Краткое содержание(Раскрытие темы конкурса "Через тернии к звёздам"): Графиня Мэрджит Хидеж вынуждена бежать из свого родового поместья, спасаясь от крестьянского бунта. Публично (и не без оснований)обвинённая кардиналои королества в преступной ереси, ненавидемая народом и лишённая привычной колдовской мощи, она не находит иного пути, кроме как скрываться, выдавая себя за простую сельскую девушку... Имея в спутниках лишь призрак убитой ею крестьянки и неиссякаемую силу духа, в течении трудных и опасных странствий Мэд предстоит пересмотреть свои взгляды на окружающий мир и отношения с людьми, вынести сражение с неустанно искушающей её Тьмой, пережить недолгую, но стратсную любовь, чтобы в конце-концов обрести долгожданный мир в душе и гармонию со своей сутью. Но, желаный путь в высь не даётся даром...
'Всё, что пишет монстр, убивающий людей ради собственного выживания, изначально отравлено и порочно. Ни поэзии, ни истории, берущим начало в жадном уме и алчном сердце, нет места в этом мире'.
Э Райс.
'Жалости богов достойны те, кто не получает желаемое и те, кто его получает'
П. МакКиллип.
I.
Тяжёлый, прохладный на ощупь, бархат платья приятно скользил по голым ногам, пока я спускалась в подвальную темницу. Несмотря на ледяной сквозняк, я совсем не боялась замёрзнуть: всё тело горело от жара. Но причин беспокоиться не было, я прекрасно знала, что это вовсе никакая не лихорадка, а самое настоящее предвкушение. Если уж мне и случится умереть молодой, то явно не от обычной простуды...
По мере продвижения в самое лоно земли, становилось холоднее. Изо рта пошёл пар, но на лбу, тем не менее, выступили бисеринки пота. Смахнуть их возможности не было. Одной рукой я придерживала подол, чтобы не возить кружевом о вечно сырые ступени. Чёрные их позвонки, покрывавшие витой хребет каменной лестницы, уходили всё глубже в недра старинного подземелья. Другой - держала массивный серебряный подсвечник, освещая себе путь неровным пламенем пяти оплывших свечей. Абсолютную тишину, как в гробнице, нарушал лишь еле слышный перезвон жемчуга, несколько нитей которого были вплетены служанками в мои волнистые волосы. Мягкие остроносые туфли, с учётом миниатюрной комплекции их владелицы, производили шума не больше, чем шёпот ручейков подземных вод, просачивающихся сквозь стыки известковых плит, и мутными слезами скатывающихся по их шершавой поверхности.
Сделав ещё один поворот, лестница оборвалась в начале длинного коридора. Я пошла по нему, пока слева не возникла толстая кованая дверь. Глубокий вздох, чтобы успокоить учащённо забившееся сердце, и влажные ладони легли на кольцо ручки, висящей в лапах у потемневшей от времени и покрывшейся зеленцой бронзовой горгульи. Щёлкнул недавно смазанный замок. Канделябр я поставила у входа, так как Дарио, по давно заведённому обычаю, уже зажёг в камере факелы. Как и загодя привёл для меня очередного гостя...
Гостью. Сегодня это была женщина. Привязанная к стальному креслу, она могла лишь едва шевелить шеей. Крепкие кожаные узлы туго стягивали ей кисти и лодыжки. Простые холщёвые манжеты открывали руки, испорченные раньше времени тяжёлой работой, но ещё не носящие признаков старческого увядания. Заслышав шаги за спиной, женщина попыталась было закричать, но стоило мне встать перед ней, крик оборвался, превратившись в стон почти религиозного благоговения. Я знала, кого она видит перед собой. Несмотря на то, что я давно вышла из подросткового возраста, между выступающими скулами ещё сохранялась детская припухлость, а ожидание ритуала украсило бледную и идеальную, как у фарфоровой куклы, кожу нежным румянцем. Большие глаза под густыми ресницами смотрели на пленницу без капли зла, обещая одарить нежностью, искренней заботой и дочерней теплотой.
Чрезвычайно удобная внешность. Один столичный художник, пару месяцев назад писавший мой портрет, сказал, что я похожа на их благословенную богоматерь. А когда перед тобой стоит богиня, само воплощение чистоты, невинности и кротости, даже болезненные путы и обстановка сырой подземной темницы кажутся досадной ошибкой, недоразумением. 'Не бойся! Всё будет хорошо...' - твердило ей моё располагающее к доверию лицо, пока я медленно, чтобы не разрушить магию своего очарования, приближалась к крестьянке. Присев, чтобы наши лица оказались на одном уровне, я заглянула ей в глаза. Зрачки расширились, почти поглотив серые льдинки хрусталика, а сухие бесцветные губы в мелких морщинках что-то истово шептали. Я расслышала слова молитвы.
- Не бойся, милая, - чуть слышно повторила я вслух. - Смерть - не человек и не Бог. Она часть природы. Она - милосердна.
На средний палец правой руки скользнул необычный, длиной во всю фалангу, перстень, состоящий из нескольких подвижных секций. С острым навершием, по примеру напёрстка, но выполненный в форме орлиного когтя. Подарок покойной бабки. Старая ведьма даже самого дьявола могла читать как открытую книгу! Талант, к сожалению, приходящий лишь вместе с годами. Она не могла ведать о причинах моих регулярных прогулок в подземелье замка, таковы нерушимые правила нашего братства, но отлично знала, что я не люблю ножей: даже самые изящные кинжалы лишают всё действо неуловимой магии прикосновений.
Молниеносно обвив женщине шею, я притянула её к себе, одновременно прокалывая серебряным когтем ярёмную вену. Кровь, хлынувшая из горла жертвы, горячим нектаром полилась мне в рот, прямиком в раскрытые, словно для поцелуя, губы. В момент первого глотка наши сердца ударили в едином ритме. Затем моё забилось сильнее, почти неистово, а её - наоборот, стучало всё неуверенней, будто спотыкаясь. Пока не замерло вовсе. Я ощущала всё её существо, каждый электрический разряд жизни, дарованный на время этой убогой смертной оболочке от самой природы. Нашей Истинной Матери.
Энергия. Сила. Могущество. Напитавшись, я на миг ощущала себя абсолютной властительницей мира. Когда бешеная эйфория уступила место блаженному насыщению и идущим вслед за ним доводам рассудка - я испытала иную негу, почувствовала небывалую уверенность в крепости своих врождённых и добросовестно развиваемых способностях. Кровь - это мой источник. Родник, из которого я черпаю свою мощь. Та пища, без чего моя магия не может осваивать новые, запредельные, для обычных смертных, области. И лекарство, что позволило мне побороть саму смерть.
Каждая ведьма находит свой источник. Чем питалась моя бабка - я не знаю и не думаю, что хочу знать. Её секрет ушёл вместе с ней, как и умерщвлённые слуги, помогавшие ей в ритуалах. Но о силе человеческой крови Стефэнии Хидеж было хорошо известно. Я считаю, не без её помощи графине долгое время удавалось сохранять свою молодость. Ей было девяносто, когда оборвалась нить её существования, но даже лёжа на смертном ложе, колдунья продолжала выглядеть не более чем на сорок. Что касается меня, то в свои двадцать пять люди говорят, что у меня воистину кожа младенца.
Кровь залила мне подбородок и расшитый золотом лиф платья. Поднявшись, я разглядела Дарио, в проёме каземата. Он выглядел испуганным, но причиной тому был не мой устрашающий вид.
- Госпожа, служанка передала, что к вам пришёл викарий. Ожидает в главной зале. Я велел сказать ему, что вы неважно себя чувствуете. С утра пролежали в постели и вам нужно время, чтобы привести себя в порядок. Он любезно согласился подождать.
Хорошего понемножку. Чувствовала я себя как нельзя лучше и, готова поспорить, внешне это было хорошо заметно. Порозовевшие губы, сияющие глаза, тщательно причёсанные, блестящие волосы, тёмно-каштановым водопадом раскинувшиеся по плечам. Что ж поделать, снова придётся прикидываться чахлой аристократкой. Только, не мешало бы для начала переодеться.
