Оставалось только нажать на спусковой крючок и - нет проблем. Но я
вынул дуло револьвера изо рта, высвободил палец, прикасавшийся к спуску.
Это происходило в сколоченном из тёса туалете железнодорожной станции
"Кирсанов" недалеко от Тамбова. А год был 1944, война. Если вы не
представляете, в каком состоянии находились тогда пристанционные туалеты "типа
сортир" (от французского sortir - выходить), то наведайтесь в бесплатный
нынешний (ещё найдётся). Ступить некуда! Сплошь "заминировано". До кабинок
добраться невозможно не вляпавшись. Да мне туда и не надо. И в Брест, и во
Владивосток не надо, как впоследствии пел Высоцкий. Я зашёл, чтобы
застрелиться. Вот дурак! Мог бы и посреди улицы или в кустах акации около
перрона. Но почему-то я решил, что стреляться - дело интимное, нельзя прилюдно.
Помешать могут. А мои намерения были серьёзными. Не то, что у мальчиков и
девочек, которых зацепила какая то невезуха, и они, эти, по выражению
психологов, "демонстративные личности", предпринимают покушения на самоубийство
с таким расчётом, чтобы их увидели, вынули из петли и пожалели, помогли найти
выход из отчаянного, по их разумению, безвыходного положения. Всем известна
девчоночья песенка:
... моя подружка бессердечная
мою любовь подстерегла,
и увела его, неверного,
у всех счастливых на виду...
Или мужчина решает поставить точку своей жизни потому, что у него в
нужную минуту недостаточной для действия оказалась упругость того, чем все
мужчины гордятся, и он готов был сквозь землю провалиться перед своей дамой.
Ну, и проваливался бы, а в петлю-то голову совать зачем?
Подходя к станции, я вдруг спохватился, что за пазухой у меня пусто.
"Ничего не понимаю!" - воскликнул я. Стакан самогона, полчаса назад купленный
мной на кирсановском базарчике и снабдивший меня радужным настроением, сразу
выветрился.
Что же должно там быть (не у женщины, а у мужчины в офицерской
униформе)? Да то, что я сам положил в штабе полка: секретные пакеты.
Объемистые, прошитые, засургученные. Один пакет из спецчасти, другой - из
отдела военной контрразведки полка. На угловом штампе их документов значилось:
"СМЕРШ" , то есть "смерть шпионам" . Пришло же тогда кому - то в голову такое
выразительное наименование отдела!
Начальник спецчасти лейтенант Юркин не раз посылал меня в качестве
офицера связи с секретными пакетами в штаб дивизии. Он знал мою способность
оборачиваться по тогдашним железным дорогам вместо четырех дней за два.
На дорогу выдавали "воинское требование", "литер", бумажку, по которой
надо было получить в кассе билет. Но "нету мест", да и только. Приходилось
влезать в вагон через толпу штурмующих дверь мешочников. Однажды залез в тамбур
и , применив штык-нож, разворотил замок, чтобы втиснуться в вагон. А однажды,
уперевшись дулом своего нагана в стержень замочной "трехгранки", сумел
провернуть его и вломился в вагон, где ни о каком месте, даже стоячем, не могло
быть и речи. На полу впритирку, скорчившись, лежали люди, огрызавшиеся, когда я
пробирался и искал между ними щелку, чтобы поставить ногу. Случалось ездить и
на тормозных площадках, и "оседлав" цистерну и на открытой платформе, когда
вокруг уже снежок, и в полувагоне, откуда только что выгрузили уголь. Прежде
чем явиться в штаб, надо было пройти санобработку, чтобы не приняли за негра.
Но сегодня ехал в сносных условиях. Где, как я мог потерять пакеты? Что за
чертовщина?! Может провалились в штаны? Да нет же, в штанах было только то, что
полагалось иметь двадцатилетнему лейтенанту.
Как явлюсь? Что скажу? Потерял, мол, пакеты? Нет, лучше застрелиться! К
военному трибуналу я был готов. Пошлют в штрафной батальон - это уж наверняка.
И в атаку на вражеские окопы. А царапнет пуля или осколок, значит, кровь пролил
и оправдался перед Родиной за свою провинность, таких везунчиков - единицы! - я
встречал.
Но не это было для меня невыносимым. Нам за семь месяцев учёбы в
артиллерийском училище города Ирбита успели и сумели привить кастовость. Я
принадлежал,, как теперь называют, к референтной группе "мы-офицеры", и должен
был соответствовать в своём поведении её оценкам и мнениям. Терять секретные
пакеты - это недостойно. Меня больше, чем трибунал и штрафбат, заботил отзыв
моих товарищей, с которыми я вместе жил в одной комнате казармы. Придёт к ним
новичок на моё место, будут рассказывать, был мол, тут лейтенант Вадим, вроде
бы нормальный парень, а вот умудрился потерять секретные пакеты и "загреметь" в
штрафбат.
Но я же сам засунул пакеты за пазуху! Где они? Куда могли деться?
Бытовое заклинание "Чёртик, чёртик, поиграл и отдай!" я знал, но и чёртик
дураку помогать не хотел.
Конечно, и то заставило меня снять палец со спуска, что представилось
мне, как грянул выстрел, мозги брызнули из моей черепушки на дерьмо ( а может
им там и было настоящее место? ) и шмякнулся я не куда-нибудь, а на пол этого
заведения, где куда ни поставь ногу, попадёшь известно во что. Нет не хочу
этого! Я сунул револьвер в кобуру, и зло меня взяло: ну куда же исчезли пакеты?
Покинув вонючее сооруженьице, я стал вспоминать в деталях тот путь,
каким шёл к станции. Вот тут я обогнал старичка с бородкой. Ещё раньше
встретилась женщина с симпатичным бюстом. Тут я перешёл с одной стороны на
другую. Вот тут я решил остановиться и "пересупониться": расслабил пояс,
расправил гимнастёрку, поправил портупею - ремни, поддерживающие поясной
ремень, оттянутый тяжестью револьвера. Да вот же они мои пакеты! Я выложил их
из-за пазухи и положил на железный лист, покрывающий наружный подоконник окна.
А обратно, заправившись и затянувшись по бравому, не поместил их за пазуху.
Мимо проходила заслуживающая внимания девушка, я бросился за ней, чтобы не
потерять её хотя бы из виду. До пакетов ли было мне? И лежали они на
подоконнике одноэтажного дома, в центре города. Ждали меня.
Пакеты я сдал исправно. Но с тех пор в командировках ли, в частных ли
поездках, ни перед посадкой, ни в вагоне я не пью даже пива. Научился! А ведь
ничего не случилось, кроме того, что дуло револьвера побывало у меня во рту.
Рассекретив это о себе, я, дурак бывший, поглядел ещё раз в глаза
парню, которому рассказал, вытащив его из петли, дураку сегодняшнему,
рефтинскому. Мутно было в его глазах от смеси недоверия и надежды.
-Усёк? - спросил я его на современном молодёжном жаргоне.
-Ыгы... - неохотно промычал он.
Не торопитесь, братцы, разбрызгивать мозги по сортиру, а лучше
пораскиньте ими, подумайте и вспомните, где и когда прошляпили, за какой юбкой
некстати погнались. А для мужчин с недостаточной упругостью - разговор особый,
индивидуальный.
***