый класс. Кто останется до 11 класса, кто уйдёт в ПТУ, кто просто будет сидеть на шее у родителей до призыва в армию - ясно только то, что вместе мы уже в следующем году ходить не будем. Жаль, пусть, конечно, мой 9а класс и был сборищем дебилов и отморозков, тем не менее, многие из них - хорошие ребята, способные и умные, только без царя в голове. Девчонки же наши - это просто золото, отзывчивые и добрые, они не раз помогали многим из нас с учёбой. Да, в 10 классе многих из нас не будет, но это к слову. На консультации меня что-то задержало, и я ушёл несколько позднее других. Выходя из школы, я замечаю далеко впереди Ксюшу. Одну. На максимальном ходу я прохожу те 200 метров, что нас разделяли, но Ксюша успела перейти дорогу. Я нетерпеливо жду, пока проедут машины, и перехожу через площадь. Ксения уже рядом и я сбавляю ход, чтобы она меня не заметила. Итак, мой час пробил. Сейчас или никогда - но тут на меня обрушивается то самое чувство полной беспомощности. Моя решительность разом исчезает и я вновь терзаюсь от своей стеснительности. Я полминуты веду ожесточённую борьбу с самим собой, а потом решаю: да и хрен с ней, с Ксенией, видно это у меня судьба такая невезучая, никто меня не любит и пойду я лучше домой. Подумав так, я набираю ход и иду на обгон, но совершенно неожиданно для себя, проходя мимо Ксюши, говорю:
- Ксюша, привет.
Она оборачивается, улыбается и отвечает:
--
Ой, привет. Ты откуда?
--
Да, с консультации по русскому. А ты тоже со школы?
--
Да.
--
Слушай, Ксюш, а вот помнишь тогда, осенью, ты ко мне приставала, говорила там всякое, почему это вы делали?
--
Да мы так шутили просто. А что?
--
Да так, ничего. Слушай, Ксюш, а как ты учишся?
--
Да так, нормально. У меня за год только одна тройка. А у вас ведь экзамены?
--
Ага. Готовлюсь потихоньку, учу, учу, уже надоело во как. Вам-то, восьмым, на каникулы можно скоро будет, а нам пол-июня париться. Слушай, а ты где живёшь?
--
А знаешь дом на Защитниках Заполярья, жёлтый такой, с аркой?
--
Ну да.
--
Ну вот, второй подъезд от Туломского моста, квартира 22. Третий этаж. У нас есть ещё одна квартира, в новом доме, 5б который, напротив Антона Мальцева, знаешь наверное?
--
Конечно знаю. Пока этот дом строили, я в вашей квартире столько раз бывал.
--
Ой, правда? Я очень хочу туда переехать, но у нас бабушка больная.
--
Боитесь, что не перенесёт переезда?
--
Ну да. Пока там моя старшая сестра живёт с мужем. А ты где живёшь?
--
Да в том же доме, только во втором подъезде. Я раньше жил в том доме, который возле нашей школы стоит, но потом нам пивзавод дал новую квартиру.
--
А у тебя мама на пивзаводе работает?
--
Да.
--
У меня тоже мама там. Слушай, а ты до 11 класса отстанешься или куда пойдёшь?
--
Да останусь наверное. Я тут привык, да и учиться мне надо.
--
А, ты же отличник. А куда ты после школы хочешь пойти?
--
Не знаю. Куда-нибудь, где железные дороги изучают.
Я не заметил, как мы подошли к ДК. Дальше наши пути расходились: ей прямо, мне - направо.
--
Ты домой, Ксюш?
--
Ну да. Ты тоже?
--
Наверное.
--
Ну пока тогда.
--
До встречи, Ксюша!
