Его всегда волновало только две тайны. Звезды на небе и нравственный закон внутри. Но в этой душной от порохового дыма комнате, где стены залиты кровью, нет никаких звезд. Нет никаких законов. Больше нет. Есть только он, нагревающийся утюг в руках и привязанный к стулу человек. Глаза человека пучатся от ужаса. В них тоже не видно никакого нравственного закона.
Он плохо разбирался в людях, это так. Но никогда не поздно начать в них разбираться. Их разбирая. Деконструкция человека. Реконструкция истины.
Он посмотрел на утюг в руках, тяжело вздохнул и принялся за дело.
...
Вот как это случилось.
Он посмотрел на стакан в руках, тяжело вздохнул и принял таблетки. Тут же запил их несколькими глотками. Это несправедливо. Он всегда поддерживал физическую форму, бегал по утрам, прежде чем сесть в старенький "эдисон" и отправиться в офис. Однако время, хоть оно и существует только в голове, как он был уверен, не перехитрить. Сердце пошаливает, лица вдали расплываются в глазах. По ночам по нескольку раз ходит в туалет. Это нечестно.
Но странно ожидать от мира, в котором царит война всех против всех, чего-то другого. Кому-то приходится и похуже. И именно для таких он каждый день заводил "эдисон", проезжал через 2-й Радиальный проспект, сворачивал на улицу Мебиуса и останавливался у кирпичного офисного здания. Поднимался на третий этаж, открывал кабинет, садился в промятое кресло, включал радио и набивал трубку. Ждал клиентов.
Офис был небогатый, даже ковра не было, так, голый линолеум. Но пожалуй, его хозяин смотрелся обстановке под стать: высокий и худой старик, даже лицо у него худое, будто высушенный. В своем строгом темном тренче иногда походил даже на гробовщика, но вместо высокого цилиндра он прикрывал копну седых волос обычной федорой.
Бывали и пустые дни, когда никто так и не звонил, не приходил, и от информаторов с улиц не было новостей по делам в разработке. Бывали пустые дни, но человек просто должен делать то, что должен.
Вот и сегодня, кажется, был такой день. Покуривая трубочку, он невнимательно пробегал глазами статью в газете - что-то про то, что на сей раз преподобного Чет-О-Еще застукали с проституткой. На заднем фоне зазвучала торжественная мелодия Вагнера - музыкальная заставка к сказочному радио-сериалу "Истребители драконов".
"И вновь звучит смелая поступь истребителей драконов, в их глазах пылает бесстрашие, в их сердцах - героическое стремление к чудовищному. Сегодня жажда кровавых подвигов заведет юных лорда Элина и герцога Диниса и их верных друзей-оруженосцев в загадочные джунгли далекой страны Нам, где средь деревень людоедов находится логово древнего мудрого дракона Крата..."
Он хмыкнул, вдохнув дым табака. Кто вообще пишет сценарии к подобным наивным поделкам для детей? Он уже собирался сменить станцию, как вдруг раздалась совсем другая музыка. С улицы донесся отрывистый грохот выстрелов. Ну да, чуть не забыл, что за стенами кабинета - война всех против всех. Спасибо за напоминание, вашу мать.
Едва не запнувшись о складки линялого ковра, он кинулся к окну. Оно выходило в грязный переулок, но там было пусто: кажется, заварушка у парадного входа. Раздался визг шин и шум мотора. Он выругался, выдвинул ящик стола, вытащил револьвер системы "Эркентнис", проверил, откинув барабан, затем схватил шляпу и, забыв о пальто и том, что на ногах у него домашние тапочки, бросился в коридор и вниз по лестнице.
Скача через ступеньки, напомнил себе, что суставы потом будут болеть, как в аду.
...
Место преступления осмотреть он почти не успел - пока пытался отдышаться, заорали сирены и на узкую улицу въехал "форд" с приставленной к крыше мигалкой. Разглядев номера, он устало вздохнул, поправил нелепо съехавшую шляпу и полез в карман за трубкой.
Двери раскрылись, изнутри вырвались звуки "Полета Валькирий" Вагнера. Это что, тренд осеннего сезона?
Из машины вылезли двое. Один из них, несмотря на внушительные объемы, неожиданно стремительно двинулся к детективу.
- Что, старый ублюдок, сам признаешься или выбивать придется?
Коп двигался на такой скорости, угрожающе выставив тяжелый подбородок, что казалось, разговор продолжит прямым хуком, не сбавляя скорости. Будучи плотным, но крепко сбитым, на такой скорости напоминал выпущенный снаряд.
Однако он только замер в полуметре от детектива и, не мигая, уставился в глаза.
