НЕОБХОДИМО


   1.


Не бойтесь
изобрести велосипед.
Бойтесь
ничего не изобрести.


   2.


В детстве
необходимо
сломать картонного Буратино,
распотрошить
ватного Деда Мороза,
чтобы узнать - 
               что у него внутри.
А позже
также необходимо,
ухом, прильнув к стетоскопу
или склонившись над микроскопом,
бродя по Тунгуске,
по нагорьям Памира, -
проверять
все истины мира,
особенно прописные.

А иначе
были бы разве открыты:
рисунки наскальные неолита,
мир хромосом,
и кратеры Марса
и то,
что зависит от скорости масса,
и то,
что смыкаются две параллели.

Было бы разве открыто все это,
когда б сомневаться мы не умели
в том,
что нету бессмертных ответов,
в том,
что бессмертных нет постулатов,
в том,
что внутри Дед Мороза - 
                        вата.



МОРЕ



Вот оно - 
           чистое,
древнЕе, чем ложь и войны,
одного лишь неба моложе,
видавшее ящера и Колумба.

Наверху тишина.
Как шина,  шуршит по шлаку волна.
А в глуби - бури.
Осьминог выгоняет из кубрика
донную рыбу,
плоскую, как мой кошелёк...

Было тогда не разгадано,
что в глазах твоих больше фальши,
чем рыб в Марианской впадине.

И, угловатый, застенчивый,
в чем-то немножко женственный,
я сравнивал с морем когда-то
зрачки загадочной женщины.

Лишь стоя у моря, понял,
понял, что это сравнение -
кощунственно,
               как исполнение
Бетховена на ксилофоне.


* * *


Я любопытен был.
Ещё молокососом
всё на себе хотел проверить.

И, сказку прочитав, решил проверить -
могу ли быть я чутким, как принцесса.

Горошину  засунув под тюфяк,
я ничего не ощутил,
проспал всю ночь,
пока луч солнца
не пригрел мне щёку...

.....................................

Сегодня ночь
черна и непонятна,
мне спать мешают разные раздумья:
вчера я видел фильм - 
там били негра,
а рядом мальчик маленький стоял.
Он думал, что отец большой и сильный,
но вот отец закрыл лицо руками
и сапоги стучат ему о рёбра...

...Скребётся крыса.
Новый дом, а крыса.
Как поразительно живучи паразиты...

...От друга моего ушла жена,
сейчас не спит он, курит у мольберта
и щурится...

...За что в тюрьме Сикейрос?
Седой, в очках, на стенке пишет фреску.
С годами будет камера музеем...

...Учитель в нашем доме болен раком...
...А всё же человек похож на солнце:
и пятна есть
и отдаёт тепло...

...Пожалуй, утром сын сказал неправду:
конечно, он мне залил книгу тушью,
как бы не стал впоследствии
лжецом...

Стучат часы.
И сердце гулко бьёт.
Мне спать мешает
Огромная горошина - 
                     Земля.



ГОРЕ ОТ УМА



Сколько лет прошло...

Улетаем в космос.
Автограф Грибоедова
стоит дороже  электрохолодильника.
Но - 
     ахают:
бессмертная комедия!
А, по-моему,
                 это страшно,
что бессмертная,
что не старится,
что современно ставится.
Значит, в век кибернетики
и нейлоновых шуб
Фамусов жив
и жив Скалозуб.

По-моему,
               страшно,
что бессмертная
и сегодня понятная.
Хочу,
чтоб новым, красивым людям
непонятен был
               некий Молчалин,
как детям нашим
                не ясно - 
что такое статский советник,
соха,
кандалы
и примус.



ВЕЧНОЕ  НЕДОВОЛЬСТВО


Чего ж ещё - 
               не жизнь,
а рай:
все циркуляры и доносы,
сберкнижки, копии допросов,
наветы, справки, анонимки,
порнографические снимки
и скороспелую халтуру - 
отправили
в макулатуру.

Ведь все вопросы разрешает
не бомба,
не бездымный порох,
а логика бездымных споров.