--
Ага
Я поворачиваю и иду домой. Только в подъезде, где меня никто не видит, я прыгаю чуть ли не до потолка и ору: "Ура!!!". Я до сих пор не понимаю, что меня толкнуло в нужный момент к Ксюше, я знаю только одно: я СДЕЛАЛ это, подошёл к ней и заговорил! Если бы кто знал, что это для меня значит. Наверное, даже победа на Президентских выборах будет меньшим достижением, чем то, которое я совершил сегодня. Это моя маленькая личная победа над своей трусостью и нерешительностью.
Грэй никогда не любил Республику и служил ей только до поры до времени, плохо скрывая свою ненависть к правящему строю, за что, собственно, и провёл полжизни в глухом гарнизоне на Яизе. Но сейчас он имел всё, чтобы отмстить Республике за долгие годы унижения. За год он из пустого места создал сверхмощную организацию, охватившую всю страну, и за это полковника Диктатор очень ценил. Вторым после Грэя был генерал Дарк Лидер, командовавший когда-то восстанием гарнизона, а теперь возглавивший 5ый легион, отвечавший за прикрытие Центра от возможного прорыва республиканцев. Это был талантливый, но очень жестокий и скотоподобный человек, и, не будь он хорошим воякой, давно бы стал жертвой Грэя. О нравах Лидера говорили, что он извращенец и бабник, скотина и сволочь, но после каждой одержанной победы ему всё прощалось. Однако ж Грэй внутренним чутьём чуял, что Лидер не может не стать когда-нибудь предателем и тщательно отслеживал каждый шаг генерала, но пока тот не давал поводов для подозрений.
Лето кончалось. Империя окрепла и закалилась в боях. Несмотря на все усилия, Республике не удалось прорвать линию обороны по хребту Иаламиг, народное ополчение откинуло десант на хребет Аглов, каратели были с позором изгнаны из Иаламига. В Империи собрали рекордный урожай, дававший надежду на улучшение жизни, в Республику же побежали толпы любителей свободы слова, которых в Империи расстреливали пачками, и это сулило Джаку Либери повышением популярности идей республиканства среди населения.
Режим Империи становился жёстче. Никто не был застрахован от внезапного ареста ночью, любой чиновник больше всего боялся, что его заподозрят в коррупции и любой подарок, даже если это была маленькая шоколадка, приводил его в трепет. Люди стали бояться выражать вслух свои мысли на улице, доверяя их только бумаге дневников. Страх возмездия витал над страной.
На этой оптимистической ноте мы ненадолго покидаем Империю и Диктатора, чтобы вернуться к ним через три года, когда произойдёт то, что в корне изменит всё.
Я на "5" написал изложение и сдал таким образом первый экзамен. Однако ж, передохнуть мне не дали - отправили на картошку. Но перед тем, как отправится на наш участок в Молочном, я пишу письмо Ксюше. В нём я излагаю всё, что не смог сказать ранее: и то, что она самая красивая, и то, что я совсем один, а заканчиваю всё это одной единственной фразой:
"Ксюша, я Тебя люблю!"
Затем я обнаруживаю, что у меня нет конверта, а склеить самому тоже никак нельзя, потому что у меня нет и клея, но тут мой взгляд падает на степлер - и через минуту странный конверт из тетрадного листка, вдоль и поперёк прошитый двумя рядами скрепок готов. Я пишу на нём, кому оно предназначено, дополняя это грозной цитатой из Конституции насчёт тайны переписки, и выхожу из дома. Дойдя до Ксюшиного подъезда, я останавливаюсь, потом вхожу внутрь и поднимаюсь к почтовым ящикам, нахожу тот, который мне нужен и опускаю туда конверт. Только теперь я понимаю, что совершил необратимое действие, и всё дальнейшее от меня уже не зависит. А раз так - то я быстрым шагом выхожу из подъезда и иду на огородное поле, где меня ждёт лопата.
Вечером мне звонит Ксюша:
--
Сергей, ты это серьёзно?
--
Да куда уж серьёзнее.
--
Слушай... В общем, у меня уже есть другой человек...Ну, мы можем просто остаться друзьями. Ты как думаешь?