- Отвези тело подальше в лес. Так, чтобы волки как обычно нашли его раньше крестьян. А я пойду на встречу с нашим божьим наместником, сожри его демоны....
Удивительное дело: можно, не привлекая особого внимания, убивать в месяц по десятку крепостных, но стоит один раз пропустить службу в храме или проявить хоть тень неуважения к Храмовникам - тебя тут же объявят слугой мрака. К слову: вопреки досужему мнению, не все ведьмы посвящают себя Тёмной Матери, владычице Великого Хаоса. Разумеется, это сулит свои преимущества, но любое служение требует поклонения, а у меня слишком дорогие платья, чтобы стоять на коленях.
- Госпожа... - Дарио догнал меня уже на лестнице и заботливо, как заворачивают в шелка фамильную драгоценность, накинул мне на плечи свой плащ. - На всякий случай.
О, милый мой, предусмотрительный Дарио! А я, опьянённая трапезой сумасбродная девчонка, даже не подумала, что по пути в свои комнаты пойду на виду у всех слуг с характерными бардовыми разводами на груди. Кровь на лице уже впиталась в кожу, как вишнёвый сироп, что я, будучи совсем ещё крохой, однажды пролила на белоснежную скатерть на день рождения моей мамы... Мама...
Преодолевая утомительный путь наверх с лёгкостью ребёнка, в воспоминания которого снова с болью окунулась, сознанием я погружалась в тёмные тайны родового гнезда семьи Хидеж...
Мой отец, титулованный граф и прославленный воевода, был уже не молод и успел один раз овдоветь, когда, вернувшись с очередной войны, взял в жёны дочь обедневшего дворянина. У мамы было очень красивое имя - Тимея. На древнем языке предков оно означает - честь. От прежней супруги у отца детей не было. По причине того, что его новая жена была 'низкого происхождения', что не смутило ослеплённого страстью вельможу, меня, их чадо, до сих пор иногда за глаза кличут 'незаконнорожденной'. Не переношу бессмысленности этого слова! Я появилась от естественного союза мужчины и женщины, согласно законам Природы, и других законов не приемлю.
Тем не менее, бывшая до замужества настоящей красавицей, но подурневшая от тяжёлых родов и постоянной домашней тирании, мать - скоро надоела моему отцу, как периодически надоедали ему и его многочисленные любовницы. И граф решил избавиться от брачных уз весьма распространённым в нашем мире способом - объявив жену ведьмой. Инквизиция пытала её прямо в замке, вырывая признание. Три дня не смолкало эхо от криков... Пока кричать стало некому. Но, к несчастью для графа Больдо Хидежа, его обвинения были недалеки от истины: из-за внезапно открывшегося кровотечения нутра, он пережил свою молодую супругу всего на три дня. Нарушив связывающую их клятву, отец сделал себя беззащитным перед её гневом. До сих пор с содроганием вспоминаю, как церковники заставляли меня плакать у его смердящей тленом постели, хотя о матери никому, включая слуг, и заикаться не разрешалось ценой колесования.
Заботы о воспитании наследницы взяла на себя моя бабка Стефэния, горевавшая о своём порочном сыне гораздо меньше, чем о невестке, которую искренне успела полюбить, обнаружив родственную душу... Во мне она сразу почуяла дар. Который, стоило ей стать моей единственной опекуншей, принялась развивать с завидным рвением, достойным странствующего проповедника Храма. О, то были жестокие уроки! Но увлекательные, как всё запретное и таинственное. Хотя я сама, на тот момент пятилетний запуганный ребёнок, ещё не открыла свой источник, и понятия не имела о силах, наполнявших моё щуплое детское тельце. Бабка была мудрой женщиной. Я многое от неё почерпнула. Не меньше, в последствие, открыла и сама.
Кстати, Стефэния, чей властной натуре было глубоко противно приниженное, заведомо подчинённое мужчинам положение женщины, царящее в нашем мире и сохраняющееся в любом, даже высшем обществе, к которому мы обе принадлежали, любила повторять: 'Спорить с церковником об истине, всё равно, что с верблюдом - о снеге'. Интересно, о каком-таком снеге решил посудачить со мной викарий?
Мысли о старой несгибаемой графине отвлекли меня от грусти о матери и вселили ту самую смелость, которой мне так часто не хватало. Раны детства - самые живучие из всех, что мы получаем по жизни. Но, вряд ли хоть кто-то видел у меня оставшиеся от них шрамы - следуя урокам той же Стефэнии, я делала всё, чтобы ни одна живая душа не смела и догадаться о моих слабостях.
На мгновение даже осмелела настолько, что подумала - не появиться ли мне перед слугой Храма в окровавленном платье, чем подвести жирную черту под устрашающими сплетнями, ходящим вокруг эксцентричной графини Хидеж?... Но уж нет, такого подарка я им не доставлю! Не сегодня.
Бросив испорченное одеяние в пылающий камин, я тщательно умылась и переоделась в новую одежду без помощи слуг. О моих визитах в подвальные камеры знали лишь двое: мой верный Дарио и личный телохранитель Тамаш, прибегать к услугам которых в столь интимном деле, как смена туалета, не позволяли правила приличия.
Потворствуя своей распоясавшейся дерзости, для встречи с викарием, я специально выбрала платье с вырезом, открывающим плечи, но в тёмно-фиалковых тонах - дабы смотреться в нём бледнее и более хрупкой, нежели на самом деле. Пылающий лоб увенчала изящная диадема белого золота с молочным опалом - расположенный между глазами, этот драгоценный минерал является мощнейшим усилителем энергии. А мне понадобится весомая часть всей моей концентрации, чтобы разговор прошёл удачно. То есть, без тревожных дуновений политического ветра в моём направлении.
Центральная зала, напоминающая планировкой внутреннюю часть кафедрального собора графства, с такими же впечатляющими цветными витражами в четыре человеческих роста, с детства напоминала мне лишённый души каменный лес, с резными колоннами вместо живых деревьев. Алтарь заменял гигантский камин, с расположенной над ним портретной галереей именитых представителей рода Хидеж. Священник стоял спиной ко мне, грея руки у огня. Пурпурная мантия под цвет языков пламени...
Пурпурная мантия?! Мужчина чуть повернул голову и в глаза бросился знакомый хищный профиль с резкими чертами. Дыханье спёрло в груди. Зажав ладонью рот, чтобы не закричать, я прижалась спиной к широкой колонне, моля, чтобы кардинал королевства не заметил моего появления, пока не приду в себя. Какой же это, к чертям, викарий?! О, духи стихии земли, что живут в камнях этого дома, даруйте мне сил пережить встречу Великим Инквизитором и клянусь, я прикажу забить кнутом ту деревенскую дуру, что не смогла признать визитёра...
Тускло освещённая детская комната. По углам сидят тряпичные куклы в пушистых париках с ярко накрашенными ртами. Мама читает мне сказку из книжки. Шелест жёлтых страниц, сладкий запах старого пергамента. И Её запах, самый родной на свете. Я почти заснула, провалившись в безмятежную детскую дрёму... А потом - истошные крики. И её забирают от меня чьи-то жёсткие, безразличные руки, пахнущие ладаном и воском. И лицо этого человека, только моложе на двадцать лет.
Кардинал Кристиан, жилистый мужчина с короткими седыми волосами, встретил меня так, будто это я, графиня Хидеж, самая богатая женщина королевства, пробивалась к нему на аудиенцию. Улыбчивый и многословный, верный манере везде быть раскованным, как в своей резиденции, и со всеми вести себя - словно с закадычными друзьями, тем не менее, как бы невзначай подставил мне руку для церемониального поцелуя. Ладан и воск... Лишь бы не стошнило.
Я извинилась за то, что заставила себя ждать, пожаловавшись на приступ мигрени.
- Уважаемая графиня! Только недавно вы были ребёнком, а выдающиеся ум и красота уже снискали вам славу во всём королевстве! - Храмовник заговорщически подмигнул, - И, не скрою, и за его пределами тоже!