И чудеса творит наука:
у тепловоза скорость звука,
искусственный цветёт рассвет,
век человека - 
                 двести лет...

А люди
           недовольны:
кто-то
бессонно делает расчеты,
приняв сигнал с другой планеты,
что покорилась
скорость света,
что обитатели Каллисто
живут
не двести лет,
а триста.



* * *


Введут "Мыслеведение" - 
                          это
пусть будет главным предметом.
Читаю Беркли
                чтеньем не беглым,
читаю,
как чёрное звали белым.

Давно это было?
Да, было давно.
Смешно всё это?
Нет, не смешно.

Ну, ошибся один, - 
философ был глупый,
но ошибались школы и группы.
Верили школы,
что вечны классы,
есть высшая раса,
есть низшая раса.
Да, что там школы - 
                   народы целые
верили в то,
что чёрное - 
          белое.

О, если б дело кончалось теорией!
Мальтус, Ницше, Гитлер.
Вера дорого стоит - 
в печах крематория
люди всех наций гибли.

И всё потому совершалось,
что дети,
зубря падежи,
даты битв
и мысы, - 
учились, как бойко и книжно ответить,
и не учились
мыслить.



КОЛЛЕКЦИЯ



Одни -
         старинные деньги копят,
другие -
         открытки,
                пряники,
                          книги.
Мой знакомый чудак
                    пенсионер Бещев
имеет в коллекции
                    странные вещи:
амбарный замок,
лотерейный билет,
толстый учебник криминалистики,
номер от вешалки,
чей-то кастет,
каких-то инструкций ветхие листики,
какие-то справки,
ордер на обыск,
в запретную зону временный пропуск,
некоторые газетные некрологи,
дырокол ревизора железной дороги,
письмо растратчика к адвокату...

Я смотрю с удивлением
                       на экспонаты.
Смеётся чудак:
-Вот "сыграю в ящик",
и останутся вам,
                   живущим,
все эти вещи,
ничего не стОящие
                     в настоящем,
но, конечно, уникальные
                         в грядущем.




КАК  ПОЛЬЗОВАТЬСЯ  ПЛАНЕТОЙ
  (  и н с т р у к ц и я ) 


Х р а н и т ь планету
в чистом небе надо.
Плодить на ней лжецов з а п р е щ е н о.
Р а з р е ш е н о
Шуметь не громче праздничных салютов.

А можно ль по планете громко топать?
Да, по планете можно крепко топать
хмельной ногой,
когда играют румбу...
Расколется Земля, коль топнет бомба.

Двадцатый  век.
Важнее пункта нет,
чтоб кнопки кто-нибудь
не перепутал.
Ведь всё,
что зрело миллионы лет,
исчезнуть может за одну минуту.

Всё из Земли, - 
б е р е ч ь её изделия:
каменный уголь,
одуванчик,
дерево,
нефть и железо,
кость дриопитека,
но главное - 
             живого человека, -
он автор
и ракеты
         и гвоздя...

Р е к о м е н д у е т с я,
с планеты уходя,
оставить людям
что-нибудь на память:
своих учеников,
проект моста,
вечный огонь,
лекарство против рака.



ДВА  КОСМОСА



И мне бы лететь
и увидеть:
Земля превращается в глобус,
и вот она стала
снежком голубым,
как в детстве,
когда рукавички линяли...

Мне
не бывать космонавтом - 
в сердце нет часового хода.
А когда полетят
такие, как я, - 
меня,
влюблённого в грибные леса
и синие звёзды, - 
не будет.

Не без потерь
покоряют люди
два космоса:
один - в них самих,
другой - где Вега.

Без сомненья, достигнут
И Марса и Лиры.
Я в космос лечу,
что зовут Человеком.
Как сделать,
чтоб он не соврал ни разу
между колыбельной
и траурным маршем?


ОБЫСКИВАЮТ  ХИКМЕТА


Прощайте, "волосы цвета соломы",
Алеппо тихие тополя
и жаркое Александретто...

