Председательствовал Хватанюк. Его душа раздиралась на части от противоречивых чувств. В одной из ее частей на разные приятные голоса пели различные мелодии радости, что он наконец-то дорвался до власти, какую мечтал заполучить уже давно. Ну, если не в самый Первый День Декады, то хотя бы во Второй. Но почему-то никому из председательствующих доселе Реципиентов и в голову не приходило передавать ему бразды правления. Не воспринимался он ими как Голова - да и все тут! И это вызывало в его душе чувство глухого возмущения и протеста. "Ну що це таке! - возмущался он, переживая внутри себя. - Ну що це за порядки такi! Хiба ж Україна не для українцiв? Мабуть, що нi, коли до керма лiзе казна-хто. Всiлякi там москалi, жиди та жидiвки, запроданцi рiжнi, най би їх ясний шляк трафив! I в Урядi, i тут. Мабуть i в тюрмi те саме. Недарма ще Винниченко колись писав: "Геть, клята кацапня, з наших українських тюром!"*.
* Ну что это такое! Ну что это за порядки такие! Разве ж Украина не для украинцев? Наверно, что нет, раз к рулю лезет черт знает кто. Всякие там москали, жиды и жидовки, запроданцы разные, чтоб их ясный шляк трафил! И в Уряде и тут. Наверное и в тюрьме то же самое. Недаром еще Винниченко когда-то писал: "Вон, клятая кацапня, из наших украинских тюрем!". Так вот прошло уже сто лет, а воз, как говорят, и ныне там! (М.Р.Хватанюк приводит цитату из рассказа В.В.Винниченко. "Помiркований та щирий").(Сост.)
Так от пройшло вже сто рокiв, а вiз, як то кажуть, i донинi там!".
И вот, в Девятый, предпоследний День Декады он, наконец, и сам стал Головою. "Тепер то вже я їм покажу, як треба головувати, як треба ладу давати! - пело у него в душе. - Тепер то вже вони в мене потанцюють на дротi, трясця їхнiй матерi! Тепер вони в мене вiдчують, що таке зондеркоманда! Хай тепер си начувають!"*.
* Теперь-то уж я им покажу, как нужно голововать, как нужно лад давать!" - пело у него в душе. - "Тепер-то уж они у меня потанцуют на проволке, трясця их матери! Теперь они у меня почувствуют, что такое зондеркоманда! Пусть теперь поберегутся! (Зап. укр.)
Но другое, в высшей степени неприятное обстоятельство терзало его внутренности и швыряло его душу вниз, чуть ли не в самые пятки. И это, конечно же, был вызов в Личную Тайную Канцелярию Љ шесть с половиной дробь шесть с половиной в Пятый День Декады. Ему пришлось-таки натерпеться пребольшого страху тогда, во время пытки под наркозом, и Хватанюк постоянно вспоминал о том вызове с очень неприятным чувством. И еще его колбасило от того, что, вернувшись в круг Реципиентов, он поведал об этом своем визите Вольдемару, несмотря на то, что в Тайной Канцелярии ему было строго-настрого приказано держать язык за зубами и помалкивать в тряпочку. А он не удержался. И как теперь объяснить (переживал он про себя), что сделал это он из самых лучших чувств - чувств преданности к родному Руководству! Ведь когда пан Канцлер сообщил ему, что кто-то из Реципиентов тайно изобрел способ преодоления Феномена, у Хватанюка ни капли сомнения не было, что это мог быть Вольдемар и только Вольдемар! Но почему же он сразу не сказал об этом пану Канцлеру, а начал перечислять Буряка, Феню и Сократа? - Хватанюк и сам не мог объяснить себе этого. Здесь была какая-то психологическая загадка, какой-то парадокс. Ведь он совершенно прекрасно помнил, что в самую первую секунду хотел подставить Вольдемара - но вот надо же! - не подставил. Хватанюк уже потом пытался проанализировать, как такое могло случиться, что, получив инъекцию искренности, которая, по идее, сама должна была заставить его выдать Вольдемара (но почему-то не заставила), и он объявлял пану Канцлеру одного за другим в качестве подозреваемых кого угодно, только не того, кого подозревал сам. Поэтому после того, как Испытание закончилось и его препроводили к остальным Реципиентам, он решил уже самостоятельно вывести Вольдемара на чистую воду и таким образом выслужиться перед Руководством. Он уже предвкушал ту сцену, когда "цэй дурнуватый Вольдемар" купится на Хватанюкову лесть и начнет хвастать перед ним своею гениальностью. Нужно сказать, что Маркиян Рахваилович с самого начала Эксперимента относился к Вольдемару с вполне отчетливым презрением - ну, во-первых, за то, что тот был москаль, а во-вторых, считая его интеллигентом, а, значит, и болтуном, да и бабником тоже. Он не очень-то поверил Вольдемаровым сказкам о том, как тот был олигархом-бомжом и наблюдал лохов. Хватанюку казалось, что лохом есть никто иной, как сам Вольдемар. Поэтому он ни на йоту не сомневался, что ему легко удастся "расколоть" Вольдемара и тут-то его и сцапают! И - прошу пана в Тайную Канцелярию Љ шесть с половиной дробь шесть с половиной - вас там ожидает устройство "ДВЕРЬ", а также и все остальные прелести пытки под наркозом, а еще лучше - без оного!