Я сдержанно улыбнулась и отблагодарила его лёгким поклоном головы. От этого движения опал скользнул по коже, словно успокаивающее поглаживание близкого человека. Земная стихия услышала мой зов и не отказала в поддержке.
А Кристиан продолжал:
- Но, дорогая Мэрджит, - он резко посерьёзнел, - последний раз я пребывал в вашем прекрасном гостеприимном доме, будучи вынужденным исполнять не самый приятный долг, врученный мне небесами. Хоть мы и делаем благое дело, искореняя скверну, тот эпизод был, по меньшей мере, грустен.
Это был вопрос. Отвечая на него, я натянула самую безразличную из своих масок, готовая вступить в тонкую игру туманных намёков и словесных ловушек, в применении которых ни на земле, ни во владениях Бога и Дьявола, не было равных Верховному Инквизитору.
- Не знаю, Ваше Святейшество. Я была так мала, что абсолютно не помню того позорного эпизода.
- Я не сомневался, - Кристиан раскатисто рассмеялся, - Что вы так и скажете!
- Но... - Слова рождались с трудом. - Что же привело вас к нам на этот раз? Я польщена, конечно, но право... теряюсь в догадках. Уж не собираетесь ли вы снова исполнить долг, врученный вам небесами?
Шутка, давшаяся мне нелегко, пришлась ему по вкусу, и он долгое время смеялся, как умалишённый. Я натянуто и заливисто смеялась вместе с ним.
Замолчав, кардинал впился в меня открытым взглядом своих серых глаз, благо, невысокий рост вполне это ему позволял. Сама искренность. Кто сказал, что глаза - зеркало души? Чушь.
- Забота. Исключительно забота о вас, дорогая графиня Мэрджит! Несмотря на то, что такого рода совет не вяжется с моим саном, я бы сказал, что лучшее средство от мигрени: для мужчин - война или служение Господу, а для женщин - замужество.
Ах, вот оно что!
Я предпочла скромно промолчать, что у нашего слабого пола после свадьбы мигрени-то, как раз наоборот, имеют черту учащаться...
-Сколько вам лет, дитя моё? - Продолжал Кристиан, уже не столь любезно, так как я предпочла сделать вид, что не поняла его остроумного намёка.
- Двадцать пять.
- И вы всё ещё не в браке. - Утверждение, граничащее с осуждением.
Беспокоятся, шакалы, кому уйдут мои деньги!
- Вы сами сказали, что я обладаю многими талантами. Не мните же вы, что я брошу их к ногам первого встречного!
- Наша королева вышла замуж в пятнадцать... - Как бы раздумывая, начал мой опасный собеседник.
- Боже, храни королеву. - Тут же выпалила я.
- А вам, как вы сказали...двадцать пять? И что, за десять лет никого достойного так и не встретилось? - Желчью, капающей из этих слов, почти что прожгло мрамор пола.
Я не успела и рта раскрыть, как Кристиан открыто бросился в атаку со свирепостью дикого медведя.
- В ваших землях участились случаи нападения волков на крестьян и проезжих купчих. Займитесь этим, Мэрджит. Ваши таланты, - подчёркнуто произнёс мужчина, явно имея ввиду не только мою внешность и эрудицию, - должны вам в этом помочь. И озаботьтесь поскорее замужеством. А то сплетни, слухи... ну, вы понимаете. Не мне, смиренному монаху, объяснять вам дворцовые интриги. При дворе много достойных мужчин. Племянник короля, к примеру, только что вернулся со славной победой и богатыми трофеями с южного фронта. Будьте смиренны, повинуйтесь традициям, а не тому вольному воспитанию, что дала вам, по нашему прискорбному недосмотру, ваша уважаемая бабушка. Не заставляйте меня больше входить в этот дом не как гостя!
Проще было сказать: не поделишься по-хорошему, начнётся травля. Но, величайшее искусство - запугать до судорог в конечностях одним лишь формальным проявлением участия. И в этом искусстве кардинал был великим мастером... Наверное, это необходимое умение для верховного проповедника религии, основанной на страхе.
Одарив широкой милостивой улыбкой 'неразумную сироту', храмовник не спеша пошёл вон из комнаты.
'Не как гостя, а как палача?' - Чуть не выдала я вслух.
Но, наверное, бегущая по моим венам чужая кровь произвела бурную реакцию с моей собственной, так что я всё же не удержалась и крикнула ему вслед:
- Ваше Святейшество! Будь я ведьмой, страдали бы мои люди от всяких лесных тварей?
Кристиан остановился, затем снова рассмеялся и, шутливо погрозив мне пальцем, скрылся за портьерой. Оставляя за собой незримый шлейф ладана и воска....
Я тоже смеялась. Истерические нотки смеха хрустящими бокалами разбивались о стены замка, пока я поднималась в свои комнаты. При этом меня трясло, а в глазах стояли слёзы. Слуги, по горькому опыту зная, что в такие моменты мне лучше не попадаться, разбегались по своим углам, как мыши.
***
Так уж получилось, что от рождения, а может вследствие событий детства, у меня больные нервы. Часто душу мою снедает высасывающая силы и крушащая волю тревога, от которой не спасает ни сон, ни вино, и становятся совершенно невозможными занятия магией. А иногда, даже без всяких видимых причин я чувствую такое невероятное раздражение, переходящее в ярость, что готова сеять разрушения, как безумный вихрь. Однажды, в период младой юности, когда этот недуг снова настиг меня, я в горячке вскрыла себе вену на запястье собственными ногтями. Просто остервенело впилась ими в плоть, пока на коже не проступили полулунные отметины, из которых тут же хлынула кровь. Растерявшись, не зная как остановить её, я прижалась к ране губами. Кровь успокоила меня. Гораздо лучше, чем целительные травы, которыми опаивала внучку Стефэния. Так я открыла свой источник. Но, во-первых, я не могу позволить себе покрыться шрамами, как дерево коростой. А во-вторых, чужая кровь успокаивала намного действенней...
На этот раз весомых причин для раздражения было немало. А вот только что восполненной энергии, похоже, уже не хватало.
- Где эта мразь, - орала я на бедного Дарио, - Которая не может отличить мелкого викария от кардинала?!
Сорвав с себя диадему, я зашвырнула её в угол комнаты. И тень мысли о том, что хрупкий камень может не выдержать такого обращения, меня даже не посетила.
- Выпороть её и вышвырнуть вон из замка!!!
- Возможно, девушке повезло и она никогда видела духовное лицо столь высокого сана ... - раздался умиротворяющий голос из кресла в углу.
Гобеленовая обивка чуть скрипнула, когда на спинку вольготно облокотился Кэлин Фейешь. Мой старый знакомый. Ведьмак, кочующий по королевству, сея хаос и тьму, служению которым он посвятил свой талант и свою душу. Одного факта, что 'порождение зла Фейеш' гостит в этом доме - хватило бы мне не на один костёр. Мысли об этом только сильнее подогрели ярость. Отослав Дарио, я обратилась к собрату по ремеслу:
- Как можешь ты защищать эту девку?! Если она не умеет отличить кошку от рыси, мой урок научит её хотя бы осторожности. В нашем мире - женщинам она нужна.... А если бы старый пёс столкнулся с тобой? Кристиан владеет сакральной магией, его так просто не устранишь, как какого-нибудь поселкового священника! Ты прекрасно знаешь, что иначе я бы давно с ним расправилась!
Тёмно-бардовый доломан с двумя рядами часто посаженных крупных пуговиц, подпоясанный широким поясом-кушаком, выгодно подчёркивал изящное, но крепкое телосложение, бледную кожу и золотистые волосы (признак присутствия восточной крови), расчёсанные на прямой пробор и спускающиеся прядями до подбородка. В их обрамлении - у него было красивое лицо чистокровного аристократа. Впечатления не портила даже неизгладимая усмешка на бледных, чуть припухлых губах. Когда же Кэлин практиковал магию, то непременно зачёсывал волосы назад, от чего длинный прямой нос и угловатые скулы придавали его глазам то хитрое и жестокое выражение, которое художники обычно рисуют у дьявола на душеспасительных фресках соборов.