Хикмет дымит сигаретой,
Хикмету опять не спится,
поезд подходит к границе,
Начинается обыск:
                 повеяло камерой,
поверкой,
         кормушкой
                  и  стенкой каменной.
Привычно,
         но деловито и пасмурно
щупают пальцы
             печати паспорта,
щупают пальцы
              дно чемодана,
рыщут и шарят
             в чёрных карманах.
Два сдобных балбеса
листают пьесы,
как в китайскую грамоту
глядят в "Галилея",
тычут иголкой 
              в борта пальто...

А Хикмет
        улыбается,
Хикмет
      спокоен:
ещё никто обыскать не умеет 
голову.

Так он провёз через границу Ненависть
к тюрьмам,
лакейству
и лжи.
Так он провёз через границу Любовь
к свободе,
московским дождям
и Ленину.




САМОЕ  СЛОЖНОЕ


          Геннадию  Сахарову


      1.

Быть может,
где-то на другой планете
есть существо
сложнее Человека.
Но на Земле,
на круглом нашем доме -
нет ничего сложнее
Человека.

Молекула,
теория Эйнштейна,
реактор атомный - 
                 всё пустяки
в сравненье с Человеком,
будь он хоть Пикассо
иль  мой сосед,
что с виду прост,
как репа...

Я это всё к тому,
что есть смешной фотограф.
Он на меня направил аппарат
и с видом превосходства и всезнайства
сфотографировал мой нос,
причёску,уши,
морщины лба,
морщины пиджака
и думал,что меня изобразил
на глянцевой бумаге...


       2.


Каким ты будешь,
когда утро Земли
поднимет тебя
             на свиданье с машиной,
             кистью,
             рукописью,
             рейсшиной,
когда труд - не рубли, 
а что-то вроде рождения сына.

Каким ты будешь,
когда в мундире
               останется лишь картофель
и на зданиях улиц
не реклама котлет,
а фреска "Гадкий утёнок".

Знаю одно -
            в будущей школе,
словно  и не шумел за веком век,
первоклассник впервые
в тетрадке старательно выведет
самое сложное слово - 
                      ЧЕЛОВЕК!



САМОЕ  СТРАШНОЕ



Было
что-то большое и тревожное,
                          как перелёт птиц.
Думал: до тебя дотронуться - 
побывать в мастерской
воскресшего Врубеля.
И вот
      сижу рядом,
читаю, зеваю.
Но и это не страшно:
теперь-то я знаю - 
интересней всего
                добираться до счастья.
Люблю ругаться с теми,
кто грозы называет плохой погодой,
кто доволен карманным богатством,
Гулливером рисует меня на плакатах.
А я - коренастый и невысокий,
я только мечтаю стать Гулливером.
Пишу,
перечёркиваю строки,
если они глупы и парадны.
А что  если завтра некому перечёркивать?
Но и это не страшно - 
жил сложно и честно.
А вдруг
мне врачи запретят волноваться?
Вот оно - 
самое страшное.

Готов
на ходьбу с тростью,
помоги мне, трава,
слово,
скальпель.
Только нарисуйте
череп и кости
на пузырьке валерьяновых капель.



МЕЛКИЙ  ФАКТ



О, мелкий факт,
                ты - 
крупного примета,
характеристика,
пуд соли
и анкета.

Определяешь,
             физиономист:
вот этот - 
            трус,
а этот -
          эгоист.

Я слышу возраженья:
-Судишь круто,
   всё проверяет
                 трудная минута,
девятый вал,
смертельная атака...
Не верю.
Утверждаю
             в сотый раз:
что, если предал человек 
                          собаку, - 
при случае
он Родину предаст.


* * *

     Илье  Сельвинскому


Падает снег...
На землю,
на чёрный хлеб
               с земляникой,
на немятые травы...

В них
дроздёнок
          упал из гнезда.
И я - грубый,
ещё не любимый никем,
кроме мамы,
привыкший
          к запахам кедра,
бензина,
махорки,
к ароматам больших бараков,
где цветут по ночам
портянки...

Иду по тайге
и не знаю - 
чьё сердце
так часто за пазухой бьётся,
дроздёнка
или
моё.