- И тебе привет, Фрид, - сухо отозвался детектив. Кивнул второму, - И тебе, Артур.
Второй, повыше, с печальным усталым лицом, лениво коснулся краешка шляпы.
- Паршиво выглядишь, Кант, - сказал он. Старик криво усмехнулся.
- Еще паршивей будешь выглядеть в камере, - бросил первый. - За что его грохнул? Что опять у тебя за дела? Кто твой клиент?
Кант покачал головой, покосился на ступеньки у парадного входа, где лежало тело. Кровь сбегала струйками на мостовую, капли попадали в лужу и расплывались красными узорами.
- Чего так взъелся, Ницше? Ты же знаешь, что я всегда был одним из самых законопослушным людей во всем городе. И никаких проблем с законом. Скорее наоборот, это у меня сплошные проблемы от закона...
- Ага! А труп на пороге твоего кабинета? Что я должен подумать?..
- Господа, оба завалите, - тускло посоветовал Артур. - Давайте лучше по делу. Неохота тут задерживаться. По-моему, опять будет дождь.
- Да все равно еще ждать, пока медгерменевты приедут, пока разберутся, считают события... - Фрид оторвал взгляд от старика и присел на корточки у трупа. - Ну трави, старик, что тут нашарил, какие улики спер?
- Я сам знаю не больше твоего, Фрид, - Кант пододвинулся ближе. - Услышал три выстрела, потом шум отъезжающей машины. Когда спустился - никого уже не было, только тело. Убитый - мужчина, вижу в первый раз, судя по документам - некий Джерри Лундегаард, второсортный импортер духовных ценностей...
- Слышь, я шутку придумал, - перебил его Фрид, копаясь в карманах убитого. Кант поморщился. Артур тем временем, насвистывая, ходил под окнами и осматривал мокрую мостовую, переворачивая иногда концом ботинка слипшиеся кучки осенних листьев. - Шутка короче. Про тебя. Знаешь, как твоя фамилия переводится с английского?
- Послушай, Фридрих...
- Пелотка! Ахаха! - с удовольствием заржал Ницше. Артур оглянулся, но ничего не сказал.
- Пишется Kant, а не Cunt, - раздраженно пробормотал детектив.
- Ну да, старик, я так и сказал. Кто спасет всех и всегда? Это детектив Пи...
Его заглушили сирены. Скоро узкую улицу заполонили герменевты и фотографы, начала собираться куча зевак. Из здания тоже высыпали клерки поглазеть на труп.
- В этом здании еще множество контор, - спорил Кант, указывая на них. - Юридическая и софистическая помощь всех мастей! Почему ты думаешь, что он направлялся ко мне?
- Потому что его убили нахрен, - ярился Ницше. - Причем тут юристы? Но я ж не говорю, что ты его убил. А вот то, что он мог идти по твоему делу - может быть...
- Фрид, а ты это видал? - позвал Артур. Ницше с неудовольствием отвел взгляд от Канта и подошел к напарнику. Тот разглядывал на стене какой-то криво намалеванный рисунок.
- Вроде звезда? - неуверенно сказал Ницше. - Дом, на котором звезда - там живет детектив Пи...
- А мне кажется, буква "А", - перебил его Кант.
- С чего ты взял, что она имеет отношение к трупу? - спросил Фридрих у Артура. Тот пожал плечами и подозвал одного из герменевтов.
- А если звезда - то это могут быть и сатанисты. По последним сводкам секта Ла Вея проявляет крайнюю активность, - вставил Артур.
Кант задумался.
- Тезис. Рисунок - звезда. Антитезис. Рисунок - анархия. Похоже, у нас антиномия.
- У нас труп! - воскликнул Ницше. - Нахрен антиномии. Звезда - значит сатанисты. Давно хотел их закопать. Обвинение в убийстве - то, что надо! Подбросим им пушку, может, наркоты еще какой - и все дела...
Кант резко повернулся к полицейскому.
- Ты этого не сделаешь, Фрид.
- И почему же? Ты меня остановишь, что ли? Может, жалобу напишешь? Ой, ужас какой! - Ницше изобразил испуг, но несмотря на шуточный тон, в глазах горела злоба.
- Какого черта... - начал Кант, но Ницше его перебил.
- Послушай меня, старикан. Твои устаревшие принципы никому нахрен не сдались, еще когда ты был копом, а теперь и подавно. Из-за своего гребаного благородства ты под конец службы похерил пол-участка! Лучших! Моих друзей. Что, теперь хочешь со мной повторить, а?
- Лучших? Черта с два, - процедил Кант. - Твои лучшие были гнильем, которые брали взятки, подбрасывали улики и... Да если б я мог, я б сдал их еще раз!..
