Карпова Елена Павловна : другие произведения.

Ветка омелы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Интерлюдия.
    Здесь должна на самом деле быть четвертая "глава". Но от нее совершенно неожиданно откололась вот такая история Золушки на новый лад и без феи-крестной. История с несколько непонятным концом, ясность которому (надеюсь) придаст настоящая четвертая часть.
    Жанр - совсем женский... хм... рассказ (благо на роман по объему не тянет) в средневековых декорациях. Мужчинам будет скучно... наверное. :)

   Сколько она помнила себя, Ирельел любила сидеть в кухне. Иногда здесь было тихо и спокойно, но чаще - шумно и весело. Две кухарки, четыре повара, десяток ребятишек разных возрастов, бесчисленные служанки, то и дело заглядывающие на огонек - такая толпа народу не могла не быть шумной. Поварята щипали птицу, чистили рыбу, драили кастрюли, вращали вертела - и чесали, чесали языками... Мясник время от времени замахивался на них своим страшным тесаком и сверкал глазами, но детям все было нипочем. Гораздо больше мясника они боялись мать Ирельел - дородную рыжую женщину, старшую из кухарок. За провинность Меган могла и выдрать отличившегося мокрым полотенцем на глазах всей толпы. Ирельел тоже не раз доставалось влажной грубой тряпкой: мать была сурова и со своими детьми.
   Взрослые в болтовне, впрочем, ненамного отставали от поварят. Только темы у них были другие. Если детей интересовало, кто сколько съел и кто кого сбил с коня на прошедшем турнире, то кухарки обсуждали господские наряды, своих мужиков и цены на рыбу, а повара - цены, бабские придури и кто чего купил-продал. Частенько на почве "бабских придурей" между поварами и кухарками вспыхивали перебранки - вполне безобидные, впрочем. Но если на кухне в это время вдруг случайно оказывалась языкатая и бойкая зеленщица, женская половина коллектива получала неожиданное преимущество, и из мужиков пух и перья летели не хуже, чем из фазанов, которых обдирали поварята. Поэтому при зеленщице повара разговоров с бабами старались не затевать.
   Когда Ирельел исполнилось четырнадцать, к Меган пришла Гвинне, старшая над замковыми служанками, и предложила перевести дочку с кухни в барские покои. Меган задумалась, но сумма в два гроута в неделю сделала свое дело, и рыжая девчонка стала прислуживать лорду Тафрину, леди Адерин и целому выводку их дочек. Похожая на бледную треску леди Адерин рожала детей своему супругу почти каждый год. Увы, выживали только девочки, и надежды лорда на наследника таяли с возрастом. А двое последних детей умерли, не прожив и недели. Поговаривали, что это семейная традиция: у леди Адерин было много сестер, но ни одного брата. Родители ее испытывали определенные трудности с выдачей дочерей замуж, поэтому засидевшейся в девках Адерин не пришлось особенно выбирать, когда ей предложили связать жизнь с Тафрином де Фере, тогда еще никаким не лордом, а просто сэром Тафрином, вассалом отца Адерин и владельцем болотистого поместья в два дома да три глинобитные крестьянские лачуги...
  
