Бессонница.
Среди дорог, заснувших до рассвета,
Среди уставших от света окон,
Среди ночного холода и ветра
Я не найду ни капли слов.

Как мне сказать, какою сладкой болью
Наполнен ночи острый аромат,
Что я полна им, словно море солью,
Словно туманом старый сад.

А в душу ночь загадочной царицей
Втекает струйкой лунного огня.
В свободном ветре я готова раствориться - 
Во мне уже нет места для меня.

Как больно потерять себя в тумане,
Как сладко частью ночи стать на миг,
Как больно душу резать звездными огнями,
Как сладко понимать далекий их язык.

Хочу я рассказать, о чем тоскует ветер,
О чем дремлет луна средь облаков,
Хочу я рассказать... но жаль, при лунном свете
Мне не найти ни капли слов.


Стихи
Так, обреченные на чувств распятье,
Покоя покидают плот, 
Проскальзывают в шелковое платье 
И ускользают в омут вод.

Сходя с ума от медности  и звона, 
Так падают в беспамятную тьму,
Увидев над собой крылья дракона,
Последнего в роду. 

Так, отрицая смерть с ее оскалом, 
Живут, когда навылет пули бьют, 
И в сердце крови меньше, чем металла,
Последних пять минут. 

И засмотревшись вдруг в молчанье зала,
Так на премьере забывают свою роль. 
На миг свободные от мук и от страданий
Так ждут другую боль. 

Не поместившись в мир из стен и стекол,
За этим миром слышат так шаги. 
Так, захлебнувшись, прыгают из окон -  
И падают в стихи. 


***
Земля покрылась снежной дымкой,
А по земле, а по земле
С осенней горькою улыбкой
Шагала девушка к весне.

В руках букет из желтых листьев 
Перебирала и кляла, 
И, ненавидя осень, быстро
Произносила имена.

И с каждым именем бросала
Под ноги лист, чтоб навсегда
Чужую тень в силки забрала 
Ветвей безлистых острота.

И было страшно и тоскливо,
А над землей, а над землей
До оглушенья молчаливо
Кружил о чем-то птичий рой. 

За девушкой сквозь ветра стоны,
Я шла, расталкивая дым.
Ждала, когда обрывок кроны 
Вдруг станет именем моим... 

А по листве, с лицом ребенка,
Шла девушка в весенний день.
Но хохотали ей вдогонку
Ей обреченные на тень. 

И смеха сколотые звуки
Пророча, падали в костры:
"Весна не примет: пахнут твои руки
Осенней прелостью листвы". 


***

Страх мой по венам, гремя, пролетит
Камешком по водостоку.
Солнца, до крови изрезанный диск
С неба скатился к востоку...

Пеплом задушен и сажей дымит
Край огневой горизонта,
Но в волосах блик остался забыт
Красного шелка...

Ночь темноречьем чернильной нуги
Давит мне горло.
Кто здесь? Что стыло алеет в глуби 
Морока комнат?

Рвет тишину мерный говор часов - 
До озноба спокоен.
Эй, отзовись! От дыханья чьего
Зеркало стонет?

Кто наметает, кто в дом мне принес
Алую стужу?
Кто ты? - в объятьях черных волос
Кружит и кружит...

Кто-то хохочет в кривых зеркалах - 
Плавится сумрак...
В красном платье, в косых кружевах
Пляшет безумье...


***
Рассвет туман, давясь, глотает - 
Стакан осушен им до дна. 
И ангел с темными глазами
Стоит, ссутулясь, у окна.

Поникли крылья от безветрья
Привычной ношей на плечах.
И он - рельефным силуэтом 
В рассветных вырезан лучах.

А я застыла на пороге
В тупом безмолвии невежд:
Он, красотою равный Богу,
Укутан чернотой одежд. 

И что же мне: пасть на колени
Иль, осеня себя крестом,
Укрыться от нечистой тени,
Забредшей в мой священный дом? 