- Гнилье?! - раскрасневшийся Ницше подскочил к старику, который был на голову его выше. - Мы не гнилье, старпер. Мы - демоны. Про демонов Максвелла Пейна слыхал? Мы хватаем плохих и пропускаем хороших. И я сделаю все, чтобы схватить плохого. Если надо ему квартиру "эйдосом" засыпать - засыплю. Надо из него показания выбить - я выбью. Но ублюдка посажу!
- Демоны? Ты далек от реального мира, - с презрением хмыкнул Кант.
- Далек? Да я и есть реальный мир!
- Ну а что насчет взяток? И новых звездочек на погоны? - бросил ему старик. - Что скажешь про этот чертов дуализм, а?
Ницше взревел и рванулся к нему, но между ними тут же оказался Шопенгауэр.
- Фрид, спокойней. Люди смотрят, да и пресса прибыла. Макклюэн из "Глобал Виллидж" будет рад любому скандалу. Иди, поговори с герменевтами, кофе попей, побрейся.
Красный Ницше тяжело дышал, не отрывая глаз от старика Канта. Но и рук Артура с плеч не скидывал.
- Слушай, - тихо пропыхтел он. - А давай его оформим, а? Он же вполне подозреваемый. А уж в камере поговорю с ним без всяких антиномий...
- Фридрих. Иди.
Фрид перевел взгляд на мрачного Шопенгауэра, потом опять на Канта, повернулся и угрюмо зашагал к герменевтам. Артур проследил за ним взглядом, потом повернулся к Канту.
- Иммануил, знайте, что я не разделяю точки зрения моего коллеги. Конечно, не скажу, что поддерживаю вашу теории четырех категорий при расследовании... Но неважно. Постарайтесь держаться подальше от этого дела, ладно? И до свидания. Прослежу, чтобы Фрид никого по дороге к машине не убил.
- Если вы поедете брать сатанистов - я хочу с вами, - холодно ответил Кант. Артур нахмурился, раскрыл было рот, потом махнул рукой.
- Ладно. Но тогда я за Фрида не отвечаю. Ваша воля, но это будет то еще представление.
"Иди к своему Макклюэну, писака хренов, и скажи, что он может расцеловать меня в мой жирный зад!" - раздалось от машин. Шопенгауэр изменился в лице и бросился вон.
Кант недолго постоял у подъезда. Снова посмотрел на наспех начерченный знак на стене. Определенно, он был сделан после убийства. Сколько работал в этом здании - ничего подобного не замечал. Звезда или литера А... Тезис и антитезис... Что-то это ему напоминало, но он пока не мог понять что.
Зато он вспомнил, что до сих пор был в тапочках, которые совершенно промокли в лужах. Решив более не рисковать здоровьем, детектив направился в офис.
...
Через пару часов шум перед домом улегся. Слушая холодный джаз по радио, Кант раскачивался на стуле, сплетал морщинистые пальцы и думал о звездах в небе. О трупе у подъезда думать совсем не хотелось - слишком мало данных, да и в конце концов - никто не платил ему за поиски убийц. И далеко не факт, что этот Лундегаард действительно шел к нему.
Думать о звездах было важнее. Потому что они давили. Стоит посмотреть на них - как понимаешь, что ты песчинка, затерянная в безмерном пространстве, ты потерявшийся кораблик. Тебе нужен карта или компас. И ты ищешь в себе карту или компас, а находишь очередные звезды. Потому что в душе у любого человека ночь, в этом Кант не сомневался.
Каждый должен выбрать компас себе сам. И Кант сделал выбор. "Руководствуйся такой максимой, которая могла бы стать мировым законом. Будь порядком в войне всех против всех". Так куда компас в итоге его привел?
Из перспективных полицейских детективов к начальнику участка, от начальника участка - в дешевый офис на Мебиуса. Папаша Декарт всегда любил шутить: это улица Мебиуса, потому что на ней одностороннее движение. По другой стороне не проедешь. Так и Кант двигался по своей дороге в один конец и не мог вернуться.
Сюда его спровадили после спровоцированного им крупнейшего внутреннего расследования, когда полетели головы десятков продажных копов всех должностей. Канта тут же с почестями отправили на пенсию, а большинство детективов относилось к нему не лучше, чем здоровяк Ницше. И вот он перебивается с заработка на заработок, поток клиентов все иссякает - кому нужен честный частный детектив? И живет один, из хороших друзей - только парализованный старик-сосед.
Вот чего он добился. Этого он хотел? А чего он хотел?
Всеобщего блага?
Слишком недостижимые цели, Иммануил. Слишком несовременные.
