- Да. Чтобы те не умерли от голода, чтобы было к кому прийти на следующий день, чтобы бросить еще кусочек хлеба.
- Зачем?
- А разве вы не хотите быть добрым каждый день?
Дементий Левшин "Разговоры у камина".
Медики меж собой прозвали его Кащеем. Говорить с ним говорили, уговаривать уговаривали. Санитарка Леночка даже всплакнула над его бледной физиономией, а тетя Клава долго и со знанием дела вещала про бескрайние возможности, открывающиеся в самом начале жизни перед таким молодым и прекрасным существом. Не то чтобы Кащей был прекрасен - длинное лицо, удивительно белое и какое-то безвольное, бедное мимикой, такой же, как лицо, усталый и унылый нос, бледный рот и рыбьи, не моргающие глаза. Но для тети Клавы любой человек, не разменявший еще свой пятый десяток, был юным и прекрасным. Как поговаривали в бригаде, тетя Клава, в общем-то человек строгий и к сантиментам не склонный, подкармливала одного местного бомжа за то, что тот при встрече неизменно называл ее "девушкой". Мужа своего, хрупкого, с буколической лысинкой на макушке, очаровательного старичка, тетя Клава звала "дедом" и запрещала ему прилюдно вспоминать, что старше он ее всего на пять лет.
Кащей же тетю Клаву не называл никак. Он вообще редко говорил что-либо и не показывал виду, будто узнает неизменную бригаду, приезжавшую к нему как на дежурство. После четвертого посещения вся бригада начала в глаза звать юношу Кащеем, на что, он, как повелось, не реагировал - выслушивал всхлипы санитарки Леночки или нравоучения тети Клавы, затем провожал медиков до двери и молча стоял, слегка пошатываясь, на пороге, пока бригада ждала лифт. Дышал он еще тяжело, но лицо теряло мертвенную бледность, и Кащей становился похожим на человека. Уже в лифте врач Вячеслав Петрович доставал из кармана халата маленький календарик и ставил крестик. "Молоденький-то какой..." - скупо вздыхала тетя Клава, водитель "Скорой помощи". "По роже ему надавать, чтобы мозги вправились, мать его..." - кипел стажер Костик, а Леночка, светленькая миловидная санитарочка, недоучившаяся в медучилище и потому недобравшая цинизма и знания человеческой природы, размазывала слезы по щекам. "Ну-ну Леночка, - добродушно говорил при этом Вячеслав Петрович, - не грустите. Недельки через две снова ведь поедем - увидите вашего героя. Может, это он на вас глаза положил, Леночка? А? Герой-то какой... И бледность опять же романтическая..." Шутил Вячеслав Петрович, и Леночка улыбалась сквозь слезы, а грубый Костик затихал в углу лифта и лишь мечтал украсить физиономию Кащея вовсе не романтическим фингалом.
Когда бригада выходила из подъезда, все как один оборачивались и поднимали головы - на балконе четвертого этажа стоял Кащей и провожал их взглядом. Вячеслав Петрович и Леночка махали ему руками - Вячеслав Петрович снисходительно, Леночка - робко и ласково. Стажер Костик показывал кулак, а тетя Клава отворачивалась и лезла за руль машины.
Кончалось дежурство, и синим вечером Леночку около больницы ждал очередной мускулистый, с крепким взглядом молодой человек, с небрежно зажатым под мышкой букетом цветов. Тетю Клаву ждал дома ее "дед" и варил в ковшике манную кашу на двоих. Вячеслава Петровича дома тоже ждали, но он обычно не торопился и оставался в ординаторской поболтать с хорошенькими дежурными медсестрами. А по обыкновению злой Костик ни с кем поболтать не оставался - он топал через два квартала в университетскую общагу. В его мечтах бледный Кащей принимал черты одного из мускулистых молодых людей, и Костик с наслаждением бил по ненавистной роже. Но Кащеем бригада прозвала своего вечного клиента вовсе не за романтическую бледность, так что проходило около двух недель, и бригада снова ехала на вызов.
Тетя Клава уже с закрытыми глазами могла найти кратчайший путь к его дому. Костик за полминуты добегал по лестнице до квартиры, привычным движением с одного удара вышибал дверь. Следом как раз поспевали Леночка с заготовленными слезами и Вячеслав Петрович, который, проходя в комнату и наблюдая знакомую картину, традиционно говорил: "Опять вы, Кащеюшка, за свое...". Тело повесившегося покачивалось на крюке люстры. Рядом валялась табуретка. Внизу на ковре было мокро - но лужица небольшая: Кащей знал, что удушение вызывает непроизвольное мочеиспускание, и облегчался перед действом. Впрочем, разглядывать все эти подробности бригаде было некогда - Костик с помощью Вячеслава Петровича стаскивал тело и клал его на пол, Леночка обрезала веревку и освобождала шею, Вячеслав Петрович с Костиком делали искусственное дыхание. В дверях молча стояла тетя Клава, поднимавшаяся обычно на лифте. Через некоторое время Кащей заходился кашлем - он хрипел, шея его синела, и бригада облегченно вздыхала. Леночка обтирала шею Кащея мазью, кашель Кащея, надрывный, раздирающий, становился все тише, и тогда он открывал наконец рыбьи свои глаза и обводил взглядом комнату...
В ординаторской Леночка, с ногами забравшись в старое кресло, читала что-то в розовой обложке. Стажер Костик хмурился и тоже читал, что-то внушительное, со словом "Анатомия", вытисненном золотом на блеклой обложке. Вячеслав Петрович беседовал за маленьким столом с новенькой медсестрой, положив невзначай ей руку на коленку и не забывая прихлебывать чай, чтоб не остыл. Хлопнув дверью, вошла тетя Клава, как всегда одышливо переводя дух - ординаторская находилась на третьем этаже, и лифта в больнице не было. Тетя Клава постояла немножко и, отдышавшись, сказала:
- Кащей умер.
Леночка издала тихий щемящий звук, Костик захлопнул шумно книжку, Вячеслав Петрович оставил в покое коленку медсестры. Тетя Клава присела на свободный табурет и витиевато, по-шоферски выругалась. Потом объяснила:
- К нему другую бригаду вызвали - в диспетчерской новую посадили, та и отправила третью машину. А те пока собрались, пока дом нашли, пока врач их (тетя Клава добавила важную характеристику врача)... пока врач их у подъезда сигаретку докурил...
Леночка тоненько, как ребенок, заплакала, пряча лицо в ладонях. Костик стремительно подошел к ней, положил тяжелые руки ей на плечи и замер, не зная, что делать дальше.
- Клавдия Васильевна, - медленно проговорил Вячеслав Петрович, - а вы не помните, как его звали-то.
- Мишей вроде - отозвалась тетя Клава. - А может, и не Мишей. Мы-то привыкли все - Кащеем да Кащеем. Молодой-то ведь совсем... был.
- Надо будет в отчете посмотреть. - сказал Вячеслав Петрович и поднялся. Проходя мимо мусорного ведра, он замер, достал из кармана халата маленький календарик и, бросив его в ведро, вышел из ординаторской.