--
Ну, это лучше, чем ничего.
--
Слушай, ну я тогда гулять пошла. Ладно?
--
Да, конечно. Ну, давай.
--
Пока.
--
Пока.
Короткий разговор, которого я ждал и боялся, кончился. Ну что ж, я чувствовал подобное и тщательно подготовился. По крайней мере, она предложила мне свою дружбу, а это не так уж и мало. Я-то сумею завоевать её сердце, была бы возможность! О, если бы она знала, что для меня значит эта фраза: "Останемся друзьями"! Вот кого-кого, а друзей у меня как раз-то и нет. Поэтому я не отчаиваюсь, как, в принципе должно было быть, а наоборот, поднимаюсь духом. Ещё под впечатлением, я пишу ей второе письмо, в котором благодарю её за дружелюбие и понимание ситуации. На следующий день я отправляю его в уже знакомый мне почтовый ящик. Но никакого звонка вечером я так и не дожидаюсь.
Опять экзамен, на этот раз география. Его я вновь отлично сдаю, и начинаю готовиться к следующему, самому грозному - к математике. Проходит неделя - и с удивлением понимаю, что завтрашний экзамен по физике - последний, и после него уже ничто не будет стоять передо мной на пути к каникулам. И снова "5", и я, таким образом, сдаю всё на отлично, становясь в один ряд с умнейшими людьми нашего потока, чего я не мог добиться три года. Секрет моей победы неведом им, они ссылаются на мою подготовку. Олухи, да я не больше вас готовился! Просто Ксения подарила мне такой заряд энергии, что я стены готов своротить! Но, к сожалению, сама Ксения куда-то пропала. Я не могу её найти по городу, дома её постоянно нет, а вот телефон её я как-то спросить не догадался. Я отчаиваюсь найти её, меня всё время сверлит мысль, что она где-то тут, в Коле, но не со мной, а ним, с тем самым "другим человеком". Я становлюсь психом, и наступившие каникулы мне не в радость.
Каждый раз, уезжая на юг, я сажусь на правую сторону вагона, из окон которой открывается самый интересный вид. Сегодняшнего дня я долго ждал, я вешал на шкаф листочки с надписью: "До отпуска осталось ... дней", последние сутки эти бумажки сменялись ежечасно. Но вот этот момент настал: я сижу в поезде, рядом суетится младшая сестра, мама распаковывает сумку с едой. До отправления осталась минута и я, нервно барабаня пальцами, рассматриваю порт и залив, с севера которого тянутся тучи, постепенно скрывающие наше незаходящее летнее полярное солнце. Вагон мягко дёргается, начинает вибрировать и в мои уши начинает дивной музыкой заливаться тихий, но быстро нарастающий шум колёс. Нас качает на стрелке, и поезд начинает набирать ход по прямому участку. За окном тянутся виды на наш порт, на корабли и набережную. На выезде с Горелой поезд притормаживает и начинает плавно вписываться в поворот, кренясь на изгибе пути так, что стакан пополз по столу. Вот поворот заканчивается и моему взгляду открывается вид на южную часть Кольского залива, на противоположном берегу которого виднеется мой город и даже видно мой дом. Поезд выходит на спуск и быстро едет вдоль берега, обгоняя автомобили, едущие по параллельной нам автодороге. Порт уже кончился, но берег забит разнообразными постройками: заправками, рынками, нефтебазами, стоянками. Колёса нашего вагона уже вошли в ритм и нетерпеливо отстукивают километры до станции Кола, где будет первая остановка. Мы проезжаем мимо стройки тысячелетия - строящегося моста через залив, который после введения в строй станет самым большим в мире мостом за Полярным кругом. Масштабы строительства потрясают, одни опоры в 3-этажный дом чего стоят. А поезд уже гремит по стрелкам моей станции, проскальзывает вдоль перрона и притормаживает, чтобы перевести дух перед новым перегоном. Минута тишины - и