Ницше всегда точно знал, чего хотел. И он добивался своего: подкупы, подлоги, а возможно, и убийства. Зато во время твоей службы он был лишь патрульным, а тут и года не пройдет, как он станет начальником участка, начальником полиции... Уж он-то не заблудился во времени и простр...
Его тяжелые думы прервал стук в дверь. Кант не мог себе позволить секретаршу, потому просто сказал "Войдите", надеясь, что не спугнет клиента.
Она вошла.
Любая история начинается с женщины. Или с мертвеца. Нет, с мертвеца начинается расследование. А история - с женщины.
Кант был стар и давно не интересовался женским полом. Когда он мог иметь жену - он не мог ее содержать, а когда мог - уже не хотел. Но теперь он с радостью бы передумал.
Вошедшая была тонкой и белой, как первая снежинка в ноябре. Белые волосы, точеные черта лица, глубокие, внимательные глаза, в которых был априори виден светлый ум, красные губки. Она была в дорогих черных мехах (черных, но сквозь них все равно струился будто белый свет), но не кричащих. Она не казалось вульгарной. Она казалось самой нежностью.
- Здравствуйте, - начала она. Кант привстал. - Я Вероника Лундегаард...
- Садитесь, - проговорил он, показывая едва дрожащей рукой на кресло перед столом. Она кивнула и села. Сколько изящества было в ее движениях!
Кант не сразу заметил, что девушка словно чего-то ждет от него. Он нервно пробежал узловатыми пальцами по краю стола, сделал какой-то неопределенный жест. Наконец она объяснилась.
- Я Лундегаард... Мой муж был убит у вас на пороге.
- А... Ваш? Что вы, погодите... Это случилось не здесь, на улице. Неизвестно даже, к кому он направлялся...
- К вам, - твердо сказала Вероника.
- Рассказывайте.
- Ну, - девушка вначале замялась, собираясь с мыслями, переминая в пальцах краешек шубки. Кант посмотрел на ее пальцы и только теперь понял, что старше ее лет на сорок. Задумавшись, едва не прослушал слова Вероники.
- Джерри давно говорил, что они хотят похитить нашу дочь...
- Кто? - не понял Кант. - Стойте, похитить?
- Я не знаю, кто... Да. Он забирал Лизу из Лицея, она учится в третьем классе... а по дороге назад хотел заехать к вам. Чтобы попросить выследить тех, кто...
Она всхлипнула. Кант потянулся к графину, чтобы налить в стакан воды, но только сейчас обнаружил, что графин пуст. А наполнять его водой из-под крана при клиенте было как-то неудобно. Он заерзал.
- ...кто его сегодня убил, - закончила Вероника. Потом подняла на него покрасневшие глаза. - Найдите их, мистер Кант, я очень прошу.
- То есть... - он провел ладонью по лицу и неожиданно четко почувствовал все свои морщины. - Некто угрожал похитить вашу дочь... Муж решил обратиться ко мне... Но тут его застрелили, а девочку - забрали?
- Да...
- Так, позвольте уточнить. Почему ко мне, а не в полицию?
- Начинаете ваше знаменитое познание? - слабо улыбнулась девушка. Кант улыбнулся в ответ, а сам позабыл, что спрашивал: девушка еще и образована! И наслышана о нем!..
- Джерри говорил, что вы - последний честный человек в этом городе. Но я предлагала заявить, начальник полиции - друг нашей семьи... Он почему-то отказался.
- Хм... А как же ему угрожали?
- Он мне ничего не объяснял. Только вчера сказал. у нас серьезные проблемы. И что Лиза в опасности. Но он сам со всем разберется. - Она опять всхлипнула, на глазах набухли слезы и, судя по приоткрытому ротику, даже заложило нос.
- А что же, он никогда не посвящал вас в свои дела?
- Нет же, напротив. Он был очень честен и открыт. Только в последние дни я стала замечать за ним скрытность. Но боялась спрашивать. Боялась, что все изменится... Что какая-нибудь тайна может нарушить наше счастье...
Кант переждал очередной приступ, нервно косясь на пустой графин, коря себя за беспомощность и совершенно позабыв предложить даме платок.
- Успокойтесь, прошу вас. Но сейчас вы в полицию обратились, надеюсь?
- Конечно... но пока не поступало требований о выкупе, ничего... Впрочем, не уверена, что смогла бы заплатить. Основная часть наследства завещана Лизе, а ведь она пропала...
- В полиции знают, что вы пришли ко мне? - нахмурился Кант.
- О нет, нет! Я же говорила, что начальник полиции - наш друг, он даже разрешил не размещать полицейских у нас в особняке... Никакой слежки, не волнуйтесь.
