Касьянова Ольга Александровна : другие произведения.

Август

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Энди, ты говорил, что подаришь мне Бюз? - А? Да, - пробормотал сонный Рокфор Хендриксон по прозвищу Энди и захрапел, уткнувшись носом в плечо Августа. Тот кивнул. Он лежал в темноте, на спине и смотрел в потолок, испятнанный оранжевыми бликами уличных фонарей. - Посвяти мне его скорее, - прошептал Август и прибавил, закрыв глаза, - с ума сойти, как всё запуталось.
  Вы хотите сказать, что это обо мне? С ума сойти!
  Август
  
  
  When the winter is white
  There is paper that"s gold
  Silver-blue is the ball
  I give you, little boy.
  
  Give me silver and blue,
  Give me paper that"s gold
  Out winter that"s white!
  Out tears and sighs!
  Am I right, friend of mine?
  
  Sure, boy, we can get
  Out winter and froze,
  What would draw images,
  Pictures on window"s glass,
  Grant you with your red nose?
  
  Winter"s wind sings to me
  Fairy tales of elves, princess,
  Stolen by trolls, planted
  Into the pictures of froze.
  Winter, give me your gloves!
  
  Well, my boy, don"t you want
  Winter"s out?
  Oh, no, uncle! Let winter still
  Be the artist of my
  Life, the poet of my kind.
  
   Мы берём какой-нибудь сладкий звук. Скажем, ре первой октавы, и в самом разгаре мажора и торжестве устойчивых аккордов подбрасываем ангелам небесным бемоль третьей ступени - и уводим вариацию в минор, но так, чтобы мажор обязательно был всплесками. Как, знаешь, в солнечный день рыбка, выпрыгнув из воды на секунду, ослепляет тебя блеском своей чешуи.
  - Погоди, Энди! - Август, сидевший на коленях Хендриксона, запихнул в карман очередной золотистый фантик от леденца. - Погоди, ты же не сравниваешь меня с чешуёй рыбы?! Все рыбы мокрые и холодные.
  - Август, ты ничего не смыслишь в музыке - молчи и слушай, как рождается шедевр.
  
  ***
  
  Отец, он всегда носит белые батистовые рубашки, всегда не туго стягивает волосы в хвост шёлковым красным платком, всегда выбирает одни и те же духи, с таким терпким и тяжёлым запахом, всегда напряжён. Белые рубашки - да, всегда только белые. Как будто бы это поможет ему выбелить свою душу.
  
  ***
  - А что такое "Бюз", Энди? -Август несколько раз повторил слово, пробуя его на звучание. Оно оказалось очень смешным, похожим на самого Энди Хендриксона, чьё настоящие имя вообще-то было Рокфор, но он не любил, чтобы его называли настоящим именем. Конечно, а кто бы на его месте любил?
  Энди - деловой партнёр Августа, Йозефа и Эриха Райзена. Ну, в обратном порядке. В том смысле, что Август Велленвольф гораздо меньше деловой человек, чем Йозеф Велленвольф, а тот в свою очередь уступает самому деловому человеку - Эриху Райзену. Всё-таки фирма отца Эриха, семейное дело, сами понимаете.
  - Ну, вот смотри, - и Энди принялся наигрывать отрывки бюзов(рекомендую просто - наигрывать отрывки, или назови их как-нибудь по-иному). Он так объяснил, что это и называется бюзом. Заунывно, надо сказать.
  - Нет Энди, это не про меня, - вздохнул Август, разворачивая ещё один леденец, на сей раз мятный.
  - А что, чёрт возьми, тогда про тебя? - добродушно поинтересовался Энди, поправляя съехавшие на нос сиреневые очки, которые делали его похожим на удивлённую стрекозу.
  - Ну, - задумался Август, - собственно, я не знаю.
  - Так расскажи!
  - Что?
  - О себе! А я потом напишу блюз. И назову его "Блюз Август"! - Энди даже всхлипнул от радости и собственной находчивости.
  - С ума сойти, Энди, - выдохнул Август и бросился на шею долговязому американцу, - обо мне! Мне! Бюз! Бюз Август! Пиши скорей, а буду быстро-быстро рассказывать!
  - Тише, тише, - Энди выбрался из объятий Августа и нагнулся за упавшими на пол очками, - надо не быстро, а подробно.
  - Да, - с готовностью закивал Август, устроился поудобнее на коленях у Хендриксона и задумчиво поправил ему чёрный в жёлтый горошек галстук, - а с чего начать? Как я был портовой шлюхой? Или как я попал в Берн и стал уважаемым человеком Велленвольфом? Как я познакомился с Йозефом, может быть? С этого ведь всё и началось.
  - Нет, - покачал головой Энди, - всё начинается с рождения.
  - Ну, даёшь ты, Энди! Я ж не помню, - огорчился Август, - а что делать теперь?
  - Детство своё помнишь?
  - Ой, не надо! - засмеялся Август. - А то Бюз получится всё-таки занудным! Но я придумал: давай начнём с того, как я сбежал от родителей. Меня тогда не звали Августом. То имя, которым меня звали в детстве, мне всегда ужасно не нравилось.
  - А что это было за имя?
  - Ганс, - отмахнулся Август и уточнил, - Иоганнес. Дурацкое, правда? Так вот. Мне было лет семь. Я рано утром - ещё было совсем темно и лето - взял себе немного еды и тайком пробрался в повозку соседа, который ехал в город на рынок. Возле города я спрыгнул с повозки и дальше пошёл пешком. И представь, прихожу я в город. Я маленький, а город большой-большой!
  