вагон вновь наполняется стуком колёс, и я уже не отрываюсь от окна. Мы проезжаем по станционным путям, набирая скорость, пролетаем вдоль складов, вот уже отошла от нас ветка на Никель, вот и путепровод над железной дорогой. И именно здесь открывается та самая картина, которая всякий раз будоражит сердце: поезд едет вдоль порожистой речки Колы по склону долины, а на противоположном берегу стоит мой старый дом и моя школа, совершенно теряющиеся на фоне огромного песчаного склона Соловараки. Поезд поворачивает, и этот скос сначала закрывает дом, потом школу, медленно задвигает вид на мост, наконец, видна уже только труба котельной, а вот уже и она не видна. Такое медленное прощание, пусть и ненадолго, с родиной, затрагивает душу. А поезд несётся всё дальше и дальше по берегу моей любимой речки, проходит по мосту, и я, перейдя на другую сторону, смотрю на те места, которые исходил вдоль и поперёк. Теперь река будет провожать нас ещё 80 километров, то широко разливаясь, то бешено прыгая на порогах - но я уже этого не увижу, ибо сейчас 2 часа ночи и мне хочется спать. После Выходного, дальше которого мне ходить не приходилось, вид за окном теряет своё привлекательность, и я, под ласковое баюкание качающегося вагона и мерный стук колёс, засыпаю крепким сном.
Утром мы всё ещё в Мурманской области, правда, на самом её юге - на станции Лесная. Я настолько хочу спать, что только тупо читаю название станции и снова засыпаю, чтобы окончательно пробудиться в Лоухах. Целый день поезд идёт по Карелии, делая множество остановок на маленьких станциях, а потом часами едет по гигантским перегонам по 100 километров каждый. За окном лес, озёра и речушки - и ничего более. Это сильно утомляет, и, если бы не еда, я умер б со скуки.
Следующее утро застаёт нас в Волховстрое. Я некоторое время непонимающе смотрю на подозрительно знакомую вывеску станции и соображаю, что это последняя станция перед Питером, а значит действительно пора вставать и собирать постель. Бужу сестру и маму, поднимаю тревогу по поводу быстрого приближения конечной, но, как выясняется во Мге, напрасно. Я ещё ни разу не приезжал в Питер вовремя - и этот раз не исключение. Наш поезд сворачивает на какую-то ветку, полтора часа ползёт по ней и в итоге выезжает на основные пути. За окном вновь замелькали станции, но названия у них не те, что должны быть: Саблино, Колпино, Славянка... Ё-моё, да ведь это же по московской ветке мы едем! С грехом пополам наш состав с опозданием в час затягивается под зонтики Московского вокзала.
В Питере мы проводим неделю, а затем едем в Онегу, к бабушке. Для тех, кто не знает, сообщаю: Онега-это южный берег Белого моря. Я уже три года не ездил южнее, чем в Питер, я соскучился по морю и пляжам, по солнцу и теплу, но что ж делать - на большее, чем "турне" по Северу, наш семейный бюджет не тянет. Да и ладно, в собирании грибов, рыбалке, походах на озеро и купании в прохладной северной реке тоже есть свои неоспоримые преимущества. Весь август я отдыхаю по-настоящему, мои уши не слышат ничего, кроме шума природы, глаза наслаждаются зеленью лесов и лугов, а лёгкие просто кайфуют от потрясающе чистого воздуха.
17 августа я встретил... никак не встретил, и только через неделю, когда стало ясно, что рублю настал конец и премьером назначили выгнанного полгода назад Черномырдина, я корчусь от смеха перед телевизором. Знали бы эти умники, которые у власти, что о них думает народ! Эти сволочи своими играми окончательно подорвали мои хрупкие надежды на море, прибавили головной боли матери, которая одна кормит всех нас (а нас пятеро), разорили мою тётю и ограбили бабушку.