   Веселый и шумный лорд Тафрин нравился девочке. Он любил пиры, праздники с песнями и танцами и пышные охоты. Леди же, наоборот, не любила ни того, ни другого, ни третьего. Ее то тошнило, то она уставала, а то вовсе сказывалась больной и уходила в свои покои. За ней уныло тянулся шлейф ее дочек, столь же бледных и болезненных, как мать. Лорд хлопал ладонью по столу, заливался смехом и требовал еще вина. Вино он пил кувшинами, вместе с друзьями и даже слугами, а потом начинал гонять музыкантов. Те уже знали, что, ежели господин к третьему кувшину перешел, пора инструменты под мышки и тихо смываться, пока лютню на голову не надели. Все равно в гомоне пиршественной залы музыка скоро переставала различаться.
   По трезвому делу Тафрин тоже бывал веселым, хотя все чаще у него болела голова, и он не хотел никого видеть.
   Как-то раз в один из таких дней, наутро после грандиозной попойки на Сойин, Ирельел принесла лорду воду и сухари. Лорд сидел у окна с мокрой тряпкой на голове. Девушка поставила поднос на стол и уже собралась было уходить, как Тафрин повернулся к ней и сказал:
   - Смотри-ка, какая рыжая! Эй, рыжая, тебя звать как?
   - Ирельел, - ответила девушка, скромно опустив глаза.
   - Ух ты, - восхитился лорд. - Нет, не запомню. Буду тебя звать Рыжик, ладно? Приходи-ка ко мне сегодня вечером, Рыжик. Да не трясись ты так, не трону я тебя! Кому ты сдалась - у меня дочке старшей больше, чем тебе. Посидишь со старым дураком. У дурака сейчас башка трещит, а к вечеру и пройдет, может. Дочки-то мои... их не допросишься. Такие же рыбы снулые, как их мамашка.
   Тафрин сплюнул за окошко, уронил на пол тряпку, выругался.
   Ирельел метнулась к нему, подобрала тряпицу, прополоскала в стоявшем на столе тазу, выжала и с поклоном подала лорду. Тот водрузил ткань на лицо, закрыв и лоб и глаза и вздохнул.
   - Ай, спасибо, Рыжик. Ну так что, придешь?
   - Как пожелает господин Тафрин.
  
   Мать встревожилась, когда узнала о просьбе лорда. Но не отпустить дочь означало навлечь неприятности и на нее, и на себя. Поэтому Меган решила проблему со всей прямотой незатейливой деревенской бабы:
   - Принесешь в подоле - из дома выгоню.
  
   - А-а, пришла все-таки, - лорд валялся на кушетке, обтянутой тонким красным шелком с золотыми цветами. Измазанные в глине сапоги покоились на подушке. Мокрой тряпки видно не было: похоже, Тафрину и вправду полегчало.
   Ирельел склонила голову.
   - Да проходи ты, - нетерпеливо сказал лорд, - хватит кланяться уже. Помоги мне вот... сапоги снять. Хотя ну их на хрен, так воняет меньше. Садись, Рыжик, вот сюда.
   Он спустил ноги на пол и похлопал ладонью рядом с собой. Ирельел, умирая от страха и благоговения, присела на самый краешек кушетки.
   - Да ты что, девка, как аршин проглотила, - поморщился Тафрин. - Боишься? Я ж тебе сказал, что не трону. Годков-то тебе сколько?
   - Пятнадцать, - чуть слышно прошептала Ирельел, - зимой... будет.
   - Ну точно как Бранвен моя, - лорд хмыкнул. - А вот что мы сейчас сделаем...
  
   Он встал, подошел к массивному сундуку, притаившемуся в углу комнаты, откинул крышку и, покопавшись в недрах, извлек на свет большую доску и горсть разноцветных камешков.
   - Это называется мерель. Игра такая. Тебе понравится, - Тафрин водрузил доску на кушетку между собой и девушкой и высыпал сверху камешки.
   Играть в мерель оказалось легко и просто. Лорд заразительно хохотал, когда Ирельел делала глупые ходы, и рассказывал ей разные истории про своих дочек. Точно так же он развеселился, когда девушка вдруг выиграла, поставив в ряд три белых камня... Она и сама заулыбалась, ее захватил игровой азарт. Несмотря на то, что в комнате было холодно и сыро, щеки Ирельел раскраснелись, глаза сверкали. Лорд уже не казался ей ни чужим, ни непонятным. Он был похож на отца... но не того угрюмого, почерневшего от работы, отца, который ворчал на мать и почти не разговаривал с детьми, а на юного и веселого, который когда-то подкидывал маленькую Ирельел к потолку и дразнил белкой. Только с той разницей, что отец никогда не играл с дочкой в мерель.
  
   Она так увлеклась, что не заметила, как стемнело. Поняла это только когда лорд зажег лампу. В голове мгновенно вспыхнул образ суровой Гвинне, девушка побледнела и вскочила с места.
   - Ты куда? - удивился Тафрин.
   - Господин, не сердитесь, у меня же работа... работа еще. Гвинне меня накажет, если я не сделаю...
   - Эге, Рыжик. А сколько я тебе плачу?
   - Два гроута в неделю, господин.
   - Два шиллинга, Рыжик, два шиллинга. И ни пенсом меньше. Беги!
   Так неожиданно для себя Ирельел стала самой высокооплачиваемой прислугой в замке Каэргарт... если не считать личного секретаря лорда Тафрина и повитухи леди Адерин, разумеется.
   - Возвращайся завтра, я тебя читать научу! - крикнул ей вслед Тафрин.
  