  ***
   Мальчик то бежал, то шёл, временами останавливаясь, чтобы определить, куда же ему идти в таком большом городе, и убедиться, что за ним не гонятся родители. Да, город показался малышу Иоганнесу таким большим, как небо, только свободного места в небе было больше. Хотя если посмотреть вверх в облачную погоду, то небесные места все будут заняты облаками. И непонятно, где же там помещаются ангелы.
  В городе тоже всё странно: так много домов, мостов, экипажей, что людям совсем негде ходить, но они ходят, их так много, что они вот-вот начнут наступать друг другу на ноги. Наверняка от дыхания вон того толстого господина щекотно уху спешащего перед ним другого, который похудее. Но это не важно. Самое главное, кто-нибудь из этих людей накормит малыша Иоганнеса. Иначе быть не может. Ганс радостно улыбнулся отражённому в витрине чумазому личику и тут же заинтересовался лежащими по ту сторону стекла перчатками до локтя с тонким кружевом наверху и серебристой вышивкой сбоку. Потом поднял глаза на сам магазин. Тот был огромен. Огромен, как слон. Ничего больше слона Ганс не знал. Разве только игпо-по-тама Кажется, так. Пастор, по просьбе отца учивший Иоганнеса читать, часто ругался на мальчика этим страшным животным. Иоганнес всё ещё был очарован видом дамских перчаток и магазина-слона, как вдруг услышал за спиной музыку. Мальчик обернулся - напротив магазина на противоположенной стороне улицы сидел юноша. Именно его пальцы, бегая по длинной палке с тонкими верёвочками и по тем же верёвочкам, но только в том месте, где палка присоединяется к пузатому ящику и рождали те самые быстрые звуки, то есть музыку (то, что музыка именно рождается, а не издаётся, Иоганнес знал от матери). Выпуклые камни тротуара, нагретые за целый солнечный день, были тёплыми, поэтому юноша сидел на этих камнях. "Большой", - с уважением и завистью подумал Ганс. Самому ему стукнуло семь, но по виду никто бы и шести не давал.
  Музыкант закончил играть и уже собрался уходить, бережно положив свою гитару в футляр и собрав в шляпу сегодняшний заработок, как почти споткнулся о мальчика, а тот даже с места не сдвинулся, будто в землю врос.
  - Ты кто? - он опустился перед мальчиком на колени. Погладил по нечёсаным золотистым кудряшкам. - Потерялся, малыш?
  
  ***
   На грифельной доске убористым почерком учителя было выведено:
  "Je demeurerais une pile de ma maison" .
  - А теперь извольте развить сюжет.
  - Да, герр Штуд.
  Прежде чем взяться за перо, Йозеф поддёрнул кружевные рукава белой рубашки, затем открыл "Йозефа Вильгельма Аделаиды фон Велленвольфа тетрадь по французскому языку". Такие сочинения получались у него хуже всего, и теперь, подумав о грядущем справедливом гневе учителя, Йозеф поморщился.
  
  ***
  - Нет, герр, я не терялся, - Гансу теперь ещё больше нравился этот музыкант.
  - Ты милый мальчик, - тот потрепал Иоганнеса по щеке, - где ты живёшь? Давай я тебя провожу домой?
  - Ой, дядя! Не надо меня домой провожать! - так он не испугался бы и рычащего пса, а ведь собак Ганс боялся больше всего на свете, если не считать пьяного отца, конечно.
  - Так ты что, из дому сбежал, - догадался музыкант. - Скверно. Тебе же нужно что-то кушать и где-то спать.
  Юноша замолчал, задумался, а Иоганнес тем временем с любопытством уставился на палку-ящик-верёвочки у него в руках. Тот заметил:
  - Интересно, да? Гитара называется. А ведь озарило! Пойдём, я куплю тебе дудочку!
  
  Так, уже в первый свой городской полдень Иоганнеса, первый полдень, свободный от криков и наказаний, Ганс получил в подарок дудочку. Уличный музыкант научил его кое-как играть на ней. А гитару - не такую, конечно, как у самого музыканта, но детскую, маленькую - Ганс украл в магазине игрушек чуть позже. С уличным музыкантом после того, первого полдня они больше не встретились, но Август умеет помнить добро. Кстати, мысль назвать себя Августом, убежать из старого имени, данного при крещении родителями, пришла к Иоганнесу очень скоро. А точнее, когда он увидел, что так зовут ужасно красивого юношу на плакатах, развешенных по всему городу. Юноша был так красив, что, конечно, не обиделся, когда маленький Иоганнес взял его имя.
  