Прошу прощения, отвлёкся. За отдыхом Ксюша отошла куда-то на задний план, но всё равно, в хмурый день я всегда вспоминал о ней - и понимал, что очень хочу вновь увидеть её. Я копаю землю - и представляю себе, как мы вместе будем жить на даче, когда я стану взрослым и женюсь на ней, я плыву на лодке - и мечтаю прокатиться вместе с ней. Собираю грибы - и Ксюша видится мне за соседним деревом. Я не понимаю моих бывших одноклассников, почему они всё сводят к сегодняшнему дню, к одномоментной связи. Ведь для меня Ксюша - это не просто красивая девушка, с которой можно переспать, она для меня в первую очередь - лучший друг, единомышленник, спутник жизни, жена, если хотите знать. Как же это донести до её сердца, если она не может этого понять? Да и кто может понять, что заставляет 15-летнего парня строить настолько далеко идущие планы?
Ночь. Дождь. В непроглядном мраке поздней августовской ночи мы едем на станцию Вонгуда, где в 5 утра проходит наш поезд Вологда-Мурманск. Он стоит здесь только 5 минут и нужно уметь угадать, где же окажется 7ой вагон. Но всё обошлось. С помощью дяди мы залазим в наш вагон, закидываем сумки, гудок - и поезд тронулся. Мы попрощались с дядей, взяли у проводника постели и через полчаса я, сестра и мама спали на своих местах. От Онеги до Колы поезд идёт ровно сутки и прибывает аккурат в 5 утра. Последнюю ночь в поезде я пытаюсь не спать, разглядываю смутно видные в темноте контуры рек, лесов и Хибинских гор. Последний оазис цивилизации на пути к Мурманску - Оленегорск, но за 10 километров до него сон берёт надо мной верх и я засыпаю. Просыпаюсь от яркого света. Поезд продолжает нестись, но вагон весь бурлит подобно муравейнику. За окном ничего не видно, всё в густом тумане. Проезжаем какую-то станцию, и долго гадаем, что это было: Кильдинстрой или Шонгуй? Если Шонгуй - то можно не торопиться с бельём, а вот Кильдинстрой - это уже совсем рядом. Через 10 минут - ещё станция, и опять не понять какая, всё закрывает туман. Но вот над нами пролетает мост, и я догадываюсь, что это был Выходной и нам нужно не просто бельё сдавать, а вещи к выходу тащить. Растолкав всех, мы сдаём бельё, тащим вещи в тамбур и быстро одеваемся потеплее, потому что даже в вагоне чувствуется холод первого осеннего заморозка. Я в тамбуре, прилип к окну двери. Вновь мимо меня проносятся знакомые места, едва видные за густой пеленой пара, идущего с реки. Поезд кренится на поворотах, гудят рельсы, а колёса сменили свой привычный мерный ритм на какой-то дробно-тревожный. Вот мост над рекой, и теперь всё моё внимание - открывающемуся виду. Эта картина обратна той, которую наблюдаешь при отъезде, но душу она переворачивает сильнее. Сколько раз ездил - и всё равно, какое-то радостно-нетерпеливо-тревожное чувство заставляет танцевать на месте от возбуждения. А ещё с этим местом у меня связано одно видение...