   С чтением все вышло не так просто, как с мерелем. Тафрин сердился, Ирельел кусала губы, стараясь запомнить все эти странные значки, которыми зачем-то нужно было изображать звуки... Но к середине зимы с удивлением поняла, что черные закорючки внезапно стали складываться в слова.
  
   В конце января леди Адерин разрешилась от бремени мертвым младенцем, а через неделю лорд Тафрин крепко расшибся на охоте: лошадь подвернула ногу, и лорд вылетел из седла, приложившись головой о дерево.
   Когда его принесли в замок, леди Адерин послала за священником, уже не надеясь на лучшее. Тафрин был в сознании, но не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Однако, споро прибежавшего замкового капеллана лорд послал ко всем чертям, отправив в том же направлении жену и всех хлопотавших вокруг него лекарей, и приказал найти рыжую девчонку по имени Ире... ре... как-то так.
  
   Ирельел не нужно было долго искать: она бродила неподалеку от господских покоев, не находя себе места, и жадно ловила обрывки разговоров, волнуясь за здоровье Тафрина. На нее смотрели косо... впрочем, ей было не привыкать: замковая прислуга давно и прочно уверилась в том, что рыжая служанка - любовница лорда. Теперь, кажется, в это верила и леди Адерин. Ирельел не обращала внимания на досужие сплетни - точно они были водой, омывающей ее, но не способной причинить никакого вреда...
   Выйдя из комнаты, леди Адерин покрутила головой, увидела медноволосую девчонку и, обдав ее холодным презрением высокомерного взгляда, молча показала на дверь.
  
   - Иди сюда, девочка, - сказал Тафрин, увидев Ирельел.
   Она подошла и села на табурет рядом с постелью.
   - Возьми меня за руку, - лорд тяжело дышал, на лбу выступила испарина. - Я наверное этого не почувствую, но мне все равно будет приятно.
   Девушка послушно взяла двумя руками ладонь господина. Ладонь была вялой и безжизненной. Она спрятала ледяные пальцы Тафрина в своих ладонях, пытаясь их согреть. Если бы она могла поделиться с ним своим здоровьем!
   - Хорошая девочка, - тихо сказал лорд. - Рыжик, роди мне сына.
   Девушка вздрогнула от неожиданности и изумленно посмотрела на Тафрина. Тот улыбался.
   - Нашел время старый хрен, верно? - лорд усмехнулся и кашлянул. - Пообещай умирающему. Тебе ведь все равно, а я сойду в могилу, зная, что, не будь этой дурацкой охоты и не менее дурацкого падения, моя Рыжик родила бы мне сына. Обещаешь?
   Ирельел почувствовала, как к горлу подступает ком, и медленно кивнула. Слабые пальцы, лежащие в ее ладони, дрогнули... а может быть, это ей просто показалось.
   - Ну вот... теперь и помереть не страшно, - весело сказал Тафрин. - Не плачь, рыжая. Зови сюда всех этих костоправов и душеспасителей. Пускай спасают то, что еще осталось.
   Девушка проглотила слезы и бросилась вон из комнаты.
  
   А лорд совершенно неожиданно пошел на поправку.
  