- Нет требований. Неизвестно, кто совершил убийство. Никаких зацепок. Какой-то ноумен, а не дело. С чего же начать? - вовсе не это хотел сказать Кант, вовсе не это. Хотелось ему сказать: "Нечего бояться, я возьму этих гадов за жопу, привяжу к бамперу и проволоку по всему городу!"
Но у него были принципы. Он не мог просто обнадежить девушку. Он начинал себя ненавидеть.
- Есть зацепка, - вдруг подняла голову Вероника.
- Да?
- В последние дни Джерри часто посещал бар "Чайник Рассела".
- И откуда вы знаете?
- Я... - кажется, вопрос привел ее в замешательство. Но вдруг она улыбнулась. - По спичкам. Знаете, в барах бывают спички с названием? Я нашла у него такой коробок.
- Но спрашивать...
- Боялась.
- Ясно, - Кант сделал несколько пометок карандашом в блокноте. В нем осталось всего пара страниц, и пожалуй, надо будет покупать новый. - Последний вопрос.
- Да?
- Что вы конкретно хотите от меня?
Она не колебалась ни секунды.
- Найдите мою девочку. Найдите мою Лизу. Любой ценой.
- И тех, кто это сделал?..
- Мне плевать, кто это сделал. Даже не хочу об этом знать.
- Но почему вы не полагаетесь на полицию? - покривил душой, вовсе то был не последний вопрос. Вот это последний вопрос.
- Потому что у вас есть принципы, Иммануил. Не возражаете, если я буду звать вас Иммануил?
Нет. Вот теперь - последний вопрос.
...
Бар "Чайник Рассела" из тех мест, в которые надо приходить в темное время суток. И хоть день был пасмурный, этого было мало. Кант решил перед делом заскочить к себе домой. По дороге он проглядывал заметки и снова обратил внимание, что в блокноте осталось мало места. Надо покупать новый...
Но зачем? Для новых дел? Он так и будет до самой смерти ковыряться в кишках города, бродить по этим злым улицам, пока не откинется от инфаркта?
Разве есть шансы построить светлое будущее, идеальный город? Да, выполнение своего долга должно приносить счастье. Но Иммануил вдруг почувствовал, что счастье ему может принести Вероника. Так ли уж он стар, в самом деле?
Не стоит покупать новый блокнот.
Дома он сварганил себе ужин. Затем подумал, что неплохо бы проведать папашу Декарта. Выйдя в коридор и отперев соседскую дверь, он сначала постучал. Раздался приглушенный голос: "Входите!".
Пробравшись через узкий затхлый коридор, очутился в не менее душной комнате. Он был привычным человеком, а кто другой мог бы и зажать нос от царившего тут запаха.
Бедняга Декарт был прикован к постели уже несколько лет. Все, кто его навещал -медсестра из больницы Святого Августина да Кант. Когда-то он служил под началом у Декарта и многому был ему обязан. Но каждый раз, видя некогда бодрого борца с преступностью в грязной кровати, его полинявшие, а когда-то роскошные баки, морщинистую лысину на месте пышной шевелюры - думал о том, что никогда не сможет вернуть свой долг.
- Здравствуй, Иммануил. Я бы пожал тебе руку... - начал с дежурной шутки Декарт.
- И тебе здравствуй, - Кант вытянул из-под его головы подушку и взбил, затем поправил постель, деловито поглядел на капельницу, хотя ничего в медицине не понимал.
- Паршиво выглядишь, сынок. Никак не найдешь себе место? - усмехнулся Декарт. "Сынок". Декарт был ненамного старше Канта. Но в его присутствии старик Иммануил всегда чувствовал себя неумелым новичком. - Найди себе уже место в нашей маленькой системе координат и трави, что там у тебя за беда.
Кант замер. Потом придвинул кресло поближе к кровати и уставился на давно немытое окно. Декарт нетерпеливо скосил на него глаза.
- Ну что?
- Послушай. Тебе никогда не казалось, что ты когда-то ошибся в жизни? Не туда свернул, мол?
Кант замолк. Декарт нахмурил брови. Хмурить брови да коситься - все, что ему осталось. Воцарилось молчание.
- Раз не хочешь ничего объяснять, сынок, - наконец сказал Декарт. - попробую ответить наугад. Мда... Сынок, помнишь, я говорил: "Мыслю - значит, существую"?
Кант усмехнулся.
- Так вот, сынок, это - моя самая страшная ошибка в жизни.
Детектив удивленно воззрился на Декарта. Тот фыркнул.
- Что, не ожидал? Да-а, думал, старик Декарт тебя обнадежит, даст опору, все такое? Так послушай. Посмотри на меня. Это похоже на существование? Похоже на жизнь?