  ***
  Рождество было так близко, что даже строгая Аделаида оживилась, а слуги в доме совсем с ног сбились - гостей пригласили много, а хозяйка сурово накажет, если кто-то из приглашённых останется недовольным.
  Ёлка была огромная, пушистая и только что из леса: иголки всё ещё белели от инея. Иоахим провёл рукой по длинным тёмно-рыжим волосам мальчика, что застыл рядом с ним в восхищении перед огромным пушистым деревом, каждая иголка которой дышала холодом и тайной искрящегося от мороза леса. Четвёртое воскресенье Адвента. Горели уже все четыре свечи. Последнюю позволили зажечь самому Йозефу. Взрослые, за исключением дяди Иоахима и тёти Бригитты, ходили строгие и торжественные. Госпожа Мать старалась не смотреть на тётю Бригитту, считая, что сам вид пухленькой жизнерадостной тёти оскорбляет близящийся праздник Рождества. Брак дяди Иоахима и тёти Бригитты родители Йозефа вполголоса называли скандальным. Правда, что такое "скандал", Йозеф мог себе представить с трудом. К нему никогда не применялось это слово, и у кого бы мальчик ни спрашивал, все от него отмахивались: "Некогда, герр. Вам бы пойти в свою комнату, книжечку почитать". А родителей беспокоить было нельзя. Тем не менее, мальчик чувствовал по тону, каким родители говорят о дяде и тёте, по тому, как хмуриться отец и поджимает губы мать, что дядя и тётя сделали что-то неправильное, неприличное. Может быть, невнимательно слушали священника, как Йозеф иногда невнимательно слушает учителя? Так или иначе, пухленькая тётя и спокойный улыбчивый дядя втайне нравились юному наследнику Вильгельма фон Велленвольфа больше всех в семье.
  И вот, когда дядя Иоахим легонько погладил по голове замечтавшегося племянника, тот очнулся, протянул руку и тронул еловую лапу.
  - Дядя Иоахим, когда мы начнём её наряжать? Можно, я в этот раз расставлю свечи?
  - Нельзя, - покачал головой Иоахим, - свечи нужно расставить, как следует, чтобы они ни в коем случае не упали. Но ты можешь их зажечь и подать мне.
  - Да, дядя, - Йозеф аккуратно поддёрнул рукава белой батистовой рубашки так, чтобы кружево не закрывало пальцы, и взял первую свечу.
  
  
  ***
  - Так ты был уличным музыкантом?
  - Ну да. А потом решил, что это не моё. Ну, услышал разговор тех двоих за спиной. Один говорил, что я такой миленький, что он бы отдал любые деньги за возможность целовать меня.
  - А ты?
  - Ну, а что тут такого? Пусть целует!
  
  ***
  Огромный толстый дядя бежал за Августом от самого экипажа. На исходе лета было всё ещё жарко, и толстый дядя обливался потом и задыхался, но оттого всё больше сердился и кричал.
  Август мчался со всех своих босых ног, успевая на ходу примечать местечки, куда можно было бы ещё сходить, попеть и поиграть. Правда, чаще его ремесло приносило побои, чем еду или деньги, потому что, надо отдать должное слуху толстого извозчика, пел Август отвратительно, а играл ещё хуже. Однако рядом не было того уличного музыканта, а сам Август никогда бы не догадался, почему так раздражается толстый извозчик, ведь Август всегда поёт от всей души (то есть, как можно громче).
  - Стой! - Август со всего маху врезался в живот высокого строго одетого мужчины. Тот охнул, но устоял, и, взглянув на мальчика, даже улыбнулся и пробормотал: - До чего ты хорошенький, малыш.
  - Сударь! Отдайте мне этого поганца! - толстый извозчик едва смог выговорить эти слова, но, хоть он и выдохся, они звучали грозно: Август спрятался за незнакомца.
  - Ребёнок со мной, - голос незнакомца звучал сухо. И ростом он даже будто бы выше стал.
  Август, было вцепившийся в пиджак высокого, понял, что он в безопасности, выпустил жесткую темно-серую ткань и теперь с удивлением обнюхивал свои пальцы: те пахли чем-то удивительным, чем-то, что, кажется, называется -Август напряг память - пра-фюм.
  - Ну, как угодно, - толстяку явно не хотелось уходить с пустыми руками после такой долгой погони, - Но если я ещё раз услышу этого маленького паразита!..
  Он не договорил, а незнакомец, молча взял за руку Августа и повёл его прочь. Тут только мальчик вспомнил, что потерял дудочку где-то возле того злополучного экипажа. Гитара разбилась гораздо раньше. Есть было по-прежнему нечего, спать негде. Но от высокого пахло так хорошо, что Август забыл о своих бедах. Камни мостовой нагрелись под солнцем так, что иногда обжигали босые ступни, и Август предпочитал прыгать с ноги на ногу - к тому же так было веселее.
  
  ***
  - И так было до четырнадцати. Я жил на деньги клиентов. Неплохо, надо сказать, хоть и не был всем доволен. А для отвода глаз подрабатывал в порту, - Август засмеялся, - грузчиком! Ну, какой из меня грузчик!
  - А что случилось в твои четырнадцать? - Энди был серьёзен и даже чуточку печален.
  - Я встретил Йозефа фон Велленвольфа, вот что. Можно сказать от смерти спас, - кокетливо улыбнулся Август и, сладко потянувшись, поболтал ножкой.
  
  ***
  Герр Велленвольф!
  Почтительно приветствую Вас и хочу сообщить, что до Амстердама и Академии добрался благополучно. Первый день занятий прошёл, должен сказать, всем доволен. Уже познакомился с соседом по комнате. Его имя Эрих Райзен, он швейцарец.
  Почтительно кланяюсь матушке.
  Ваш сын Йозеф Вильгельм Аделаида фон Велленвольф
  
  
  Милый дядюшка!
  Я уже добрался до Амстердама, о чём незамедлительно сообщил герру моему отцу. Вчера вечером познакомился с соседом по комнате. Его имя Эрих Райзен, родом он из Швейцарии. Толковый, кажется, молодой человек, но насколько же невежественен в литературе! Дядюшка, он не знает, кто такой Шекспир. Вообрази: он спросил, в какой газете Шекспир печатается! Благодаря Эриху я смеялся так, как никогда мне смеяться не приходилось, однако добрый малый ничуть не обиделся. Кажется, мы подружимся.
  
