Вот уже вторую неделю над Парижем бушевали проливные дожди. Серая и тоскливая осень опустилась на город. Мокрый асфальт сравнялся со свинцовым небом, тусклым и хмурым. Париж больше не радовал жителей своей красотой и потерял для них всю свою прелесть. Вместо вечерних прогулок по Елисейским полям, святым камням Монмартра или по другим не менее привлекательным местам города, большинство людей спешили спрятаться по своим домам от промочившего их дождя и холодного ветра в надежде на то, что завтра Париж встретит их мягким осенним солнцем и шуршащей под ногами листвой на аллеях парков.
Парижские бульвары казались тоскливыми и унылыми, дома - серыми и невзрачными. На улицах было тихо, лишь шум дождя, с треском ударяя о землю, нарушал эту тишину. Клубился туман, наполняя все пространство, и в этой тьме можно было запросто затеряться.
Был уже первый час ночи, когда на сырых от дождя улицах появилась какая-то женщина, шедшая в сторону знаменитого собора Парижской Богоматери. Буйство природы ей было словно нипочем. Идя вперед, она не содрогалась от невыносимой погоды, и путь ее был заранее определен.
Подойдя к собору, она остановилась и внимательно взглянула на него.
Величественная громада собора взметнулась перед ней высоко вверх толстыми каменными стенами. Здесь все поражало воображение подлинной древностью и удивительной гармонией. Массивные скульптурные изваяния уже восемь веков омывались дождями и выдерживали порывы ветра. На их каменных лицах лежала печать суровости и унылого молчания. Сколько поколений таких маленьких людишек, как она, видели они внизу у своих ног, и сколько еще поколений им предстоит увидеть?..
Затаив дыхание, женщина поднялась по истертым ступеням и вошла под гулкие высокие своды собора. Свет тускло сочился сквозь цветные старинные витражи, заполняя пространство собора зябким переменчивым мерцанием. Здесь, внутри, легко поместился бы современный десятиэтажный дом, разбитый, как улей, на многочисленные квартиры.
Пять рядов огромных колонн поддерживали свод, образуя длинные широкие коридоры - нефы. Женщина остановилась и провела рукой по прохладной шершавой поверхности. Сколько ладоней, молящих о Всевышней милости, касались этих камней? Тысячи? Миллионы? Трудно даже представить себе. Постояв еще немного, женщина решительно двинулась по коридору и, завернув за массивную колонну, подошла к двери и тихо постучалась...
Все настоятели собора уже давно погрузились в глубокий сон, едва на их устах отзвучали последние слова молитвы. Лишь старенький аббат Готье де Шазей не спал, гася последние догорающие свечи. Было тихо. И эта странная тишина витала в воздухе, наполняя собой каждую частицу собора. За свою долгую жизнь, проведенную в этих стенах, аббат Готье де Шазей привык к тому, что его окружало, так же как и к своим постоянным прихожанам. Огромное количество людей, объединенных одной судьбою, часто оказывались заброшены к дверям собора в надежде обрести здесь душевный покой.
Поэтому очередной стук в дверь совсем не удивил аббата. Осторожно приоткрыв дверь, он увидел молодую, но уже не юную женщину, промокшую от дождя и продрогшую от леденящего ветра. По щекам женщины текли слезы. Преодолевая дрожь в голосе, она сказала:
Помогите мне, аббат. Мне так плохо! Я больше не хочу жить...
Громкие рыдания прервали ее речь. Крупные слезы катились по лицу измученной женщины, но она даже не пыталась их скрыть.
Господь с тобой, дочь моя, - произнес аббат Готье де Шазей, пропуская ее вперед и закрывая дверь. - Господь всем нам посылает тяжкие испытания, но он милостив к страждущим.
Нет, - сказала несчастная женщина, проходя в комнату и садясь в предложенное ей кресло. - Нет, аббат. Если бы Всевышний был милостив ко мне, то я бы не стояла здесь сейчас и не молила бы вас о помощи. Я потеряла все в этой жизни, и даже самое себя.
Вы не должны так говорить, - срывающимся голосом сказал аббат. - Жизнь - это своего рода испытание, через которое проходит каждый человек. И мы не вправе лишать себя жизни только потому, что не можем преодолеть это испытание.
Я всегда была сильна, преодолевая жизненные барьеры, встречавшиеся на моем пути. Но судьба снова и снова наносила мне удары, и с каждым разом всё сильнее.
Аббат с нескрываемым сожалением смотрел на женщину. Он достаточно разбирался в человеческих душах, чтобы понять ее скорбь от одиночества. На его веку таких людей было немало.
Вы должны облегчить свою душу, - тихо сказал аббат де Шазей и осторожно прикоснулся к ее руке.