Кант не знал, что ответить.
- Я чертова развалюха, хожу под себя, не могу пошевелить и пальцем. Ко мне иногда заходит медсестра - ты б видал, какие у нее груди. Раньше я б завалил ее прямо тут, сынок, прямо тут. Теперь я могу об этом только думать, и то без удовольствия. Это жизнь? Это, мать его, жизнь?.. Вот раньше... помнишь, сынок, дело Хауэра? Там еще была певичка с такими убийственными ножками. Ну я еще был в отряде "Скользящих по лезвию", вспомнил теперь? Что я сказать-то хотел...
Декарт пошевелил сухими губами, взгляд потускнел - он погрузился в воспоминания. Кант уставился в пол.
- Ты заблудился, сынок, - вдруг услышал он голос Декарта. - Сколько прожил, а ума не нажил. Как сейчас помню тот день, когда ты впервые заявился в участок. Мелочь зеленая. Хотел изменить мир, что-то нес про идеальное общество. Тогда у тебя была своя система координат в этой бесконечной жизни. Но какой от этого толк? Вот моя в итоге стала надо мной же насмешкой... Кто знает в чем я еще ошибался?.. Да иди ты к черту, Кант! Прошлое из-за тебя вспомнил!
Декарт закашлялся. Кант налил ему воды, тот отпил через трубочку.
- Вали отсюда. Дай мне подохнуть в моем чертовом гробу. Я не знаю, что тебе сказать, сынок, - Декарт мрачно уставился на него. Кант почувствовал, что внутри старик стал почти таким же, как и снаружи. - То, что ты умеешь мыслить - еще ничего не значит.
...
Вошел Кант в бар в подавленном настроении. Сразу захотелось выпить. Он немедленно заказал у тощего бармена с мертвенно-бледным лицом молока.
Детектив сунул в рот трубку и глянул на стойку, но барных спичек не нашел, только мисочку с бесплатными чесночными гренками. Пришлось убрать трубку во внутренний карман.
Он пристально оглядел светлый зал. Здесь была даже сцена - на ней весело наяривали несколько джазистов. Достаточно приличное местечко. Но, как гласит древний парадокс, в любом кабаке существует по крайней мере один человек - такой, что если он пьет, то пьют все. Здесь всегда пили все. От подозрительных типов с бегающими глазками до вполне приличных горожан, которые либо не чурались такого соседства, либо не знали, куда попали.
Не самое злачное место. К кому же здесь приходил Джерри Лундегаард?
Над стойкой бубнил телевизор, передавали последний футбольный матч. Играла Греция против Германии. Комментатор Монти Гиллиам, пытаясь перекричать наигрывающих музыкантов, сообщал, что замена опорного защитника Людвига Витгенштейна на хавбека Карла Маркса, обычно принципиально торчащего в офсайде, будет вызывать вопросы еще долгие годы.
А вот бильярдные столы. Весело гоняет шары Достоевский, что-то задорно прикрикивая после каждого удара - может, Лундегаард проигрался и задолжал кому-то, к кому никогда не стоит попадать в карман?
Вдруг он почувствовал мягкий запах сигарет. Он сразу узнал марку. "Камю". Кто бы это мог ее курить. Быстро обернулся. Так и есть, чуть дальше на стойку облокотилась красавица Альбер, обводя ироничным взглядом зал. Среди пальцев небрежно зажата сигарета. Даже в свои сорок она выглядела сногсшибательно.
Ему показалось - или та только что смотрела на него?
Он поднял глаза к потолку, потом тяжело поднялся и подсел поближе.
- Паршиво выглядишь, Кант, - поздоровалась она.
- Что-то мне слишком часто это говорят, - поздоровался детектив.
- Потому что это правда. Если хоть что-то в нашем абсурдном мире может быть правдой...
- Какого хрена все вдруг возомнили себя умникам и стали говорить коанами, - вдруг разозлился детектив. Альбер улыбнулась. Но только ртом. В ее глазах, окруженных легкой очаровательной паутинкой морщин, светилась пустота. Но Кант всегда плохо разбирался в людях.
- Надоели загадки? Ну что ж, спроси напрямую, что хочешь. А я напрямую отвечу, - она наконец обернулась к нему и выпустила тонкую струйку сигаретного дыма.
- Да? Ладно. Кто убил Джерри Лундегаарда и похитил его дочь?
Ему показалось, Альбер напряглась. Но миг - и вновь она сидела с каменной маской на лице, будто больше интересуясь матчем, чем вопросом Канта.
- Непростой вопрос. Есть варианты ответа?
Кант пожал плечами.