   Настал день, когда Ирельел поняла, что ей придется выполнять обещание. Она долго старательно избегала лорда, пытаясь не попадаться ему на глаза, но так не могло продолжаться вечно, и однажды, зайдя в господские покои зажечь свечи и приготовить постели, девушка наткнулась на Тафрина.
   - Пойдем-ка, - сказал лорд вместо приветствия.
   Он крепко взял девушку за руку и потащил за собой. Тафрин все еще подволакивал левую ногу, но это, как ни странно, ничуть не мешало ему передвигаться так, что Ирельел приходилось почти бежать.
   Лорд втащил ее в свою спальню, закрыл на засов дверь и повернулся к девушке.
   - Ирельел, - сказал он, пристально глядя ей в глаза, - ты избегаешь меня. Почему? Боишься, что я заставлю тебя выполнить обещание, которое ты дала у постели умирающего?
   Ирельел задрожала и еле слышно сказала, отведя взгляд:
   - Простите, господин.
   - А ведь я бы мог заставить, - задумчиво сказал Тафрин, - я же твой хозяин, помнишь? Ты принадлежишь мне. Да и так все в замке только и говорят о том, что я сплю с тобой. Для них это даже и новостью не будет.
   - Простите, господин, - еще тише ответила девушка.
   - Другая бы почла за честь... Святые угодники! Почему из всех девиц на свете мне вздумалось выбрать ту, которой я противен как мужчина?
   Ирельел замотала головой.
   - Нет, господин.
   - Что "нет"?
   - Вы мне не противны. Нет. Ни капельки.
   Она наконец решилась поднять на него взгляд и увидела в глазах Тафрина растерянность и странный огонь, от которого в груди стало тесно, а по телу прошла теплая волна, заставившая задрожать каждую клеточку.
   - Дуреха, - сказал лорд срывающимся шепотом, - какая же ты все-таки дуреха. И что мне с тобой делать?
   Он положил руки ей на плечи и притянул к себе. Ладони Тафрина были горячими - Ирельел ощущала их жар даже сквозь грубую ткань котты - и этот огонь точно воспламенял что-то внутри девушки, заставляя ноги подкашиваться, сердце - колотиться так, словно оно хотело пробить клетку ребер и улететь свободной птицей. А еще в животе будто что-то сжалось, и от этого стало одновременно сладко и страшно.
   - Рыжик, Рыжик, - прерывистое дыхание Тафрина обжигало ухо девушки, - что же ты делаешь со своим господином.
   Горячие руки стиснули талию Ирельел, еще сильнее прижимая ее к мужчине, скользнули по бедрам. Она почувствовала прикосновение губ к шее и, не в силах удержаться, застонала от желания, которое разбудили в ней прикосновения и поцелуи. Тафрин вдруг подхватил ее под бедра так, что девушка взмыла вверх и, смеясь, обвила руками шею мужчины. А тот, сделав несколько шагов, уронил ее на кровать, и сам упал рядом.
   - Я буду гореть в аду. До конца времен, - сказал он, и время остановилось.
  
   Кажется, кто-то стучал в дверь. Тафрин прикрикнул на них, и стучавшие ушли. Ирельел сонно спросила, что случилось, а он стал ее целовать, не давая заснуть, и все снова закончилось тем, что она билась и стонала в его руках, умирая от наслаждения и счастья... Потом они снова заснули, а когда Ирельел открыла глаза, за окнами был рассвет.
  
   С этого дня все изменилось. Лорд вовсе перестал посещать покои жены, а к обеду спускался демонстративно в обществе Ирельел. Та отчаянно краснела и пыталась стать как можно более незаметной. Даже не поднимая глаз, она ощущала, как смотрят на нее окружающие. Как будто все отравленные стрелы сплетен, все кинжалы пошлых намеков... все то, от чего она до этого была словно заколдована, разом нашло свою цель. Девушке казалось, что она ступает по ножам, заботливо разложенным на ступенях лестниц бывшими товарками... Лорд же, напротив, был столь явственно счастлив, что не обращал внимания даже на убийственные взгляды, которые метала в его сторону супруга. Он перестал пить, приказал вычистить пиршественную залу, да и музыканты уже стали забывать о тех днях, когда лорд в порыве гнева ломал инструменты. Тафрин наряжал Ирельел в прекрасные платья, дарил ей золотые браслеты и жемчужные бусы... и вдруг оказалось, что у рыжей служанки тонкая талия, мраморная кожа, изящные руки и вполне симпатичное лицо в оправе рыжих кудряшек...
  
   Как-то вечером Тафрин слишком долго не возвращался в спальню. Когда солнце почти закатилось, Ирельел подумала, что господину будет приятно, если она встретит его по дороге в покои, и направилась искать лорда. Она шла по коридору, но, услышав вдруг знакомые голоса, остановилась.
  
