Он не обратил внимания на слова, которые, как ему показалось, были адресованы кому-то другому, но только не юноше лет двадцати с лишком, счастливому обладателю растрепанной черной шевелюры. Ветер теребил кроны, обозначая свое скромное присутствие, солнце с самого утра нещадно палило, словно посчитав обычный объем тепла явно недостаточным для такого дня... А какого такого дня? Вроде ничего особенного, ну да, есть несколько дел, но не особенно важных, не критичных. Да и спешить, наверное, не было нужды, просто он уже привык - разобраться со всем сразу, не откладывая на вечер, на завтра, на следующий год, тогда свободного времени станет так много, что секунды и минуты будут густым ковром устилать путь, подобно лепесткам роз под ногами. И, подобно им же, будут так же бессмысленно и безвозвратно гибнуть, в неравном сражении с непобедимыми воинами-ниндзя, бравыми бойцами спецназа, таинственными бродягами с ярко выраженными магическими способностями и прочими, и прочими... Книги, фильмы, игры. Чужие миры.
- Поиграй со мной!
Теперь темноволосый юноша не сомневался, что обращаются именно к нему. И точно - стоило остановиться и повернуть голову туда, где, по расчетам, был источник звука, как глаза тут же встретились с мягкими зелеными глазами маленькой девочки, выразительно смотревший на такого глупого и непонятливого взрослого. На ней был белый сарафанчик, белый же бант на самой макушке, только почему-то накренившийся набок, да желтые детские туфельки. В руках девочка держала обычный резиновый мячик, яркое воспоминание из детства, а коса, в которую были заплетены ее русые волосы, робко пряталась за спиной. В общем - самый обычный ребенок, о чем юноша не преминул подумать, мысленно же сетуя на непредвиденную задержку. Он не любил ждать...
- Поиграй со мной!
Девочка строго взглянула на него, взглянула с той удивительной серьезностью и вниманием к мелочам, что присуща только маленьким детям, потому что они еще не разучились смотреть на мир широко открытыми глазами. Юноша растерялся, он не знал, как лучше поступить в подобной ситуации. Просто уйти? Что-то мешало ему осуществить это намерение, что-то неуловимое, но при этом он уже заранее, просто подумав о такой возможности, почувствовал себя виноватым. Нет, так не пойдет. Тогда что, остаться и все-таки поиграть с ней? Но как? Он же никогда, с тех пор, как сам перестал быть ребенком, не играл с детьми... Кстати, а где они? Почему девочка одна? И где ее родители? Неужели ей больше не с кем поиграть? Странно...
- Какой же ты глупый! - безапелляционно заявила девочка, шмыгнув носом. - Стоишь и молчишь. Лучше бы поиграл со мной.
- А как? Я же не умею.
- Не бойся - я тебя научу.
Она ударила мячик о землю, задумчиво осмотрела потрепанную резиновую поверхность и, легко улыбнувшись, важно прошествовала вперед, держа оранжевый шар на вытянутых руках.
- Я брошу тебе мячик, а ты лови! - девочка доверчиво посмотрела на взрослого. - Ведь поймаешь, правда?
- Конечно, поймаю! - юноша непроизвольно улыбнулся, ему почему-то расхотелось забивать голову мыслями о работе, бренности собственной жизни, да о том, почему трава зеленая. - Бросай!
Нет, друзья у него были. Всего несколько человек, но были. Совсем мало, но... Да что уж там - только один друг и был. Давно, в самый безмятежный период детства, отнюдь не обремененного всяческими радостями. Настоящий друг... Или нет? Кто теперь разберет, да и не важно это. Сейчас не важно...
Они были еще совсем маленькими - мелюзга, как презрительно называли их старшие ребята, давящиеся ощущением собственной наигранной взрослости... Они и не знали об этом, их наивный мирок был слишком мал, чтобы вместить в себя все грани человеческой жизни, простор за стеклом казался безграничным, а тени - угрожающими и, одновременно, маняще-таинственными. Хотелось подойти поближе и потрогать, ловко отдернув руку в случае чего-нибудь нехорошего... Но каждый раз останавливались на самом краю, сгорая от любопытства и лукаво выглядывая из-за штанин взрослых.
