Пожалуй, и она свое возьмет,
вся эта жизнь с ее насущным хлебом.
Вот только хлеб в иной закрытый рот
хоть правой подноси рукой, хоть левой,
хоть черного, хоть белого кусок...
А все, что есть открытого -- висок.

И все через висок -- и боль, и слух,
и голос -- мой или других старух
и стариков, подрастерявших время.
Уснул юнцом, проснулся теми всеми,
а дух не испустил, вот только дух...

Пожалуй, что и нечего ей брать, 
всей этой жизни с памятью короткой.
Проснешься и подумаешь, что брат
ушел за солью, спичками и водкой.
А то что не вернулся -- так не смог
зажать рукой открывшийся висок.