   Говорила леди Адерин. Не говорила - кричала.
   - У тебя есть совесть, Тафрин? Сначала ты привечаешь эту девку, на глазах у меня и всего замка! Наряжаешь ее в шелка и золото, а теперь приходишь с этим ко мне? Ко мне! К матери твоих детей и законной жене! Ты в своем уме?
   Леди отвечал тихий голос лорда Тафрина... настолько тихий, вопреки обыкновению, что Ирельел не могла разобрать ни слова, как ни прислушивалась.
   Через несколько мгновений дверь распахнулась. Ирельел метнулась к нише, в которой стояла пыльная каменная ваза, и постаралась спрятаться. В коридор вышел Тафрин. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, постоял немного, не заметив затаившуюся девушку, потом с чувством сказал: "дурак" и, прихрамывая, ушел по коридору в направлении своих покоев. Ирельел досчитала до тридцати и отправилась следом.
  
   Лорд стоял у окна, разглядывая что-то, что держал в пальцах. Он уже снял дублет, оставшись в простой нижней рубашке. Ирельел подошла к нему и обняла, скользнув ладонями под рубаху. Тафрин ахнул и накрыл руки девушки своими: ее прикосновения воспламеняли его так, словно он был пятнадцатилетним юнцом, впервые в жизни познавшим женщину.
   - Смотри, что у меня есть для тебя, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и повернулся к Ирельел.
   На ладони лежало золотое колечко с маленьким зеленым камушком и хитрым узлом с противоположной стороны.
   Ирельел укоризненно посмотрела на Тафрина: ей не нравилась его привычка одаривать дорогими безделушками. Девушке казалось, что таким образом лорд ни то пытается загладить какую-то вину перед ней, ни то старается купить внимание, которое и так безраздельно принадлежало господину.
   - Милорд, зачем?
   - Рыжик, - лорд вздохнул, - ты - единственный человек в этом доме, которому от меня ничего не нужно. Прошу, возьми... это для меня многое значит.
   - Неправда, - Ирельел покачала головой, - мне от Вас очень много нужно. Вы сами.
   Девушка взяла колечко и надела на палец. Оно было немного велико. Тафрин поправил его, повернув узелком внутрь и поцеловал тонкие пальцы. Ирельел заметила, что точно такое же кольцо блестит зеленым камнем и на левой руке лорда, и от этого ей стало тепло и спокойно на душе.
   - Ты мое лекарство, - сказал Тафрин, обнимая ее и прижимая к себе, - от промозглой серости бытия. От жизни и смерти.
   - Разве бывает лекарство от жизни, милорд? - спросила Ирельел, - и разве это хорошо - быть таким лекарством?
   - Это прекрасно, моя фея, - ответил Тафрин, наклонился к девушке и стал целовать ее ждущие губы, и ясные счастливые глаза, и шею, и ямочки над ключицами... пока она не высвободилась, смеясь, из его объятий и не отступила вглубь комнаты, к неясно белеющему в полутьме наступающих сумерек балдахину и не поманила своего мужчину за собой.
  
   После ненароком подслушанного разговора Ирельел отчего-то стала бояться за лорда. Он был столь беспечен и столь беззащитен. Девушке казалось, что, пожелай кто-то навести на него порчу или просто дурно поглядеть, колдовство обязательно удастся. И она сделала единственное, что умела и о чем знала: разыскала неподалеку от замка омелу на дереве, отрезала от нее ветвь, высушила и незаметно для Тафрина вшила эту сухую веточку в воротник любимого дублета лорда.
   Но она ошибалась. Бояться ей стоило вовсе не за него...
  
   Ее подстерегли в коридоре, одну. И девушка, конечно, пошла с дядькой Мэлдвином и его сыном Родри, которых знала с детства. Единственное, что ее смутило - то, что они почему-то сослались на приказ сеньора Моретти. Ирельел не знала никакого Моретти, и знать не желала.
  