- Эти парни - как ноумены. Нет-люди. Хрен познаешь. Ни следов, ни зацепок. И к тому же молчат, сволочи, никаких требований. Копы думают, что это либо группировка Кропоткина, либо наркоманы Ла Вея.
Альбер вновь улыбнулась только краешками рта.
- Я бы ставила на последних. В последнее время сукины дети вконец оборзели, вообразили себя паханами, мать их. Кто-то должен наказать ублюдков.
- Ты врешь, Альбер. - Кант нисколько не смутился от внезапного переключения тона.
- Тебе - всегда. Возможно, тебе стоит поговорить не со мной.
- Так и знал. Сартр в этом замешан, да?
- Не настолько, чтобы его можно было прижать. Пожалуй, мне пора, - не глядя на Канта, она провела кончиком языка по губам, а потом вдруг потушила о него ломкую сигарету. Бросила на детектива взгляд. - Не перевозбудись, старичок. Ищи дальше. Представь, что ты Сизиф. И получай удовольствие. Получай удовольствие.
Затем встала и элегантно вышла за двери. Кант еще смотрел ей вслед, напоминая себе, что эта стерва убила несколько человек. Не напрямую. Оружие - это не для нее. Она довела их до самоубийства. И на нее, конечно же, никогда ничего не было. Одна из лучших агентов Сартра, опутавшего своего криминальными щупальцами полгорода.
- Что обсуждал с этой змеюкой? - раздался дребезжащий голос слева.
Рядом примостился с бокальчиком виски Диагор, которого он уже мельком видел в зале. Он снова мельком осмотрел бар - его напарничков видно не было. Странно?
На сцену вышел конферансье.
- Поблагодарим Стюарта Ли и его Ребят за славную музыку! А теперь, дамы и господа, поприветствуйте Жижека и его частушки!
Из-за кулис выбрался нелепый бородатый толстяк с гармошкой, тут же начавший наигрывать:
Фейербах мне раз сказал:
Бога человек создал!
Фейербах да Фейербах
Получай-ка в рожу нах!
В зале раздался нестройный смех. Кант опять повернулся к Диагору.
- Анекдоты травил. Знаешь такой: англичанин сидит с индийцем в баре в Сурате. Англичанин открывает бутылку пива, и при этом из бутылки вытекает пена. Индиец удивленно раз восклицает. "Ну и что в этом такого?" - спрашивает англичанин. "Ой, да я не удивляюсь, что пиво вытекло", - отвечает индус, - "Но как вы его внутрь запихнули?"
Диагор несколько раз моргнул.
- Несмешно чего-то.
Кант закусил нижнюю губу.
- А раньше смешно рассказывал... Теряю хватку. Ладно. Что ты знаешь про похищение девочки Лундегаардов и убийство ее отца?
Глазки у Диагора забегали. Впрочем, для такого доходяги с редкой бороденкой и плешкой бегающие глазки смотрелись вполне органично. Он и его друзья были мелкими сошками. Два болтливых софиста, Диагор и Феодор, и вечно угрюмый Керкид. Раньше у них всегда можно было выловить информацию. Если, конечно, приучиться к их привычке говорить парадоксами обо всем и ни о чем. Кант наконец начал считать, что не зря явился в этот бар.
- Похищение? Мокруха? Слыхать слыхал, а знать не знаю.
- Мне твоих парадоксов не надо. Слышал, кто дело ведет?
- А кто?
- Фрид Ницше. Теперь слушай. Тезис. Я веду тебя к нему и вопросы задаст лично он. Больницу тебе не оплатят. Антитезис. Ты говоришь все мне, а ему при случае передам. Виски тебе оплачу.
Диагор икнул и заерзал, думая, есть ли смысл бежать. Наконец решил:
- Знаешь, ведь добро и зло относительно, и что одним - добро, то другим - зло...
- Кончай. Ницше устроит тебе зло.
- Согласен на виски.
- Сначала - ответы.
- Никогда не задумывался, с какого глотка пьянеешь? - снова начал ходить вокруг да около бывший софист. В суде ему бы цены не было. - Делаешь один, потом второй, и вот ты уже в говно, но какой из глотков делает тебя пьяным? Когда остановиться?
- Диагор, умоляю, избавь...
- Да не знаю я ничего про убийство, - начал Диагор и быстро отшатнулся, увидев взгляд детектива. - Но знаю про того, кто расследует!
- Хреновый какой-то парадокс, честно говоря.
- А это не парадокс! Ты послушай, - он подошел поближе и зашептал. - Знаешь, почему дело взял Ницше?
- Ну?
- Слыхал, что у него шашни с бабой Лундегаард?
Канта как молнией ударило. А Диагор, ничего не замечая, так и щебетал дальше.