ЛЮБОВЬ

                        

Это
когда друг без друга
жить невозможно.

Когда лебедь
кидается белым камнем
за телом подруги
                  подстреленной
и разбивается насмерть.

Когда вечером
выкуришь лишнее
и ночью
отличная видимость
чёрно-белого сна,
не бывать которому
                    явью,
как мне уже больше не вкрутишь,
что принёс меня маме аист...

Это 
когда друг без друга
жить невозможно?
Неправда, - 
ведь живу.


 
НОЧЬ


1.


Там,
где Большой Медведицы берлога,
зрачки сияют чёрных медвежат.
В музее спит автопортрет Ван-Гога,
храпит сосед,
дома и страсти
спят.

К тебе
сквозь все людские пересуды
я мчусь,
пришпорив красного коня,
ведь ты,
моё единственное чудо,
тоскуешь и не спишь из-за меня.

Я забываю старые печали,
касаясь твоего плеча виском,
а рядом ветер,
               шторами качая,
по комнате проходит босиком...

Но я один.
Размеренно и мудро
стучат часы,
линяет чёрный мрак.

Простая и жестокая,
                    как утро,
приходит мысль,
что всё совсем
                не так:
и красный конь,
и выдох твой горячий,
и названная образно звезда,
и для тебя
            я ничего не значу,
да, впрочем,
            и не значил
                       никогда.


   2.


Нет, словом мне не обозначить,
как без тебя
тоскую я...
В лесу ночная птица плачет,
пасутся кони у ручья.

И травы коням по колено.
Спит у костра дремучий дед.
Луна с улыбкой манекена
бессонно смотрит на рассвет.
А звёзды 
щурятся спросонок,
плывя по синему ручью,
где тонконогий жеребёнок
целует в губы тень свою.


   ОСЕНЬ

(три эскиза )


   1.

Мне было девять лет.
Кланялся грибам, цветам, бруснике.
Мою рубаху бабка полоскала
в осенних, невесёлых облаках.
Журавлика жалел,
что на афише промок
и никогда не улетит на юг.

Свет зажигали рано по утрам.
Я рисовал.
Язык высовывал над акварельной бурей,
безусым классикам приделывал усы.

Осинник багровел,
дни делались короче.
Печальный грач, напоминавший грека,
обдумывал подробности отлёта.
Всего грустней  был в сентябре 
скворечник.


          2.

Идут дожди, разучивают ветры
певучую февральскую пургу.
Окостенели тоненькие вербы,
и покидают журавли тайгу.
Берёзка машет голыми ветвями,
всё растеряв - 
и золото и медь,
как будто хочет вместе с журавлями
куда-то в край далёкий улететь.

Но улететь, озябшая, не может.
Клин журавлей ушёл за облака.
А дождик всё идёт,
гусиной кожей
покрылась почерневшая река.


     3.

Начинаю любить
крыловскую басню
о пустой и наполненной бочке...
Иду по листьям,
по рыжим,
по красным,
ступаю по бывшим почкам.

Нежней, чем губами мягкими лошадь
хлеб снимает с ладони, - 
волна касается валуна
в приутихшем затоне.

Чистое небо - 
как образ Керн,
небо устало от грома.
Тихие утки летят над рекой
к дому
или из дома.


ПОСТЕПЕННО


           "Только некто пил свой кофе молча...".
                        /Д.Кедрин/


Всё на свете
происходит постепенно:
страсть стихает,
созревает плод,
дерево лавровое растёт.

В сентябре
я еду в листопад,
комнату снимаю в Петергофе.
Где-то чьи-то имена шумят.
Пусть шумят,
я молча пью свой кофе.

Не спеша  пишу.
Всё впереди.
От ночных раздумий и курений
бьётся неразмеренно в груди
цензор всех моих стихотворений.

Вдалеке от споров и возни.
Верю я, что рано или поздно
отгорят бенгальские огни,
отсверкают временные звёзды.

Годы всё поставят на места
и рассудят, где волна, где пена...

Мне видна
такая  высота,
на неё восходят
постепенно.



1966г.