Аннотация: В самом начале января, когда советский народ только-только начинал трезветь...
Капитан, капитан, улыбнитесь...
В самом начале января, когда советский народ только-только начинал трезветь после очередного ему, народу, поздравления от партии и правительства, судьба поместила меня в плацкартный вагон и тихим ходом отправила в столицу Карпат, славный город Львов. Поезд был из разряда тех пассажирских, что отправляются в середине дня и, не спеша, со всеми остановками, за полутора суток перемещают тела простых строителей коммунизма на тысячу километров. Правда, надо заметить, что в то время, когда перестройка плавно переходила из фазы разгара в период угара, "простые строители" уже начали делиться на убежденных строителей, неубежденных строителей и совсем не строителей.
Расположился я в своем купе у окошка и стал обозревать суету на перроне, пытаясь угадать, кто из спешащих пассажиров станет моим попутчиком. Взгляд, естественно, больше останавливался на одиноких молодых симпатичных девушках. Или не одиноких, но с возрастными провожающими - родителями или родственниками.
Но первой в купе появилась дородная тетка лет пятидесяти с кучей пакетов и сумок. Сняла свою искусственную шубу, аккуратно, словно величайшую в мире драгоценность разложила ее на верхней полке. С шумом опустила свой центнер живого веса дерматиновую обивку дивана и принялась взглядом потенциальной тещи разглядывать молодого человека напротив, то есть меня.
Кстати, всю жизнь не могу понять, почему места в плацкартном вагоне железнодорожники гордо нарекли "купе". Скорее уж бокс, или отсек. А учитывая, что жизнь в таком вагоне у полусотни пассажиров проходит на виду друг у друга, то и вагон я бы назвал как-нибудь по-иному, например ночлежный - НВ. В противовес СВ.
Вторым появился капитан-мотострелок с обшарпанным "тревожным" чемоданчиком. Кто не знает, "тревожным" он называется потому, что хранится в нем все необходимое на первый день войны. А что в этот день необходимо, давным-давно определило Министерство обороны.
Капитан забросил чемодан на третью полку, снял потрепанную многолетней эксплуатацией шинель, явив миру не первой свежести китель с помятыми погонами, и уселся по диагонали от меня. Вид этот военный имел совсем не бравый - иссушенное полигонами, в мелких морщинах, лицо. Выцветшие, словно пустые глаза. В пустоте этой читались только декалитры спирта, принятые за годы службы этим, судя по званию, еще не старым, максимум сорокалетним, организмом.
Больше в нашем "отсеке" никто не появился. Тепловоз, уныло свистнув на прощанье вокзалу, тронулся в путь. Прошла проводница, собрала в свой кляссер билеты. Попутно механическим голосом провела анкетирование по вопросам постелей-чаев.
За тонкой перегородкой зашуршали, засуетились соседи. Два молодых голоса начали спорить: открывать ли емкости и нарезать сало сейчас или попозже. Судя по стеклянному звону, раздавшемуся минут через пять, в споре победили жажда и голод. После "технологической" паузы на закусон соседи начали неспешную беседу, что называется, "за жизнь". Еще через минут двадцать после слов "пора перекурить" они появились в проходе. Первым шел высокий, под метр девяносто, коротко стриженый крепыш. За ним, разминая в пальцах сигарету, коренастый блондин в тельняшке. Увидев капитана, он остановился и спросил:
- Дембель скоро?
Капитан, не отвечая, продолжал смотреть прямо перед собой. Словно блондина в тельняшке просто не существовало. А тот, постояв пару секунд, усмехнулся и, затянув "Капитан, капитан, улыбнитесь...", отправился в тамбур.
Выражение, появившееся на лице капитана, улыбкой назвать было невозможно. Гримаса презрения и злобы волной пробежала по землистой коже. Морщины стали глубже, отчетливее. Капитан поджал губы, словно хотел загнать свои эмоции вглубь, подальше от внешнего мира. Но вскоре на лицо вернулись пустые глаза каменного истукана.
Парочка вернулась и продолжила алкогольную трапезу. Следующий поход на перекур вновь сопровождался песней. После третьего исполнения "Капитан, капитан, улыбнитесь..." глаза военного налились кровью, лицо почернело и пошло пятнами. Не нужно быть психологом, чтобы понять - человек на пределе. Не хватает только последней капли в переполненную негативом чашу души.
Чувствуя, что добром этот "концерт" не кончиться, на перекур отправился и я. Поговорить с парнями, чтобы отстали от капитана, как никак впереди еще сутки пути. А скандалы, или боже упаси, драки в вагоне имеют чаще всего самые печальные последствия...
В клубах сизого тамбурного дыма я попросил огоньку и как бы невзначай спросил блондина:
- К капитану чего придолбался? Знакомый что ли?
- Не-а, - слегка заплетающимся языком ответил тот, - но вылитая копия нашего начштаба, майора Омельченко. А тот гнида...
Блондин затянулся, выпустил новое облако дыма, продолжил:
- А тот гнида еще та. Часть, где служил, была в центре города. Напротив, через дорогу, общага швейной фабрики. Бордель и рассадник в одном месте. Разве устоишь, если девчонки из окон машут: "Солдатик, а нам скучно"? Ну, начштаба по вечерам и устраивал охоту в общаге и окрестностях. Переоденется в солдатскую форму для маскировки, типа я свой...
- Блин, хитрый мужик, - прервал друга высокий крепыш.
- Ага, ему еще кличку "Штирлиц" дали. - сказал блондин, - А на утреннем построении выведет майор залетчиков из стоя и речь толкает: "Ночью эти военные и их бляди, как сострил рядовой Аюпов, участвовали в комедии с переодеванием. А сейчас и до конца службы они будут играть трагедию..."
Мы с крепышом рассмеялись. Блондин тоже улыбнулся, а потом со злостью произнес:
- Я из-за этого урода за службу восемнадцать суток на губе отсидел. Не считая прочих удовольствий...
- Но все-таки зря ты, - сказал я, гася сигарету, - капитан ведь не твой майор. И, наверное, никогда им не будет.
- Действительно, Генка, кончай, надоело, - поддержал меня крепыш.
- Не, я его все-таки достану, - возразил захмелевший блондин.
Конец их застолья проходил почти молча. Но после слов крепыша: "Ну что, последний перекур и спать?" я приготовился к худшему. Капитан тоже напрягся, сжал кулаки. В проходе появился крепыш:
- Ну, ты идешь или нет?
- Не пойду, - ответил пьяный голос, - не могу... Я отсюда... Капитан, капитан, улыбнитесь...
Крепыш вздохнул и громко произнес:
- Ну все, ты его достал. Капитан улыбнулся.
Смех потряс вагон. Улыбался во весь рот, обнажив стальные коронки, и капитан-мотострелок.