А я давно не знаю, что  сказать,  
когда  дыра, простенок и кровать,
сечения армированных балок,
пустоты плит, надломы старых лаг,
все то, что остается,  в двух словах,
от   сих,  сколь обустроенных, столь  малых.
Не вижу, что  газета на столе,
разбитые очки   в печной золе,
осталась только функция  --  строитель.  
Потомственный такой  Сизифов труд,
который  за день  в порошок сотрут,
и дальше как  хотите,  так  живите.
 
Как мы хотели, так  любой хотел --
витать  среди любимых душ и тел,
витаться в праздник на проезжей части,
витийствовать:  поребрик -- Мандельштам,
леса  -- монтаж -- не где-нибудь, а там,
где до щебенок  раскрошили  Счастье,
такую категорию, ага.
Для нового смертельного  врага
душа не подготовлена покуда,
но вот плывет -- с фонариком в руке
по жирной мандельштамовой реке
к тебе, мой Брут, к тебе,  мой брат Иуда.