   Потом она обнаружила себя запертой в кладовке в подвале. Какие-то ящики, бочки, мешок с подгнившим зерном... За дверью сидел Мэлдвин, и на все вопросы отвечал, что ему запрещено разговаривать с заключенной.
   Заключенной?
   За что?
   Мэлдвин молчал.
   Она просила позвать Тафрина, она, рассердившись, колотила кулаками в дверь, она плакала... все было бесполезно. Потом отчаялась и забралась с ногами на грубый ящик: от земляного пола тянуло сыростью и холодом. Девушка прислонилась к стене и закрыла глаза.
   Ей казалось, что она всего лишь на минутку смежила веки. Но, проснувшись от лязга засова, поняла, что на дворе уже наступил вечер: в кладовке было абсолютно темно.
   Вошел Мэлдвин со свечой и миской, оглядел комнату. Ирельел, щурясь от света, спустила ноги на пол и ойкнула: от неудобной позы ломило спину и затекли икры.
   - Вот, - сказал Мэлдвин, ставя миску на пол, - поесть принес.
   - Дяденька Мэл, - умоляющим голосом произнесла Ирельел, - Почему я здесь, чем я виновата?
   - Ох, дочка, - Мэлдвин выглянул в коридор, убедившись, что там никого нету, - плохо дело. Моретти этот... священник он. Приехал, сталбыть, для расследования дела о ведьмовстве. Вот так вот.
   - Ведьмовстве? - Ирельел была потрясена. - Это я - ведьма? Я?
   Мэлдвин кивнул.
   - Дядя Мэл... ты ведь меня с колыбели знаешь... ты же не веришь этому, скажи?
   - Я-то и не верю, может, а только супротив церкви не попрешь. Скажут - ведьма, значит ведьма. Ох, попала ты, девка. Чего тебе этот лорд сдался...
   - Отпусти, - Ирельел упала на колени перед стражником, - Богом клянусь, уйду отсюда, и не вернусь никогда! Пожалей хоть мать мою, дядя Мэлдвин!
   - А меня кто пожалеет, ась? Детей моих пожалеют? Уйди, отвяжись, от греха подальше. На все воля Божья. Как Господь повелит - так тому и быть. Молись, дочка! Да получше!
   Мэлдвин поднял вверх палец и посмотрел на сводчатый потолок, а затем вышел и закрыл дверь, оставив девушке похлебку и свечу. Ирельел осталась стоять на коленях. Она взглянула на слабый огонек свечи, сцепила в замок руки и зашептала:
  
   Eyen Taad rhuvn wytyn y noefoedodd, sancteiddier yr hemvu tau ...
  
   Слова молитвы сами собой превращались в строчки Библии, по которой Тафрин учил ее читать. Она сказала Amen и заплакала. Тафрин... почему он не приходит? Это его замок, его люди. Он давно должен был появиться здесь, накричать на Мэлдвина, увести Ирельел. Где он? Почему она чувствует себя так, словно ее предали? Как будто треснуло, надломилось что-то в душе, и не склеить больше...
  
   На следующий день она увидела Моретти. Тот был молод, вежлив и говорил тихим голосом. Но замковый капеллан, сидевший в этой же комнате и записывавший вопросы сеньора и ответы Ирельел, почему-то вздрагивал каждый раз, когда гость обращался к нему.
   - Да, - отвечала Ирельел, - блудила, незамужняя... Нет, в колдовстве не сведуща... Да, читать обучена... Нет, не было никакого обольщения, это неправда, наговор...
   Сначала она думала, что нужно всего лишь говорить правду. Ей ведь нечего скрывать? И так про нее и лорда знают больше, чем стоило бы...
   Но потом Ирельел поняла, что им нужно все. Ее жизнь, ее чувства, ее дни и ночи. Моретти хотел вынуть из нее душу и вывесить на всеобщее обозрение.
   И она перестала говорить. Тогда ее отвели обратно в кладовку и оставили одну.
  
   - А Престонов знаешь, с соленого озера? Джон, Мэри?
   - Ну да.
   - Так вот у них двое мальцов старших Джонами зовут. Папаша их "Джон младший" и "Джон постарше" кличет. А знаешь, зачем?
   - Ну?
   - Да они думали, помрет один - второй останется. Так Джон и так. Запоминать меньше. А они взяли да оба выжили.
   - Га-хаааа... А про Тома слыхал?
   - Чокнутого, что ли? С бродов?
   - Ну да.
   - У него баба младенчика вроде осенью родила.
   - Дык. Тока они его не показывали никому. А теперя Том по кабакам бегает и орет, что младенчика феи подменили. Я того подменыша видал. Страшенный! Губа во тут, как у зайца, зубы торчат.
   - Как это только патер пропустил.
   - А кто тебе сказал, что пропустил. Пришел, водицей брызнул - подменыш в крик. Люди сказывают, еще и серой запахло.
   - Да брешут люди. Где это видано, чтоб феи серой воняли.
   - А может и не феи. Том-то дурак, его кто угодно облапошит...
  