- Сам знаешь, небось, у Фрида с делами хорошо, а дела с бабами - плохо. Нелады, одним словом. Даже шлюх пугает. А тут, говорят, втюрился в бабу ту, как ее, Вера что ли, ну так вот. Она ему дала от ворот поворот, мол, я жената, а вы нет, какой тут разговор. Он теперь в жуткой обиде. Но тут мокруха, а он не начинает громить бары и притоны. Парадокс, а? Как есть. Затих. И ходят слухи, что решил действовать наверняка и на сатанистов все повесить. Да только сатанисты тут не причем, они в это время митинги какие-то устраивали - или оргии, не помню уж... Да и скажи, кто сунется мочить Лундегаардов, когда сам Ницше за ними присматривает? Но кто-то сунулся. Парадокс? Нет, больные придурки. Анархисты это, отвечаю. Нет никого безумнее их. Вот что знаю, то и говорю. Эй, ты меня слушаешь вообще?
Кант не ответил. Громко раздался очередной куплет со сцены:
Евбулид мне загадал:
Лжец мол правду вдруг сказал.
Мои правила просты:
раз п...шь - ввалю пи...ы!
Концовку заглушил дружный смех зала. Кант моргнул.
- Ясно, - деревянным голосом ответил он.
- Хренясно. Вот еще парадокс: ты теперь побольше моего знаешь, а виски до сих пор не оплачено.
- А... Да... - сказал детектив, бросил на стойку мятую банкноту, не подумав, что на нее собирался жить до конца недели, и пошел прочь из бара.
- Кстати! Паршиво выглядишь, старик! - хихикнул Диагор ему в спину.
...
Кап, кап, кап, бьет по крыше "эдисона" надоедливый дождь. Уже с месяц моросит эта гадость, ни превращаясь в бурю, ни сходя на нет. Надоедливый, мерзкий, как китайская пытка водой. Город, кажется, гниет в этом подобии дождя своим подобием жизни. Город, выстроенный в форме солнца. В форме звезды. Звёзды, как на небе. Которые давят на нас и заставляют вспомнить о звездах внутри.
Потому что внутри определенно ночь, знал Кант. Ночь, причем такая же дождливая.
Погано ему было.
Кант, кант, кант, капали капли дождя.
Ныли суставы и болела голова.
По радио снова несли бред про Святого Чет-О-Еще и его пьяный дебош в номере отеля.
Стоит увидеть хоть что-то светлое, отдаленно напоминающее идею вечного мира - как оказывается, на Веронику давно положил глаз чертов Ницше. От ворот поворот, сказал Диагор. Как же. Стоит жирному веселому ублюдку провести операцию и вернуть матери потерянную дочку - как тут же запрыгнет к ней в постель.
А он? А он нет.
Черт, да Фрид ее хотя бы любит? Небось все ради денег и знакомств. Ницше всегда ненавидел систему и полицейскую иерархию. И в итоге создал свою, его машина - его контора. Ницше всегда хотел запрыгнуть так высоко, как возможно. И вот он встречает Веронику...
Мысли гоняли по кругу. Ницше - он. Затерянный в пространстве. Какой-то мысленный онанизм, бесконечное самопознание.
Кант ненавидел дрочить.
Кант, кант, кант.
Когда он вошел в квартиру, звонил телефон. Едва успел доковылять до него, разваливаясь на ходу. Трубка сказала голосом Шопенгауэра:
- Завтра берем сатанистов. Ницше рвется в бой. Вы просили предупредить. Бараки на Южном наконечнике, номер 42-а.
И гудки.
Кант выложил на стол шестизарядный "эркентнис" и начал разбирать.
...
Ницше ярился недолго. Сначала, конечно, это была настоящая буря с громами и молниями. Даже старик Кант запомнил пару новых ругательств. Но когда командир отряда "боевых монад" заметил, что так и позицию выдать недолго, Фрид сплюнул и сказал: "Ну хорошо, старпер, хочешь быстрой смерти - оставайся".
Так Кант стал штурмовать сатанистов.
Но собственно, весь штурм пришелся на долю "монад". Бравые парни окружили стоящий на краю лабиринта складов и бараков ангар, потом ворвались в ворота. Раздались крики и разрозненная стрельба. Кант, Шопенгауэр и даже Ницше наблюдали издали, стоя через дорогу. Точнее, стояли первые двое, а последний нервно шагал вперед-назад, что-то бормоча под нос и весело поглядывая на вспышки в окнах склада.
- Видели вчерашний матч? - пробормотал Артур, ни к кому не обращаясь конкретно. - Чертов Хайдеггер... всю команду подвел.