Но когда Вольдемар исключительно убедительно продемонстрировал Хватанюку, что к антиФеноменальному Способу он не имеет никакого отношения (до Маркияна сразу дошло, что Вольдемар не играет - так сыграть было невозможно), его охватила паника: а что будет, если Руководство узнает об его дурной инициативе? Ведь рассказ (с соответствующим показом) о том, как зажимают яйца между дверями, произвел на него очень сильное и нехорошее впечатление. И Хватанюк, вспоминая это впечатление, теперь находился в состоянии перманентного стресса: "От ускочив у халепу! I на чорта менi, дурневi, треба було си зв"язувати iз цим курвiвим сином Вольдемаром! Правду-таки люди кажуть: де москаль, там i диявол!*".
* Вот попал в переплет! И на чорта мне, придурку, было связываться с этим курвиным сыном Вольдемаром! Правду-таки люди говорят: где москаль, там и дьявол!
Но вот, наконец, на Девятый День он стал Головою собрания! И хотя эта должность была неофициальная, она все-таки частично успокоила Хватанюка. Маркияну Рахваиловичу почему-то возомнилось, что пока он головует, его не возьмут "за зябры", а в процессе своего "Головування" он уж как-нибудь сумеет продемонстрировать Начальству (Хватанюк ни секунды не сомневался - и совершенно справедливо, - что за Реципиентами ведется постоянное наблюдение) свою искреннюю и беззаветную преданность. Вот почему пан Маркиян казался с виду нарочито собранным, деловитым и преисполненным решимости показать свой патриотизм с самой выигрышной стороны.
Вчерашний День, однако, пробудил у него некоторые подозрения. Ему показалось, что среди Реципиентов наблюдается необычное движение, и источником этого движения есть, опять-таки, никто иной как Вольдемар. И у Хватанюка снова в душе возбудились смутные мысли относительно антиФеноменального Способа и возможной причастности интеллигентного нахала к его изобретению. Потому он реќшил для начала показать всем, и в первую очередь Вольдемару, кто сейчас является Властью, а значит - и хозяином положения, и кто устанавливает порядок. Окинув критическим взглядом собрание несвидомых Реципиентов, Маркиян скорчил недовольную мину и значительным тоном произнес:
-Слава Українi, панi та панове!
Все промолчали лишь одна Феня отреагировала:
- В натуре, слава!
Хватанюк только зубами скрипнул на такое святотатство, но, наќученный предыдущим опытом дискуссий с пани Рюкк-Зак, не ответил на Фенину реплику, а упрямо продолжил свою руководящую линию:
Хватанюк только зубами скрипнул на такое святотатство, но, наќученный предыдущим опытом дискуссий с пани Рюкк-Зак, не ответил на Фенину реплику, а упрямо продолжил свою руководящую линию:
- Щось менi си не подобає, як ви отут сидите. Ось ти, Вольдемаре, чого це ти тут менi човгаєш туди-сюди? А ну, либонь, швиденько сядь-но менi на отую он фотелю!*
* Слава Украине, дамы и господа! Что-то мне не нравится, как вы тут сидите. Вот ты, Вольдемар, чего ты тут мне вертишься туда-сюда? А ну-ка, любезный, быстренько пересядь-ка мне на вон то вон кресло! (Зап. укр.)
- Может тобi еще и дансе станцевать? - не глядя на Хватанюка, огрызнулся Вольдемар. Он только что произвел тихий опрос членов СССР (каждого индивидуально) об освоении ими Внутреннего Мониторинга и об их антиФеноменальных успехах. Замечание Хватанюка настигло его именно тогда, когда он, подсев к своей любиќмой Аленушке, нашептывал ей на ушко информацию, полученную от других членов антиФеноменального Сопротивления. Близость к ней возбуждала Вольдемара. Да и Внутренний Мониторинг, как он только что выяснил, так или иначе получился у всех посвященных (в том числе и у него самого), и он был доволен. А сегодняшние Экспериментальные Исследования должны были еще более закрепить его. Этими своими соображениями он как раз делился с Аленой, вдыхая свежий и ставший для него родным запах ее волос, за каковым занятием его застал начальственный энтузиазм Маркияна Рахваиловича.
- А я кажу, пересядь менi! - повысил голос Хватанюк.
- Ты знаешь, Маркиян, - с любопытством взглянул на него Вольдемар, - менi даже интересно: что ты будешь делать, если я тобi не пересяду? Хаживупу позовешь? Или "Ще не вмерла" заспиваешь?