   Йозеф
  ***
  Свернув к набережной, Йозеф долго петлял по неизвестным ему и совсем тёмным подворотням Амстердама, пока не вышел, а точнее не выбежал, на достаточно широкую улицу, которая шла вниз, а значит, вела к морю. В жёлтом свете единственного на всю улицу фонаря справа Йозеф разглядел свалку. Он очень устал, вот уже час безуспешно стараясь найти дорогу к Академии. Куда же завёл его Эрих? Вспомнив о друге, Йозеф почувствовал, как загорелись щёки - что расскажет болтун Эрих завтра в Академии? Что Йозеф Велленвольф сбежал из весёлого дома? В восемнадцать лет - девственник. Проклятый Эрих. Проклятая улица!
  Йозеф споткнулся о корень, на миг прислонился лбом к тёплому стволу, и оттолкнулся от дерева, оттолкнул от себя дерево, прогнав мысль об отдыхе прямо здесь, на свалке.
  - Эй! Эй, господин! С ума сойти!
  Йозеф застыл в нерешительности: то ли бежать дальше, но теперь быстрее, то ли остановиться - ведь воры не окликают. А может, это вообще не ему. Последняя мысль несколько успокоила, и Йозеф обернулся.
  
  ***
  20 мая 1889 года
  6.30 утра
  Амстердам
  
  Иоахиму Йозефу фон Велленвольфу
  
  Дядюшка Иоахим!
  
  Вот очередное письмо твоего племянника. Надеюсь, оно не слишком сильно тебя огорчит. Тебе единственному из всей нашей семьи доверяю я свою тайну, так как не знаю, получу ли ответ. Не так. Лучше и точнее было бы сказать, смогу ли получить ответ, ибо в том, что ответ будет, не смею сомневаться, зная твое доброе сердце. Впрочем, на все воля Господа, на нее уповаю.
  Итак, вчера я отступил от своих правил, поддавшись на уговоры Эриха (ты, несомненно, помнишь это имя) пойти с ним в бордель. Прости, что не пишу "веселый дом": он вовсе не веселый. Ну, в самом деле, не важно. Итак, вечером в субботу мы с Эрихом ушли из академии и отправились в один из кварталов Амстердама, что недалеко от порта.
  Представь двухэтажный дом из кирпича, выкрашенный в бордовый. Внутри все в зеркалах, кружевах, диванах, кушетках и пуфиках, таких мягких, что мягче только гроб или фамильный склеп фон Велленвольфов. Девушки... те создания нищеты и порока, что зарабатывают среди диванов и кушеток на жизнь, встретили нас с Эрихом очень радушно. Они были полураздеты: кто в пеньюарах, кто в кружевных рубашках, кто в нижних юбках и блузах. Они смеялись, говорили что-то, Эрих держал за талии двоих, одна сидела у него на коленях. Эрих познакомил меня с их maîtresse, а та представила мне девушек. Если бы на мне была маска, она бы сгорела со стыда. Эрих, видимо, предупредил maîtresse, что я "новичок", и она заранее приготовила мне одну из девушек.
  Дядя, я не могу описать тебе ту, что поднялась со мной наверх. Я не запомнил ни имени, ни лица, ни фигуры. Только помню, как юбки шуршали, и тень от свечи ложилась на пол.
  В комнате я снял пиджак, белую рубашку. Остался в нижней. Девушка ждала меня уже на постели. Я попробовал заговорить с ней, так, как советовал мне Эрих, но не смог. Она меня оборвала, сказав, чтобы я не тратил её время.
  Как ты догадываешься, дядя, я не испытывал ни малейшего желания целовать, обнимать и так далее эту девушку. Она протянула мне руки, откинулась на подушки, а я достал деньги, положил на один из пуфиков и, попросив прощения, вышел. Затем быстро спустился по лестнице, выбежал в коридор, сам открыл дверь и оказался на улице. Уже порядком стемнело, был час, когда гасили фонари. Поздняя весна, на мое счастье, сейчас теплая, поэтому я не замерз, хотя и оставил в доме наверху пиджак и верхнюю рубашку. Я решил вернуться в Академию и уговорить охранника впустить меня, но уже было так темно, что я заблудился. Когда я шел через очередной двор, меня окликнул незнакомый мне мальчик лет двенадцати (позднее оказалось, что ему четырнадцать), белокурый, худенький. Меня поразила его одежда - она светилась, дядя, просвечивала! Сквозь нее я видел его грудь, и плечи, и руки. Ещё мальчик был ярко накрашен. Все это я увидел сразу, потому что мы стояли под единственным в этом дворе фонарем, но все-таки позволил себя увести. Мальчик сказал, что позволит мне у него переночевать, потому что не желает найти меня мертвым утром. Я отказался, но он настаивал. Дядя, он показался мне кем-то потусторонним, ни мужчиной, ни женщиной. Он повел меня, и я, оглушенный, пошел.
  Остальное я не буду рассказывать, дядя Иоахим. Уверен, тебе будет неприятно читать уже то, что я написал. Я провел ночь с этим мальчиком. Он не взял с меня денег. И теперь, благодаря мальчику Августу, я знаю, что не являюсь мужчиной в полном смысле слова. Если позволит Господь, когда-нибудь я женюсь. И у меня будут дети. Но сейчас я останусь с Августом. Потому что тот, с кем проводишь ночь, становится твоим спутником. Как я мог вчера отступить от своих правил? Я был наказан.
  Дядя Иоахим, ты волен говорить или не говорить или не говорить обо всем родителям в том случае, если твой ответ застанет меня в живых. Если же Бог убьет меня, заклинаю тебя не рассказывать ничего, чтобы не причинить вреда Августу.
  По-прежнему люблю тебя, дядюшка Иоахим. "Роман о Лисе" еще не прочел, но остановился на странице 109. Мне очень жаль Волчицу Эрсвину. Все-таки Лис Рейнард подлец, хоть и, признаюсь, покорил меня. В следующем письме, быть может, напишу обо всем подробнее.
   Йозеф
  