Этого я и хочу, - ответила женщина и посмотрела куда-то вдаль.
И неизвестно, куда был устремлен ее взгляд. Может быть, в прошлое, которое не оставляло ее в покое.
Я слушаю вас внимательно, - сказал аббат.
Я была молодой, - начала женщина. - Мне казалось, что жизнь прекрасна и что в ней нет места слезам и разочарованиям. Счастье окольцовывало меня и кружило мою голову в мечтах. Но неожиданно злой вихрь ворвался в мою жизнь, и мечты разом разбились о его леденящий поток, я осталась совсем одна, преследуемая прошлым. В этом и заключается главная трагедия моей жизни...
Глава 2
На самой вершине холма возвышается огромный особняк с ярко выраженными чертами старинных французских зодчих времен Людовика II. Он сильно отличается от всех других особняков в этих окрестностях своими громадными витражами окон, окаймленных белым мрамором и сногсшибательной палитрой мозаики, которая усиливала ощущение старины этого дома.
Каждый, кто проходил мимо него, просто не мог не восхищаться великолепным видом особняка. Его прелестным могуществом перед безжалостным мечом времени.
Казалось, этому особняку нипочем шальные порывы ветра и парижские грозовые дожди. Ни ему, ни его обитателям.
Здесь жила поистине богатая и знатная семья, гордившаяся своим аристократическим происхождением.
Ночь была в самом разгаре, тем не менее особняк ярко светился, и в нем царило радостное оживление. Слышался смех, разговоры, звон бокалов. Все блистало остроумием, весельем, злословием, причем иногда эти качества сочетались в одном человеке.
Дамы в длинных вечерних платьях, каскады всевозможных драгоценностей, ослепительно белые сорочки мужчин в черных смокингах, застегнутые запонками, украшенными жемчугом, ониксом, а то и маленькими сапфирами и бриллиантами. Все присутствующие гордились тем, что они здесь, на этом званом вечере у самой знаменитой в городе семьи Бужуа.
Такие вечера устраивались не реже, чем раз в месяц, и славились изысканностью туалетов, присутствием знаменитых людей.
Жак Бужуа, расхаживая по своей огромной гостиной от одного столика к другому, наконец-то подошел к жене, которая с улыбкой на губах наблюдала за вечеринкой и встречала гостей.
И впрямь, каждый, кто был здесь, не мог не оценить тонкого и изысканного вкуса хозяев.
Но самое большое восхищение вызывала дочь четы Бужуа - Мадлен. В свои восемнадцать лет она была настолько красива, что могла служить воплощением идеального представления о женщине.
У нее было красивое лицо с тонкими нежными чертами, которое освещали голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, и вьющиеся светлые волосы. Ее стройная девичья фигура с неожиданно пышной грудью восхищала многих вокруг. Но пока еще никто не мог покорить сердце первой дамы Франции.
Мадлен была единственным ребенком в семье, и родители ее обожали, стараясь предугадать каждое желание дочери.
Стоя в центре гостиной в окружении уже покоренных мужчин, Мадлен ослепительно улыбалась, рассматривая гостей и отвечая на приветствия.
Но неожиданно ее взгляд встретился со взглядом мужчины, который рассматривал ее самое. Он стоял по другую сторону гостиной с бокалом шампанского в руках. Его взгляд, казалось, был намертво прикован к Мадлен. Он, будто изучая девушку, смотрел с каким-то внутренним обожанием и вместе с тем передавая это внешне так, что Мадлен вдруг почувствовала, как у нее пробежала дрожь по всему телу. И хотя она не поняла, почему так все с ней произошло, но все же ей стало ясно - это человек, с его взглядом, был опасен для нее.
Хотя мужчина был явно привлекательным, с чисто мужскими чертами лица и густыми темными волосами. Мадлен как зачарованная смотрела на него, будто изучала. Увидев, что он поставил бокал на столик и направился в ее сторону, Мадлен с трудом отвернулась и почувствовала, как бешено стучит ее сердце.
Добрый вечер, мадемуазель, - улыбаясь, сказал незнакомец. - Скажу вам откровенно, что я весь вечер мечтаю познакомиться с вами, но из-за ваших многочисленных поклонников мне это не удается сделать.
Неужели мои поклонники стали помехой в вашем упорном желании? - улыбнулась Мадлен, посмотрев в глаза незнакомому мужчине. - Полагаю, что вы просто нерешительный человек.
Могу ли я сказать вам, мадемуазель, что вы ошиблись? - наигранным тоном ответил он. - Я просто ждал подходящего момента. - Незнакомец протянул ей руку и сказал: - Меня зовут Фрэнк Мак-Келлан.