Очаровательнейший мужчина! К сожалению, гораздо больше моего тела, его интересует моё могущество... Магия - вот то, чем и для чего он живет. Согласитесь, когда, во цвете лет, такой как Кэлин, готов месяцами не отрывать взгляда от колдовских гримуаров в поисках новых способов волошбы - это, по меньшей мере, настораживает. Да и мы оба прекрасно знаем, что если бы существовал любой, даже самый изощрённый способ, убив меня, заполучить мою силу - святая инквизиция была бы последним врагом, кого бы мне следовало опасаться. Всё так, но, тем не менее...
- Ты - умна и даровита. Но, с церковью король. А с ним - все остальные графства. Пойдёшь против кардинала - погибнешь.
Кто бы говорил! Схватить чернокнижника Фейеша - голубая мечта всех храмовников от поместного викария до кардинала. Точнее, ловили-то его не раз. И на ворона в небе можно поставить сеть, если задаться целью. Но вот удержать Келина до казни, а, как известно, колдунов положено сжигать на рассвете, было подлинной проблемой. Изобретательность, с которым ведьмак избегал заслуженной расправы - воистину достойна отдельной истории. Упомяну лишь, что последний раз, когда его закрыли в абсолютно глухой темнице, на утро чернокнижника в цепях не оказалось, а охраняющих его монахов нашли подавившимися собственными языками. В прямом смысле слова.
- Так что же мне делать, Кэлин?! - Вскричала я, вымученно опускаясь в кресло напротив.
- Выйти замуж за какого-нибудь высокородного недоросля, родить наследника и избавиться от супруга. Насколько я знаю, ещё не один мужчина в вашем роду не умирал от старости. Ведь так, Мэд? - Голубые глаза сверкнули на меня из темноты лукавым огнём, когда он отхлебнул вина из золочёного кубка.
- Наследника! Чтобы, как только потомство оторвётся от моего чрева, меня тут же объявили колдуньей и постыдно уничтожили, как мою мать?! Да и зачем мне наследник? Я живу в своё удовольствие и мне как-то плевать, что будет после моей смерти!
Словно в напоминание о неизбежном, голову схватило стальным обручем боли. Чем старше я становлюсь, тем чаше у меня эти ужасные мигрени. Проклятье ведьмы - сколько угодно исцеляй или насылай проклятья на других, а себе окончательно здоровья не подлатать..
- Ооо... - Зажмурившись, я не заметила, как Кэлин скользнул ко мне с грацией кота, и, встав за спинкой кресла, сжал холодными пальцами мои виски. От его прикосновения сразу стало легче.
- Тише... тише... - Его кожа волшебным образом источала аромат мяты, сильного целебного растения, и розы с нотками пассифлоры - чьи цветы в своей смеси успокаивают бурные эмоции и способствуют гармонии. Но все они не могли перебить запаха тимьяна. Ведьмы знают, что его тягостный дух долго преследует тех, на чьей совести лежит чужая насильственная смерть.
Наверное, от меня тоже пахнет тимьяном...
Чуткие пальцы спустились ниже по шёлковой коже шеи и принялись аккуратно массировать плечи. В тот момент мне перестало хотеться гармонии. Я погнала из своего сознания розу вместе с вдыхаемым ею покоем. Покой всегда отдаёт эхом могилы.
Боль прошла и теперь я обратилась к другому свойству этого прекрасного цветка - как верного ингредиента любовных заклинаний. Взяв Кэлина за рукав, я перевернулась в кресле и встала коленями на подушке так, чтобы своими губами прильнуть к его. Светлые глаза мага потемнели, сменив цвет на ультрамариновый, перенимая часть моей страсти. И когда лёд первого поцелуя растаял, захватив меня огненной лавой чувственности, я поняла, что сегодня вечером графине Хидеж одну маленькую победу всё-таки удалось одержать!
II.
Последующие две недели я вынуждена была провести в столице королевства - Луцане, на праздновании годовщины великой победы наших воинов над восточными варварами. Этот триумф военачальников запада так и не принес мира, но обеспечил годовое перемирие - самое долгое за всю летописную историю.
Четырнадцать дней извода времени на скучных балах и бесконечных упражнениях в остроумии, в так называемых 'светских беседах' с глупыми знатными женщинами, глядевшими на меня, богатую и пока что независимую от мужа-тирана, с плохо скрываемой завистью. А также, отбиваясь от многочисленных кавалеров, круживших вокруг, как жадные мухи у кувшина с патокой. Как же все они были предсказуемы, эти расфуфыренные клоуны, хвалящиеся древностью своей родословной, будто деяния предков что-то добавляли к их собственным заслугам! Устав от танцев, я бессовестно принялась включаться в дебаты о политике и культуре, наравне с мужчинами, чем немало смущала дам и вызывала неподдельное недовольство наших партиархально настроенных лордов. Подумать только, я даже начала скучать по Кэлину, покинувшему замок накануне моего отъезда в поисках нового уединённого уголка, где можно будет самозабвенно предаться некромантии и изучению тёмных искусств.
К счастью, эта утомительная ярмарка тщеславия была прервана известием о том, что дикари прорвались на территорию графства Варнышты, что на юге королевства, и с трудом сдерживаются силами наших объединённых войск. Сославшись на то, что это произошло в непосредственной близости от моих земель и мой долг, как графини, в столь опасный период быть со своими людьми, я спешно выехала домой.
Перед тем как снова отбыть на поля сражений, племянник короля, тот самый, за которого меня сватал Кристиан, вызвался проводить мой экипаж до самой Седецкой долины, где располагается родовое имение Хидеж.
Воевода Ладвик Штепан, статный черноволосый мужчина с длинными усами и густыми бровями над жёлто-карими щёлками глаз, похоже, уже всерьёз уверился в мысли, что наше с ним бракосочетание - дело решенное и сомнению не подлежит. Я ничем не поколебала его уверенности, с притворной благодарностью приняла навязанную мне защиту, после чего задёрнула шторку на окне кареты перед самым его лицом. И, блаженно откинувшись на шёлковые подушки, погрузилась в сладкую дрёму, предоставив будущему мужу довольствоваться обществом его коня и следующих за экипажем двух десятков гусар.
Во сне мне виделся огонь. Не огонь костра, исполняющий грязную волю охотников за ведьмами, а чистая стихия, великолепная в своей уничтожающей мощи. Огонь был везде, а я была в самом центре его вихря. Невредимая и смеющаяся. Как мадонна среди золотистых облаков, на той гигантской фреске, что украшает купол кафедрального собора. Но с её ладоней, по воплощённому замыслу живописца, взлетали и устремлялись в вечность святые души праведников, а с моих - падали чёрные хлопья пепла... Жар сдирал со стен залов старинные гобелены с изображением сцен охоты. Языки пламени, собираясь в диковинные алые соцветия, распускались на столбах колонн, жалящими гроздьями винограда свисали с высоких потолков. Трескались зеркала, витражи осыпались вниз миллиардами стеклянных брызг, стонали в фамильном склепе давно истлевшие кости... И среди всего этого безумия я вдруг увидела лицо матери. Она смотрела на меня с портрета, уничтоженного храмовниками сразу после её мучительной смерти, и когда огонь начал терзать бледную кожу, искусно переданную маслом на холсте, я увидела, что она улыбается...
Карета наехала колесом на дорожную рытвину и я проснулась. Сгущались сумерки, во тьме едва можно было различить свои руки, терзавшие замёрзшими пальцами меховую накидку, но от ослепившего меня во сне пламени, продолжали слезиться глаза.
Что это было? Предупреждение.... или её воля? А может, всё сразу?
***
Тамаш, родной брат Дарио, неизменно сопровождавший свою обожаемую госпожу во всех путешествиях, почтительно постучал в окошко, когда впереди показались башни замка, чернеющие на фоне лилового неба. Впрочем, запах родной земли сообщил мне о приближении, ещё на подъезде в Седец. За время пути члены мои, лишённые движения, свело болезненной судорогой, кроме того я совершенно окоченела от вечернего холода. Знаком остановив экипаж, я пересела на лошадь, дабы преодолеть остаток пути верхом и хоть немного размяться и согреться. Искренняя надежда, что барон Штепан уже достаточно утомлён поездкой, ютилась в душе, но, видно, изнурительные походы сумели закалить его тело настолько, что сделали стойким к такой пустяковой для воина усталости. Вырвавшись из плена кареты, по иронии, служившей мне защитой от нежелательных разговоров, я тут же попала в зону внимания его светлости.