   Ирельел лежала на мешке, не открывая глаз, и слушала приглушенные голоса за дверью. Голоса были незнакомыми, и, если не поднимать век, то можно представить, что находишься не в подвале, а где-нибудь на ярмарке. В Каэрнарфоне, например. Она была в Каэрнарфоне, однажды, года два назад... или три? Они с Кери, младшим братишкой, там чуть не потерялись, но все обошлось...
   Снова лязгнул засов, и глаза пришлось открыть.
  
   На этот раз ее почему-то повели прочь из подвала, наверх, в главную залу. И она наконец увидела Тафрина. Но, странное дело, это совсем не принесло ей облегчения. Лорд, нарядный и великолепный, сидел на высоком троне, а по левую руку от него была леди Адерин. Чуть ниже них на простом табурете сидел Моретти, держа в руке свернутую бумагу.
   Ирельел пыталась поймать взгляд лорда, но тот смотрел куда угодно, только не на нее. А затем встал Моретти и начал читать свой длинный свиток.
  
   Сначала девушка даже не поняла, что священник читает ее слова. А когда поняла, пришла в ужас. Ей хотелось кричать от обиды и отчаяния. Она не говорила того, что читал Моретти! Она говорила совсем другое! Как же так! Разве можно прочитать буквы не так, как они написаны? Разве брат Дилвин не записывал то, что она говорила на самом деле? Ирельел сделала шаг вперед и открыла рот, чтобы возразить, но один из стражей - тех самых, незнакомых, грубо дернул ее за плечо, возвращая на место, и прошипел в ухо:
   - Молчи, ведьма! Тебе никто не разрешал говорить.
   - Я не ведьма! - огрызнулась Ирельел и дернула локтем, пытаясь освободиться от лежавшей на плече ладони.
   - Молчать, я сказал, - ладонь сжалась так, что девушка охнула от боли.
  
   " ...и принимая во внимание ее собственные признания, передаю девицу Ирельел, уличенную в сговоре с Дьяволом и колдовской практике, в руки хозяина этого замка для справедливого и милосердного решения."
   Хозяина замка? Тафрина?
   Ирельел воспряла духом. Лорд ведь не позволит, чтобы ее обидели?
  
   Но Тафрин неожиданно встал со своего места, сорвал берет с головы и бросил его под ноги.
   - Нет уж, - зло сказал он, обращаясь к леди Адерин, - пусть этот фарс будет целиком на твоей совести, любезная женушка. Обойдетесь без меня.
   С этими словами он спустился со ступенек и вышел из зала.
  
   Ирельел словно ударили под дых. Как же... все? Рыжик? Все жаркие слова, прошептанные такими долгими весенними ночами? Кольцо с зеленым камнем? Сын, которого она так и не родила?
   Она открывала рот и не могла вдохнуть ставший вдруг каменным воздух. Глаза заволокло пеленой, сквозь которую она смутно различала, как леди Адерин склонилась к Моретти и что-то сказала, как кивнул священник и как женщина встала со своего места.
   Смысл того, что говорила Адерин, тоже доходил до нее с трудом. Милосердие... спасение заблудшей души... путь в небеса... искупление грехов без пролития крови...
   Без пролития. Пеньковой веревкой за шею.
  
   Ирельел вдруг показалось, что она разделилась надвое. Одна, маленькая Ирельел, стояла в зале перед судом, и по ее щекам текли слезы. Другая, большая и невидимая, холодным и спокойным взглядом смотрела на все сверху. Стены замка каким-то образом стали прозрачными, и эта, большая Ирельел, видела все: как внизу, в кухне, привалившись к водяному баку, рыдает Меган. Как, точно зверь в клетке, мечется в своей спальне лорд Тафрин. Как во дворе замка детвора играет в догонялки. Как крестьянин гонит домой овец с пастбища. Как в лесу под топором дровосека падает сосна, которой суждено стать столбом виселицы для ведьмы. Как плывет в синем небе равнодушное солнце, которому все равно, кому сиять... и которое не померкнет даже тогда, когда Ирельел не станет на свете.
   Эта большая Ирельел снова взглянула вниз и сказала устами той, маленькой, что стояла внизу:
   "Будь же ты проклят, лорд Тафрин. Не знать тебе покоя больше, ни в жизни ни в смерти. Будь проклят твой дом и твоя земля. Гори в аду!"
  