Мадлен Бужуа, - вежливо сказала девушка, пожимая ему руку. - Вы здесь один? - полюбопытствовала Мадлен.
Я пришел со своим другом Пьером. Пьером Пенальбертом.
Мадлен несколько удивилась, услышав имя совершенно незнакомого ей человека; его, кажется, не было в списке приглашенных.
Зазвучала музыка, которая наполнила всю гостиную лившимися звуками. Здешние кавалеры с особой грациозностью и изысканными манерами приглашали дам на очередной танец.
Я могу пригласить вас на танец, мадемуазель Бужуа? - спросил Фрэнк, подавая руку Мадлен.
Девушка кивнула и протянула руку, и в ту же секунду они присоединились к другим танцующим парам в центре гостиной.
Фрэнк был отличным танцором, и порою Мадлен казалось, что она парит в воздухе, не ощущая под собой земли.
Когда танец закончился, Мадлен почувствовала легкое разочарование и про себя подумала о том, что хорошо бы было вечно кружиться в танце. Будто угадав ее мысли, Фрэнк сказал:
Очень жаль, Мадлен, что танец промелькнул, как одно мгновение, но не навсегда ушедшее. Это было незабываемым в моей жизни, так же как и знакомство с вами, поверьте. А сейчас, извините, но я должен проститься с вами.
Да, конечно, - сказала Мадлен, и ее лицо заметно погрустнело. - Мне было очень приятно познакомиться с вами.
Надеюсь на скорую встречу, - сказал Фрэнк и поцеловал руку Мадлен.
Он не сразу отпустил ее руку, а лишь медленно, уходя, выпускал ее и как завороженный смотрел на девушку, словно не мог оторвать взгляд.
До встречи, - вслед уходящему Фрэнку прошептала Мадлен. - До скорой встречи!..
Все громадное пространство собора было окутано темнотою наступившей ночи. Мгла, которая расстилалась повсюду, обволокла непоколебимые стены Нотр-Дама.
Дождь то прекращался, то вновь с силой срывался.
Крупные, холодные капли дождя ворвались через приоткрытое окошко, где сидели аббат Готье де Шазей и измученная судьбою женщина. Де Шазей встал со своего места и подошел к окну, чтобы закрыть его. А Мадлен тем временем продолжала:
Этот вечер был особенным для меня и Фрэнка, потому что именно там мы повстречали и полюбили друг друга. Казалось, в мире не существовало ничего больше, кроме нашей любви, так я, по крайней мере, думала. Но ошибалась. Ошибалась...
Глава 3
Утро следующего дня было на редкость солнечным, - продолжала Мадлен свой рассказ. - Я проснулась с каким-то невероятным ощущением нового, зародившегося во мне чувства, которого я прежде не знала...
...Солнечный луч, упавший на лицо Мадлен сквозь приоткрытую штору, разбудил девушку. Сладко потягиваясь, Мадлен с удовольствием вспоминала события прошлого вечера. Она вдруг явственно представила себе, как произошло ее знакомство с этим милым и загадочным человеком по имени Фрэнк Мак-Келлан, с которым девушка провела всю последующую часть праздника, чем вызвала негодование своих поклонников, а в особенности родителей.
Подумав об этом, Мадлен улыбнулась, но улыбка тут же сошла с ее лица, когда перед ней возникла сцена разговора с родителями, после того как Фрэнк откланялся.
Подошедшая Жанетт, строго взглянув на дочь, сказала:
Кто этот человек, который весь вечер не отходил от тебя?
Это мой новый знакомый, мама. Его зовут Фрэнк Мак-Келлан.
Ты так была увлечена своим новым знакомым, что абсолютно забыла о других людях, которые пришли на вечер исключительно ради тебя.
Мама, я же не могла разорваться на части и угодить сразу всем. - Лицо Мадлен пылало от возмущения.
В его манерах, да и во многом другом, я заметила, что он человек не нашего круга, и ты не должна была с ним поддерживать беседу.
Ты прекрасно знаешь, что я могу сказать по этому поводу, - ответила Мадлен, - однако я...
Однако ты, - перебил Мадлен подошедший отец, который услышал последнюю фразу своей дочери, - не должна общаться с подобными людьми и тем самым шокировать общество. Что скажут о тебе знакомые и друзья? Впредь ты не должна вести себя подобным образом. Ты не должна портить себе репутацию, общаясь с такими людьми. К тому же я не помню, чтобы этот Мак-Келлан был в числе приглашенных.
Он пришел на вечер со своим другом, Пьером Пенальбертом. И вы прекрасно знаете, что я не могу отвернуться от человека только потому, что он не принадлежит к нашему кругу.