- Не желаете ли погостить в моём замке до утра, Ладвик? Я прикажу выделить для вас гостевой флигель, - холодно поинтересовалась я у мужчины, выслушав несколько набивших оскомину комплементов в свой адрес. - В здешних лесах много волков, если с вами случится несчастье, король мне этого не простит.
- Я бы не раздумывая отдался на растерзание любой лесной нежити, если бы это хоть немного тронуло ваше ледяное сердце, моя графиня!
Так за чем дело стало? Моё сердце бы несомненно тронуло... радостью.
- Вы - жестоки, Барон! - Пришлось воспользоваться кокетством, чтобы положить конец пустой похвальбе. Все эти ухаживания и так утомляли сурового, немногословного воина не меньше, чем меня, светскую даму, искушённую в пустом красноречии. - Хотите, чтобы я мучилась? И это, в добавок к тому, что вы отправляетесь на войну, биться с этими ужасными варварами?!
Безупречно сыгранный страх за его жизнь заставил Ладвика самодовольно улыбнуться. А я отвернулась, чтобы он случайно не заметил, как меня передёрнуло. Голову воеводы венчала меховая шапка, обильно украшенная соколиными перьями. Широкая грудь была облачена в мундир офицера лёгкой кавалерии, с двумя рядами декоративного шнура с кисточками, отливавшими золотом в лучах заходящего солнца. Завершали костюм штаны-чакчиры и накинутая на левое плечо вторая куртка, также отороченная мехом. В таком одеянии, как же он напоминал мне отца! На людях - храбрый герой, отчаянный рубака и дуэлянт, дома - алчный деспот, опьяневший от вседозволенности.
- Ваши слова, воистину, сделали меня неуязвимым в предстоящим бою, дорогая Мэрджит! - Воскликнул барон. - Я перебью этих демонов гор и побросаю их белобрысые головы к вашим ногам!
'Вот так романтика...' - Укоризненно вздохнула я мысленно.
- Если, конечно, вы будете ждать моего возвращения? - Продолжал напирать Ладвик.
Вопрос повис в воздухе тяжёлой кувалдой. Ответить чёткое 'да', как ждал того он и предписывал здравый смысл, и тем формально дать согласие на обручение и связать себе руки, язык не поворачивался, а сказать 'нет' - значило нажить ещё одного врага. Сильного и мстительного. Потому пришлось проявлять чудеса изворотливости.
- Моё сердце вовсе не изо льда, - я говорила с паузами, чередуя слова придыханиями, будто вырывала самоё тяжелоё, для моей девичье гордости, признание. - Оно из плоти и крови, как и у любого человека и божьего творения... Но Всевышним было решено вложить его в грудь графини, а это налагает определённые запреты и ограничения на проявления чувств. Трудности военного времени требуют от людей нашего круга терпения... и умения ждать, как бы тяжко это не было. Сколько бы не мечтала я связать наши судьбы, не мне сейчас должны принадлежать ваши помыслы, а благороднейшей из обязанностей - защиты отечества от врагов!
Заковыристость этой речи озадачила и смутила воеводу, привыкшего к прямоте. А может, он просто не ожидал от меня такой возвышенной добродетельности.
Тогда, под покровом темноты, скрывающей нас от глаз ратников, ехавших на почтительном отдалении, я наклонилась к Ладвику со своей лошади и срезала костяным ножом прядь из его смоляной гривы, нежно отстранив лежащую на виске косичку, пара коих издревне включалась в традиционную гусарскую причёску. Стоило мне любовно завернуть памятный сувенир в белоснежный платок, тут же спрятанный в корсаж платья, мужчина, поначалу поражённый моей выходкой, снова засиял.
- Как бы я хотел, чтобы мой будущий сын имел вашу твёрдость духа! И ваше терпение! - Поздравляя себя с надуманной победой, воскликнул он.
Что ж, по крайней мере, теперь у меня есть время. Время на то, чтобы изучить один крайне занимательный, одолженный Кэлином сборник заклинаний, которые, с помощью волос Штепана, способны поставить под сомнение благополучное возвращение с войны до сели удачливейшего из воевод королевства... Один из весомых недостатков фолианта состоял в том, что его магия способна действовать лишь на тех, с кем ведьму не связывает никакая клятва. А ничто так не позволяет избежать последней, как вовремя прикинуться скромной сиротой, зажатой в своих нравственных принципах. К счастью, привыкший к открытым столкновениям на полях брани, Ладвик - это не искушённый в интригах, пугающий своей проницательностью кардинал, и обдурить этого вояку не составило большого труда.
Эти вечером мне повезло ещё дважды. Первый раз, когда предложение провести ночь в замке, продиктованное, разумеется, исключительно требованиями этикета, было отклонено бароном в связи с необходимостью как можно скорее присоединиться к нуждающимся в мудром командовании войскам. И, как он безуспешно пытался меня заверить, нетерпением 'вершить победы в моё имя'.
Второй, когда уже за полночь я спустилась в подвал и смогла, наконец, напитаться от источника. Молодой простолюдин был полон жизни и я испытала настоящее наслаждение от его крови. Мужчина - как символично, после всего пережитого! Небольшое вознаграждение моим нервам, взвинченным притворством.
Впрочем, не всё в моей игре было притворством. 'Да, моё сердце не ледяное, - продолжала я про себя, сидя перед зеркалом за туалетным столиком у себя в покоях, пока две служанки расчёсывали мне волосы, - оно хочет любить, и желает биться от страсти, а не от страха...'
В своём отражении я на миг увидела себя четырнадцатилетней девушкой. Несмотря на грозный нрав своей воспитательницы, я росла импульсивным и непослушным подростком. Романтические мечты и фантазии, свойственные этому возрасту, подвигли меня влюбиться в сына богатого купца, что по торговым делам отца часто бывал в нашем замке. Когда Стефэния узнала об этой преступной связи, мой юный возлюбленный бесследно и безвестно исчез...
Несколько дней я билась в истерике, запертая в собственной комнате, как в темнице. А когда уже не осталось слёз, бабка дала мне выпить настой из трав, который оборвал жизнь, зародившуюся у меня в утробе. Как же я её ненавидела тогда... Теперь-то, по прошествии десяти с лишним лет, пришло понимание, что этим поступком она спасла мне жизнь. От такого бесчестья - один шаг в лапы инквизиции, тем более, если ты аристократка, наследница старинного рода и огромного состояния. Так что я не врала, говоря про запреты на проявления чувств. Для мужчины - это сентиментальные бредни, вскормленные религией, для женщины - это и щит, и тюремная камера одновременно.
***
- Госпожа! Графиня Мэрджит!!! - Разбудил меня крик Дарио. Измотанная дорогой, я спала крепко и намеревалась провести в постели как минимум до полудня. А сейчас, судя по бледному солнечному свету, с трудом пробивающемуся сквозь плотные портьеры, не было и восьми утра.
Что же могло произойти, раз мой особо приближённый слуга посмел ворваться в мои покои?!
Я выбралась из уюта натопленной камином спальни и в одной кружевной сорочке пошла навстречу встревоженному голосу, сквозь анфиладу смежных комнат. Традиционный замковый холод тут же пробрал до костей, но я была слишком зла, чтобы замечать неудобства.
- Простите, меня! - Подбежав ко мне, Дарио рухнул на колени, в порыве истинного покаяния стукнувшись лбом о каменные плиты пола. - Умоляю, простите!
- Что случилось?! - требовательно спросила я, после того, как вынуждена была привести его в чувства небольшой пощёчиной.
- Тело... они видели, как я избавлялся от тела ночью, в лесу...
- Кто видел?