  ***
  - Стоп, - Эрих уставился на Йозефа, - ты хочешь этим, - он помахал в воздухе письмом, - сказать мне, что ты специально не отошёл, когда груз начал падать?
  - Строго говоря, груз на меня мог бы и не упасть... - начал Йозеф, но был прерван гневным восклицанием Эриха.
  - И зачем, скажи на милость, ты полез? Да если бы не этот матрос, тебя бы раздавило, к чертям!
  - Вообще, - тихо смеясь над бурным гневом швейцарца, возразил Йозеф, - когда сводят счёты с жизнью, обычно ожидают, что попадут именно к чертям.
  - И ты надо мной смеёшься! - Эрих развёл руками в недоумении, едва не задев гипс на руке Йозефа: - Несёшь эту чушь и смеёшься! Ладно, - он тоже позволил себе улыбнуться, - ты идиот, но живой. И я рад за тебя.
  - Однако, - выражение лица Йозефа вдруг опять стало беспокойным и хмурым, как в начале разговора, когда он дал другу письмо, предназначенное дяде Иоахиму, - ты дочитал до конца, так?
  - Ну да.
  - И... и понял всё? - Йозеф говорил медленно, будто через силу, но глаз не опускал.
  - Что понял? Позволь, я, конечно, Шекспира, Данте и всех остальных из этой компании не читал, однако вообще так не дурак и даже грамотный.
  - Не злись. Я об Августе.
  - Портовая шлюшка, что ли? Ну?
  - Не надо! - дёрнулся Йозеф.
  - А кто он ещё? - удивился Эрих. - И как ты о нём пишешь! Обыкновенный мальчишка. Видел таких.
  - Ладно, - Йозеф не без труда прогнал злость на друга, - теперь ты знаешь обо мне то, что... и я знаю.
  - Что? В смысле, с женщинами не можешь? - пожал плечами Эрих и, поскольку Йозеф промолчал, продолжил: - Я это предполагал.
  Йозеф взглянул на друга и, обнаружив, что тот улыбается, улыбнулся в ответ.
  - Рука болит, - Эрих кивнул на гипс.
  - Ничего.
  - Олух.
  - А ты бревно. "Много шума из ничего прочёл"?
  - Читаю.
  - И как?
  - Длинно.
  - Бревно.
  
  ***
  
  - Он тогда сломал себе руку, вообрази! - сделал большие глаза Август.
  - А зачем?
  - Сказал, что проверить хотел. Ну, достоин жить или нет.
  - Вот как!
  - Ну, у них же на гербе как? "Боль для Господа". Он и следует девизу!
  
  ***
  - Это ты? - удивился мальчик и встряхнул кудряшками.
  - Я же обещал прийти, - улыбнулся Йозеф, - ты не ждал меня?
  - Ну, - Август вытянулся на постели, простынь сползла с его бёдер и теперь, скомканная, лежала под ним.
  - Я не помешал? - Йозеф нерешительно оглянулся на дверь.
  - Нет, - сладко зевнул Август, - я уже освободился на сегодня.
  - Вижу, - сухо заметил Йозеф и сел на край постели.
  - Что с рукой? - лениво продолжил Август, приоткрыв один глаз. - Подрался?
  - Нет. Упал.
  - А, - сочувственно протянул мальчик, перевернувшись на спину. Йозеф отвернулся. - В понедельник один придурок тоже руку, говорят, сломал. Под грузом стоял.
  - Почему же придурок? - пробормотал Йозеф погромче прибавил: - А откуда ты знаешь?
  - Я в тот день пошёл на работу, - улыбнулся Август, потому вдруг резко сел на постели, - погоди, а это не ты был случайно?
  - Я, - просто ответил Йозеф.
  - Говорю же, что придурок, - вновь лёг Август, - но что ты там сел? Давай я тебе чая сделаю!
  
  ***
  Этот платочек мне подарила Элена. Она сказала: "Розовый цвет тебе пойдёт, мой мальчик". Так и сказала: "мой мальчик". В тот день было так жарко, что мне пришлось отказать торговцу шёлком, а ведь я ему нравлюсь больше прочих - он мне после каждого раза дарит по отрезу дорогого шёлка. Я так люблю, когда он приходит, потому что после этого всегда бегу к Элене, и она шьёт мне платье, юбку или блузку. Она всё умеет, моя Элена. И такая добрая! И девушки у неё добрые - меня ещё никто никогда не обижал в весёлом доме Элены. Я туда часто хожу. Элена говорит...
  - Погоди, погоди, - Йозеф почти заснул, слушая болтовню Августа, - так кто такая твоя Элена? И что за девочки?
  - Так я же сказал. Она мадам того борделя за углом.
  
  ***
  - А что же родители? - у Энди замлела нога и он пересел поудобнее.
  - Родители Йозефа? - задумался Август, а потом улыбнулся и сказал, как бы про себя. - О, они были в ярости. Как же! Их сын забыл про...как же это...честь семьи!
  