...Это было на Новый 1994 год. В 1993 году я влюбился в Сашу, и, понятное дело, на Новый год загадал желание: пусть мне в эту ночь приснится моя будущая жена. Наивное, детское желание... Но мне приснился совершенно непонятный сон. Я ехал на поезде, и стоял как раз в тамбуре. За окном зима, покрытая льдом река и тьма. Сам я почему-то старше, рядом со мной сумка, и, главное, у меня ощущение, будто я возвращаюсь после долгого отсутствия дома. Рядом со мной нет ни мамы, ни сестры, хотя я всегда езжу с ними, зато напротив меня стоит девушка необычайной красоты. Её лицо светлеет в полумраке тамбура, и я могу рассмотреть, что у неё очаровательные серые глаза, добрая улыбка, волнистые тёмные волосы и аккуратный носик. Она чуть ниже меня, и улыбается мне своей потрясающей улыбкой. Я что-то говорю, она мне отвечает. Голос у неё очень приятный. А поезд едет, и вот выплывает вид: трубы, мост, школа, дом... Я наклоняюсь к ней и шепчу какие-то слова и она снова что-то мне отвечает, не отрывая зачарованного взгляда от открывшейся картины, но после начала станции она смотрит на меня и тихо, нежно произносит всего лишь одно слово. Здесь сон был прерван пылесосом. Этот сон запал мне глубоко в память, так как более реального сна я не видел никогда. Всё было видно до мельчайших подробностей, я даже иногда сомневаюсь, что это мог быть сон. Но в нём много непонятного, и за 4 года я так до конца и не понял его. Зачем я еду зимой? Откуда? Почему нет родственников? Почему поздний вечер или ночь? Почему я старше? Что за сумка? Откуда ощущение долгого отсутствия, если я ни разу дольше чем на 2 месяца никуда не ездил? И, главное, кто ОНА? Мне понятно только, почему она рядом со мной: по всей видимости моё желание исполнилось и я увидел свою будущую жену. Но тогда ещё непонятнее: у Саши были карие глаза, у Ксюши вроде тоже. В зависимости от ситуации, я сравнивал свою ночную незнакомку с Сашей и Ксюшей, пытался найти сходные черты, иногда находил, иногда нет, и это ещё больше путало меня. Самое обидное - я помню её голос, но совершенно не помню, о чём её спрашивал, и что она мне отвечала.
Откос медленно освобождает вид на трубу, мост, школу, дом. Я гляжу напротив себя, но вижу только стоп-кран, никакой девушки напротив меня нет. Я мысленно представляю себе Ксюшу и чувствую, что это не то. А поезд, круто повернув, влетает на станцию, грохочет по стрелкам, скользит вдоль платформы и, наконец, останавливается. Мы все спрыгиваем на землю и невольно ёжимся от резкого холодка, пробирающего до костей. Локомотив даёт сиплый гудок и медленно трогается, растворяясь в тумане. Только теперь до меня доходит, что отпуск действительно кончился, и, так как сегодня 1 сентября, каникулы тоже. Что ж, это жизнь, и лучший день - это вчерашний день.
Утро выдалось действительно холодное. Я, как примерный ученик, несмотря на слипающиеся глаза, дотерпел до 7 утра и пошёл в школу. Подходя к ней, я вдруг вспоминаю, что оставил дома сменку, без которой меня дальше холла не пустят. На полном ходу я бегу домой, подобно урагану врываюсь туда, ставлю всё верх дном в поисках заветного пакета с этой несчастной сменкой, нахожу его на самом видном месте, и вновь галопом несусь в школу. По пути мне, по-моему, встречается Ксюша, но я настолько боюсь опоздать на первое занятие, что обгоняю её и быстро исчезаю из её поля зрения. В школе меня постигает жестокое разочарование: переодев обувь, я догадываюсь подойти к расписанию и читаю там издевательскую надпись: "У 10х классов линейка в 10:00 в спортзале" Я тихо матерюсь себе под нос, сажусь на скамейку и начинаю не спеша растирать ноги и руки, совершенно закоченевшие от утреннего холода.
Линейка проходит торжественно. Нам много говорят о правильности нашего пути, желают двух лет успешной учёбы и поздравляют с прекрасным праздником - Днём Знаний. 11-классник водружает на себя первоклассницу с колокольчиком в руке, и она даёт первый звонок в этом году. Затем счастливые родители разводят первоклашек по домам, а мы помогаем учителям привести спортзал в порядок и, подобно рабам из Египта, таскаем через всю школу столы и стулья. Наконец, последняя парта перетащена и последняя табуретка поставлена на положенное ей место, и нас отпускают с миром. Я прихожу домой, плотненько ем и буквально валюсь на кровать, почти мгновенно засыпая.