- Охотник, из крестьян. Все деревни как безумием охватило! Люди кричат на улицах, что прочие жертвы тоже были привезли из замка, а уже потом - достались волкам! Они позвали викария, а тот уже послал за инквизитором...
- Можешь не продолжать: они идут сюда. Вершить правосудие толпой при свете дня не так страшно, как в одиночку вмешаться в сокрытие преступником улик, во время властвования темноты. - Я сама была удивлена тем спокойствием, что меня охватило. Дарио виноват, но на лицо и моя непредусмотрительность: когда-нибудь этого следовало ожидать. Давно уже стоило продумать другой способ избавляться от тел...
- Я возьму всю вину на себя, госпожа! Казните меня при них, это ваше право - карать своих подданных!
- Нет, Дарио. - Я заставила его подняться и теперь, схватив за отвороты куртки, внимательно смотрела в объятые страхом глаза мужчины, заставляя внимать моим словам. - За столькие убийства я обязана буду передать тебя на суд церкви, и на первом же допросе твой обман раскроется. Ты не колдун, и в твой разум они без труда заглянут с помощью своей магии, даже не прибегая к пыткам.
- Так что же делать?! Почти вся ваша гвардия сейчас на войне, нескольким воинам их не остановить...
- Бежать! - Я почти выдохнула это слово в лицо Дарио. Извращённая радость, хлынувшая в трясущееся от холода тело, воскресила ту, что я испытывала во сне, когда любовалась всепожирающим пламенем. Значит, всё-таки предупреждение! Если выживу - впредь буду внимательнее к своим видениям. - Через сколько примерно времени вся эта челядь к нам нагрянет?
- Пока поднимутся к замку, пока преодолеют ров...
- ...пока приготовят таран, чтобы сломать ворота. О, у нас достаточно времени! Собери мои книги - те, что закрыты в башне. Остальные - уничтожь, на всякий случай. Сложи их в самую лёгкую карету, что без герба, а также приготовь всё, что может понадобиться в дороге. Действуй!
- Графиня, Тамаш решит остаться, чтобы задержать их...
- Твой брат поедет с нами. В пути мне понадобится минимум два защитника, а я только на вас и могу рассчитывать. Их задержит кое-что другое!
Отпустив Дарио, бросившегося исполнять поручения, я приступила к действиям.
***
Я рассудила так: если они придут, чтобы схватить графиню, что сможет их задержать лучше, чем сама графиня? Даже, если это будет не совсем она, а, скажем, её покойная родственница...
Бабку Стефэнию за глаза не раз обвиняли в связях с нечистым духом, но доказательств не было. Кто удивится, если теперь, когда её дому грозит вторжение врагов, старая ведьма восстанет из мёртвых, чтобы встать на его защиту? Никто. Также, как никто никогда не сможет подтвердить, что это я ей в том помогла... Замок придётся спалить - это решено. Слишком много в его комнатах, не предназначенного для чужих глаз, а я не собиралась скрываться вечно. Народные восстания - в наших местах не редкость, так что основная масса моих капиталов надёжно хранится в столичной резиденции рода Хидеж. Кроме того, кому придёт в голову упрекнуть слабую девушку в том, что она испугалась взбунтовавшейся суеверной черни? Когда страсти улягутся, я обращусь за защитой к королю, и его, очарованный мною, племянник - в этом поможет. Так уж и быть, придётся убить барона уже после свадьбы.... Проклятье, Кэлин как в воду глядел!
Наскоро одевшись и захватив все необходимые приспособления и ингредиенты, я поспешила в склеп по узкой садовой дорожке. Некромантия, по сути своей, не так уж сложна, и не требует особого склада ума, что делало бы её областью интересов преимущественно для ведунов мужского пола. В одном из совместных ритуалов я хорошо доказала это надменному Фейешу на практическом примере. Просто, далеко не каждая женщина находит себе за удовольствие возиться с трупами и их частями, зачастую - не самыми свежими.
Из-за каменной двери на меня дохнуло запахом тлена. Саркофаг Стефэнии, как последней усопшей, стоял ближе всех ко входу. Посыпав тяжёлую крышку порошком цикория, призванного убирать препятствия, и, прошептав нужные слова, я без труда сдвинула неподъёмный мраморный заслон.
Увидев почерневшие останки, почти полностью превратившиеся в зловещий скелет, обтянутый сухой кожей, но одетый в платье, в котором ещё угадывались следы дорогой материи, я на миг остановилась, чтобы прошептать:
- Знаю, после того случая я не разговаривала с тобой до самой твоей смерти... Но ты всегда меня оберегала... потому и научила делать такие вещи.
Чёрные провалы глазниц продолжали смотреть без всякого выражения. Она не могла меня слышать, ведь её душа теперь - обезличенная энергия, растворившаяся в природе, как верим мы, или - пленница, испытывающая адские муки в пучине Хаоса, как считают храмовники. Как бы то ни было - самой Стефэнии не было и следа в этом склепе. Лишь изуродованная временем, истлевшая оболочка.
- Прости, что придётся на время загнать сюда частицы твоего духа.
Крышка со звоном рухнула вниз, расколовшись надвое. От ритуальной серой свечи (посвященные знают, что служит материалом для её изготовления, а прочие - да пребудут благословенны в своём неведении!), я зажгла небольшую латунную лампу, с загодя насыпанным в неё карри и кристалликами прозрачного кварца - для усиления создаваемого энергетического поля. Затем обошла вокруг саркофага, посыпая пыльный пол смесью горькой полыни и юкки, чтобы призвать душу своей бабки и предать её давно мёртвому телу способность двигаться и говорить. Состав дополняли могильная земля, собранная с самых древних кладбищ королевства, и перемолотые вороньи кости. Вот и всё. А необходимая для жертвоприношения кровь, кровь многих - уже давно текла в моих венах...
Но, самое главное, то, без чего бессмысленны все порошки и свечи - это сам колдовской дар. Описывать, что я мыслила и представляла, чтобы воплотить в реальность свои намерения - бессмысленно, у каждой ведьмы или ведьмака это происходит по-разному. Тут надо либо чувствовать самому, либо бестолково смотреть со стороны.
- Восстань, Стефэния Хидеж! Восстань для защиты своего дома! Для защиты своих потомков!!!
Эхо от моих слов унеслось вглубь склепа и вернулось, обдав лицо призрачным ветром со свинцовым привкусом вечности. Но пламя свечи не задрожало, и я поняла, что добилась того, зачем пришла. Потревожила мёртвых. Когда свеча догорит, защитный круг раскроется и старая графиня очнётся от неживого сна и выйдет навстречу тем, кто проклинал и боялся её при жизни, но так и не смел высказать эти оскорбления ей в лицо. Теперь у них появится такая возможность!
***
В конюшне меня нетерпеливо ожидал Дарио. Звуки крушимых тараном главных ворот наполняли внутренний двор замка раскатами грома.
- Где Тамаш?
- Он догонит нас на лошади, как только убедится, что вы в безопасности. - Дарио явно беспокоился за брата, но не меньше гордился его решимостью защищать их графиню до конца.
Плохая идея. Но, излишняя любовь, для зарождения и усиления которой, я, кстати, не предпринимала никаких магических действий, зачастую не только окрыляет душу, но и омрачает разум.
- Ты сказал девушкам, чтобы уходили?
- Да.
Они ничего не знают, так что бесполезны для судей. Если только слуги Божьи не решат прибегнуть к более изощрённым методам допроса для фальсификации доказательств. Но, учитывая моё высокое положение, этого пока что можно было не опасаться.
С помощью Дарио я забралась в карету, и мой слуга, запрыгнув на козлы, повёл повозку к потайным воротам. В отличие от главных, они выходили не на широкую дорогу, ведущую в деревню меж открытых полей, а на неровный спуск, петляющий меж гранитных валунов и приводящий прямиком в лесную чащу. По странному замыслу древних строителей моей родовой крепости, то, что давало преимущество вражеской армии, позволяя незаметно подкрасться к замку под защитой тёмной дубравы, открывало те же возможности для его беглецов...
Человеческие вопли ужаса, многократно усиленные эхом каменных стен, подсказало, что зомби старой графини уже встретило дорогих гостей.