Мадлен! - строго сказал Жак Бужуа. Прежде он никогда так не разговаривал с дочерью. - Если ты будешь вести себя подобным образом и общаться с такими голодранцами, ты сразу же испортишь себе репутацию. Запятнаешь свою честь и честь семьи Бужуа.
Мадлен поняла, что дальнейшие споры с родителями только усугубят ее положение, поэтому девушка не стала больше спорить, а лишь только с сожалением сказала:
Я все это очень хорошо знаю. Простите, что я понапрасну вас огорчила. Больше этого не повторится.
Сейчас, вспоминая этот разговор, Мадлен испытывала досаду от того, что между ней и родителями возникло недопонимание, что случалось крайне редко.
С детства Мадлен было присуще чувство справедливости, и не только в отношении себя, но и других. Но, несмотря на благовоспитанные манеры и тонкий вкус, Мадлен всегда была несколько другим человеком. Девушка никогда не афишировала ни перед кем свой социальный статус, как это делали ее родители и многие другие.
Мадлен легко находила общий язык со всеми, и даже с теми, кто не вращался в кругах местной знати. Это были люди из простого народа, которых общество не признавало, не воспринимало из-за их социального положения.
Мадлен всегда презирала эти предрассудки, поэтому зачастую у нее с родителями случались разногласия. Ей всегда трудно было находиться на званых вечерах и слушать, как все эти лжеаристократы высмеивают прислугу, тем самым показывая свое превосходство над ней. Поэтому нередко эта миловидная девушка пользовалась уважением и любовью у людей из простого мира, начиная от кухарок и заканчивая шоферами.
Сама же Мадлен чувствовала себя счастливой, находясь в том мире, где не надо было блистать остроумием. Вообще не надо было блистать. Очаровывать и давать обеды, званые вечера. Надо было просто быть приветливой к людям и отвечать на добрые слова и пожелания.
Мадлен никогда не умела скрывать свои чувства и говорила всегда прямо и открыто, чем зачастую шокировала общество. Хотя прекрасно понимала, что ни словами, ни чем-либо другим не изменить существующие порядки, которым сама же должна была подчиняться.
В это утро Мадлен Бужуа, немного подумав, решила прогуляться по городу и была очень рада, что погода благоприятствует ее решению.
Покончив с утренним туалетом, Мадлен поспешила в столовую, где за накрытым столом ее уже ждали родители.
Доброе утро, мама и папа, - поприветствовала родителей Мадлен и, поцеловав их, села на свое место за стол.
Какие у тебя на сегодня планы, дочка? - спросила у нее Жанетт, подливая кофе.
День сегодня выдался ярким и солнечным, поэтому я хочу прогуляться.
Неплохая идея, милая, - сказал отец, вставая со своего места. - Отдыхайте, а я в офис.
До встречи, папа, - сказала Мадлен и на прощанье помахала ему вслед рукой. - Я тоже пойду, мама. Не хочешь составить мне компанию?
Нет, детка, спасибо, я лучше побуду дома. Желаю тебе приятно провести время.
Мадлен стремительно встала и, поцеловав мать, вышла из дома. Направляясь к своей машине, Мадлен увидела, что около нее стоит шофер, видимо, ожидавший ее распоряжений.
Здравствуйте, Жерар, - приветливо сказала Мадлен. - Сегодня прекрасный день, не так ли?
Да, мадемуазель Мадлен, - отвечая на ее приветствие, сказал Жерар и распахнул перед девушкой дверцу машины. - День сегодня великолепный, вы правы.
Настроение у меня чудесное, - сказала Мадлен, усаживаясь в машину. - У меня такое чувство, что должно произойти что-то необыкновенное.
Это хорошо, - улыбаясь, сказал шофер. - Может, это и есть то самое необыкновенное? - с этими словами Жерар передал Мадлен вдвое сложенную записку и на удивленный взгляд девушки ответил: - Это передали сегодня для вас, мадемуазель Бужуа.
Мадлен почувствовала, как внутри у нее все заколотилось, и от волнения она даже не могла найти нужных слов. Дрожащими руками Мадлен развернула записку. Там ровными буквами было выведено:
"Вчерашний вечер был для меня огромным счастьем, потому что я открыл в себе нечто прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство. Встретимся в парке Тюильри в десять часов. Фрэнк".
Прочитав записку, Мадлен прикрыла глаза, но через мгновение вновь стала читать, будто хотела убедиться, что это не сон.
Мадемуазель, что-то случилось? - услышала Мадлен голос своего шофера, который уже несколько раз обращался к ней.
Нет, Жерар, - ответила Мадлен, и в ее голосе все еще слышалось волнение. - Все нормально. Прошу вас, поехали скорее.