Я просыпаюсь в 6 вечера, и первое, что я делаю - это снова ем. Еда для меня не просто средство поддержания жизни, но, в первую очередь, одно из тех удовольствий, которые мне доступны. После ужина я начинаю распаковывать вещи, привезённые из отпуска. В их число входят модели боевой техники, прикупленные в Питере и огромный мадагаскарский таракан, пойманный в питерском террариуме. По размерам он больше обычного раз в десять и ничего, кроме ужаса, особенно у слабого пола, он не вызывает. Я вожу его с собой уже полтора месяца, а сегодня чуть было не заморозил поутру, пока нёс его от станции до дома. Потом из моего бездонного портфеля появляется фотоаппарат, атлас ж.д., бинокль, коробка для крыс, толстая тетрадь и много ещё всякого хлама, в том числе и три ящерицы, пойманные перед отъездом на рельсах. Я привожу в порядок мои вещи, запылившиеся за время моего отсутствия, и только теперь приветствую крыс, радостно прыгающих по аквариуму. Они уже старенькие, но веселятся, как молодые, всего их 4, и я прилагаю немалые усилия, чтобы это число вырастало до 12-18 лишь на короткий срок. Шорр Кан, Лис, Ласка и Ель с видимым удовольствием лопают корм, по которому соскучились за 2 месяца, а пока они едят, я ставлю им новое жилище взамен насквозь прогнившего старого.
Шёл четвёртый год диктатуры. Уже три года Империя и Республика выясняли, кто сильнее. Три года подряд лилась кровь рядовых граждан расколотой надвое страны. Три года вместо мирного созидательства люди трудились над орудиями убийства, и даже сугубо мирное детище Креса Даника работало на войну. Три года...
В конце лета к Центру прорвался разведотряд республиканцев, и хотя его довольно быстро разбил 5 легион, шорох был поднят порядочный. Это позволило, наконец, Грэю убедить Диктатора в необходимости завести службу охраны высших лиц Империи. Ранее Диктатор наотрез отказывал в этом, мотивируя это тем, что в Империи мало средств для такого бесполезного удовольствия. Теперь же ему пришлось пойти на это и Грэй начал активно создавать новую службу. Однако ж, Диктатор дал ему весьма и весьма грозное напутствие:
--
Полковник, вам придётся отбирать самых лучших, и нужно, чтобы они не просто умели стрелять, но ещё могли и думать.
--
Я позабочусь об этом. Служба охраны будет набирать только проверенных и толковых людей, которым можно доверить Вашу жизнь.
--
И вот ещё что. Ваши прошлые ошибки не забыты. Надеюсь, вы их не повторите, иначе я сменю начальника разведки. Смотрите, чтобы никаких женщин, ни в охране, ни в управлении, и даже в кассе чтобы я никого не видел. Ясно?
--
Так точно. У меня есть ещё информация. Нам удалось завербовать очень ценный источник в штабе Республики. Он доносит, что противник готовит десант на остров Одинокий весной следующего года. Предлагаю принять меры.
--
Меры будут обсуждаться отдельно завтра. А сейчас можете идти.
Через пару недель об учреждении службы охраны узнали в Республике и ради этого решили созвать Совет дела. На нём должен был выступить президент, начальник штаба Лен Ману и глава разведведомства Скотт Руни, предполагалось обсудить и состояние дел на фронте. Начал, конечно, президент Республики Джак Либери:
--
Три года идёт война. Три года стонет страна от террора самозванца-тирана. Пора положить этому конец. Сегодня будут обсуждаться задачи на следующий год, и я хочу потребовать от вас всех, чтобы вы поставили перед собой одну только цель: окончание войны. Для этого потребуется максимальное напряжение сил и воли. Я требую от вас победы, полной и безоговорочной, и как можно скорее.
Президент сел, встал начштаба, молодой генерал Лен Ману.