Опять неурожай на жито, 
и жизнь проносится транзитом 
в овсяно-полбяной союз. 
И я, как водится, боюсь,
что голод, холод, соль и спички,
что завтра -- наиграю блюз, 
а послезавтра по привычке
продам и постамент, и бюст.


***
В деревне или чьей-нибудь столице
и можно бы прижиться человеком...
Но венки разливаются до Стикса,
и венцы ужимаются до ЭКО.
Стоишь и понимаешь, что приехал --
проститься.
Букашкой, приземлившейся на карту, 
переползаешь пастбище от моря
-- до марева. И близкое к поп-арту
пространство от Неаполя до мори
вдруг шаркнет каблучком и... сinque quattro
три два один... подбросит и пришпорит. 


***
Добрый пастырь на весь экран --
значит, дома -- а не Иран,
не Камбоджа, и не Зимбабве.
Хоть и там нормальные бабы.
Хоть и пастырь речет (perke?)
на заоблачном языке. 
Не ходи, говорит, к причастью,
чтоб ответственностью отчасти 
не скорбела душа его.
Он и сам, как аббат Прево,
тяготится своей натурой
и ушел бы в литературу.