Они все еще боялись темноты.
Им было хорошо и так, не было нужды в бесконечном потоке новых впечатлений, которые приходилось выдавливать по капле из всклокоченных туч, потрескавшихся и побелевших горных вершин, ссохшихся корней поваленных бурей деревьев, сияющего всеми красками лета рассветного солнца и тревожного, навевающего разные мысли, неба в часы заката, из звука разбивающейся оземь капли росы и вообще - из всего сущего. Приходилось... не им. В том возрасте еще доставало понимания и здравого смысла, чтобы не пытаться найти черного кота в темной комнате или юркую рыбешку в мутной, заросшей тиной, воде. Они довольствовались тем, что у них было, принимали каждый миг, все, что происходило, все плохое и хорошее, мучительные минуты скуки и тотчас забывающиеся мгновения счастливого смеха. Принимали все и не жалели ни о чем.
Они жили. Пока еще.
Их игры показались бы смешными и чрезвычайно обычными, как у всех детей того возраста, мудрые взрослые все расписали, распланировали, рассчитали каждый день, каждый час, что, когда и как будет. И не ошиблись. И ошиблись непоправимо. Потому что даже в одну и ту же игру можно играть по-разному. Потому что, играя, они мечтали, их робкая и неумелая, но от этого только более изобретательная, не знающая границ, фантазия рождала один за другим яркие, по-детски наивные образы. Привычное и то, чему нет аналогов в реальном мире, доброе и злое, так, как они понимали это, что они видели и о чем мечтали.
Домик из кубиков обращался в неприступную крепость, ощетинившуюся стволами почерневших от злобы пушек, пластмассовые солдатики - в отважные отряды повстанцев, стройные батальоны имперской пехоты, бесстрашных и отчаянных защитников все той же крепости, а иногда - и в героев, из тех, кого пули не берут и даже время останавливается, когда начинается стремительная и сокрушительная атака... Кубики падают вниз, упавшие на бок пушки уже не кажутся такими грозными, солдатики беспомощно свалены в стороне - убитые и вычеркнутые из игры. До следующего раза, когда все начнется заново.
Они играли. Они знали как.
- Какой ты неловкий! - она топнула ножкой, когда он с трудом поймал несильно брошенный мячик.
- Почему? - юноша с любопытством посмотрел на свою новую подружку.
- Ты ловишь его так, словно боишься уронить. А надо... - девочка задумалась. - А надо просто отпустить. И тогда он сам к тебе вернется...
Все кончатся. Неизбежно, рано или поздно, так или иначе. Их дружба не была исключением, хотя они думали иначе, считали свои отношения чем-то особенным... Терпеливое время, идущее по пятам и подбирающее любую мелочь, кажущуюся неважной, едва заметной, лишней, с тем, чтобы потом, в нужный момент, явив свой призрачный лик на заднем плане событий, тех, что безвозвратно меняют жизнь, вернуть эти монеты, загодя обернув иной стороной... Так было и сейчас, просто вереница маленьких развилок и перекрестков, крутых поворотов и дорог, что кончается обрывом, а внизу бездонная пропасть и ленивый рабочий забыл поставить знак "нет пути"... Нельзя было сказать, даже в приступе безудержного интереса к паранормальному, что произошедшее было совпадением. Ведь и переезд родителей его друга, из-за чего они стали видеться очень редко, и их ссоры, вызванные сущей ерундой, и, конечно, все более расходившиеся интересы, все было как-то обыденно, привычно, как у большинства людей. И закончилось так же. Закономерно.