   Ей показалось, что стражник снова шагнул к ней, но вдруг застыл на полушаге. И все в зале застыли. И лорд Тафрин замер, обернувшись к ней, а девушка наконец встретилась с ним взглядом. Ничего сверхъестественного в этом взгляде не было... глаза как глаза. Только вспыхнула серым огнем зашитая в воротник дублета ветка омелы, облекая проклятого лорда в дрожащий саван света, скрывая его от глаз и Ирельел, и от остального мира. Этот серый свет был так неприятен, что Ирельел отвела взгляд...
   Облака, лениво ползущие по небу, вдруг понеслись так, словно пытались догнать уходящий день. Солнце упало за горизонт и тут же появилось снова - но уже на востоке и побежало по небу, оставляя за собой огненный след. Завертелись дни и ночи, мгновенно выросли листья на деревьях, а в следующий миг опали и были похоронены под снегом, который снова растаял через один стук сердца. Игравшие во дворе дети превратились в мужчин и женщин, поседели, съежились и рассыпались прахом... как и все те, кто был в замке. Тоненькие прутики у стены замка под мелькание дней и ночей выросли в огромные деревья. Вокруг замка встал город, зеленые холмы исчеркала сеть дорог, в небо уткнулись толстые черные трубы...
   Ирельел зажмурила глаза, чтобы не видеть этого мельтешения дней и лет.
   "Нет! - крикнула она. - Я не хочу! Остановите! Нет!"
  
   И вдруг услышала шум дождя по листве.
   Она открыла глаза, и обнаружила, что вокруг день. От дождя одежда и волосы быстро промокли, но девушка не двигалась с места.
   Перед ней был замок Каэргарт. Мертвый, заброшенный. Часть башен осыпалась руинами, сквозь окна других просматривалось серое небо. Двор порос травой и кустами, на бывшей стене поднималась поросль молодых берез... К замку не вела ни одна дорога, и вокруг него не было привычно лепившихся друг к другу крестьянских мазанок. Мертвец. Призрак.
   Эта мысль так напугала ее, что девушка повернулась и побежала, куда глаза глядят. Остановилась она только тогда, когда стена леса надежно скрыла от нее руины Каэргарта.
  
   - Эй-эй, ты откуда такая?
   Белобрысый парнишка теребил ее за рукав.
   - Чего молчишь?
   К деревне она вышла еще засветло. Деревня как деревня, те же крытые соломой мазанки, босоногие ребятишки, с азартом меряющие оставшиеся после дождя лужи. Сонные свиньи в загоне и деловито копающиеся в грязи посреди дороги куры. Все как везде. Только что-то все равно было не так.
   Белобрысый говорил не на валлийском. И не на том тягучем языке, на котором говорили южане. И не на рубленом и раскатистом северном галике.
   Но она понимала все, до последнего слова.
   - Скажи хоть, как тебя зовут! Я вот Бран!
   Она разлепила губы и тихо сказала:
   - Льел.
   - Так ты не немая! - восхитился паренек. - А чего мокрая вся? Пошли к мамке моей, хоть обсохнешь!
   "Я умерла, - подумала девушка, - и это ад."
   Потому что, по ее понятиям, в раю никак не могло быть кур и свиней.
   Тут она больно ушибла палец на ноге, и решила, что нет, не ад. Души умерших должны мучаться в котлах со смолой, а разве ж это правильно, если мучаешься от того, что ударилась о камень?
   - Так ты откуда, Льел? - не унимался белобрысый.
   - Из Каэргарта... из Гвинедда.
   - У. Никогда не слышал. Это далеко?
   "Рядом, - подумала девушка, - это же здесь, прямо здесь. Или нет?"
   - А то оставайся, - тараторил Бран, - мамке моей помощница нужна. Я у нее один всего, с меня толку немного.
   Солнечный диск почти наполовину скрылся за горизонтом. Поможет ли ей ночь понять, что случилось с замком, с Гвинеддом, с ней самой?
  
   Льел еще не знала о том, что ночь для нее больше не наступит никогда.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"