- Быстрей, Дарио! - Покинуть зону видимости следовало до того, как кто-то пересечёт внутренний двор и увидит, в каком направлении мы скрылись.
Когда кривые ветви вязов закрыли собой солнце, я немного расслабилась и приступила к последней части спектакля. Тёмная магия меня ослабила, но эта - гораздо проще. Отчётливо представила себе каждую свечу, что во многих количествах освещали тёмные залы даже днём, каждый камин с потрескивающими в нём поленьями. Сложила ладони на молитвенный манер и, вобрав в грудь как можно больше воздуха, дунула в щель между ними. Перед внутренним взором поплыли картинки из сна - агония умирающего, стремительно разрушающегося рукотворного великана, многие века служившего домом представителям нашей фамилии. Сознание воспарило ввысь и среди клубов чёрного дыма, в окне объятой огнём башни, я увидела женскую фигуру. Не лицо с портрета. Призрак. Тимея улыбалась бушующему у её ног хаосу.
- Я выполнила то, что ты хотела, мама... Возьми с собой душу Стефэнии и возвращайтесь в покой...
Вернувшись в реальность, я поняла, что от колдовства обессилела настолько, что не вижу ничего, даже открыв глаза. Рухнув в объятия глубокого обморока, я поплыла в пустоту...
***
Мы остановились на ночлег на небольшой поляне рядом с источником, бьющим прямо из под земли в обрамлении мясистых листьев лопуха. Родниковая вода, которой Дарио смачивал мне лоб, чтобы вывести из забвения, казалось, превратилась в ледяную корку и теперь сжимает череп кольцом абсолютной боли. Мужчина разжёг костёр, но после пережитого один вид огня внушал мне отвращение до такой степени, что я не могла даже смотреть на пламя без тошноты. Голова кружилась при каждом шаге, к тому же ощутимо знобило, но я предпочла вернуться в карету. Миниатюрное зеркальце и свеча выявили неутешительную картину: я была бледна, словно покойница, а под глазами пролегли заметные тени. Полностью опустошена. И обычная пища была бессильна меня напитать.
- Дарио... - Слабым голосом позвала я слугу, - Дарио, мне нужна кровь....
Он хотел возразить, но я приложила палец к его губам и они дёрнулись от того, насколько холодной была моя кожа.
- Я слышу голоса... Здесь недалеко... есть посёлок или деревня. Добудь мне источник, иначе весь побег бессмыслен... Я впаду в сон, неотличимый от смерти и твоя забота меня уже не разбудит. Спаси меня от него! Приведи источник!...
- Вы можете пить от меня...
-Нет! - Ты нужен мне. А если я начну, то уже не остановлюсь, пока не выпью из тебя всю жизнь. Нам и так есть, кого оплакивать...
Тамаш был мёртв, я это чувствовала. Говорить об этом Дарио не требовалось, он тоже почувствовал. Кровная связь между братьями - почти тоже, что магия. Но я всё же знала чуть больше.
- Он не сгорел, его убила рука храмовника, как когда-то - мою мать. Мы отомстим за него. Но сначала, найди мне кровь!
***
В отсутствии Дарио, чтобы бороться со сном, я вышла, хотя из уважения к правде следовало бы сказать - выпала, из кареты и стала медленно ходить вдоль, придерживаясь рукой за деревянную обшивку. Продержалась минут десять, после чего ноги подкосились, и я осела наземь.
Звуки леса не доходили до меня сквозь кокон тишины. Прося разрешения у деревьев переночевать под их сенью, я воспользовалась силами, взятыми взаймы у духов этого места, и окутала окружающие поляну дубы - незримой паутиной, поглощающей любые звуки, чтобы храп лошадей и наши голоса случайно не привлекли кого-нибудь из селян. Эту силу придётся вернуть, как только я напитаюсь от источника.
Безмолвие угнетало, но, как оказалось, моя осторожность не оказалась излишней. Сквозь слипающиеся веки я увидела как Дарио волочёт к месту нашей стоянки что-то бешено вырывающееся, всклокоченное и очень напуганное, хотя и пытающееся скрыть это за весьма впечатляющей бранью. Ведьме не надо слуха, чтобы услышать страх. Что ж, если до сих пор в погоню за ними никто не бросился, значит, либо в деревне слишком крепко спят, либо не решаются ночью носа высунуть из домов, даже ради чужой беды.
Когда слуга с добычей вошли в кокон, я чуть было не решила, что вместо того, чтобы похитить для меня живого человека, он где-то выкопал гигантскую мандрагору. Девица орала как резанная, особенно изощряясь с тембром, когда Дарио стал привязывать её к дереву. Этот дикий вопль полного жизни существа вернул меня на грешную землю.
- Ааааааааааааа!!! Отвяжи меня, придурок несчастный и немедленно верни туда, откуда взял!
Сожалею, крошка, чужие крики давно уже не способны ввести моего слугу в смятение. Со спокойствием удава, продолжала наблюдать за жертвой, пока Дарио получал от неё новую порцию оскорблений, из которых лично я поняла от силы пару слов. Меня обречённая пока не заметила.
Небольшого роста, худощавая, в типичном крестьянском платье. Длинные, совершенно прямые иссиня черные волосы, намного темнее, чем мои. Классический цвет для народа запада, нашего народа. Но вот черные (даже зрачков не различить) глаза и очень бледная, что совершенно не вязалось с её происхождением, с прожилками вен, кожа - придавали её внешности немало сходства с теми описаниями, которыми монахи обычно награждают ведьм. Сколько же невинных душ было погублено от подобных суеверий! Вот почему никто из селян не бросился ей на помощь. Помогать той, о которой ходит дурная молва - себе дороже. Жаль, мне почти понравились её странно аристократические черты лица и буйный нрав. Но, судя по всему, мои действия лишь призваны ускорить неизбежное. Эта жизнь была обречена цвести до первого доноса завистливой соседки, подглядевшей, как её муж пялится на смазливое хорошенькое личико черноволосой поселянки. Странно, как ей вообще удалось избежать костра вплоть до своих девятнадцати. Возраст крестьянки я тоже определила сразу и наверняка: такие простые знания непринуждённо стекаются ведьмам в сознание, как капли росы срываются с веток кустарников.
Когда верёвка была заплетена в последний узел, я встала и медленно двинулась из укрытия ночного мрака навстречу девчонке, пока не оказалась перед ней, освещаемая бликами костра.
- Ты скоро вернёшься домой, милая. В свой истинный дом...
-Это кто тут у нас такой страшненький, а? Из-под земли что ли вылезла, али чумкой переболела? Лучше не подходи, я заразы очень боюсь! - С новой силой заголосило это нечто.
И, вот невидаль, я ощутила, что внушаю ей гораздо меньше страха, чем мой слуга! Традиционное заблуждение, что женщины представляют меньше опасности, чем мужчины? Или я действительно так плохо выгляжу, что даже у деревенской девки способна вызывать лишь насмешки?!
Не было нужды взывать к своей хромающей выдержке, от слабости я почти не могла злиться.
- Послушай, Дарио! - Я улыбнулась, осознавая, что улыбка получилась вымученной, как у умирающей. - Она дерзит мне! Великолепно, сколько же в ней жизни!..
- На мой век хватит. А вот у тебя, по ходу дела, с этим проблемы! Сочувствую. А ты, как там тебя, Дарио, живо отвяжи меня, и я, так и быть, принесу твоей подружке коровай и крынку молока, а то и вправду помрет ненароком!
Мышцы живота заныли, когда я пробовала рассмеяться. Так что пришлось оставить это удовольствие до лучших времён. Тем более, что они вот-вот наступят.
- Девочка, ты зришь в корень... А ведь ты и вправду можешь мне помочь. - Подойдя почти вплотную к ней, так, что даже чувствовался исходящий от её кожи запах луговых трав, я демонстративно надела на палец своё излюбленное оружие - перстень-коготь.
- Извини, если почувствуешь боль, я слишком слаба, чтобы обставить всё со вкусом...
Эмпатическая магия тоже требует энергетических затрат.