  ***
  Вильгельм сидел во главе стола, Аделаида - напротив, Йозеф - по правую руку от отца. Завтракали довольно поздно в этот раз - Вильгельм получил важную корреспонденцию и должен был ею заняться, а остальные должны были подождать, пока очевидно довольный известиями Вильгельм не спустится вниз, в гостиную. И Йозеф ждал. Впрочем, ожидание стало ему уже почти привычным. Срочно вызванный домой в начале июня, когда ещё цвели липы, он провёл в Дюрене все три месяца лета. Неизменными дождями начинался сентябрь. Временами Йозефу казалось, что он не "гостит", а "заключён", но такие мысли, хотя и приходившие всё чаще, по-прежнему безжалостно изгонялись. Слишком серьёзной была причина пребывания Йозефа в родительском доме: с отцом случился удар, разве мать не подтверждала эту печальную новость всем своим видом, ещё более обычного строгая и замкнутая, разве не видел Йозеф каждое утро врача, торопливо выходившего из комнаты отца? И, наконец, разве не было заметно по болезненному виду Вильгельма, что тот пережил несчастье? Поэтому Йозеф ждал. И писал каждый день в Амстердам. Как они договорились, письма для Августа, адресованные Эриху Райзену, Эрих должен был немедля относить Августу.
  Но вот сегодня, и Йозеф это чувствовал, всё должно было решиться. На днях ему должны позволить уехать на учёбу.
  Вильгельм сложил салфетку, поднялся из-за стола и направился в свой кабинет, сделав сыну знак следовать за собой.
  
  ***
  - Они даже, - Август достал из нагрудного кармана надушенный платок и изящно им обмахнулся, - ко мне подослали одного... в плаще!
  - В каком, - Энди чихнул от густого аромата, - плаще?
  - Самом обыкновенном, - пожал плечом Август, - никакой фантазии у этих убийц.
  
  ***
  Таких называют наёмниками. Плащ, ботинки, шляпа, перчатки - всё одного цвета. Наверное, чтобы было невозможно отличить в толпе. Но если ты с семи лет шлюха в порту Амстердама, а сейчас тебе шестнадцать и ты всё ещё жив, то подобного типа, пусть он будет бесцветен, как бабочка-капустница, ты сразу заметишь. Было, было. С кем только в порту и окрестностях не встретишься за одиннадцать лет. Кто-то из мальчиков подослал. Кто, разберусь позже. А может, клиент? Попадаются психи. Нет, облава - это точно, это самое точное, что можно сказать. Облаву сразу видно и слышно. Её ни с чем не перепутаешь.
  Август бежал по улицам Амстердама, петлял, уводя преследователя как можно дальше от дома. Силы всё же были нужны не только для бега, да и достаточно он уже запутал Плаща, чтобы бежать дальше. Август юркнул в один из переулков, затаился там, ожидая, когда подоспеет Плащ. А тот не заставил себя ждать. Большая ошибка - поворачиваться к добыче спиной. Август прыгнул на спину наёмника (хорошо, что даже для своих пятнадцати он был слишком маленьким, а значит лёгким и гибким) и как-то по-женски вцепился ему в волосы и завизжал. Плащ явно растерялся, тогда Август умудрился выбить из его руки нож. Для этого пришлось отпустить волосы и спрыгнуть на землю. Но в чём, а в рукопашной Август был мастер.
  
  ***
  - Как же, - Энди даже выпрямился от напряжения, - Йозеф не защитил тебя?
  - Да что ты, - тряхнул кудряшками Август, - тогда меня скорее убили бы! Я сам себе защита! К тому же, я же тебе рассказываю: он жил тогда в Дюрене. Я вообще думал, что это он ко мне убийцу подослал.
  
  ***
  - Закройте дверь, - приказал Вильгельм.
  Сам он уже сидел за своим письменным столом. Мужчина лет пятидесяти, невысокий, как все Велленвольфы, подтянутый. В детстве Йозеф часто думал, что отец и мать привязывают к спинам доски и поэтому ходят так прямо.
  - Полагаю, пришло время вам узнать, почему вы здесь, - продолжил Вильгельм. Взгляд его ещё ни разу не остановился на сыне. Казалось, Вильгельм говорит с кем-то, кто стоит у двери, с тем, кто уже давно заслужил, по крайней мере, порку.
  - Разве, - помрачнел Йозеф, - я нахожусь здесь не потому, что здоровье ваше пошатнулось, и вам была необходима моя поддержка в делах семьи? Вы сами так мне сказали.
  Вильгельм позволил себе снисходительно улыбнуться дверной ручке:
  - Вы здесь, потому что ни я, ни ваша мать не желали больше терпеть позор, который вы навлекли на нас. Пошатнувшееся здоровье, - медленно проговорил отец, - было предлогом. Я вполне здоров и собираюсь в дальнейшем пребывать во здравии.
  - Позор... - Йозеф уже всё понял, но, хотя и не смутился, однако возражать или расспрашивать не посмел.
  - Молчите! - прикрикнул Вильгельм. - С сегодняшнего дня вы очистились в чужих глазах - мы позаботились об этом - но не в наших.
  Заметив, как сын резко выпрямился и почти задрожал, Вильгельм во второй раз позволил себе улыбку:
  - Да. Вы поняли? Это, - он сделал паузу и продолжил, - уже не существует. Сегодня я получил письмо. Сиди! - страшно закричал Вильгельм, когда увидел, как сын встаёт и медленно идёт к двери.
  Но Йозеф уже не слышал отца. Покинув его кабинет, он поднялся к себе, быстро собрал необходимые вещи и спустился вниз, не закрыв за собой дверь комнаты. Проходя через гостиную, он на мгновение задержался возле сидевшей в кресле с книгой в руках Аделаиды:
  - Госпожа, я ухожу из вашего дома, - тихо сказал Йозеф, но мать не подняла глаз от страницы. В гостиную быстрым шагом вошёл отец.
  - Если вы уйдёте сейчас, - на сей раз Вильгельм был холоден, - я лишу вас права наследства. Ваш позор уже достаточное для этого основание, а теперь вы ещё и непослушание проявили.
  - Как будет угодно, - Йозеф с почтением поклонился родителям и вышел, не оглядываясь.
  Предстоял долгий путь, но если бы это помогло Августу, Йозеф не прошёл, а прополз бы всю Германию. День был пасмурный.
  