В один момент... впрочем, не один, этих моментов было много, как яркие вспышки фотоаппаратов папарацци мелькают они в памяти, просто картинки: чуть-чуть красок, клубок линий, мутная пелена фона... и никаких эмоций. Просто факты: неумолимые, четкие, мертвые. Вот они играют в настольную игру: ворох ничего не стоящих бумажек, ярких и нарочито ненастоящих, разноцветные пластмассовые конусы, каждый на своем месте, и, самый главный элемент стройной системы бессмысленных действий - куб, испещренный загадочными символами, задающий ход событий и решающий исход всего происходящего... Ничего не тревожит чувствительные струнки души, чтобы извлечь воспоминание приходится приложить немалые усилия, но даже их не хватает, чтобы удержать, помешать только что четкому образу расплыться серым безликим пятном. Ведь нет чувств. Никаких.
Остальные моменты... а нужно ли останавливать на них внимательный взгляд? Там то же самое, пусть и немного изменившееся, ровно настолько, чтобы можно было проследить цепочку... нет, не совпадений - неизбежности. Два человека стали друг другу совершенно чужими, связующие их нити лопались одна за другой. Некоторые беззвучно, некоторые отдавались болью в судорожно сжатых руках, когда ссоры достигали наивысшего накала, а некоторые - оставляли после себя привкус горечи... и ржавчины. Они знали, чем это закончится, и, когда очередной разговор на повышенных тонах показал невозможность дальнейшего общения, два человека просто разошлись в разные стороны. Без обид, без сожаления, без взаимных претензий. Лишь зияющая пустота внутри вновь ощетинилась осколками несбывшихся надежд...
Так бывает.
Секунды превращаются в минуты, дни, месяцы, годы. Время просыпается как песок сквозь пальцы - старый образ, не потерявший своей актуальности до сих пор. Но когда руки мокрые от редких слез, немного песка прилипает к ним, что-то остается, скрипит, нарушая глухую тишину, тщетно царапает ороговевшую кожу... Вот только плакать не хочется, а если и хочется, то не получается - мешает место, мешают люди, мешают дела. Мешает жизнь. Правда, можно ли назвать это жизнью... или только иллюзией оной? Трудно сказать, он много размышлял о высоких и не очень материях, в том числе и о собственном существовании. Для чего он нужен? Кому? Нет ответа, да и стоило ли надеяться... Наверное, ему доставлял удовольствие сам процесс. Он просто любил думать. Это стало его целью, смыслом и сутью.
Его жизнью.
Нет, у него были и хорошие знакомые, некоторые из них становились в последствии приятелями, даже довольно близкими, почти друзьями. Почти. Он ничего не чувствовал: да, интерес имелся, общие темы для разговоров, общие авантюры, вроде вылазок на развалины старого завода, временами присутствовала также взаимная польза, которая, зачастую, делает отношение крепче и надежней, чем Великая Китайская Стена. Да вот только чувств не было... он пытался себя убедить, что все эти эмоции, страсти, метания, глупые, иногда вредные и опасные, иногда даже приятные, но всегда - бессмысленные, лишь маска, способ скрыть истинные устремления и цели. Просто красивая сказка, грим, густые мазки которого скрывают под собой отвратительную до омерзения звериную морду и сапфировые глаза, сияющие ярче солнца. Умозаключения казались логичными, он пытался себя убедить, что это и есть правда. Но получалось плохо, честно говоря - не получалось совсем.
Он не любил пустоту.
- Вот видишь - у тебя все получается! - девочка счастливо рассмеялась, солнечный луч рассыпался задорными искорками в ее глазах цвета весны. - А говорил, что не умеешь!
- Ну, я и правда думал... - заразившийся безмятежным настроением, юноша робко улыбнулся.
- Ох уж эти взрослые!
Девочка показала ему язык. Не обидно, улыбка юноши стала еще шире, он не выдержал и тоже рассмеялся, поначалу украдкой, словно стесняясь этого проявления собственных эмоций, а потом, позабыв об условностях, будто сбрасывая навязанные чужой волей оковы и грязную паутину лишних слов, во весь голос - как в детстве...
- Так-то лучше, - она с победным видом бросила юноше мячик, он ловко поймал резиновый снаряд. - Думать, думать... вечно вы, взрослые, думаете. А зачем? Только становитесь жутко серьезными и унылыми. Думаете, думаете... вместо того, чтобы жить.