- Cо вкусом у тебя точно проблемы... - Пыталась съязвить эта неугомонная деревенщина, явно имея ввиду моё кольцо, но я гарпией кинулась к ней, протыкая горло.
III.
Окрылённая силой, я отправилась к месту, где бегущий от ключа ручей собирался в небольшую заводь. Несмотря на то, что ведьмы чувствуют все четыре стихии, у каждой из нас есть та, энергетическая связь и почти духовное родство с которой, оказывают наибольшее влияние на магию. Да и на жизнь в целом. Моей доминантой была вода. Даже имя мне дали соответствующее - жемчуг. Я и по характеру как вода -всепроникающая, ускользающая сквозь пальцы, переменчивая... Наверное, поэтому и над поступками моими чаще властвует сердце, нежели голова.
Скинув одежду, я прыгнула в центр светящегося под луной водного зеркала, разбив его поверхность сотнями брызг. От ледяной воды, овладевшей телом, спёрло дыхание, всё-таки уже конец лета, но целостность моего существа сразу же наполнилась невыразимой гармонией. Я почтительно поздоровалась с водными духами, попросив прощения за вторжение в их дом, и сказала, что пришла передать то, что заняла у их древесных собратьев. Всё в нашей матери взаимосвязано: вместе с питательной влагой, через корни, что вездесуще пронизывают почву, заимствованная мной сила обязательно вернётся могучим дубам. Незримые огоньки сорвались с кончиков пальцев и исчезли, как гаснут искры, взвившиеся в ночное небо от горящих поленьев.
В небе над головой из-за плотных облаков не видно было звёзд, и я следовала внутреннему зрению, которое у стихийных ведьм на природе всегда острее, чем среди людей. Я не боялась темноты, тем более, находясь в объятиях своей стихии. Темнота - это просто отсутствие света, когда солнце зашло и луна скрыта за облаками, она не меняет сути вещей, а просто скрывает их очертания на время.
Иное дело - тьма. Эта пятая стихия испокон веку открывалась только тем колдунам, кто покорно готов отдать ей всё свое естество. В ней нет места личным радостям, если ты во тьме - ты принадлежишь ей, и только ей, не имея своих желаний, позабыв о свободе личного выбора. Ты получаешь могущество, но с его помощью способен исполнять лишь волю первобытного хаоса.
В моей жизни было много боли, но я выстояла, хотя соблазн стереть эти грязные пятна из памяти был велик... Любование красотой восходящего солнца, очарование музыки, а главное, любовь моей человеческой матери... Всё это - те сокровища, без которых я не знаю, как смогла бы жить, поглоти их вдруг безразличная тьма. В наших частых спорах Келин традиционно стоял на своём, утверждая, что я просто внутренне 'не дозрела' до принятия высшей степени посвящения... Я неизменно отвечала ему, что вся мощь его волшебства подобна кошелю с золотом в руках у голодного, заблудившегося в пустыне: есть деньги, но хлеба и воды купить негде. И когда придёт время ответить за земные деяния, я открою богине свою душу, и она увидит причины, побудившие меня к их совершению. Её прекрасные мудрые очи не узрят пустоты. Пусть лучше она видит кровь...
Я уже продвигалась обратно к берегу, осторожно нащупывая стопами песчаное дно, каждый выстилавший его гладкий камешек, когда южный ветер прорвал в небесном покрове тонкую брешь, через которую в мир прокрался лунный свет. Что-то блеснуло в толще воды прямо передо мной. Я нагнулась, и подняла со дна прекрасную опустевшую раковину моллюска. Пришлось намочить волосы, но всегда можно обсохнуть у костра. Раскрытая, как крылья бабочки, находка сияла перламутром, даже ночью переливаясь всеми цветами радуги. Странно, разве ключевая вода не слишком холодна для этих созданий? Всегда считала, что они живут в более тёплых и глубоких реках...
Ещё один знак - несомненно!
Ночью, свернувшись калачиком в карете, во сне я видела, как на мягком высокогорном лугу вокруг костра танцуют золотоволосые мужчины и женщины. Высокие, мускулистые и смуглые. Блики огня делают их кожу бронзовой, а глаза блестят янтарём, инкрустировавшем дорогие и запрещённые языческие статуэтки. Люди востока. Наши извечные враги. Как ни странно, я, западная женщина, была в этом сне одной из них. Все эти дикари были моими друзьями, хотя я даже толком не знаю значения этого слова. Графский титул многого лишает... Впрочем, о каких странностях можно говорить, когда дело касается сновидений?...
***
- Неужели и правду померла? - Раздавшееся над ухом нервное бурчание грубо скомкало ленту фантастических картинок. - И что же теперь с ней делать? Эй, болезная, ты жива?
- Кто здесь? - не самая мудрая, но единственная фраза, что пришла на ум.
Хотя, наверное, лучше было начать вопрос со "что?". Присутствия поблизости живого человека мои магические рецепторы категорически не ловили.
- Я здесь. - Изумленный возглас исходил из темноты прямо передо мной.
- Дух? - Опешила я. - Назови свою стихию, чтобы я знала, как тебя величать!
Природные элементали чрезвычайно редко выходят на прямой контакт с ведунами, но уж если это происходит, необходимо держать ухо востро. Вести себя с ними требуется уважительно и осмотрительно, так как намерения и цели этих существ, даже сведущим человеком, легко могут быть истолкованы превратно. Тем самым можно запросто обидеть их. А уж мериться силами с выходцами с другого плана бытия - ни один маг в здравом уме, каким бы могуществом он не располагал, ни за что не станет. Сделать это - то же самое, что пытаться сразить железным клинком саму суть железа.
- Ты что, об дерево головой ударилась? Какой я тебе дух? Какая стихия?! Ева я!!! - Истерические нотки, что звучали в голосе невидимого пришельца, более свойственные для человеческого существа, чем для элементали, посеяли определённые сомнения и подтолкнули к некоторым выводам, но разум пока что отказывался их воспринимать.
- Какая ещё Ева?
- Глаза открой, идиотка! Ева, которую твой ненормальный на всю голову друг к дереву привязал! Кстати, а где он? Надо бы ему должок вернуть...
Зрение прирождённой ведьмы способно уловить практически любое явление, даже самое дивное. Но, как в каждом ремесле, это умение является плодом длительной практики. Да, да, одним талантом тут не обойтись. Результатом постижения сути каждой стихии становится получение ценнейшего навыка: быстро и точно определять природу представшего перед вами нематериального объекта. Нельзя увидеть джинна, если вы никогда не работали с огнём.
Рваная аура... Витающее в воздухе ощущение промозглости и крайней нестабильности энергетических потоков. Явное присутствие неживого существа...
В дополнение, последние слова звонкого девичьего голоса и его характерный вызывающий тон, только утвердили меня в заключении, что в данный момент я имею возможность говорить с той самой крестьянкой, кого выпила каких-то несколько часов назад. Точнее, с её призраком. Первый такой случай в моей... деятельности. Очень сильная, ведать, была у неё душа, что я и не преминула одобрительно заметить вслух.
- Какая душа? - С недоверием посмотрело на меня летающее недоразумение. Теперь я видела её бледную бесплотную фигурку, сохранившую те же черты, что и при жизни. И ту же наглость. - Ты в самом деле видать не здорова, надо за знахарем послать. Как я могу быть мертвой, когда вот она я тута!
Бедняжка... Не понимает, что мертва! Что ж, чем скорее я открою ей неутешительную правду, тем быстрее она обретёт покой. Надо сказать, произнести это я намеревалась не без особого мстительного удовольствия - слишком уж много вульгарности она позволяла себе, даже для призрака!
- Ты - больше не принадлежишь этому миру, дитя. Твоё тело безжизненно и предано земле. И, раз уж ты ничего не помнишь, то знай: это я убила тебя, чтобы продлить собственное существование. Подробности нужны или так развоплотишься?
Ответом мне было недоуменное молчание и снисходительный взгляд. Упрямая девчонка всем видом давала понять, что абсолютно уверена в неизлечимой тяжести моего психического здоровья.