  ***
  В дверь тихо постучали.
  - Сегодня не принимаю! - крикнул Август.
  Его синяки и ссадины понемногу начали проходить, унималась боль в спине, руках и ногах. Тогда, после драки, бросив Плаща без сознания, но живого, Август, добравшись домой, первым делом проверил рёбра. Целы оказались. И вот с тех пор он целую неделю принимал у себя только Элену - та его лечила. А Йозефа, как и писем от него, не было уже три месяца. Впрочем, после нападения наёмника Август понял, что ждать Йозефа бессмысленно. Была глубокая ночь.
  В дверь снова постучали. Тот же тихий стук.
  - Ну, что ещё? Сказал же, не принимаю! - с досадой пробормотал Август, но, охая, поплёлся к двери.
  - Прости, я задержался, - успел сказать Йозеф и поймал чуть было не захлопнувшуюся дверь. Август разозлился ещё больше:
  - Какого дьявола, Йозеф? Пусти дверь! Не хочу тебя ви...
  На полуслове Август замолчал - смысл кричать, когда тебя не слушают? Йозеф, продолжая удерживать дверь, прислонился к косяку и блаженно улыбнулся.
  - Ты смеёшься! - взвизгнул Август и отступил вглубь коридора. - Если ты, предатель, меня убить пришёл, то знай, так просто я не дамся!
  Август, действительно, приготовился драться, но Йозеф, не обращая на это внимания,
  перешагнул через порог, замкнул дверь и, повернулся к Августу, уже серьёзный:
  - Что с тобой случилось?
  - Так... - Август от растерянности даже сел на пол, - так это не ты подослал мне того, в плаще?
  - Нет, - спокойно ответил Йозеф, снимая пальто, - его наняли мои родители, чтобы убить тебя. Август, дай мне сладкого чая. Я долго шёл и очень замёрз.
  
  ***
  - Вот, - Август быстро вытер глаза надушенным платком в розочках и чмокнул Энди в щёку.
  - Погоди, - задумался Энди, - а как ты стал носить его фамилию? Йозефа фамилию?
  - А! - подмигнул Август. - Сейчас расскажу.
  
  ***
  Слова "Йозеф, ты окончательно спятил!" на Эрихе были прямо-таки написаны. Он в течение получаса терпеливо, не прерывая, ничем не выдавая своего изумления, как всегда при разговоре похлопывая свёрнутой газетой по колену, слушал лихорадочный бред друга. В прямом смысле лихорадочный: Йозеф слёг с плевритом в вечер своего возвращения из Дюрена. И, увы, к сожалению, действительно, бред. Что Эрих и сказал, выслушав о фирме, совместной деятельности, имени "Велленвольф" этому портовому непотребству, поддельном паспорте ("Это не нарушение закона! Господь Бог не нарушал никаких законов, когда давал имена! Мы просто дадим имя ему!"). Ради всего святого, Йозеф, у него есть имя, даже семья есть где-то. Ведь и у таких есть семья. В палате стало тихо. В который раз Эрих подумал, что здесь почему-то нет часов. И слишком много белого.
  - Я люблю его, - Йозеф прикрыл глаза и откинулся на подушки. От слабости кружилась голова.
  - Вижу, - сухо отозвался Эрих и убрал за ухо жёсткую прядь рыжих волос, - и что теперь? Всю свою жизнь перечеркнёшь?
  - Нет, - устало ответил Йозеф, - это и есть моя жизнь. Так ты мне поможешь? Возьмёшь нас в компаньоны?
  - Он хоть считать умеет? - после долгого молчания спросил Эрих.
  Йозеф улыбнулся, не открывая глаз:
  - Я найму ему учителя.
  - О Господи, Йозеф, - вздохнул Эрих и поднялся со стула, - ладно, завтра приду. А то ты себя до смерти заговоришь.
  - Боль - для Господа, Эрих, - вдруг твёрдо и отчётливо сказал Йозеф, - эта боль - тоже.
  Когда Эрих уходил, Йозеф уже спал, рука его, до кончиков пальцев прикрытая белым кружевом манжетов, спокойно лежала поверх одеяла.
  