- Но мы... я... - он хотел сказать "живу", оборвал себя на полуслове, задумался. Что-то было в словах девочки, что-то смутно знакомое...
Жил ли он? Кто знает... Он никогда не думал над самим фактом своего существование, точнее, думал, но в других ракурсах - зачем я живу? для чего? для кого? кому, черт возьми, все это нужно? почему все сложилось так, а не иначе? Думал, долго думал, терзался в ночной тишине и темноте, тщетно пытаясь заснуть; думал, сжимая обжигающий металл чугунной батареи и смотря в окно на освещенное луной снежное поле, мерцающее блеклыми огоньками отраженных лучей; думал, проходя мимо одноэтажных домишек частного сектора, пыльных кустов и деревьев с унылыми сероватыми листочками; думал, впиваясь невидящим взором в яркое изображение на экране телевизора, отмечая краем сознания суету... Бесплодные, лишь приносящие чувство неудовлетворенности размышления, размышления не о том, размышления ради размышлений.
Игра. В своем роде.
А играть он любил, можно даже сказать, с некоторыми оговорками, конечно, что игра стала смыслом его жизни, тонкой пленкой прикрыла рваную рану в его душе, дарила редкие минуты забвения, скрашивала то легкое ощущение внутреннего дискомфорта, которое люди называют скукой. Каждый раз он жадно, томясь от нетерпения, смаковал мгновения перед началом, с упоением, иногда переходящим в одержимость, растворялся в мире игры, становясь ее частью, а потом - внезапно, совершенно неожиданно, даже для самого себя - бросал, не жалея и вспоминая, очень редко, с легкой ностальгией и воздушной, неземной, нечеловеческой, чуждой улыбкой на устах, словно только так и можно было улыбаться, думая о том, что осталось в прошлом.
Правда, никто, кроме редких зеркал, не был свидетелем этих улыбок. Он умел скрывать свои истинные чувства.
Вообще говоря, он много чего умел. Именно - умел. Учился, проникал в суть, недостаточно глубоко, конечно, чтобы оставался след в сердце, но и такого, довольно поверхностного, сопряжения хватало, чтобы достичь успехов. Определенных успехов. А потом - оставить и перейти к чему-то новому, чтобы начать все заново. Раз за разом, цикл за циклом. Определенный интерес был для него в самом процессе, ему доставляло удовольствие очередной раз доказывать себе, что может. Может что угодно... Ну, почти. Редкие неудачи его сильно уязвляли, затрагивая душу куда сильнее успехов. Он не забывал, думал теперь уже над причинами провала, анализировал, убеждал самого себя в неизбежности произошедшего, пытался, опять же сам для себя, выставить то, в чем потерпел поражение, незначительным, неважным, не стоящим внимания и сожаления.
Получалось. Иногда.
Он был словно работник метрополитена, который безучастно взирает на разношерстную толпу пассажиров, снующих вверх-вниз по эскалатору, суетящихся, создающих шум. Он равнодушен, его волнует лишь вверенный ему механизм - не дай бог, какой несчастный случай, нужно вовремя остановить, вовремя сообщить, вовремя принять все полагающиеся меры. И только. До бесконечной череды лиц, мелькающих за стеклом его маленькой и уютной будки, человеку не было никакого дела. Кто-то спускается вниз, кто-то поднимается вверх, кто-то спешит, перепрыгивая через ступеньки, на место одного сразу приходит другой и тоже поднимается или спускается. А человек смотрит, лениво смотрит сквозь них, задумавшись над очередным словом из оказавшегося на редкость сложным кроссворда. Он никуда не спешит, он, словно застыл на грани, разделяющей прошлое и будущее, для него нет времени - ибо он сам время. Он прикрыл закрытые глаза, слушая привычные звуки.
Он был.
- Тебе нравится? - она серьезно взглянула на юношу и тут же сама ответила на свой вопрос. - Нравится. И это хорошо.
- Хорошо... - рассеянно повторил он, ловя мячик. Смысл слов маленькой подружки ускользал от юноши.