А ангел грустно морщит брови
И хочет что-то рассказать...
Внизу дворовый алкоголик
Припоминает чью-то мать,

Бубнит за стенкой телевизор,
С женой ругается сосед...
Да, к нашим душам путь заказан
Для ангельских бесед. 

И к горлу тянутся ладони,
Глаза его тоской темны. 
И вянут крылья за спиною -
Чадом земным исчернены. 



***
Предрассветный туман навалился на маленький город,
Он опух и продрог в тусклом свете своих фонарей. 
Из удушья бессонных дворов вдруг послышался рокот,
Словно голос уставших от моря седых кораблей.

А дома укрывали во мгле пожелтевшие лица
И змеился лукавой улыбкою каждый карниз.
Падал свет из окна, как растерянный самоубийца,
Что не знает, куда ему нужно - наверх или вниз. 

Упиваясь туманом, меняли теченье дороги
И сбиваясь с дорог, забывали часы, как идти. 
Я сидела у ног твоих и мечтала о Боге,
Чтоб послал он кого-то еще этот город спасти.

Ибо валом туманным разрушены пашни и клети
И домам забивается морок в раскрытые рты...
Я осталась у ног твоих, ибо страшней твоей смерти - 
Надышавшись туманом, забыть, что на свете есть ты. 



***
Господь, рука колоть устала.
В фойе небес - такая сушь!
Мы шьем цветное одеяло
Из лоскуточков наших душ. 

А там внизу - Ты знаешь - осень
Платит последние долги
И сыплет листья на могилы,
Как для Харона пятаки. 

Прохожий ангел, покосившись,
Надергал ниток из хламиды
Отдал - да в путь заторопился - 
Пошли ему наши молитвы. 

Конвой архангелов судачил:
Из нас-де каждый - гнусный вор.
Ведь только мертвых Ты назначил
Могильщиками похорон. 

Что суд твой правый - говорили - 
Так оправдаться бы суметь! 
Сперва себя мы схоронили,
Чтоб мертвую потом отпеть. 

В глазах - тоска, в лохмотьях - души.
На Твой прием не попадем. 
Сидим рядком, о смерти шутим,
Цветное одеяло шьем. 

Что лоскутков недосчитались - 
Изорваны, не обессудь. 
Ты передай то одеяло
В Своем краю... кому-нибудь. 

В фойе небес в сонме огней -
Мы - подприцельными мишенями - 
Твои последние из Лазарей
В очереди на воскрешение.                


***
Мои распроданы миры - 
К тебе б добраться хоть околицей,
Хоть из тюрьмы, хоть без сумы,
Хоть оборванкою-раскольницей.

Но на заставе - пес слепой,
Он смотрит все нежней и строже - 
Хоть песню пой, хоть волком вой,
Что, в сущности, одно и то же.

Град до костей оброс порогами 
И сам себе стругает гроб,
И перерублены воротами
Тонкие голени дорог...

Но если сбудутся предания - 
Войдешь в мой обреченный град,
Сын города обетованного,
В мой тесный и безлюдный ад.

Найдешь меня в обрубках улочных 
И, светлый лик в душе храня,
Калечную, в убогом рубище,
Ты испугаешься меня.

Но мне - за грош, за песню волчую - 
С лотка сбывающей миры,
Твое святое непорочие
Страшно, как хохот сатаны. 

***
А впрочем - я прошу так мало:
У ног твоих позволь мне лечь.
У ног, где ждет, склубясь, дорога 
С титановых скатившись плеч.

Крыла церквей об небо стерлись.
С покоем благостным скопцов,
Они подошвами оперлись 
На мое скользкое кольцо.

И раззолочен мир иконный,
И, как дитя, ты ждешь давно,
Что стая толстых колоколен 
Поднимется вдруг на крыло.

А я захлебываюсь ядом,
Текущим с моего хвоста,
Боюсь ужалить нежным взглядом
Чеканность твоего лица.
 
И ты, поставив свои плечи
Под этот грузный небосвод,
Стоишь в основе мира вечно,
Как и весь мой змеиный род.