  ***
  - Так что я теперь уважаемый человек Август Велленвольф! - гордо закончил Август.
  - А как же семья Йозефа? - покачал головой Энди.
  - А что? Ну, да, - протянул Август, - но ведь я гораздо лучше, чем все сёстры-Крейцмар вместе взятые!
  - А кто это? - Энди удивлённо поправил огромные очки, услышав в голосе собеседника тень обиды.
  - Ну, - Август отстранился, чтобы поправить цветок в петлице, - родители Йозефа всё хотят его на ком-нибудь из них женить.
  - Так они же отреклись? Или я плохо слушал?
  - Ненадолго, - зевнул Август, - приличия соблюли - а потом на попятную решили. Сын всё-таки. Да и дела у фирмы Йозефа и Эриха в гору шли, они, как я стали - уважаемыми людьми. Так отчего не женить?
  
  ***
  Дом Крейцмаров не был уютным. Усталости в нём не нашлось бы места. Высокие потолки оставляли свету и воздуху достаточно пространства, чтобы у гостя закружилась голова, как на горной вершине; немногочисленные кресла, стулья, кушетки - все с прямыми и жёсткими спинками, казалось, своей прямизной подражают выправке хозяина.
  
   В семье Крейцмаров все мужчины - юристы - так уж повелось, а все женщины немного не в себе, - так уж распорядился Некто там, наверху. Что значит, немного не в себе? Я так и спросил у Элены в тот день, когда Йозеф должен был жениться на Инесс Крейцмар. Элена - она умная, она мне, конечно, объяснила, что это у них, значит, заболевание какое-то...пси...хигическое. Кажется, так. А они, правда, все нервные очень. Вот бедняжка Инесс чуть что, в обморок падает, а это так вредит платью и причёске, и вообще плохо, наверное. Хорошо, что Йозеф будет теперь о ней заботиться: он-то в обморок не падает, я точно знаю. Он нудный, но это не так страшно. Особенно, если ты не портовая шлюха по призванию, и в честь тебя никто не пишет "Бюз Август"...Хотя, это, должно быть, очень грустно!
  
  ***
  - Господин фон Велленвольф не похож на того, кто способен бросить человека, которого выбрал в, - Энди запнулся, а потом продолжил, покраснев, - компаньоны...
  - Да, - тихо отозвался Август, а потом прижался щекой к щеке Энди, - он такой правильный, что ужас! Но он меня любит и уж точно не бросит ради одной из Крейцмар!
  
  ***
  Йозеф распахнул дверь и застыл на пороге. В самом деле, надо же было настолько забыть себя, чтобы войти без стука.
  Август сидел на стуле, закинув ногу на ногу, с бокалом золотистого вина в отведённой правой руке. Левой рукой он то ли отталкивал, то ли притягивал к себе голову мистера Хендриксона. Яркий свет летнего солнца проникал в щель небрежно задёрнутых белых в ярко-красных розочках гардин (вкус Августа всегда оставлял, по мнению Йозефа, желать лучшего), растекался слепящей лужицей по прямоугольникам паркета, подбирался к самым коленям Энди, к самым ножкам стула, взбирался по коричневой деревянной спинке, вплетаясь в кудряшки белокурых волос смеющегося Августа.
  Грохот бесцеремонно распахнутой двери и холодная ярость в тихом голосе Йозефа заставили американца вскочить на ноги с оправданиями, чей поток пресекли сухой кивок и просьба выйти из комнаты.
  Август поставил бокал на стол и встал с колен Энди, поправил выбившийся из-под пиджака воротник лимонно-жёлтой рубашки, развернул благоухающий сладковатыми женскими духами кружевной батистовый платок, поднёс его к лицу, и только тогда обернулся к Йозефу. Тот хранил молчание, наблюдая действо, пересекая комнату, подходя к Августу. И лишь теперь, стоя совсем близко, Йозеф позволил себе сказать то, что не хотел бы говорить никогда:
  - Я не могу больше выносить того, что ты надо мной издеваешься и спишь с каждым вторым клиентом фирмы.
  - Да, и что? - улыбнулся Август с вызовом и кокетством одновременно.
  - В благодарность за нежность, - не слушая медленно продолжал Йозеф, внимательно изучая лицо Августа, - ты получил мою фамилию, статус компаньона фирмы "Райзен и К" и денежное состояние в Берне.
  - Уверяю вас, господин Велленвольф! - Энди испуганно посмотрел на побледневшего Августа и замолчал.
  - Теперь, если не возражаешь, - Йозеф не заметил слов Энди, - мы останемся друзьями, но в своей постели я более не желаю тебя видеть. Завтра уезжаю в Дюрен: в конце концов, пора подумать о женитьбе.
  - Может быть, всё-таки ударишь меня! - этот вскрик Августа заставил Йозефа застыть на мгновение у порога комнаты.
  - Не стоишь даже этого, - не оборачиваясь, обронил Йозеф и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
  
  ***
  ...в тот день я сидел на берегу реки. И звёзды ещё не зажглись, и я знал, что Люцифер спит в капельке росы, ещё не выпавшей, ещё не осевшей в желобке листа ландыша, а может быть, и на самое белое сердце цветка. По белому колокольчику только через тринадцать часов проползёт улитка-утро, увлажнив бархатную белизну слезами Светоносного моего возлюбленного. Да будет нам постелью Млечный путь, а пологом бесконечность...
  
  ***
  
  - Энди, ты говорил, что подаришь мне Бюз?
  - А? Да, - пробормотал сонный Рокфор Хендриксон по прозвищу Энди и захрапел, уткнувшись носом в плечо Августа.
  Тот кивнул. Он лежал в темноте, на спине и смотрел в потолок, испятнанный оранжевыми бликами уличных фонарей.
  - Посвяти мне его скорее, - прошептал Август и прибавил, закрыв глаза, - с ума сойти, как всё запуталось.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"