- Конечно, хорошо! - девочка снова рассмеялась. - Ведь ты умеешь мечтать... ведь умеешь, правда?
Потертый, холодный, когда к нему прикасаешься, весь в мелких царапинах, мяч казался легким, почти не имеющим весом, и... Иногда юноша думал, что наполненный воздухом шар у него в руках вот-вот превратиться в пушистую голову обыкновенного одуванчика, только очень большого. А потом разлетится, окутывая их белым облаком и скрывая от мира. Девочка тотчас бросится ловить юркие пушинки, что постоянно ускользают из рук, а он сам будет стоять и смотреть. И улыбаться.
Он тряхнул головой, отгоняя видения, хитро подмигнул девочке и тихонько, словно боясь спугнуть что-то неуловимое, незаметно прокравшееся в его сердце и свернувшееся мягким теплым клубком, ответил.
- Умею. Правда...
Он всегда любил читать... В самом раннем детстве он читал, как и прочие дети, наверное, сказки. Самые разные - дома лежал толстый томик сказок народов мира, прочитанный от корки до корки. Зимними вечерами, когда никого из взрослых не было, и он сидел в полном одиночестве, сказки оказывались настоящим спасением. Замки и принцессы, драконы и рыцари, коварные правители и простые солдаты, выводящие всех на чистую воду. Он закрывал глаза и видел их, переживал, будто события происходили не на бумажных страницах, а в реальности, причем с ним самим в главной роли. Оканчиваясь счастливо, разумеется.
Время пролетало незаметно, сказка подходила к своему завершению... тогда он, используя свою поистине безграничную фантазию, придумывал продолжение. Что будет потом, после... То же самое было и с мультиками, которые он очень любил. Ему нравилось придумывать новые истории, то, чего не было, но могло бы произойти. А еще... еще он мечтал сам попасть в этот мир, мир сказок, стать могучим волшебником или непобедимым супергероем, а может и просто - одним из второстепенных персонажей, полной грудью вдохнуть аромат цветущих садов, прогуляться по облакам, смахнуть с ресниц алмазные капли росы...
Немного повзрослев, он с упоением стал читать научные журналы, ему нравилось узнавать о чудесных достижениях физики, химии и биологии. Самые невероятные идеи он тут же обыгрывал в своих мечтах, привнося хаос, постепенно выстраивающийся в особый, по-своему красивый мир. Мир, который жил, развивался, менялся, как стеклышки в калейдоскопе, но оставался самим собой, и каждый новый кирпичик находил подходящее место...
Удобно мечтать о несбыточном.
Он мечтал. Мечтал и разочаровывался. Терпел невыносимую боль, когда осколки разбитых надежд впивались в сердце, когда то, что казалось почти реальным, вдруг ускользало из рук и расплывалось вдали туманной дымкой, когда в ушах звенел сухой смешок равнодушной судьбы. Потом он сидел, уставившись в монитор, играя или разговаривая, а, может, лежал на диване, листая страницы, или устало наблюдал, как на экране телевизора добро очередной раз побеждает зло. Добро, зло... Он давно разочаровался и в том, и в другом, любой конец фильма оставлял его равнодушным, зато с огромным удовольствием он придумывал, что было бы, если бы в том же кино все произошло не так, а иначе. Подобные мысли его развлекали... на время. Затем он снова вставал у окна и смотрел в ночную темноту, слегка украшенную редкими глазами огней... Он слишком хорошо знал... и даже слегка привык к тому, что убивало его каждый день.
Одиночество.
- Давай поиграем еще! Ну, пожааааааалуйста!
Юноша оглянулся по сторонам, его руки по-прежнему были подняты к груди, словно держали невидимый мяч. Да, невидимы, потому что и девочка, и ее мяч исчезли, будто их и не было. Но ведь были! Он помнил голос, помнил прикосновение к рукам упругого резинового шара... Что же произошло? Кого он видел?
Юноша крепко зажмурил глаза, вновь открыл. Ничего не изменилось. Он вздохнул, детский голос все тише звучал в его сознании, привычный уличный шум монотонно давил на уши, а люди спешили по своим делам... Делам?! Юноша дернул рукой, открывая взгляду циферблат часов. Сколько-сколько времени? Он же опоздает! Да какое там... он уже опоздал. Хотя...
Юноша хитро улыбнулся, словно маленький огонек зажегся у него внутри, наполняя тело энергией, а мысли - тем, что поэт мог бы назвать утренней свежестью. Все еще только начинается... Пугая вечно чем-то недовольных ворон, он побежал по асфальтированной дорожке.
Он успел, в самый последний момент заскочил в уже собиравшийся отъехать от остановки автобус, затем необычайно быстро доехал до места, едва-едва не переходя на бег, скорым шагом добрался до нужного здания, взлетел по лестнице, прыгая через две ступеньки, скользнул в коридор, остановился около обитой дерматином двери... Его приняли. Нет, не только на собеседование, которое прошло просто блестяще, но и на искомую работу. Потенциальный шеф был удивлен и восхищен, да так, что сразу перешел к делу.
- Вы нам подходите! Если согласны с условиями, то в течение недели заключим договор, и вы можете начинать.
Слегка ошеломленный происходящим, юноша не придумал ничего иного, как пробормотать что-то вроде "согласен" и, пожав руку своему нанимателю, выскочить за дверь. Сердце громко стучалось, мысли кружились, а на лице застыла широкая улыбка. Он не замечал ничего вокруг и, совершенно неожиданно, разумеется, столкнулся с девушкой, которая спокойно шла по тому же коридору, с кипой каких-то бумаг в руках. Бумаги, естественно, тут же разлетелись, как стая перепуганных голубей, и в полнейшем беспорядке усеяли пол, который, надо сказать, был довольно чистым, так что это происшествие, хоть и не приятное, не несло непоправимых последствий.
- Осторожнее! Смотрите, куда идете!
- Простите... - юноша покраснел от смущения. - Я вам помогу собрать их.
Под возмущенно-подозрительным взглядом девушки он быстро подбирал бумаги с пола, а когда закончил, обезоруживающе улыбнулся и вручил довольно-таки тяжелую стопку хозяйке.
- Вот...
- Спасибо, - она улыбнулась в ответ, настороженность исчезла из ее глаз. - Будьте осторожнее в следующий раз, хорошо?
- Хорошо, - юноша замялся. - А...
- Да?
- А можно узнать ваш номер телефона? - он вновь покраснел, еще сильнее, чуть ли не до кончиков ушей. Раньше подобная мысль, даже придя ему в голову, так и осталась бы невысказанной, а теперь слова сами слетали с губ... Необычное ощущение, к которому нужно будет привыкнуть.
- Номер телефона? - девушка с любопытством посмотрела на него, задумалась на мгновение и, приняв решение, общее для них двоих, назвала несколько цифр, попрощалась и, лукаво подмигнув напоследок, ушла...
Вечером он ей позвонил, они проговорили почти час, совершенно не заметив пролетевшего как один миг времени. Он пригласил ее на свидание, она согласилась. Жизнь обретала новые краски и он, впервые за долгое время, с нетерпением ждал наступления следующего утра...
Спустя несколько дней он искал ту странную девочку, приходил во двор, высматривал среди весело снующих детей ее белый бант, но только напрасно потерял время. Бабушки, что с утра до вечера сидят на лавочках и, кажется, уже стали неотъемлемой частью пейзажа, вроде качелей, песочницы или изрисованной стены старой трансформаторной будки, охотно выслушивали его вопросы, но и они не знали, откуда взялся ребенок с русыми волосами и глазами цвета весенней зелени. Лишь печально кивали головой и сокрушались о том, что нынешние родители совсем перестали следить за детьми и дети... Юноша не стал выслушивать бесконечные рассказы о том, что раньше и воробьи были жирнее, и деревья выше, а просто задумчиво улыбнулся и отошел в сторону.
"Спасибо" - мысленно сказал он таинственной незнакомке, а мягкий попутный ветер ласково потрепал непослушные темные вихры.